Автор Католического собора и отеля «Мариотт» Олег Бадула уверен, что пирамиды, дворцы, храмы, дома способны рассказать о том, как жили их создатели, с какими сложностями сталкивались, на какие хитрости порой шли, чтобы воплотить свою идею. Мы поговорили с Олегом Борисовичем о том, что в иркутской архитектуре красиво, а что креативно, в чём провинился Малевич и каково это – ходить по городу среди своих творений.
Екатерина САНЖИЕВА
Создатель образов
— На какие типы можно разделить современных архитекторов?
— Люди с дипломом о высшем образовании в этой сфере делятся на проектировщиков, архитекторов и зодчих. Проектировщик — человек, который может работать в рамках нормативов, он способен создать проект здания. Это ремесленник, который грамотно выполняет задачу. Архитектор уже создаёт некие образы. Он способен реализовать в проекте некую идею, двигаться к её реализации в творческой плоскости. А зодчий — это мастер, который работает с пространством, учитывая множество аспектов: архитектурный контекст, возможности строительного комплекса, заказчика, при этом участвует во всех стадиях, включая реализацию.
— А от чего это зависит — получится из студента проектировщик или зодчий?
— Думаю, это судьба. В один талант я не верю. Всё даётся познанием и трудом. Так что второе условие — это трудолюбие. Как в любой профессии и в спорте: чем больше тренируешься, тем ближе ты к тому, что Бог тебя заметит и начнёт двигать дальше. Но многие на каком-то этапе останавливаются. У молодых людей, как правило, семьи, ипотеки и другие заботы. Приходится заниматься массовой архитектурой или дизайном интерьеров, которые более привлекательны в плане денежного вознаграждения. Другое дело, если берёшься проектировать двухэтажную поликлинику, где приходится решать море вопросов с планировкой, технологией, экспертизой, вентиляцией: проблем больше, заплатят меньше, зато возможности для самореализации шире.
— Знаю, что вы занимаетесь храмовой архитектурой. Это ведь тоже сложное трудоёмкое дело…
— Первый реализованный храм — церковь Ксении Петербуржской на территории областной Ивано-Матрёнинской больницы — я спроектировал совместно с моим учителем, архитектором Владимиром Стегайло. С тех пор церкви рисую с удовольствием. Можно и в историю храмового зодчества окунуться, делая всё по канонам, и создать проект с учётом современных материалов и средств. Это безумно интересно. Я вообще люблю работать, проходя все ступени — от проектирования до постройки, это целая жизнь. На старте ты перед заказчиком «раздет»: твои былые заслуги не засчитываются, всё начинаешь с нуля. В результате проектирования и строительства мы вместе создаём новое пространство, которое не одно десятилетие будет служить людям, преодолеваем множество проблем. И все эти три – пять лет архитектор живёт объектом. А дальше своё творение ты отпускаешь. Ребёнка произвёл на свет, вырастил, он начинает самостоятельную жизнь.
— Получается, что в вашей профессии нужно и творческое начало, и умение работать с заказчиком?
— Чем профессия «архитектор» отличается от других творческих специальностей? Она глубоко социальна, связана со многими аспектами жизни: это и идеология, и знание истории места, и возможности заказчика, и ещё масса проблем, которые необходимо держать в голове, а главное решать по мере поступления. Ты должен думать о тех людях, кто будет жить или работать в этом здании. Без всего этого невозможно добиться желаемого результата. В этом и заключается наше служение профессии.
— Не попадает ли проектировщик в некое рабство — от заказчика, подрядчика, будущих жителей?
— Искусство архитектора и в том, чтобы где-то «переиграть» заказчика, в чём-то пойти на разумный компромисс. Как пример, отель «Марриотт» на Чкалова. Я постепенно шёл к созданию образа. Решил: пусть всё будет просто, но должен быть выразительный угловой акцент. Чтобы убедить заказчика в необходимости такой дорогой фишки, несколько раз летал в столицу, писал объяснительные записки, напоминал, для чего фараоны строили свои пирамиды… В итоге мне удалось добиться понимания. К слову, в Италии был конкурс среди зодчих, где оценивалось то, какой процент от задуманного автор сумел воплотить в постройке. Даже у победителей 100% никогда не бывает. Случается, что архитекторы отказываются от авторства из-за того, что они обиделись на заказчика: не так сделал, исковеркал их замысел. На самом деле в таких случаях виноваты не только обстоятельства, но и автор — не сумел найти общий язык с заказчиком, убедить, настоять на своём видении. Это и его проигрыш.
Здание в стол не спрячешь
— Можно ли сказать, что современная архитектура — это архитектура идей?
— Безусловно. Когда у нас была идеология — архитектура являлась её отражением: сталинская, хрущёвская, брежневская. Теперь идеологии нет. Всё зависит от градостроительной ситуации, фантазии архитектора и амбиций заказчика. Бывает, у заказчика складывается свой образ будущего объекта. Бывает, ты подхватываешь его мысли и развиваешь их в проекте. В своей жизни я проектировал всего два коттеджа. Во втором случае мне заказчик принёс свой эскиз дома, и я сразу оценил необычную идею: часть дома «висела» над землёй. Заказчик объяснил: «Хочу, чтобы спальня у меня парила над заливом». Мне показалось интересным такое решение. В итоге получился неплохой проект. Иногда заказчик не способен сформулировать свои желания, тогда всё в твоих руках. Однажды ко мне в офис пришла женщина, достала из сумки вкладыш из-под жвачки и протянула мне. Там был нарисован двухэтажный дом с мансардой. «Можете мне запроектировать такой центр сельскохозяйственной техники?» — спросила дама. «А если интереснее придумать?» — предложил я и нарисовал совсем другой объект, который так и не был построен. Около 70% работы уходит в корзину.
— Получается, нередко вы работаете вхолостую?
— Ничего не делается вхолостую. Я родился в небольшом посёлке Астраханской области. Родители отдали меня в музыкальную школу по классу фортепиано, но у меня категорически не получалось писать диктанты на сольфеджио. И меня отчислили. По соседству с нами жила пожилая бездетная пара. Константин Алексеевич был художником-самоучкой, рисовал репродукции с известных полотен и играл на пианино. Родители отдали меня к нему на обучение. Сначала меня научил играть на фортепиано, но постепенно мы стали заниматься рисунком. Константин Алексеевич мне рассказывал, как в войну, чтобы не умереть с голоду, натягивал простыню на подрамник и рисовал ангелов, шёл на рынок и менял ангелов на хлеб. В какой-то момент жизни я понял, что те 70% замыслов, которые уходят в песок, — это ангелы, нарисованные на простынях. За это получаем свою буханку хлеба.
— Каково это, ходить по городу и видеть свои творения? С течением времени ваше отношение к ним меняется? Наверное, что-то теперь хотелось бы сделать по-другому?
— Да, порой это больно. Художник или писатель, создав неудачное произведение, может спрятать
его в стол. Архитектор от своих ошибок никуда не сбежит, не спрячет их на чердак. Есть жилой дом на углу Советской и Красноярской, возведённый в конце 1990-х. Заказчик тогда обманул: должен был отштукатурить фасад, но оставил в кирпиче. Каждый раз, глядя на него, я думаю, что проиграл, повёлся на обещания. Но даже в удачных проектах иногда хочется поменять какие-то детали.
Например, Католический костёл. Нам дали техзадание — сделать объект, который простоит 500 лет. Кстати, с левой стороны башни есть табличка, и под ней заложена капсула, которую потомки должны вскрыть через 50 лет. Костёл представляет собой монолитную коробку, а с отделкой тогда, в начале 2000-х, было сложно. Мы предлагали облицевать здание кирпичом. Но поляки отказались, сославшись на то, что верх храма — это образ покрывала Божьей Матери. Он должен быть тёмно-зелёным, а низ — светлым. Тогда впервые в Иркутске мы применили технологию штукатурки по утеплителю. Но штукатурку неправильно положили. Поэтому со временем она начала трескаться.
Польза, прочность, красота
— На стадии проектирования объекта вы смотрите какую-то литературу, работы других зодчих?
— У каждого своя методика работы. Сначала получаешь участок. Смотришь его конфигурацию: сколько места может занять здание, какая будет этажность, всё просчитываешь. Первый этап — математика. Но занимаясь расчётами и планировочным решением, ты начинаешь крутить дальше, думать о форме. Формула архитектуры: польза, прочность, красота. Польза — это планировка, которую согласовываешь с заказчиком. А параллельно смотришь архитектурные журналы, книги. Пока просто смотришь, это своеобразный тренинг. Когда набросал планы и здание уже вырисовывается, приступаешь к сладкому: начинаешь работать с образами и с объёмами.
Проблема современного искусства в том, что понятие красоты подменилось понятием креативности. По-моему, отправной точкой, символом этого общемирового явления стал «Чёрный квадрат» Малевича. Пусть это и не красиво, зато креативно, необычно. Многие стремятся создать что-то такое, чего ни у кого ещё не было. Хотя в архитектуре форм немного, как в музыке — семь нот. Попробуй из этих семи звуков сложить мелодию, не придумывая девятую или десятую ноту. Не зря говорят, что архитектура — это музыка, застывшая в камне. Нужно добиться гармонии между деталями, размерами, объёмами. Поэтому начинающим архитекторам важно развивать прежде всего чувство красоты.
— А почему произошла такая подмена — красоты на креативность?
— Единой формулы красоты нет, а цена за проданные холсты существует. Предприимчивые люди поняли, что хорошие деньги можно заработать не только на произведениях уровня великих мастеров, но и на чёрных, белых и красных квадратах… За десятилетия целой армией критиков и искусствоведов был раскручен «бренд» свободного современного искусства. В результате сегодня не многие мастера могут возразить: «Посмотрите, а король-то голый!». На конгрессе Всемирного совета мира в Шеффилде в 1950 году к Пабло Пикассо подошёл мальчик и попросил художника нарисовать голубя. Маэстро быстрым движением карандаша выполнил всем известный рисунок голубки. Мальчик же,
посмотрев на рисунок и подумав, что над ним смеются, смял лист и выбросил в урну.
Можно сказать, что ребёнок не дорос до понимания большого искусства, или предположить, что детское восприятие, ещё не затуманенное массой условностей, чётко определило истинную цену того, что взрослые дяди подобрали и поместили в галерею Тысячелетия в Шеффилде, оценив в миллионы фунтов стерлингов. Я всё же склонен поверить мальчику.
Архитекторы — не боги
— Если говорить об Иркутске, есть у нас красивые объекты и креативные?
— Конечно. Креативной можно назвать архитектуру Павлова. Хотя до сих пор она вызывает споры, я её принимаю и понимаю. Это мастерски выполненные объекты. Тогда, в 1970 – 80-е годы, возможности для самовыражения у архитекторов было немного. В стране развивалась индустрия сборного железобетона, он диктовал форму. Именно тогда для скорейшего решения жилищной проблемы вырастили наши микрорайоны, застроенные типовыми блок-секциями. Но Павлов нашёл свой стиль, возможность создать интересные, современные, креативные объекты. Они в своё время стали лицом нового Иркутска. Иркутский брутализм Павлова и его соратников — целая эпоха в архитектурной и культурной жизни нашего города. Павлов — настоящий зодчий с большой буквы. А из современной архитектуры красивыми считаю жилой комплекс «Бабр» и «Театральный квартал». Многим нравится Дом Спешилова, и я, как автор, им доволен: это тот случай, когда всё задуманное удалось воплотить.
— Как вам кажется, в Иркутске индивидуальная застройка не противоречит массовой, не выбивается из общего контекста?
— По-моему баланс выдержан. Надо отдать должное архитекторам-шестидесятникам, они не пустили типовую застройку в исторический центр города. По сути она коснулась только улицы 5-й Армии. Если говорить о массовой застройке, то её можно сравнить с попсовой музыкой — несколько монотонной и безликой. Но сегодня в Иркутске есть много жилых комплексов, выполненных на хорошем архитектурном уровне. По крайней мере, они нескучные. Молодые архитекторы работают с огоньком, применяют интересные решения и материалы. Надо понимать, что архитектуру создают не боги, а люди, которые состоят из страстей, эмоций, желаний, амбиций. Да, где-то приходится идти на компромиссы. Архитектура является зеркалом времени, его портретом. И когда через тысячу лет наши потомки будут производить раскопки, то увидят, из чего мы состояли. Увидят все эти неровности, неточности, всю нашу неидеальность. В этом-то и прелесть.