Жил да был Олег. Человек он был, в общем-то, не плохой: работал, денежку небольшую, но честную, добывал. Жил, как все. И была у него супруга, Кира. Женщина, надо сказать, видная и язык имела острый, прямо бритва, а не язык.
Первое время жили ничего, а потом стала Кира Олега, извиняюсь за выражение, пилить. И не просто пилить, а строгать, как доску сосновую. Каждый вечер, как на службу, выходила она на семейную сцену с критикой супруга.
– Олег, – говорит, – посмотри-ка на себя. Ты кто такой? Инженер. А кто у Светки из пятой квартиры муж? Директор коммерческий. И шубу Светке на зиму купил, и в Турцию возил.
– Кира, – оправдывался Олег, – у них дела…
– Молчи! – обрывала супруга. – А у Маринки с третьего этажа муж кто? Водитель персональный у самого начальства. Машина у них – не то, что наша развалюха. И дачу купили. А ты что? Ты что мне купил? Одни расстройства!
- Так у них не своя машина. Своя-то у них старая и ржавая.
- Молчи, зато как королева Маринка ездит.
И так изо дня в день. Ей всего было мало: денег, одежды, квартиры, отдыха. Олег, бывало, принесет ананас, а ей подавай заморскую папайю. Купит туфли – она фыркнет:
- У всех теперь из крокодила, а я как Золушка.
Но терпел Олег, молчал. А почему терпел? Из-за дочки, Сонечки. Девочке три года было. Ради нее все страдания принимал, как мученик какой.
Но всему есть предел. Однажды, вернувшись с работы, где ему, к слову, премию выписали, услышал он привычную речь:
– Опять двадцать тысяч рублей? Да на эти деньги только мышиный хвост купить, что за премия. Я тебе не нищенка, чтобы копейки считать. Посмотри на соседей – те отдыхают, жизнь живут, а мы тут как в ссылке, словно обмылки человеческие.
И тут в Олеге что-то щелкнуло. Взял он свой старенький чемоданчик, положил трусы, носки, бритвенный станок, подошел к дочке, погладил по голове.
– Папа уезжает в командировку, – соврал он, а у самого в горле ком.
– Надолго? – спросила Соня.
– Не знаю, доченька, не знаю.
И ушел, но не в командировку, а на съемную комнатушку, в шестнадцать метров, с тараканами и соседом-слесарем, который по ночам водку пил.
Думал, худшее позади. Ан нет, худшее только начиналось. Началась война за ребенка. Кира обиделась, что Олег ушел, а алименты меньше, чем вся его зарплата. Дочку видеть она не давала, мстила так, через ребенка. Звонит он:
– Кира, можно я с Соней в воскресенье погуляю?
– Нельзя, – кричит в трубку. – Она тебя не помнит, ты ей чужой. И вообще, ты ей не отец, ты – донор для рождения ребенка, биоматериал.
Попробовал Олег с гостинцами подойти. Кира на порог не пустила, кричала на весь подъезд:
– Не нужны нам твои подачки, уходи, пока милицию не вызвала. Глядите, люди добрые, отец-кукушка объявился.
Люди, конечно, видели, качали головами, и шептались, правда все больше про Киру, какая дамочка скандальная. Олегу стало совсем тяжко. Пошел в суд, чтобы порядок общения установили. Долго ходил, бумаги писал. Судья, женщина строгая, постановила: каждую субботу с трех до шести Олег имеет право дочь видеть.
Обрадовался Олег, пришел в первую же субботу, с куклой новой. Стоит он под дверью, стучит, а там тишина. Стучит еще. Вышла соседка:
– Да кого ты ждешь? Киры с Соней с утра нет. Наверное, к матери уехали.
Понял Олег, что его просто водят за нос. Стал приезжать, записывать на телефон, как он под дверью дежурит. Иногда дверь открывалась на цепочке, появлялось лицо Киры:
– А, это ты. Соня не хочет тебя видеть, больна она. Иди, не мешай.
И захлопывала дверь.
Обращался Олег к судебным приставам. Там плечами пожимали: «Частное дело, сами разбирайтесь». В милицию звонил – тоже не было результата.
И вот приходит ему бумага судебная. Читает Олег, и глаза на лоб лезут: Кира подала иск о лишении его родительских прав. Пишет, что он, мол, отец ужасный, от обязанностей уклоняется, полгода дочери не видел, алименты только по суду платит, воспитанием не занимается.
Себе волосы на голове рвал Олег от несправедливости. Как не видел? Да он как рабочий на вахте, каждую субботу дежурил у двери бывшей жены! Как не платил? Да у него с зарплаты автоматически вычитали!
Собрал он все свои доказательства: видео свои, бумаги от приставов, что алименты исправно платит, и пошел на суд, как на Голгофу.
Заседание было, между прочим, знатное. Представьте себе зал. С одной стороны – Кира, разодетая, с подругой-свидетельницей. С другой – Олег, посиневший от волнения. А между ними – судья, представитель опеки да прокурор.
Слово Кире дают. Она встает, платочек к глазам подносит.
– Уважаемый суд! – голосом дрожащим начинает. – Не могу больше молчать! Этот человек забыл, что у него дочь есть. Шесть месяцев ни звонка, ни привета. Ребёнок плачет, папу спрашивает, а что я ей скажу? Скажу, что папа нас бросил? Он жизнью Сони не интересуется, в сад не ходит, на утренниках не бывает. Я одна все тяну! Он – кукушка!
– Ложь! – не выдержал Олег. – Да я…
– Не перебивайте! – строго сказал судья. – Продолжайте, истица.
Подруга Киры подтвердила: да, отец не участвует, не помогает, ребенок его боится.
Потом слово Олегу дали. Говорил он сбивчиво, путался, но показал и видео, где он у закрытой двери стоит, и справки об алиментах.
– Я не бросал! – чуть не плача говорил. – Мне не дают видеться с дочкой. Она каждый раз что-то выдумывает: то Соня больна, то уехали, то просто «не хочет». А как иначе, если мать настраивает? Я в суд обращался, порядок общения установили, а она его нарушает. Я к приставам – они руками разводят. Что ж мне делать-то? Штурмом квартиру брать?
Представитель опеки сказала:
– Мы беседовали с ребенком. Да, в присутствии матери девочка отца сторонится. Но это не значит, что отец не хочет общаться. Мы рекомендуем наладить контакт, но без конфликтов. Оснований для лишения прав не видим.
Прокурор тоже поддержал: «Оснований нет».
Судья долго бумаги листала, очки поправляла. И вынесла решение. А чтобы вам, граждане, было понятнее, я его не канцелярским языком перескажу, а по-человечески, как сам Олег соседу потом растолковывал:
АДАПТИРОВАННОЕ РЕШЕНИЕ СУДА
«Выслушал суд все это дело и пришел к таким выводам. Во-первых, папаша, то бишь Олег, формально – никуда не провалился, денежки на ребенка исправно переводит, хоть и не от радости, а по приказу судебному. Задолженности – ни копейки. Пытался он, бедолага, дочь видеть – это на видео видно, где он, как часовой, у подъезда стоит. И в суд он ходил, порядок общения с ребёнком устанавливал. Значит, хоть какое-то, но рвение имеется.
Во-вторых, мамаша, то бишь Кира, вела себя, мягко говоря, плохо. Решение суда – оно для того и существует, чтобы его исполнять, а не чтобы сапогом его топтать. Отсутствовать дома в положенные часы, ребенка настраивать – это, извиняюсь, непедагогично и вообще противозаконно. Суд ей на это указывает.
В-третьих, какой смысл отца прав лишать? Ребенку от этого лучше не станет. Отец денежки платить не перестанет – закон велит, даже если прав лишится. А вот лишится девочка отца официально. И если с матерью что случится – так она вообще одна останется, нам такого не надо.
На основании сего, в требованиях истицы Киры – отказать. Пусть отец с дочкой общается, как суд постановил. А матери – прекратить безобразия и не мешать. Война войной, а ребенок – не полигон.
Алименты платить – продолжать в том же духе».
Когда Олег это решение услышал, у него камень с души свалился. Не лишили его прав отцовских. Выйдя из суда, Кира шипела на него:
- Все равно ничего у тебя не выйдет!
Но в голосе уж не было прежней злости.
Олег же понял главное: битва за дочку не выиграна, но и не проиграна. Теперь у него в руках была не просто бумажка, а решение суда, которое он мог тыкать под нос всем приставам, которые раньше отнекивались. Дорога была ясна: обращаться снова, требовать исполнения, фиксировать все помехи. Это был долгий и нервный путь, но он был не безнадежен.
Шел он домой, в свою каморку, и думал о Соне. Теперь он знал, что имеет право бороться за нее не только как обиженный муж, а как отец, которого закон, хоть и с оговорками, но признал. И впервые за долгое время он почувствовал не бессильную ярость, а решимость. Впереди была не война на уничтожение, а изматывающая окопная служба по защите своих отцовских суббот. И он готов был бороться за дочь.
*имена взяты произвольно, совпадение событий случайно. Юридическая часть взята из:
Решение от 22 апреля 2025 г. по делу № 2-527/2025, Карачаевский городской суд