Володька собрался приобрести участок в шесть соток под Питером. И нашёл очень дешёвый вариант, а теперь носился в поисках денег. Мне такой подход всегда казался странным, но деньги были, и я ему немного занял. Разумеется, попросив рассказать весь расклад.
Оказалось, что это какой–то кооператив и земля в собственность не передаётся, но её можно перепродавать. Отсюда и низкая цена и относительная заброшенность фазенды – там не было даже сарая для инструментов и росли какие–то сливы и яблони в неухоженном состоянии. Володька мужик рукастый и заявил, что ему не составит труда это всё привести в порядок. Кроме того, он намеревался купить готовый домик–пятистенку с печкой и санузлом. Так или иначе, он пообещал позвать меня на новоселье и обещание выполнил.
Случилось так, что я его встретил в Покровском сквере, где он курил, сидя на скамейке и глядя на заходящее солнце в просвете улицы Садовой. Да, это был сентябрь. Но в тот год был тёплый сентябрь. Я шёл в тренч–коте без подкладки на футболку и чувствовал себя комфортно.
Володька подозвал меня даже раньше, чем я его увидел, что для должника весьма смелый поступок. При этом он сунул мне в руку початую бутылку текилы из «Ля минор», как он называл «Ароматный мир», и сказал, что деньги есть. А также позвал меня в гости на свой дачный участок, отпраздновать покупку.
Дача оказалась на Финском заливе. На самом обрыве, с которого открывался вид на вереницу кораблей на горизонте, которые ждали ночного разведения мостов. Кстати, они были меньше тараканов на этом опаловом фоне, в котором сливаются небо и море в этом месте.
Домик ещё не привезли, поэтому Володька зазвал гостей со своими палатками, которые можно было поставить на свежескошенных сорняках. Гостей набралось около дюжины. В программе праздника был шашлык, костёр и… «сюрприз». Что подразумевалось под последним было неясно, но очень волновало.
И вот, на закате Володька просит всех рассесться амфитеатром глядя на Финку. Потом он вытащил в середину импровизированного зала пластиковую табуретку и поставил на него кусок трухлявого дерева. Да, кусок дерева. Я знал, что наш хозяин склонен к эпатажным выходкам, типа инсталляций и хэппининга, но раньше это было как–то в пределах нормы, в Питере этим трудно удивить. Будем надеяться, что и сейчас он в грязь лицом не ударит. Володька вытащил барабан–дарбук и принялся отбивать на нём ритм.
Так и вышло. Едва село солнце, как с залива подул резкий ветер, который принёс какой–то лёгкий лавандовый аромат. Он сразу же вызвал у меня воспоминания о какой–то старой поездке в Нижегородскую область, где мне пришлось заночевать в деревенском доме. Ага, вот где я мог видеть эту трухлявую доску, подумал я.
И вдруг я словно перенёсся в тот самый дом со всеми его запахами и тиканьем часов и мычанием коров, которые возвращались по домам с выгула. И хотя и я никогда не бывал в деревне больше двух недель, мне уже казалось, что я родился, вырос и состарился в деревне и вот моя жизнь на исходе, но нет тех волн смертного ужаса, которые накатывают от осознания своей конечности. Была лёгкая осеняя грусть. А потом всё прошло.
Некоторые впечатлительные девушки расплакались. Мужчинам тоже стало не по себе. Но при этом все интересовались, что такое они приняли и где это взять. Но Володька списал всё на хорошо выстроенную мизансцену и музыкальное сопровождение.
Через неделю Володька повторил представление. Ради чистоты эксперимента, в этот раз почти никто ничего не ел и не пил. На табуретку положили рогоз – тот самый, как эскимо на палочке, его все принимают за камыш. Подул ветер, и я услышал шорох тысяч рогозов в речных зарослях. Они были далеко, на речке Вуоксе, но, закрыв глаза я видел, как они заполняют собой все прибрежные воды, но вот в одном месте воды разошлись и в нём явились купающиеся обнажённые девушки. А на берегу, среди вросших в землю гранитных валунов был натянут тент, стояли палатки, горел костёр и пахло едой.
И вдруг один из тех, кто сидел у костра встал и посмотрел прямо на меня. Это был мощный мужчина с бородкой и длинными волосами, у его ног лежал топор. Он что–то произнёс и изображение поплыло. Мы снова сидели на берегу Финского залива, на даче у Володьки.
И снова мы не услышали никаких пояснений от хозяина.
– Господа, если хотите, можете принести свои вещи, которые вы хотите услышать. Главное условие – они должны быть из дерева и «повидавшие», — сказал он на прощанье и ушёл в свой домик.
Третий сеанс я был вынужден пропустить, но по отзывам, это был куст коновника – конского щавеля из самарских степей. А вот в четвёртый раз кто–то принёс кусок чёрного дерева.
На этот раз на представление пришло больше народу – сарафанное радио работает. Володька даже сказал, что к нему выстроилась очередь – на сеансы стали записываться заранее. Ещё бы, это же легальная замена ЛСД, пошутил я, но он на меня шикнул и сказал, что уже приходил участковый, вынюхивал что–то.
На этот раз всё прошло без прелюдий. Кроме володькиного дарбука, конечно. Едва подул ветер, как кругом вместо родной растительности развернулись настоящие джунгли – высокие деревья и кусты с причудливыми листьями заменили яблони и чахлый малинник. А с обрыва, вместо Финского залива распахнулась долина реки Серенгети, на которой в тумане паслись слоны… Но нет, это оказались не слоны, а лодки и не долина это была, а настоящее море. И вдруг сзади отчётливо раздались выстрелы. Потом на поляну выскочил татуированный дикарь с длинным ружьём. И это был не негр, а насколько я мог судить, полинезиец или маори. Точно маори. Он увидел меня, высунул язык, что я как помню у них является нечто вроде угрозы и кинулся на меня с каменной дубинкой.
В этот момент сразу несколько девушек закричали и наваждение стало расплываться. Мы снова сидели на даче под Питером, а не в Новой Зеландии. Но девушки продолжали кричать. Оказалось, что один из гостей – высокий бородатый молодой человек, про которых всегда говорят, «я его где–то видел», упал со своего раскладного кресла и не подавал признаков жизни. Откачать его своими силами не удалось. Фельдшер скорой помощи, прибившей через полчаса констатировал смерть. При этом он подозрительно косился на хозяев.
Володька счёл за благо пока не проводить сеансов. Когда через пару дней мы встретились в Покровском сквере и пошли пить в ближайший подвальчик с крафтовым пивом, он рассказал, что бородач, к счастью, двинул кони не от передоза, а от сердечного приступа. Я его спросил, что он сам видел, но Володька не стал отвечать. Он лишь заметил, что дерево было действительно позапрошлого века, но за давностью лет, был сделан ошибочный диагноз о месте происхождения.
– Новая Зеландия?
– Да, кусок от ритуальной маски. Думаю, нам не стоит теперь вдаваться в такую экзотику. Мало ли у кого ещё может не выдержать сердце.
– А почему именно дерево? Другую органику пробовал?
– Да, воблу. Нас с женой стошнило, теперь я рыбу есть не могу. Пусть останется дерево, – улыбнулся Володька.
Когда я встретил его в следующий раз, то не узнал. Вместо поношенной кожаной куртки и камуфляжных штанов, купленных не Уделке, он был в строгом коричневом пальто, коротко стрижен и гладко выбрит. Но вот ёжик волос был наполовину седой и это в 35 лет.
– Что, дача? Продаю я её. Хорошие деньги дают. Кому–то острых ощущений не хватает. А я так уже всё, спасибо.
– Что опять кто–то умер?
Володька глянул на меня хмуро. Но повёл в итальянское кафе, здесь же у сквера, с нечётной стороны Садовой. Заказал себе минералки, а мне бокал какой–то кислятины по цене хорошего вискаря.
— Расставим точки над «i». Я больше не пью, шалвухой и ганжиком не балуюсь, в победу коммунизма не верю. И да, никто не умер.
Володька долго терпел без визуальных образов, но однажды не выдержал и решил провести сеанс, как говорится «в одно рыло». Чтобы не рисковать с экзотикой всякой, подобрал прям в посёлке на свалке какую–то деревяшку, кажется от дверного косяка.
Володька налил себе минералки, держа бокал под углом, как будто наливал пиво и судорожно выпил.
— Это был бэдтрип с большой буквы. По началу мне показалось, что всё идёт как обычно, вот только попал я в барак лагерный в конце сороковых. Как понимаешь, хорошего я там увидел мало. Однажды мне попался кусок деревяшки времён блокады Ленинграда, так этот, лагерный, оказался хуже на порядок. И к тому же, мало того, что какие–то урки меня там заметили, видение было стойким и не кончалось, словно я сам отсидел по 58–й статье не менее пяти лет. Как откинулся, решил, что с меня хватит и согласился на предложение продать дачку от одного старого знакомого. Он там хочет закрытый клуб с забором и беседкой организовать. Я ему уже название придумал: «Клуб самоубийц». Не оригинально, но в точку.
Тут уже я не выдержал – кьянти ударило в голову.
– А ты уверен, что всё дело только в месте? Слышал про бинарное химическое оружие? Оно состоит из двух компонентов, каждый из которых безопасен по отдельности, но вместе они образуют смертельный яд. Ну как водка с портвейном, шучу. А что, если «красота в глазах смотрящего» и без тебя, например, открывшего этот эффект на том берегу, эта штука работать не будет. Не знаю, может у тебя гипнотический дар и ты на нас проецировал? А эти все деревяшки просто будили твои фантазии. Вот взять ту новозеландскую… все мы видели «Детей капитана Гранта» и серию про путешествие команды Кусто в Новую Зеландию, а ты ещё и начитанный, вот нас и развернуло в ту сторону.
Володька задумался. А я его добил.
– И, если это так, покупатели твоей дачки очень сильно огорчаться и решат, что ты их обманул. Ну а потом, сам знаешь, девяностые помнишь.
И я предложил провести эксперимент.
– «Чёрный ящик». Я принесу некий кусок дерева о котором я точно знаю, откуда оно, а ты сам его «распробуешь». Если наши данные совпадут, то все ок. А если нет – будем думать…
На том и порешили.
В день «икс» собрались впятером – я, Володька с супругой и ещё два «свидетеля» по одному с каждой стороны, чтобы было всё по–справедливости. Это был апрельский вечер, солнце зашло поздно, мы даже не успели замёрзнуть под пледами в своих креслах. Для чистоты эксперимента, Володьке завязали глаза, но это не помешало стучать ему в барабан.
И вот, долгожданный ветерок принёс нам запах степей. Долгое время ничего не менялось в унылом пейзаже, пока вдруг не раздался топот, а прямо на нас не понеслась толпа всадников. Я сам гадал, кем они окажутся, печенегами–половцами или казаками. Но когда раздалось улюлюканье и на головах всадников стали различимы перья, сомнений не осталось – это были индейцы. И судя по раздавшимся выстрелам, вооружённые винтовками, как при Литл–Биг Хорне. Атака казалась была вечной, по крайней мере пока в меня не попала пуля…
Упал Володька. Его тело конвульсивно дёргалось и нам с трудом удалось привести его в чувство.
– Стрела из запасников Кунсткамеры? – спросил он.
Я медленно отрицательно покачал головой. Свидетели тоже. Веточку, которая лежала на камне мы подобрали утром в Московском районе, где я ночевал у родителей. Вчера дворники спилили у них во дворе старый клён. Откуда взяться индейцам на проспекте Космонавтов?
Наутро вернулся в родительский дом и увидел, как стайка детей носилась по двору. Они улюлюкали и пускали стрелы из самодельных луков.
– Мам, а давно тут эти спиногрызы играются в индейцев?
– Уже неделю, устали уже от их воплей. Какой–то придурок привёз своему отпрыску индейский головной убор из перьев, вот и понеслось у них. Это ладно, в прошлом году в зомби играли, все в зелёнке бегали.
Я набрал Володьку.
— Всё в порядке, продавай свою фазенду. При встрече объясню...