В прихожей пахло жареной рыбой, застарелой пылью и дешевым освежителем воздуха с приторно-сладким ароматом «Морской бриз». Этот запах в последние полгода стал для Веры символом неволи. Она поморщилась, с трудом стягивая с гудящих, отекших ног туфли на высоком каблуке. День выдался не просто тяжелым, а сумасшедшим: сдача годового отчета, три бесконечных совещания, на которых начальство рвало и метало, и пробка на Ленинградском проспекте, отнявшая полтора часа жизни.
Но, несмотря на усталость, внутри неё тлел теплый огонек радости. Сегодня, наконец, на карту упала квартальная премия. Большая, жирная премия, ради которой она три месяца работала без выходных, задерживалась до ночи и терпела истерики шефа. У этих денег было четкое предназначение, расписанное до копейки: стоматолог (зуб мудрости ныл уже полгода, отдавая тупой болью в висок), погашение кредитки и, самое главное, первый взнос за новую машину. Старенький «Форд», который они делили с мужем, дышал на ладан, и Вера мечтала о своей маленькой, но надежной «ласточке», чтобы не зависеть от графика Антона.
— Я дома! — крикнула она в глубину квартиры, стараясь придать голосу бодрость.
В ответ — тишина, разбавляемая лишь шкворчанием масла на кухне и бубнежом телевизора, настроенного на какое-то бесконечное ток-шоу. Вера вздохнула, прошла в спальню, бросила тяжелую сумку на кровать и потянулась к телефону. Нужно было срочно перевести деньги на накопительный счет, пока они не «разошлись» на бытовые мелочи или внезапные «хотелки» мужа.
Она открыла приложение банка. Значок загрузки крутился предательски долго. Вера нетерпеливо постукивала пальцем по чехлу. Экран моргнул, загружая данные.
Вера моргнула тоже. Еще раз. И еще, словно пытаясь смахнуть наваждение.
Баланс: 145 рублей 30 копеек.
Холод, липкий и мерзкий, прокатился от затылка к пяткам, заставив кожу покрыться мурашками. Ошибка системы? Сбой приложения? Такое ведь бывает, правда? Она лихорадочно потянула экран вниз, обновляя страницу. Цифры не изменились. Они смотрели на неё с издевательской четкостью.
Дрожащим пальцем она нажала на «Историю операций». Там, вместо привычных списаний за кофе или метро, зияла огромная дыра.
Три перевода подряд, сделанные два часа назад.
50 000 рублей.
50 000 рублей.
100 000 рублей.
Получатель: «Елена Викторовна С.»
Золовка. Сестра мужа. Та самая Леночка, которая на свадьбе Веры и Антона демонстративно сидела с кислым лицом, громко обсуждая с подружкой, что «невеста старовата для такого красавчика». Та самая Лена, которая годами «забывала» поздравить Веру с днем рождения, но никогда не забывала прислать список подарков для своих детей.
Вера почувствовала, как в груди закипает что-то горячее, тяжелое и темное. Карту она, конечно, держала при себе, в кошельке. Но пин-код... Пин-код был записан на последней странице старого ежедневника, который лежал в верхнем ящике комода. «На всякий случай, вдруг со мной что случится, чтобы Антон мог снять деньги», — наивно думала она тогда. Дома ведь свои. Кто будет рыться в её вещах?
Она вылетела из спальни, даже не переодевшись. Каблуки гулко стучали по ламинату.
На кухне, у плиты, стояла Анна Петровна, свекровь. Женщина крупная, шумная, с вечно поджатыми губами и цепким взглядом, оценивающим каждого, как товар на рынке. Она жила с ними уже полгода — «пока ремонт в своей квартире не закончит», хотя Вера прекрасно знала: никакого ремонта там нет. Там просто живут квартиранты, деньги от которых Анна Петровна складывает в кубышку, живя на полном обеспечении сына и невестки.
— Анна Петровна! — голос Веры дрогнул, но не от страха, а от ярости, которую она едва сдерживала.
Свекровь неспешно перевернула кусок минтая в муке. Масло брызнуло, но она даже не отшатнулась.
— Чего кричишь, Верочка? Напугала. Ужин скоро будет. Антон еще не пришел? Звонил, говорил, в пробке стоит.
— Где мои деньги? — Вера подошла вплотную к столу.
— Какие деньги? — Анна Петровна даже не обернулась, продолжая возиться с рыбой. — Я у тебя ничего не брала, не выдумывай. Мелочь на хлеб утром Антон оставил.
— Двести тысяч. С моей карты. Два часа назад. Перевод вашей дочери, Елене. Вы залезли в мой комод, нашли пин-код и перевели деньги.
Свекровь выключила газ, вытерла руки о засаленный передник и медленно, с достоинством ледокола, повернулась. На её лице не было ни тени вины, ни капли испуга. Наоборот, там цвела какая-то странная, благостная гордость, смешанная с чувством превосходства.
— А, ты про это... Ну что ж ты так мелочишься, Вера? Кричишь из-за бумажек. Это не тебе деньги, это семье.
— Какой семье?! — Вера задохнулась от возмущения, чувствуя, как пульс стучит в висках. — Это моя премия! Я пахала на нее три месяца! Я света белого не видела!
— У Леночки сложная ситуация, — менторским тоном начала свекровь, уперев руки в боки и нависая над Верой. — Ипотека, двое детей, муж работу меняет. А у Сереженьки, брата Антона, машина сломалась, карбюратор полетел или что там... Ему работать не на чем. Я решила, что мы должны помочь. Семья должна помогать друг другу, Вера. Стыдно быть такой эгоисткой.
— Вы решили?! За мой счет? Вы украли мои деньги! Вы понимаете, что это воровство?
— Не смей бросаться такими словами в своем доме! — взвизгнула Анна Петровна, и её лицо пошло пятнами. — Я взяла у сына! Вы с Антоном — муж и жена, одна сатана, бюджет общий. А значит, и деньги общие. Я мать, я лучше знаю, кому сейчас нужнее. Ты вон, здоровая кобыла, детей нет, забот нет, еще заработаешь. А Леночке детей в школу собирать не на что, они в обносках ходят!
Вера смотрела на эту женщину и не верила своим глазам. Перед ней стояла воровка, которая искренне считала себя святой благодетельницей. Мир перевернулся. Логика рассыпалась в прах.
— Анна Петровна, — голос Веры стал тихим и звенящим. — Лена и Сергей меня знать не хотят. Они меня на порог не пускают. В прошлом году, когда я попала в больницу, Лена написала Антону: «Надеюсь, она там долго проваляется, хоть отдохнешь от её нытья». Они на нашей свадьбе тосты говорили за «бывшую» Антона! И я должна оплачивать их кредиты?
— Это потому что ты гордая! — отрезала свекровь, махнув рукой. — Ты к ним не тянешься, вот и они к тебе так. А я им помогла, сказала, что от нас всех. От тебя тоже. Сказала: «Вера настояла, чтобы помочь». Может, они теперь к тебе подобреют. Я мосты навожу, дура ты неблагодарная! Я семью клею, пока ты только о себе думаешь!
В этот момент хлопнула входная дверь. Звук показался Вере выстрелом стартового пистолета.
— Девчонки, чем так вкусно пахнет? Рыбка? — в коридоре появился Антон, улыбающийся, с расслабленным галстуком и пакетом мандаринов в руках. — А я мандаринов купил, абхазских!
Вера резко развернулась к мужу. Тот замер, увидев бледное, перекошенное лицо жены и красные пятна гнева на шее матери. Улыбка сползла с его лица, пакет с мандаринами тихо опустился на пол.
— Что случилось? Кто умер?
— Твоя мама, — чеканя каждое слово, произнесла Вера, глядя мужу прямо в глаза, — украла с моей карты двести тысяч рублей. И отправила их твоим сестре и брату. Тем самым, Антон. Тем самым.
Антон растерянно моргнул, переведя взгляд на мать.
— Мам? Это правда? Ты взяла карту Веры?
Анна Петровна тут же сменила позу «воина» на позу «жертвы», приложив пухлую руку к объемной груди.
— Антоша, сынок... Леночка звонила, плакала взахлеб. Коллекторы звонят, угрожают. Сережа без работы сидит, его «Лада» встала намертво. Я не могла смотреть, как мои дети страдают. А у вас деньги лежат, пылятся. Я просто перераспределила средства. Временно! Ради семьи! Я думала, Верочка поймет, она же добрая... А она воровкой меня называет!
Антон тяжело вздохнул и потер переносицу. Это был его типичный жест — желание спрятаться в панцирь, стать невидимым, лишь бы не решать конфликт. Он ненавидел разборки. Он всегда хотел быть хорошим для всех.
— Вер, ну... — начал он неуверенно, избегая взгляда жены. — Мама, конечно, погорячилась... Сильно погорячилась, что без спроса взяла... Но ситуация там и правда аховая. Ленка звонила мне вчера, просила в долг, я отказал, потому что знал, что мы копим на машину тебе. Но раз уж так вышло... Деньги уже ушли. Давай не будем устраивать скандал? Это же всё-таки родня. Родная кровь.
— Родня? — тихо переспросила Вера. — То есть ты считаешь это нормальным? Твоя мать залезла в мои личные вещи, взяла карту, нашла пароль и перевела деньги людям, которые меня ненавидят? И ты говоришь «давай не будем»? Ты сейчас серьезно, Антон?
— Вера, ну деньги — дело наживное, — пробормотал Антон, отводя глаза и начиная нервно теребить пуговицу на рубашке. — Мама хотела как лучше. Она же не себе взяла, не на шубу. Потерпи, пожалуйста. Не начинай войну. Мы же одна семья. Я потом заработаю, верну тебе. Ну не убивать же их теперь.
Вера посмотрела на мужа долгим, изучающим взглядом. Она видела перед собой не партнера, не защитника, а мягкотелого человека, готового принести её в жертву ради спокойствия своей мамочки. Потом она посмотрела на торжествующую свекровь, которая уже снова включила газ под сковородкой, чувствуя молчаливую поддержку сына. Анна Петровна даже начала напевать что-то под нос, всем своим видом показывая: «Бунт подавлен».
Внутри Веры что-то оборвалось. Тонкая, но прочная струна терпения, натянутая годами компромиссов, молчания и проглатывания обид, лопнула со звоном, от которого заложило уши.
— Ах, семья... — прошептала она, и губы её искривились в странной улыбке. — Ну хорошо. Раз семья, значит, будем праздновать. Такое событие нельзя пропускать.
Она резко развернулась и пошла в спальню.
— Ты куда? — крикнул ей вслед Антон, почувствовав в её голосе угрозу.
— Готовиться к семейному ужину, — бросила она через плечо, не останавливаясь. — Твоя мама сказала, что «навела мосты». Вот и проверим, насколько они крепкие. И выдержат ли они правду.
Вера закрыла дверь спальни на замок, хотя знала, что этот хлипкий шпингалет не спасет от вторжения, если свекровь захочет «поговорить по душам» и научить её уму-разуму. Но ей нужна была минута тишины. Руки тряслись мелкой, противной дрожью. Она села на край кровати и глубоко вдохнула, пытаясь унять сердцебиение.
Двести тысяч.
Это были не просто цифры в приложении. Это было её здоровье — она полгода откладывала визит к врачу, заглушая боль таблетками. Это была её свобода — мечта о машине, которая дала бы ей независимость. И теперь на эти деньги её золовка Лена, которая называла Веру «офисным планктоном», «бесплодной карьеристкой» и «приживалкой», купит себе новые шторы, обновит гардероб или погасит кредит за очередной, никому не нужный гаджет. А Сергей, ленивый увалень, который нигде не задерживался дольше месяца, считая, что мир ему должен, будет заправлять свою развалюху бензином за её счет и смеяться над тем, как ловко они «развели лохушку».
Обида жгла горло кислотой, но на смену ей приходил холодный, расчетливый гнев. Антон просил не начинать войну? Поздно. Война уже началась, просто они этого еще не поняли. Анна Петровна нанесла первый удар, думая, что Вера, как всегда, промолчит, поплачет в ванной и смирится. Но они не знали одной вещи: загнанный в угол зверь кусает больнее всего.
Она достала телефон. Пальцы быстро, безошибочно набрали сообщение в общем семейном чате в WhatsApp, который назывался пафосно — «Родное гнездо». Веру добавили туда год назад «для галочки», и обычно там царило гробовое молчание в её адрес, прерываемое лишь сухими просьбами занять денег.
«Дорогие родственники! Лена, Сережа! Я так рада, что смогла помочь вам в трудную минуту. Анна Петровна рассказала, как вам тяжело живется. Приезжайте сегодня к нам на ужин, отметим это дело. Закажем доставку из ресторана, посидим по-семейному, обсудим планы. Очень жду вас всех. Вера».
Она нажала «Отправить» и замерла.
Ответы прилетели почти мгновенно. Видимо, уведомление о поступлении средств сделало их на редкость сговорчивыми и «родственными».
Лена: «Ой, Вер, спасибо! Не ожидали, правда. Мама сказала, вы там с Антоном посовещались и решили помочь. Будем к восьми, детей возьмем!»
Сергей: «Приеду. С меня вискарь. Респект вам с братухой».
Вера усмехнулась, глядя на экран. Лицемеры. Стоило деньгам звякнуть на счетах, как она сразу стала «Верой», а не «этой городской». Они даже не задумались, почему вдруг такая щедрость. Жадность застилает глаза.
Она встала, подошла к зеркалу. Поправила макияж, добавила яркую помаду — цвет «Винная вишня», который Антон считал слишком агрессивным. Сегодня он был как раз к месту. Она не жертва. Она — хозяйка положения.
Вера вышла из комнаты. Антон сидел на кухне, уныло ковыряя вилкой остывающую рыбу. Он выглядел как побитая собака. Анна Петровна что-то ему нашептывала, ласково гладя по плечу, подливая чай. Увидев невестку, она поджала губы и демонстративно отвернулась.
— Вышла, царевна? — язвительно бросила она. — Садись есть, пока горячее. Хватит дуться.
— Я не голодна, — улыбнулась Вера, и эта улыбка была острее ножа для филе. — Я гостей позвала.
— Кого? — поперхнулся Антон, уронив вилку. — В смысле гостей?
— Лену с мужем и Сергея. Раз уж я стала спонсором их благополучия, хочу увидеть благодарность вживую. Мы же семья, правда, Анна Петровна? Вы же хотели навести мосты? Вот и повод отличный.
Свекровь насторожилась. В поведении невестки было что-то пугающее, неестественное. Обычно Вера в таких ситуациях замыкалась, а сейчас она стояла прямая, спокойная, с хищным блеском в глазах.
— Ну... правильно, — неуверенно протянула Анна Петровна, ища подвох. — Пусть приходят. Посидим, поговорим. Давно пора зарыть топор войны. Молодец, Вера, умнеешь.
Следующий час Вера провела в телефоне, делая заказы. Она выбрала еду из самого дорогого ресторана в районе, который они с Антоном позволяли себе только по большим праздникам. Огромные сеты с морепродуктами, мраморная говядина, дорогие закуски, бутылка коллекционного вина. Чек вышел внушительный. Она оплатила его с кредитной карты Антона, которая была привязана к общему аккаунту доставки.
К восьми вечера квартира наполнилась шумом и суетой. Лена пришла с мужем Игорем и двумя детьми-погодками, которые тут же, не разуваясь, побежали в гостиную и начали прыгать на диване. Сергей явился с бутылкой дешевого виски, от которого разило сивухой даже через пробку. Он был уже навеселе.
— Ну, Верка, ну даешь! — Сергей с порога хлопнул её по плечу так, что она чуть не пошатнулась. — Я думал, ты жадная стерва, а ты, оказывается, человек! Мать сказала, ты сама предложила нам денег дать, мол, не чужие люди. Уважаю!
Вера лишь кивнула, вежливо улыбаясь.
— Проходите, всё на столе.
Стол ломился. Лобстеры краснели панцирями, источая аромат чесночного масла, стейки истекали соком. Антон смотрел на это великолепие с нескрываемым ужасом, подсчитывая в уме убытки. Он понимал, что этот банкет — не к добру, но молчал, боясь испортить «хрупкий мир».
— Ого! — присвистнула Лена, усаживаясь за стол и сразу же накладывая себе гору салата с тигровыми креветками. — Шикуете! Ну, с такой зарплатой, как у тебя, можно себе позволить. Спасибо, кстати, за перевод. Мы как раз ипотеку закроем за этот месяц и еще на путевку в Турцию останется, горящую нашли, завтра вылет.
— В Турцию? — переспросил Антон, округлив глаза. — Лен, ты же говорила, коллекторы душат, есть нечего?
— Ой, Антош, не нуди, — отмахнулась сестра с полным ртом. — Детям море нужно, у них иммунитет слабый. А коллекторы подождут, никуда не денутся. Главное — здоровье. Ты же не хочешь, чтобы племянники болели?
Анна Петровна сидела во главе стола, сияя, как начищенный самовар. Она чувствовала себя матриархом, великой правительницей, которая мудро распорядилась ресурсами клана и объединила всех за одним столом.
— Давайте выпьем! — провозгласила она, поднимая бокал с вином. — За нашу дружную семью! За то, что мы помогаем друг другу в беде и в радости. Спасибо Верочке и Антоше, что не оставили родных. Я всегда знала, что у меня золотые дети.
Все подняли бокалы. Звон стекла. Смех. Чавканье.
Вера тоже подняла свой бокал. В нем была вода. Она сделала глоток и внимательно осмотрела всех присутствующих. Они ели её еду, пили вино, купленное на деньги её мужа, и тратили её премию на свои прихоти. И при этом ни капли благодарности в их глазах не было — только жадное потребление.
— А я ведь всегда говорила, — прожевывая кусок стейка, вещала Лена, вытирая жирные губы салфеткой, — что Вера хоть и городская фифа, но сердце у неё есть, где-то глубоко. Мама, конечно, умеет убеждать. Сказала: «У них денег куры не клюют, а вы бедствуете. Я все устрою». И устроила! Мам, ты у нас гений!
Вера медленно поставила бокал на стол. Взяла вилку и звонко постучала по краю тарелки. Звон хрусталя разрезал гул голосов, как сирена. Все замолчали.
— Я хочу сказать тост, — произнесла она, вставая. Голос её был спокойным, но в нем чувствовалась сталь.
— О, давай, давай! — поддержал Сергей, наливая себе еще виски. — Скажи красиво!
— Я очень рада, что вы все здесь собрались. Рада слышать, что Лена с семьей едет в Турцию греться на солнышке, а Сергей починит свою машину. Но есть один маленький, но важный нюанс, который мы должны прояснить прямо сейчас.
В комнате повисла тишина. Антон напрягся, вжав голову в плечи. Анна Петровна перестала жевать, вилка застыла у неё во рту.
— Дело в том, — продолжила Вера, глядя прямо в глаза свекрови, не мигая, — что до сегодняшнего вечера я не знала о своем страстном желании вам помочь. Анна Петровна сказала правду, но не всю: она просто взяла мою карту, пока я не видела, нашла мой пароль и перевела вам мои деньги. Без моего ведома. Без моего согласия.
— Ой, ну началось! — закатила глаза Лена, бросая вилку на тарелку. — Какая разница? Вы же с Антоном женаты. Его деньги — твои деньги. Мать просто ускорила процесс, чтобы бюрократию не разводить. Чего ты комедию ломаешь?
— Разница есть, Лена, — голос Веры стал жестким, рубящим воздух. — Разница в том, что это называется кража. Статья 158 Уголовного кодекса Российской Федерации. Кража с банковского счета — это тяжкое преступление. Наказывается штрафом до пятисот тысяч рублей или лишением свободы на срок до шести лет.
Свекровь побледнела так резко, словно из неё выкачали всю кровь.
— Ты что несешь? — прошипела она, хватаясь за сердце. — Своей матери угрожаешь? За столом? При детях?
— Вы мне не мать, Анна Петровна. Никогда ею не были и не будете. Вы женщина, которая украла у меня двести тысяч рублей. И я хочу предложить вам выбор. Прямо здесь и сейчас.
Антон вскочил, опрокинув бокал с вином. Красное пятно расплылось по белой скатерти, как кровь.
— Вера, прекрати! Ты пугаешь детей! Зачем ты это устроила?!
— Нет, Антон, сядь! — рявкнула Вера так, что муж плюхнулся обратно на стул. — Сейчас говорю я. Все эти годы я молчала. Я терпела ваши шпильки, ваши козни, вашу неблагодарность. Но сегодня вы перешли черту.
Она обвела взглядом затихших родственников.
— Итак, выбор. Вариант первый: вы, дорогие «бедные родственники», прямо сейчас, не вставая из-за этого стола, переводите мне обратно всю сумму. Двести тысяч рублей. До копейки. Плюс пятнадцать тысяч за этот ужин, который вы сейчас едите. Я не благотворительный фонд.
— Ты с ума сошла? — взвизгнула Лена, вскакивая. — Мы уже билеты купили! Отель оплатили! Денег нет на карте! Ты хочешь детей моря лишить?!
— Тогда вариант второй, — спокойно продолжила Вера, доставая телефон и разворачивая его экраном к гостям. — Я вызываю полицию. Заявление уже написано, все данные внесены в форму на сайте МВД. Осталось нажать одну кнопку и позвонить дежурному. Доказательства у меня есть: выписка из банка, где видно, что переводы были сделаны с моего устройства, находящегося дома (IP-адрес совпадает), в то время как вы, Лена и Сергей, были у себя. А Анна Петровна была здесь. Я думаю, следователю будет очень интересно узнать, как моя свекровь узнала пин-код и почему решила распоряжаться чужим счетом.
— Ты не посмеешь! — рявкнул Сергей, сжимая кулаки. — Сажать мать мужа? Ты совсем берега попутала?
— Твоя мама добрая за мой счет! — выкрикнула Вера, и её голос впервые сорвался на крик, полный боли и ярости. — Она купила подарки твоей сестре на мои деньги! Она кормит вас, ленивых дармоедов, моим трудом, моим здоровьем! Я горбатилась на эти деньги! А вы только и умеете, что ныть и требовать. У вас пять минут. Время пошло.
Тишина в комнате стала густой, вязкой, как болото. Казалось, воздух можно резать ножом. Слышно было только, как тикают настенные часы — подарок Анны Петровны на новоселье, безвкусные, в виде пучеглазой совы, глаза которой двигались в такт маятнику. Тик-так. Тик-так.
Антон сидел, обхватив голову руками, глядя в тарелку с остывшим ризотто. Он был раздавлен. Ему предстояло выбрать сторону, и он понимал, что любой выбор будет катастрофой. Встать на сторону жены — значит предать мать и всю родню. Встать на сторону матери — значит окончательно потерять Веру и, возможно, стать соучастником преступления. Но вид спокойной, ледяной, решительной жены пугал его больше, чем любая истерика матери. Он никогда не видел Веру такой. Это была не та мягкая женщина, которая плакала в подушку. Это был враг. Опасный и безжалостный.
— Верочка, доченька, — залепетала Анна Петровна, и её лицо пошло красными пятнами, губы задрожали. Вся её спесь слетела, как шелуха. — Ну зачем же так? Ну полиция-то зачем? Ну свои же люди... Ну ошиблись, ну с кем не бывает... Мы же вернем... потом. С зарплаты.
— Двести тысяч на стол, — отчеканила Вера, демонстративно глядя на наручные часы. — Прошла минута. Никаких «потом». Сейчас.
— Да нет у меня таких денег! — заорала Лена, переходя на ультразвук. Дети, испугавшись крика матери, начали хныкать. — Я долги раздала! Часть за путевку внесла, невозвратный тариф! Ты что, тварь, хочешь, чтобы мои дети без моря остались?! Чтобы мы голодали?!
— Меня не волнуют твои дети, Лена. Так же, как тебя не волновало, на что я буду лечить зубы или покупать машину. Это твои проблемы. Ищи деньги. Бери микрозайм, продавай золото, занимай у друзей, сдавай билеты. Или твоя мать поедет в СИЗО. А ты пойдешь как соучастница — за получение заведомо краденых средств.
— Антон! — взмолилась Анна Петровна, хватая сына за рукав пиджака, сминая ткань. — Скажи ей! Она же сумасшедшая! Она меня посадит! Сделай что-нибудь, ты же мужчина!
Антон медленно поднял на мать глаза. В них была пустота.
— Мам... Ты правда взяла карту без спроса? Ты знала, что Вера копила на машину?
— Я для Лены! Для внуков! — зарыдала свекровь, размазывая слезы по щекам. — Какая разница, чья карта? Я думала, вы богатые, вам не убудет! Вы молодые, еще заработаете! А у Лены долги!
— Мама, это воровство, — тихо сказал Антон. В его голосе звучало не столько осуждение, сколько безмерная усталость и разочарование. — Ты подставила меня. Ты унизила мою жену в моем же доме. Ты сделала меня соучастником.
— Так ты за неё?! — ахнула Лена, отшатываясь от брата, как от прокаженного. — Предатель! Подкаблучник! Твоя мать в тюрьму сядет, а ты будешь смотреть? Тряпка!
— А ты, Лена, верни деньги, — вдруг твердо сказал Антон, выпрямляясь. — Вера права. Это не мамины деньги, это наши деньги. И мы не давали согласия их брать. Верни. Немедленно.
— Нет у меня! — истерично топнула ногой сестра, опрокинув стул.
Вера молча разблокировала телефон и начала набирать номер. Пальцы уверенно нажали 1, потом 0... Она поднесла телефон к уху. Гудки пошли.
— Стой! — крикнул Сергей, побледнев до синевы. — Стой, дура психованная! Не звони!
Он полез в карман, судорожно доставая свой смартфон.
— Ленка, переводи всё, что есть. Я свои докину. Мам, у тебя что на книжке? Снимай всё. Быстро!
— Там же на похороны... — всхлипнула Анна Петровна, прижимая руки к груди. — Всю жизнь копила...
— На похороны или на адвоката, выбирай сама! — рыкнул Сергей. Видимо, перспектива реального уголовного дела, где он мог пойти прицепом, быстро протрезвила его от алкоголя. — Ты хоть понимаешь, что она не шутит? У неё в глазах смерть написана!
Следующие пятнадцать минут прошли в сумасшедшей суете. Лена, матерясь сквозь слезы, звонила туроператору, отменяла бронь, теряя огромные штрафы, переводила деньги частями с разных карт. Сергей выгреб всё со своей кредитки, загоняя себя в новые долги. Анна Петровна трясущимися руками, путаясь в кнопках, перевела свои неприкосновенные «гробовые» накопления сыну, а тот тут же перекинул их Вере.
Телефон Веры дзинькнул. Раз. Второй. Третий. Четвертый.
Она открыла приложение. Сумма собралась. Двести тысяч рублей. И еще двадцать сверху — Сергей накинул за ужин и «за моральный ущерб», лишь бы она положила трубку.
— Подавись, — выплюнула Лена, хватая детей за руки и толкая их к выходу. — Ноги моей здесь больше не будет! Проклятые буржуи! Чтоб вы сдохли со своими деньгами! Ненавижу!
— Валите отсюда, — впервые в жизни Антон повысил голос на сестру, вставая во весь рост. — И чтобы я вас не видел, пока не научитесь уважать мою семью. И мою жену. Вон!
Родственники вылетели из квартиры как пробка из бутылки шампанского. Хлопнула входная дверь, сотрясая стены. В подъезде еще слышались крики Лены и плач детей. В квартире остался лишь запах дешевого виски, недоеденные деликатесы и тяжелая, гнетущая тишина.
Остались трое: Вера, Антон и Анна Петровна. Свекровь сидела на стуле, сжавшись в маленький, жалкий комок, и тихо плакала, закрыв лицо руками. Её плечи вздрагивали.
— Ну что, — Вера посмотрела на баланс карты. Справедливость была восстановлена, цифры вернулись на место. Но радости это не принесло. Только опустошение и горький привкус победы. — Деньги вернулись. Заявление я отправлять не буду. Но есть одно условие.
Анна Петровна подняла на нее испуганный, заплаканный взгляд. В её глазах больше не было спеси, только страх одинокой старухи.
— Вы съезжаете. Завтра же. Утром. Ремонт, не ремонт, есть деньги, нет денег — меня не волнует. У вас есть дочь, есть сын Сергей, есть, в конце концов, ваша квартира с квартирантами. Выселяйте их и живите. Чтобы к вечеру духу вашего здесь не было. И ключи мне на стол. Сейчас.
Свекровь открыла рот, чтобы возразить, начала было набирать воздух для новой тирады о жестокости, посмотрела на сына в поисках защиты... Но Антон отвернулся к окну. Он смотрел на огни ночного города и молчал. И это молчание было громче любого крика, страшнее любого обвинения. Он предал её.
— Хорошо, — прошептала Анна Петровна, понимая, что проиграла окончательно. Она достала связку ключей из кармана передника и со звоном положила их на стол, прямо рядом с тарелкой остывшего лобстера, которого так и не попробовала. — Злая ты, Вера. Жестокая. Бог тебе судья.
— Нет, Анна Петровна, — устало, но твердо ответила Вера. — Не злая. Просто у меня хорошая память. И я больше не позволю вам быть доброй за мой счет. Я научилась защищать свои границы. Жаль, что вам пришлось заплатить за этот урок так дорого.
Свекровь, шаркая ногами, как глубокая старуха, ушла в свою комнату собирать чемоданы. Слышно было, как она открывает шкафы, шуршит пакетами.
Вера подошла к мужу и встала рядом. За окном шел снег, крупные хлопья падали на грязный асфальт.
— Ты меня выгонишь? — глухо спросил Антон, не поворачиваясь. В отражении стекла Вера видела его лицо — уставшее, постаревшее за этот вечер на десять лет.
Вера помолчала. Она смотрела на его профиль, на знакомые морщинки у глаз, которые она так любила. Он не защитил её сразу. Он струсил. Он пытался сгладить углы. Но в самый критический момент, когда нужно было делать необратимый выбор, он все-таки выбрал её. Против своей матери, против сестры. Это был маленький, запоздалый шаг, но он был сделан.
— Не знаю, Антон, — честно сказала она. — Я правда не знаю. Внутри у меня выжженная земля. Сегодня ты спишь на диване в гостиной. А завтра... завтра мы поговорим. И это будет очень долгий и тяжелый разговор.
Она сделала паузу, глядя, как снежинка тает на стекле.
— Но одно я знаю точно: мой пароль от карты, от телефона и от моей жизни ты больше никогда не получишь. Доверие придется зарабатывать заново, по кирпичику. Если ты вообще захочешь это делать. И если я захочу тебе позволить.
Антон кивнул, соглашаясь с приговором, и осторожно, боясь отказа, накрыл её руку своей. Вера не отдернула ладонь, но и не сжала её в ответ. Её рука осталась холодной и безучастной.
Битва была выиграна. Родственники изгнаны, деньги возвращены. Но война за их брак, за возможность снова доверять друг другу, только начиналась. И исход этой войны был пока неизвестен никому. Вера знала лишь одно: прежней она уже не будет. Слабая, удобная Вера осталась в прошлом, растворилась вместе с деньгами, переведенными на чужой счет. Новая Вера умела кусаться.
