– Андрей, скажи мне честно, твоя мама шутила, когда сказала по телефону, что приедет первого января «помочь нам справиться с остатками»? – Марина стояла посреди кухни, вытирая руки вафельным полотенцем, и смотрела на мужа, который пытался незаметно утащить ломтик колбасы с разделочной доски.
Андрей виновато улыбнулся, отправляя добычу в рот, и пожал плечами.
– Ну почему сразу шутила? Ты же знаешь маму. Она считает, что мы готовим в промышленных масштабах, а сами едим как птички. Она просто не хочет, чтобы продукты пропадали. Это у неё еще с советских времен, наверное, привычка. Не выбрасывать же еду.
– Не выбрасывать, – эхом повторила Марина, подходя к окну. – Андрей, мы еще даже готовить толком не начали, а она уже планирует, как будет спасать наш холодильник. В прошлом году она унесла два килограмма оливье, половину гуся и всю нарезку. Нам первого числа завтракать было нечем, пришлось пельмени варить.
– Марин, ну не начинай. Она же одна живет. Ей скучно, готовить для себя одной лениво. А тут мы, семья. Жалко тебе, что ли?
Марина вздохнула. Ей было не жалко еды как таковой. Ей было жалко своих усилий, времени и денег. Этот год выдался тяжелым. Ипотека, ремонт машины, лечение зубов – финансы были расписаны до копейки. Новогодний стол она планировала тщательно, ловила акции в супермаркетах, заранее покупала икру и красную рыбу, чтобы не переплачивать в последние дни. Она хотела устроить праздник для них двоих, красивый, богатый, чтобы встретить новый год с ощущением изобилия. А теперь получалось, что она два дня будет стоять у плиты, чтобы Нина Петровна обеспечила себя обедами на всю январскую неделю.
– Мне не жалко, Андрей. Но мне обидно. Почему она сама ничего не готовит? У неё пенсия, плюс она подрабатывает вахтером, деньги есть. Времени вагон. Но нет, она приедет к нам с пустыми баночками. Помнишь, как она в позапрошлом году пришла с пятилитровым ведерком из-под майонеза? Для холодца.
Андрей рассмеялся, вспоминая ту картину.
– Ладно тебе, Мариш. Я поговорю с ней, скажу, чтобы скромнее была. Давай не будем ссориться перед праздником. Смотри, какая ёлка у нас красивая. Давай лучше я тебе помогу овощи нарезать.
Марина смягчилась. Андрей был хорошим мужем, добрым, отходчивым. Единственным его недостатком была мягкотелость по отношению к матери. Нина Петровна этим виртуозно пользовалась, играя то роль немощной старушки, то мудрой наставницы, то обиженной добродетели.
Тридцатое декабря прошло в сумасшедшем ритме. Марина варила овощи, мариновала мясо, замачивала желатин для заливного. Кухня превратилась в горячий цех. За окном падал крупный снег, создавая новогоднее настроение, а в квартире пахло ванилью, мандаринами и вареной курицей.
Вечером позвонила Нина Петровна. Марина включила громкую связь, продолжая чистить селедку для «шубы».
– Алло, Андрюша! – голос свекрови был бодрым и звонким. – Как у вас дела? Готовитесь?
– Готовимся, мам. Марина вон уже третий салат режет.
– Ой, умница какая! А холодец варите?
– Варим, мам. Две кастрюли.
– Вот и славно! Я холодец страсть как люблю, а самой варить – мороки много. Ноги говяжьи тащить, потом разбирать, варить шесть часов… Газ опять же тратится. А у Мариночки он всегда такой прозрачный получается. Вы там много перца не кладите, у меня изжога.
Марина закатила глаза, но промолчала.
– Мам, ты завтра как? Сама будешь встречать? – спросил Андрей.
– Ой, да что мне, старухе, встречать? Телевизор посмотрю, чайку попью с конфеткой и спать лягу. Готовить ничего не буду. Зачем? Для кого? Я женщина одинокая. А вот первого к вам приеду, внучку проведаю… ой, тьфу ты, вас проведаю, внуков-то вы мне всё никак не родите. Часиков в двенадцать буду. Как раз вы выспитесь.
– Приезжай, мам. Ждем.
Когда разговор закончился, Марина с остервенением отрезала хвост селедке.
– «Чайку с конфеткой», – передразнила она. – Конечно. Зачем тратиться на стол, если можно первого числа прийти на всё готовое? Андрей, это называется паразитизм.
– Марин, ну она же мама. Перестань.
Тридцать первого числа Марина встала в восемь утра. Нужно было запечь буженину, собрать салаты, сделать тарталетки с икрой и сливочным сыром. Она достала из холодильника банку икры – дорогой, камчатской, которую берегла специально для праздника. Каждая икринка светилась изнутри, как маленький рубин.
К вечеру стол ломился от яств. Марина постаралась на славу. В центре возвышалась утка с яблоками, румяная, блестящая от жира. Рядом дрожал прозрачный холодец, украшенный звездочками из моркови. Салатницы были полны. Нарезки из сырокопченой колбасы, балыка и трех видов сыра выглядели как на картинке в кулинарном журнале.
Они проводили старый год, встретили новый. Шампанское искрилось в бокалах, Андрей говорил красивые тосты, обнимал жену, дарил подарки. Было уютно и тепло. Они смотрели «Голубой огонек», смеялись над старыми шутками, танцевали в гостиной под ретро-хиты. Казалось, что идиллия будет длиться вечно. Еды было много, очень много.
– Зря ты переживала, – сказал Андрей, оглядывая стол в два часа ночи, когда они уже собирались спать. – Тут роту солдат можно накормить. И маме хватит, и нам останется.
– Посмотрим, – уклончиво ответила Марина, убирая салаты в холодильник. Она знала аппетиты Нины Петровны. Свекровь обладала удивительной способностью утрамбовывать в свои сумки объемы, превышающие законы физики.
Утро первого января началось поздно. Марина проснулась от того, что луч солнца бил прямо в глаз через штору. На часах было одиннадцать. В квартире стояла блаженная тишина. Андрей еще сопел рядом.
Она потянулась, чувствуя приятную лень. Не нужно никуда бежать, не нужно готовить. Можно весь день ходить в пижаме, доедать вкусности и смотреть фильмы.
Идиллию нарушил дверной звонок. Резкий, требовательный, долгий.
Андрей подскочил на кровати, протирая глаза.
– Кто это? Пожар?
– Это твоя мама, – констатировала Марина, накидывая халат. – Ровно по расписанию. Даже раньше.
Она пошла открывать. На пороге стояла Нина Петровна. Она была румяная с мороза, в своей неизменной норковой шапке и объёмном пуховике. В руках у неё была большая спортивная сумка. Не дамская сумочка, а именно хозяйственная, пухлая сумка, с которой обычно ходят на рынок за картошкой.
– С Новым годом, с новым счастьем! – громогласно провозгласила свекровь, вваливаясь в прихожую и принося с собой запах морозной свежести и дешевых духов. – А вы что, спите еще? Сони! Весь день проспите, голова болеть будет.
– Здравствуйте, Нина Петровна. С Новым годом, – вежливо, но без энтузиазма ответила Марина. – Проходите. Мы только встали.
Андрей вышел в коридор, зевая и почесывая живот.
– О, мам, привет. Ты ранняя пташка.
– Кто рано встает, тому Бог подает! – назидательно сказала Нина Петровна, стягивая сапоги. – Я вот уже и в церковь сходила, и с соседкой поздоровалась. Думаю, дай к детям загляну, пока они всё не съели.
Она прошла на кухню по-хозяйски, даже не спросив разрешения. Марина поплелась следом, чувствуя, как внутри нарастает раздражение. Спортивная сумка Нины Петровны с глухим стуком опустилась на стул.
– Ох, ну и красота! – всплеснула руками свекровь, заглядывая в холодильник, который Марина не успела закрыть. – И рыбка, и икорка, и мяско! Молодцы, богато живете. Не то что мы, пенсионеры.
Марина молча поставила чайник.
– Вы будете завтракать? У нас много всего осталось.
– Буду, конечно! Я с утра маковой росинки во рту не держала, место берегла, – хихикнула Нина Петровна. – Давайте, мечите всё на стол. И холодец тот самый, про который говорили. И салатики.
Марина начала накрывать на стол. Она достала салатницы, нарезала хлеб, разогрела пару кусков утки. Свекровь ела с аппетитом, громко причмокивая и комментируя каждое блюдо.
– Оливье ничего, но огурцы соленые слишком. Я свежие кладу, так нежнее. А в «шубу» ты яблоко не трешь? Зря. Яблочко кислинку дает. Утка суховата, передержала в духовке, Марин. Надо было фольгой накрыть. Но ничего, с голодухи пойдет.
Марина сидела напротив, пила кофе и смотрела в окно. Ей не хотелось спорить. Пусть поест и уйдет. Главное, чтобы быстрее.
Андрей уплетал холодец, не обращая внимания на критику матери.
– Вкусно, мам, не придирайся. Марина двое суток у плиты стояла.
– Да я ж не ругаю, я советую! – обиделась Нина Петровна, отправляя в рот бутерброд с икрой. – Молодая она еще, опыта мало. Вот поживет с моё…
Когда завтрак подошел к концу, и на столе остались только пустые тарелки и недоеденные салаты в общих мисках, Нина Петровна вытерла губы салфеткой и значительно посмотрела на свою спортивную сумку.
– Ну, спасибо, накормили. Вкусно, сытно. Теперь давайте делом займемся.
Она расстегнула молнию на сумке. Марина напряглась.
Из недр сумки начали появляться пластиковые контейнеры. Много контейнеров. Разных форм и размеров. Круглые, квадратные, большие лотки для заморозки, ведерки из-под мороженого. Нина Петровна выставляла их на стол, как баррикаду. Один, два, пять, восемь… Весь стол оказался заставлен пластиком.
– Это зачем? – тихо спросил Андрей, перестав жевать.
– Как зачем? – искренне удивилась Нина Петровна. – Еду собирать. Вы же это всё не съедите! Пропадет ведь. А у меня завтра подруги придут, Лидия Ивановна и Вера Павловна. Мы посидим, старый год вспомним. Не буду же я для них готовить, когда у вас тут столько добра пропадает.
Она ловко схватила ложку и потянулась к миске с оливье, намереваясь переложить его в самый большой контейнер.
– Вот сюда оливьешечку. А в этот – селедочку. Сюда холодец сложите, только аккуратно, чтобы не развалился. Утку я так заберу, в фольге, не режьте, я дома сама разделаю. И нарезку мясную тоже положите, и сыр. А икра еще осталась? Баночку бы мне с собой, Лидия Ивановна икру любит.
Марина смотрела на это действо, и в ней что-то щелкнуло. Громко так, отчетливо. Будто перегорел предохранитель, отвечающий за терпение и вежливость.
Она встала и положила руку на миску с оливье, перекрывая доступ ложке свекрови.
– Нет, – сказала она спокойно.
Нина Петровна замерла.
– Что «нет»?
– Никакого оливье с собой. И никакой утки. И никакой нарезки.
Свекровь моргнула, глядя на неё как на сумасшедшую.
– Мариночка, ты чего? Жалко, что ли? Оно же испортится! Выкинете ведь! Грех еду выбрасывать!
– Ничего не испортится, – твердо сказала Марина. – Мы с Андреем это будем есть. Сегодня, завтра и послезавтра. Я для этого и готовила. Я не нанималась кейтерингом для ваших подруг.
– Каким еще катером? – не поняла Нина Петровна. – Ты что говоришь такое? Андрей, скажи ей! Мать родную объедаете! Куска хлеба жалко!
Андрей сидел, растерянно переводя взгляд с жены на мать. Вид такого количества пустых контейнеров его тоже, мягко говоря, шокировал. Он ожидал, что мама попросит завернуть кусочек торта или пару котлет. Но это был промышленный масштаб. Это был грабеж средь бела дня.
– Мам, ну ты правда… многовато набрала тары, – осторожно начал он. – Мы же сами еще не наелись. Праздники длинные.
– Да что вы съедите-то?! – возмутилась Нина Петровна, повышая голос. – Вдвоем! Тут на полк солдат! А у меня пенсия двенадцать тысяч! Я, может, раз в год икры хочу поесть! А вы… эгоисты! Сами жируете, а мать корку хлеба грызть должна?
Она попыталась выдернуть миску из-под руки Марины, но невестка держала крепко.
– Нина Петровна, – голос Марины стал ледяным. – У вас пенсия не двенадцать, а восемнадцать, плюс зарплата вахтера пятнадцать. И Андрей вам каждый месяц по пять тысяч переводит «на лекарства», которые вы тратите на новые шторы. Я видела ваши новые шторы. Не прибедняйтесь.
– Ты… ты мои деньги считаешь?! – задохнулась от возмущения свекровь. – Да как ты смеешь! Андрей! Она меня попрекает!
– Я не попрекаю. Я констатирую факт. Этот стол стоил нам двадцать тысяч рублей. И два моих дня работы. Я не спала, резала, варила, пекла. А вы пришли, поели, покритиковали – «утка сухая», «салат кислый» – и теперь хотите забрать всё подчистую для своих подруг? Чтобы похвастаться, какой у вас стол?
– Да не для подруг! Для себя! – соврала Нина Петровна, хотя пять минут назад говорила обратное. – Я женщина больная, мне у плиты стоять тяжело!
– Если вам тяжело стоять у плиты, сварите кашу. Или купите пельмени. Но выносить из моего дома еду сумками я не позволю.
Марина взяла со стола один из контейнеров и демонстративно кинула его обратно в спортивную сумку свекрови.
– Убирайте.
Нина Петровна покраснела так, что стала сливаться с цветом своего пуховика, который так и не сняла до конца.
– Это… это неслыханно! Выгоняете? Голодом морите? Андрей! Ты мужик или тряпка? Твоя жена мать твою оскорбляет, куска жалеет, а ты молчишь?
Андрей встал. Он посмотрел на мать, потом на Марину. Марина стояла бледная, но решительная. В её глазах он видел ту самую грань, за которой следует скандал с последствиями вплоть до развода. И он вдруг понял, как сильно она устала. Как она старалась. И как нагло ведет себя его мать.
– Мам, – сказал он твердо. – Марина права. Ты перегнула палку. Прийти в гости, поесть – это одно. Мы всегда рады. Но прийти с тарой, чтобы выгрести холодильник – это уже перебор. Это некрасиво.
– Некрасиво?! – взвизгнула Нина Петровна. – Родной матери еды пожалеть – вот это некрасиво! Да подавитесь вы своим оливье! Чтоб у вас…
– Не надо, мам, – перебил Андрей. – Не надо проклятий в первый день года. Собирай контейнеры. Я вызову тебе такси.
Нина Петровна замерла, хватая ртом воздух. Она не ожидала отпора от сына. Всегда, абсолютно всегда она получала то, что хотела. Слезы, давление на жалость, крики – арсенал был богат. Но сейчас перед ней стояла стена.
Она дрожащими руками начала сгребать пустые пластиковые коробки обратно в сумку.
– Хорошо, – прошипела она. – Хорошо. Я запомню. Я всем расскажу. Всем расскажу, как вы мать встретили. Как выгнали. Как опозорили. Лидия Ивановна узнает! И тетя Валя из Саратова узнает! Ноги моей здесь больше не будет!
Она застегнула молнию с таким звуком, будто резала кого-то.
– И не звоните мне! И когда я помру, не приходите!
Марина молча подошла к холодильнику, достала небольшой контейнер, положила туда два куска торта «Наполеон», который пекла сама, и протянула свекрови.
– Вот. К чаю. С конфеткой. С Новым годом, Нина Петровна.
Свекровь посмотрела на контейнер с тортом с презрением, но… взяла. Рефлекс «бери, пока дают» сработал быстрее гордости.
– Подачка, – буркнула она, сунув торт в сумку поверх пустых лотков. – Бог вам судья.
Она развернулась и пошла в прихожую, громко топая. Андрей пошел за ней, чтобы закрыть дверь. Слышно было, как она ворчит, надевая сапоги: «Вырастила змееныша, женила на гарпии… Ну ничего, жизнь она длинная, воды попросят…».
Хлопнула входная дверь.
На кухне повисла звенящая тишина. Марина опустилась на стул и закрыла лицо руками. Её трясло. Адреналин отхлынул, оставив после себя слабость и дрожь в коленях.
Вернулся Андрей. Он подошел к ней сзади и обнял за плечи, уткнувшись носом в макушку.
– Ты как?
– Меня трясет, – призналась Марина. – Андрей, я поступила ужасно? Я выгнала твою маму.
– Ты поступила правильно, – тихо сказал муж. – Я сам обалдел, когда увидел эту батарею контейнеров. Это уже не гости, это какой-то продразверстка. Она действительно перешла границы.
– Она теперь нас проклянет.
– Да она каждый раз проклинает, когда ей в чем-то отказывают. Помнишь, когда я не дал ей денег на очередную чудо-кастрюлю за двадцать тысяч? Она месяц со мной не разговаривала и говорила, что я хочу её смерти от неправильного питания. Перебесится. Через неделю позвонит как ни в чем не бывало, попросит записать её к врачу или интернет оплатить.
Марина подняла голову и посмотрела на мужа.
– Спасибо, что поддержал. Я думала, ты опять начнешь: «Ну дай ей немного, ну что тебе стоит».
– Я увидел твои глаза, – усмехнулся Андрей. – И понял, что если я сейчас не встану на твою сторону, то ночевать мне придется на коврике вместе с мамиными контейнерами. И вообще… я тоже хочу доедать оливье три дня. Я люблю оливье.
Марина слабо улыбнулась.
– Садись. Налью тебе чаю. И торт отрежу. У нас его еще много, хотя два куска я отдала.
– Ты святая женщина, – сказал Андрей, садясь за стол. – После такого концерта еще и торт ей дала. Я бы не дал.
– Ну, она же всё-таки твоя мама. И потом, торт получился очень сладким, ей понравится.
Они пили чай, ели торт, и постепенно напряжение уходило. За окном продолжал падать снег, укрывая город чистым белым покрывалом.
День прошел лениво и спокойно, как они и мечтали. Вечером они смотрели старые комедии. Телефон молчал – Нина Петровна держала слово и не звонила, что было лучшим подарком.
Ближе к ночи Марина пошла на кухню за водой. Она открыла холодильник. Полки были забиты едой. Контейнеры с салатами, блюдо с уткой, нарезки. Всё было на месте. Никто не разграбил их праздник.
Она достала кусочек сыра, откусила и улыбнулась. Это было странное чувство – смесь вины (совсем чуть-чуть, где-то на самом донышке) и огромного, всепоглощающего удовлетворения от того, что она впервые смогла сказать твердое «нет».
– Марин, иди сюда! – крикнул Андрей из гостиной. – Там «Ирония судьбы» начинается!
– Иду!
Она закрыла холодильник. Этот год начинался правильно. С честности и уважения к себе. А еда… еда была вкусной. И её действительно хватит на все праздники.
Через три дня, как и предсказывал Андрей, раздался звонок.
– Алло, Андрюша! – голос Нины Петровны был слабеньким и жалобным. – У меня тут телевизор что-то барахлит, каналы перескакивают. Ты не мог бы заехать посмотреть?
Андрей подмигнул Марине.
– Заеду, мам. На днях. Но только с инструментами. Без еды.
– Ой, да нужна мне ваша еда! – тут же сменила тон свекровь, и в голосе появились привычные сварливые нотки. – Торт, кстати, сухой был. Крема пожалела.
– Я учту, мам. Пока.
Андрей положил трубку и рассмеялся.
– Ну вот, жизнь налаживается. Всё вернулось на круги своя.
– Только теперь она знает, что к нам с пустыми контейнерами вход воспрещен, – добавила Марина.
– Это точно. Теперь только со своими пирожками.
Они обнялись, глядя на мигающую гирлянду на елке. Праздники продолжались, и они были именно такими, какими должны быть – семейными, теплыми и сытными.
Если вам понравилась эта история, поддержите канал лайком и подпиской, мне будет очень приятно! Пишите в комментариях, как бы вы поступили на месте героини