Утреннее солнце, словно тонкое лезвие, прорезало щель между плотными шторами, медленно заполняя спальню полосами тёплого, золотистого света. Джуди спала глубоко, её тело, измученное вчерашним эмоциональным штормом, нашло убежище в полном расслаблении. За ночь она сбросила одеяло и неудобные пижамные штаны. Теперь она лежала на спине, одетая лишь в простые хлопковые трусы и свободную майку из мягкой ткани. Майка задралась, открывая почти весь её огромный, куполообразный живот. Он величественно поднимался и опускался в такт её ровному, глубокому дыханию. Одна лапа лежала на этом животе ладонью вниз, пальцы слегка растопырены, будто в бессознательном, защитном жесте.
Бесшумно, как тень, в комнату вошёл Маршал. В лапах он нёс свой медицинский чемоданчик и компактный портативный УЗИ-аппарат. Решив провести финальный, предвыписной осмотр, пока она ещё спит, он приблизился к кровати. Увидев её позу, он лишь слегка наклонил голову, оценивая клиническую картину. Осторожно, с профессиональной чуткостью, он приподнял край майки ещё выше, полностью обнажив живот от лобковой кости до нижних рёбер. Кожа была гладкой, почти прозрачной, натянутой над твёрдой, живой выпуклостью, по которой тонкой сеткой проступали голубоватые вены.
Он включил аппарат, нанёс на датчик и её кожу прохладный, прозрачный гель. Первые движения датчика были плавными, рутинными. На экране в градациях серого поплыли знакомые силуэты четырёх плодов. Он зафиксировал их сердцебиения — быстрые, ритмичные стуки, сделал стандартные биометрические замеры. Всё соответствовало норме для срока. Но затем его взгляд, всегда аналитический и безошибочный, зацепился за область в самом низу живота, близко к тазу. Там, в акустической тени от тазовых костей и под давлением других плодов, изображение теряло чёткость. Он изменил угол наклона датчика, ввёл специальные фильтры, увеличил масштаб до максимума. То, что проступило на экране, заставило его замереть. Его уши, обычно направленные вперёд, настороженно приподнялись и развернулись, словно пытаясь «услышать» визуальную аномалию. Он сделал серию статичных снимков и коротких видео-петель с разных ракурсов, его движения были необычайно точными и сдержанными.
Именно эту неестественную, гнетущую тишину и уловил Ник, просыпаясь. Он потёр сонные глаза, сел на кровати и увидел Маршала, замершего над спящей Джуди с абсолютно каменным, непроницаемым выражением на морде — редкость для всегда собранного щенка.
— Маршал? — голос Ника был хриплым от сна, но в нём уже звучала тревога. — Что-то не так?
Его слова, как щелчок выключателя, вывели Джуди из глубины сна. Она открыла глаза, поморгала, и её взгляд упал сначала на встревоженного Ника, потом на сосредоточенного Маршала, потом на датчик, лежащий на её коже. Сонливость испарилась мгновенно.
— Маршал? Что ты там увидел?
Маршал медленно, с необычной торжественностью, оторвал взгляд от экрана. Он вытер гель с её живота и датчика, его движения были размеренными, почти церемониальными.
— Обнаружена аномалия, — произнёс он, и его обычно ровный, докладной голос звучал с оттенком предельной, хирургической сосредоточенности. — Помимо четырёх ранее идентифицированных и отслеживаемых плодов, визуализируется пятое эхогенное образование. Однако его морфология не является автономной. Наблюдается плотное, обширное тканевое сращение с одним из соседних плодов, обозначенным как «Плод В». Границы размыты, отмечается общая сосудистая сеть в зоне соединения. Сращение, судя по эхо-картине, первично затрагивает область грудной клетки и верхний отдел брюшной полости. Полную анатомическую картину заслоняет положение и акустическая тень. Предварительный диагноз: монохориальная моноамниотическая двойня с обширным соматическим соединением. В общеупотребительной терминологии — сиамские близнецы.
Воздух в спальне стал густым, тяжёлым, им стало трудно дышать. Джуди инстинктивно потянула майку вниз, пытаясь укрыть живот, будто простая ткань могла скрыть или отменить страшную новость.
— Пятый… — её голос сорвался на хриплый, едва слышный шёпот. — И они… они срослись? Намертво?
— Да, — подтвердил Маршал без тени сомнения. — Это клинически сложный случай. Точную анатомию соединения, степень вовлечённости органов и систем, а также жизнеспособность обоих плодов в таком состоянии покажет только расширенное, высокоточное сканирование в специализированном московском стационаре, куда вам предписано явиться. — Он сделал небольшую, почти незаметную паузу, и в его интонации промелькнула сухая, призрачная усмешка. — Учитывая уже документально зафиксированную уникальность вашей беременности, я, пожалуй, не испытаю удивления, если в ходе детального обследования совокупное количество эмбрионов будет определено как пятнадцать и более единиц.
Эта абсурдная, гиперболическая цифра на мгновение пронзила ледяной шок, как луч солнца сквозь трещину в льдине. Джуди фыркнула — короткий, нервный, почти истерический звук. Ник провёл лапой по лицу, смахнув остатки сна, и издал короткий, беззвучный смешок, в котором было больше потрясения, чем веселья.
— Пятнадцать… Нет уж, благодарю покорно, — прошептала Джуди, слегка качая головой. — Хватит с нас и пятёрки… с таким вот сюрпризом в придачу.
— И что… что теперь с этим делать? — Ник задал вопрос, который висел в воздухе, холодный и острый. Его глаза были прикованы к Маршалу.
Маршал сел прямо, положив лапы на колени, приняв позу лектора.
— Существуют два принципиальных пути. Первый: после успешного родоразрешения, при условии достижения плодами необходимых антропометрических и физиологических параметров, а также если сращение не затрагивает неразделимые жизненно важные органы (такие как сердце, печень сложной долевой структуры, единый спинной мозг), возможно проведение хирургической операции по разделению. Это процедура высочайшей степени сложности, с продолжительным временем проведения, значительными кровопотерями и риском для обоих пациентов. Второй путь: оставить анатомическое соединение как есть. В мировой, в частности, человеческой медицинской практике, известны случаи, когда сиамские близнецы проживают долгую, социально адаптированную, хотя и специфическую жизнь. Классический пример — сёстры-близнецы Эбигейл и Бриттани Хенсел. Окончательный выбор будет оставаться за вами, после получения полной информации от консилиума специалистов.
Джуди и Ник молча переглянулись. В их взгляде была не паника, а глубокая, всепоглощающая растерянность. Эта новость требовала не эмоций, а холодного, медленного осмысления.
— Нам нужно… время, — тихо сказала Джуди, наконец положив ладонь на живот, не скрывая его больше. Её пальцы осторожно легли на то место, где, по словам Маршала, бились два сросшихся сердца. — И больше информации. Намного больше.
— Время у нас пока есть, — кивнул Ник, но в его голосе, сквозь попытку обнадёжить, ясно звучала тревога, тяжёлая и холодная.
Весь последующий день новость висела над ними невидимым, но ощутимым грузом, как низкое свинцовое небо перед бурей. Джуди, одевшись в просторное платье, пыталась сосредоточиться на работе с архивными данными вместе с Алексеем. Они сидели за кухонным столом, перед ними были распечатки, ноутбук, карты. Но её мысли постоянно срывались с цепи логики и увязали в трясине «а что, если». Она машинально перекладывала бумаги, не видя текста, взгляд её был отсутствующим, устремлённым в пустоту за окном. Алексей, с его полицейской наблюдательностью, быстро уловил её состояние. Он не стал ничего спрашивать, лишь через пару часов тихо закрыл ноутбук.
— Думаю, на сегодня достаточно, — сказал он нейтрально. — Информацию нужно структурировать. Я займусь этим.
И удалился, оставив её наедине с тяжёлыми думами.
Ник уехал на службу. Его сегодня снова поставили на дорожный контроль. Он механически останавливал нарушителей, выписывал штрафы, но его сознание было далеко отсюда. Он видел не разгневанные морды лихачей, а экран УЗИ и серьёзное лицо Маршала. Слова «сращение», «неразделимые органы», «операция» звенели у него в голове.
Вечером, после лёгкого, почти безмолвного ужина, Маршал провёл вечерний осмотр. На этот раз он был особенно тщательным. Джуди, не говоря ни слова, снова спокойно разделась по его просьбе. Она сняла платье, затем бельё, и стояла перед ним, положив лапы на бёдра для равновесия, её огромный живот выпирал вперёд. Маршал долго и внимательно слушал именно нижнюю часть живота стетоскопом, перемещая его на сантиметры, его брови были сведены в сосредоточенную складку.
После осмотра они с Ником остались одни в гостиной. Джуди прилегла на диван, подложив под спину все подушки. Ник сел рядом, взял планшет. Они начали искать информацию. Нашли истории сиамских близнецов, которые жили полноценной жизнью, и тех, кого разделили. Чем глубже они копали, тем яснее становился масштаб не только медицинской, но и социально-юридической пропасти.
— Ник, — Джуди отложила планшет, её глаза были полны страха. — Как это будет считаться здесь? Один гражданин или двое? Как они будут учиться? А если мы решимся на разделение… кто даст гарантии?
Ник обнял её крепче.
— Юридический казус невероятного масштаба, — мрачно сказал он. — Им потребуется целая команда: адвокаты, педагоги, психологи… Возможно, придётся менять законы.
Они замолчали. Радость от ожидания пополнения семьи была оттенена холодным страхом перед неизвестностью.
— Маршал прав, — выдохнула Джуди. — Нужно ждать московского сканирования. Узнать всё. А потом думать. Вместе. Со специалистами. И с юристами.
— Да, — согласился Ник, целуя её в висок. — Вместе. Мы со всем справимся.
Перед самым сном, когда они уже лежали в постели в темноте, Джуди тихо спросила, глядя в потолок:
— Маршал? Скажи… когда придёт время… для кесарева сечения… есть ли такой наркоз, при котором я смогу видеть, что происходит? Видеть их, моих малышей, когда их будут извлекать… но при этом не чувствовать боли?
В темноте с края кровати послышалось лёгкое движение. Маршал, спавший на своём лежаке, приподнял голову.
— Да, существует такая методика. Это регионарная анестезия, чаще всего — спинальная или эпидуральная. Она блокирует болевые сигналы от нижней части тела к мозгу, но не затрагивает сознание. Вы будете в полном сознании, сможете видеть и слышать всё, что происходит, но не почувствуете боли. Это стандартная практика для многих плановых операций кесарева сечения, позволяющая матери оставаться в контакте с процессом и сразу увидеть новорождённых.
Джуди кивнула в темноте, её лицо осветила слабая, обнадёживающая улыбка.
— Спасибо, Маршал. Это… это хорошо. Я хочу их видеть. С самого первого мгновения.
— Это будет организовано, — ровно ответил Маршал.
Он улёгся обратно, на этот раз перевернувшись на бок, свернувшись компактным пятнистым клубком, спиной к ним, демонстрируя редкую для него позу полного отдыха. Его присутствие на краю их кровати было тихим, но прочным якорем в море неопределённости.
Джуди повернулась к Нику, прижалась лбом к его плечу и закрыла глаза. Теперь, помимо страха и вопросов, у неё было и это знание — что она сможет быть там, присутствовать, увидеть своими глазами рождение своих детей, даже самых необычных из них. Это придавало сил.
Ник обнял её, чувствуя, как её дыхание постепенно выравнивается и становится глубоким. Они заснули поздно, в тесных объятиях, под призрачное мерцание уличного фонаря за окном. Маршал спал рядом, его тихое, ровное дыхание сливалось с их собственным, создавая в тёмной комнате странную, но прочную симфонию покоя перед лицом всех будущих бурь.