— Настенька, ты меня слышишь? Я говорю, тридцать первого к девяти утра будь у меня!
Настя Фатеева замерла с телефоном у уха, глядя на темное окно своей кухни. За стеклом кружили редкие снежинки, а из трубки неслось что-то про гостей, про стол на двенадцать персон и про то, что "без тебя я точно не справлюсь".
— Вера Игнатовна, но мы же хотели дома...
— Что дома? — голос свекрови стал выше. — Как это дома? Борис Игнатович что, один будет встречать Новый год? Я уже всех позвала! Сестра моя приедет с Валерой из Павловска, тетя Галя с Ирочкой придет, Людмила Степановна обещала заглянуть... Ты что, серьезно думаешь, что я откажу людям?
Настя прикрыла глаза. Двадцатое декабря. Всего одиннадцать дней до праздника, а у нее уже голова раскалывается от этого разговора.
— Вера Игнатовна...
— Записывай, что нужно купить! — свекровь не слушала. — Семга нужна, хорошая, не бери в магазине у метро, там дорого и невкусная. Икра красная, грамм семьсот хватит. Крабовые палочки три пачки для салата. Сыр берешь четырех видов, обязательно...
— Подождите! — Настя повысила голос, что для нее было редкостью. — Почему я должна это покупать?
В трубке наступила тишина. Настя слышала, как свекровь дышит — тяжело, раздраженно.
— Как это почему? — наконец произнесла Вера Игнатовна таким тоном, будто Настя спросила что-то совершенно абсурдное. — Мне некогда, я работаю. До двадцать девятого смены. А ты в автосалоне своем сидишь, у тебя график свободнее.
— У меня тоже работа, — Настя почувствовала, как внутри начинает закипать что-то горячее и неприятное.
— Ну так что? — свекровь фыркнула. — Толя тебе денег даст, сходишь в выходной. Или в обед сбегаешь. У вас там рядом "Пятерочка" есть.
Настя открыла рот, чтобы возразить, но из трубки уже неслось дальше:
— Ладно, я побежала, у меня смена через полчаса начинается. Толе передай, чтоб позвонил мне вечером. И да, скатерть новую купи, я старую выбросила, прожгла случайно. Бордовую возьми, или золотистую. И салфеток пачку. Целуй!
Гудки.
Настя опустила телефон на стол и уставилась в одну точку. За восемь лет брака она выучила этот сценарий наизусть. Сначала звонок свекрови с радостным сообщением о празднике. Потом список покупок длиной в руку. Затем она с Толей тащат сумки с продуктами, разгружают их на кухне у Веры Игнатовны, а та ходит рядом и проверяет: "А почему сыр не тот? Я же говорила российский! А это какой-то голландский!"
А дальше — самое интересное. Тридцать первого декабря она приезжает к свекрови в восемь утра, иногда в девять, если повезет. И до самого вечера режет, жарит, запекает, варит. Вера Игнатовна при этом только выносит блюда на стол да принимает комплименты: "Ах, Верочка, как вкусно! Ты волшебница!"
А Настя стоит на кухне и моет очередную гору грязной посуды.
— Что такая кислая? — Толя вошел в кухню, еще не снявший рабочую куртку. Пахло от него маслом и бензином, как всегда после смены на автосервисе.
— Твоя мама звонила.
— Ну и? — он открыл холодильник, достал бутылку с водой.
— Опять Новый год у них будет.
Толя пожал плечами:
— Ну а где еще? Она же позвала гостей. Не переживай, мы поможем, как всегда.
— Толя, — Настя встала, посмотрела ему в глаза. — Мы уже три года подряд там встречаем праздник. Может, в этот раз останемся дома? Вдвоем?
Он поморщился, будто она предложила что-то неприличное.
— Дома? А мама как же? Она одна там с папой.
— У нее муж есть, — Настя почувствовала, как внутри разгорается знакомая обида. — Борис Игнатович с ней. И гости будут. А я хочу нормально встретить Новый год! Не на кухне в поту с кастрюлями! Я никуда не пойду!
— Да брось ты, — Толя отмахнулся. — Мам же нужна помощь. Это же просто — помочь родному человеку. Как это не пойдешь к маме но Новый год? А кто будет готовить и обслуживать?
Он прошел в комнату, включил телевизор. Настя осталась стоять на кухне, глядя на его широкую спину.
"Просто помочь". Каждый раз — просто. Просто купи продукты. Просто приготовь. Просто вымой посуду. Просто улыбайся гостям. Просто, просто, просто.
А когда это закончится?
***
Двадцать второго декабря в автосалоне было на удивление тихо. Предновогодняя суета еще не добралась до покупателей машин — все бегали по магазинам за подарками и продуктами. Настя сидела за стойкой администратора и листала каталог, не видя цифр перед глазами.
— Настюх, ты чего такая? — Люба Крылова выглянула из-за перегородки, где оформляла кредитные документы. — Лицо как после бессонной ночи.
— Да так, — Настя попыталась улыбнуться.
— Говори, — Люба подсела ближе, положила локти на стойку. — Видела я такие лица. У самой было. Свекровь?
Настя удивленно посмотрела на подругу:
— Откуда ты...
— У всех одинаково, — Люба хмыкнула. — Мне моя бывшая свекровушка тоже жизнь веселой делала. Пока я не развелась и не свалила от них обоих подальше. Рассказывай.
И Настя рассказала. Про звонок Веры Игнатовны, про список покупок, про то, что в третий раз подряд встретит Новый год не дома. Про то, что Толя не слышит ее.
— Так скажи, что не поедешь, — Люба пожала плечами, будто это само собой разумеющееся.
— Не могу.
— Почему?
— Потому что... — Настя замялась. — Толя не поймет. Скажет, что я эгоистка.
— И что? — Люба наклонилась ближе, в ее темных глазах было столько энергии, что Настя невольно выпрямилась. — Пусть говорит. А ты ему скажи, что восемь лет работала бесплатной поварихой у его мамаши, и хватит. Пора отдохнуть.
— Это же его мать...
— А ты его жена! — Люба стукнула ладонью по столу. — Господи, Настюха, когда ты наконец начнешь думать о себе? Что она тебе сделает? Побьет?
— Нет, но...
— Вот и все. Максимум — устроит истерику. Ну и пусть. Не ты первая, не ты последняя, кто откажет свекрови в бесплатной рабсиле. Поверь мне, я через это прошла.
Настя молчала, вертя в руках ручку. Люба была права. Конечно, была права. Но как это сделать? Как сказать "нет" человеку, который восемь лет воспринимает тебя как должное?
— Попробую поговорить с Толей еще раз, — тихо проговорила она.
— Говори, — Люба кивнула. — Только жестко. Не мямли. Мужики не понимают намеков, им надо в лоб.
В дверь салона вошла пара — молодые, смотрели на витрину. Настя встала, натянула дежурную улыбку и пошла навстречу. Но в голове крутилось одно: "Скажу. Обязательно скажу. Сегодня вечером".
***
Вечер выдался холодным. Настя пришла домой раньше Толи, успела разогреть вчерашний суп и нарезать хлеб. Села у окна, ждала, когда он вернется.
В восемь вечера хлопнула дверь. Толя вошел усталый, но довольный — видимо, смена прошла хорошо.
— Привет, — он чмокнул ее в щеку, стянул куртку. — Что-то вкусно пахнет.
— Суп разогрела. Толь, давай поговорим?
Он замер, повернулся к ней с настороженным видом:
— О чем?
— О Новом годе, — Настя глубоко вдохнула. — Я серьезно. Я не хочу ехать к твоей маме.
Толя сел напротив, достал телефон, положил на стол.
— Настя, только не начинай опять.
— Я не начинаю! Я говорю, что устала! — она почувствовала, как голос дрожит. — Восемь лет подряд каждый праздник я провожу у твоих родителей! Восьмое марта — там. Твой день рождения — там. День рождения твоей мамы — там. И каждый раз я все готовлю!
— Ну и что такого? — Толя посмотрел на нее непонимающе. — Это же родители! Им помочь надо!
— А мне? — Настя почувствовала, как внутри что-то ломается. — Мне не надо помогать? Я тоже устаю на работе! Я тоже хочу отдыхать на праздники, а не стоять на кухне по десять часов!
— Да не преувеличивай ты! — Толя поднял голос. — По десять часов! Ну пару часов постоишь, подумаешь!
— Толя, в прошлом году я встала в восемь утра! И до одиннадцати вечера не садилась! — Настя чувствовала, как слезы подступают к горлу, но сдерживалась. — Я только грязную посуду мыла и мыла! А твоя мама сидела с гостями и принимала комплименты!
Он помолчал, потом сказал тише:
— Мам же тяжело одной. Она же не молодая уже.
— Ей пятьдесят восемь! — Настя почти крикнула. — Она моложе меня будет в этом возрасте, я уверена! И у нее есть муж! Борис Игнатович может помочь!
— Папа? — Толя усмехнулся. — Он вообще в этом не разбирается. Он только по маршруту ездит и все.
— А я, значит, разбираюсь? Меня учили? — Настя встала, прошлась по кухне. — Толя, пойми. Я просто хочу один раз встретить праздник дома. С тобой. Нормально. Без беготни, без стресса. Можем пиццу заказать, шампанское открыть, фильм посмотреть...
— А мама? — он перебил ее. — Как это не пойдешь к маме на Новый год? А кто будет готовить и обслуживать? Она же гостей позвала!
Настя замерла, глядя на него. В его голосе не было злости. Было искреннее непонимание. Он правда не видел проблемы.
— Толя, — она присела напротив него, взяла его за руки. — Послушай меня. Твоя мама манипулирует тобой. И мной. Она каждый раз зовет кучу гостей, а потом сваливает всю работу на меня.
— Ну не сваливает же! — он выдернул руки. — Она помогает!
— Она выносит тарелки на стол! — Настя почти закричала. — Это не помощь! Помощь — это когда вместе режут, вместе готовят, вместе моют посуду! А не когда один вкалывает, а второй принимает гостей!
Толя резко встал, стукнув стулом об пол:
— Все! Хватит! Едем к маме, и точка! Она моя мать, я не брошу ее! А ты моя жена и должна уважать мою семью!
Он вышел из кухни, хлопнув дверью. Настя осталась сидеть, глядя в пустоту.
"А я что, не семья?" — подумала она.
Но вслух не сказала.
***
Двадцать четвертого декабря, вечером, зазвонил телефон. Настя уже знала, кто это.
— Настенька, записывай! — голос Веры Игнатовны был деловым и быстрым. — Семга — две тушки, не меньше килограмма каждая. Икра красная, грамм полтора, чтоб хватило. Крабовые палочки три пачки, не "Вичи", а нормальные, "Меридиан" или "Снежный краб". Сыр — российский, голландский, сулугуни и плавленый в пачках...
— Вера Игнатовна, — Настя перебила ее, сжав телефон. — А почему я должна это все покупать?
Тишина. Потом:
— Как это почему?
— Ну почему именно я?
— Настенька, — свекровь заговорила медленно, будто объясняя ребенку. — Мне некогда. У меня работа. Смены до двадцать девятого, я же тебе говорила. А ты в автосалоне, там посвободнее график.
— У меня тоже работа! — Настя почувствовала, как внутри закипает. — И я тоже устаю!
— Ну так Толя денег даст, — свекровь отмахнулась от ее слов. — Сходишь в субботу с утра, все купишь, привезешь. Да и мне самой тяжело такие сумки тащить, у меня спина болит...
— Вера Игнатовна...
— Ладно, я побежала, звонок второй идет! — голос стал веселым. — Скатерть не забудь! И салфетки берешь из расчета человек на пятнадцать, вдруг кто-то еще придет. Целую!
Гудки.
Настя швырнула телефон на диван и закрыла лицо руками. Как же ей все это надоело! Как же, как же, как же!
Толя в этот вечер пришел поздно, уставший. Настя молча подогрела ему ужин, села рядом. Он ел, уткнувшись в телефон.
— Твоя мама звонила, — тихо сказала Настя.
— Ага, мне тоже звонила. Сказала, список продуктов тебе дала.
— Толя, я не хочу это покупать.
Он оторвался от телефона, посмотрел на нее:
— Почему?
— Потому что устала! — Настя чувствовала, как внутри растет что-то большое и неконтролируемое. — Потому что твоя мама использует меня как бесплатную домработницу!
— Да перестань ты! — Толя отложил вилку. — Какая домработница? Просто помочь надо!
— Помочь — это один раз! — Настя повысила голос. — А это восемь лет! Каждый праздник! Каждое семейное мероприятие!
— И что? — он пожал плечами. — Мам старается, зовет гостей, делает праздник для всех. А ты не можешь ей помочь?
— А для меня кто-нибудь делает праздник? — Настя почувствовала, как голос срывается. — Когда я последний раз сидела за столом как гость? Когда мне последний раз кто-то готовил?
Толя молчал, глядя на нее.
— Вот именно, — Настя встала. — Никогда. Потому что я всегда на кухне.
Она вышла из комнаты, оставив его одного с недоеденным ужином.
***
Двадцать пятого числа они все-таки поехали в супермаркет. Молча складывали в тележку продукты по списку свекрови. Семга, икра, крабовые палочки, четыре вида сыра. Оливки, маслины, ананасы консервированные. Майонез, сметана, яйца три десятка.
На кассе Толя расплатился картой. Восемнадцать тысяч триста рублей.
— Мам, конечно, размахнулась, — пробурчал он, пока они грузили сумки в машину. — Но это же раз в году.
Настя молчала, складывая пакеты в багажник. Внутри бурлило, но она сдерживалась. Просто молча делала то, что должна.
Дома разгрузили покупки, убрали в холодильник. Телефон зазвонил почти сразу.
— Ну что, купили? — Вера Игнатовна была довольна. — Молодцы! Семгу не забыли? А сыр взяли российский? Хорошо, хорошо. Слушай, я тут подумала — надо еще креветки взять. Килограммчик. И ананасы, если не купили. А то салат не получится...
— Вера Игнатовна, мы только из магазина, — устало сказала Настя.
— Ну так завтра сходите! Или сегодня еще успеете, до десяти открыто. И кстати, скатерть купили? И салфетки?
— Нет еще.
— Так купите! — голос стал резче. — Настенька, ну что ты как маленькая? Я же просила!
— Я завтра схожу, — Настя чувствовала, как сжимаются зубы.
— Ладно. И губки не забудь! И моющее средство! А то у меня кончилось! — голос стал веселым опять. — Ну все, я побежала, мультик внучке включить надо!
Гудки.
Настя медленно опустила телефон. Толя стоял рядом, смотрел на нее вопросительно:
— Че еще надо?
— Креветки. Скатерть. Губки. Моющее средство, — монотонно перечислила Настя.
— А, ну сходим завтра, — он пожал плечами и пошел в комнату.
Настя осталась стоять на кухне. Смотрела на переполненный холодильник. На пакеты с продуктами, которые еще не поместились. На список на столе, который свекровь продиктовала позавчера.
И вдруг поняла: она больше не может.
Просто не может.
***
Двадцать шестого декабря Настя проснулась с тяжелой головой и камнем в груди. Во сне ей снилось, что она стоит на огромной кухне, а вокруг нее горы немытой посуды. И она моет, моет, моет, а посуда не кончается.
На работе Люба сразу заметила ее состояние.
— Эй, ты чего? — она подсела к Насте, когда та сидела в кабинете, уставившись в монитор компьютера.
— Устала, — только и выдавила Настя.
— От свекрови? — Люба налила ей воды из кулера. — Рассказывай.
И Настя рассказала. Про поход в магазин, про восемнадцать тысяч, про новый список требований, про то, что Толя не видит проблемы.
— Настюха, — Люба села напротив, серьезно посмотрела ей в глаза. — Скажи мне честно. Ты хочешь туда ехать?
— Нет, — тихо ответила Настя.
— Тогда не езжай.
— Но...
— Никаких но! — Люба стукнула ладонью по столу. — Слушай, я тебе свою историю расскажу. Когда я была замужем, моя свекровь тоже меня эксплуатировала. Каждый праздник, каждые выходные — приезжай, помоги, сделай, приготовь. А я молчала. Думала, ну это же семья, надо терпеть. И знаешь, чем закончилось?
— Чем? — Настя подалась вперед.
— Она вообще обнаглела. Стала звонить среди недели, требовать, чтоб я после работы заезжала к ней, прибиралась, готовила на неделю вперед. Говорила, что я все равно ничем не занята, детей нет, чего дома сидеть. А когда я наконец отказала — устроила истерику. И мужу моему сказала, что я плохая жена, что не уважаю его семью. Он меня тогда поддержал, но осадочек остался.
— И что потом? — тихо спросила Настя.
— Потом мы развелись, но не из-за этого. Просто не сошлись характерами. Но я для себя поняла одно — если не поставишь границы сразу, потом будет в сто раз хуже. Они привыкнут, что ты — удобная. И будут пользоваться этим бесконечно.
Настя молчала, переваривая услышанное.
— Я не хочу туда идти, — наконец прошептала она. — Я правда не хочу. Мне страшно представить тридцать первое декабря. Опять эта кухня, опять эти кастрюли, опять гости, которым я улыбаюсь, а сама думаю, как бы поскорее все это закончилось...
— Так не иди, — просто сказала Люба.
— Толя не поймет.
— А ты объясни. По-человечески. Скажи, что устала. Что хочешь отдохнуть. Что имеешь на это право.
Настя кивнула, но внутри все сжималось от страха. Как это сказать? Как отказать человеку, который восемь лет привык, что ты — часть его семейной традиции?
А если Толя разозлится? А если...
Она не успела додумать. Телефон завибрировал. Вера Игнатовна.
Настя выдохнула и взяла трубку:
— Алло?
— Настенька, ты губки купила? — голос свекрови был раздраженным. — А то я сегодня хотела подмыть плиту, а губок нет!
— Нет еще, — Настя почувствовала, как внутри что-то щелкает. — Вера Игнатовна, я на работе.
— Ну так сегодня вечером зайдешь! — свекровь не унималась. — И скатерть не забудь! Я вчера к Гале заходила, она показала мне свою новую — красивая такая, золотистая! Вот такую и купи! И салфеток побольше возьми, я тут еще двоих позвала...
— Вера Игнатовна, — Настя перебила ее, и в ее голосе прозвучала сталь, которой она сама от себя не ожидала. — Я не приеду к вам на Новый год.
Тишина. Долгая, тягучая тишина.
— Что? — наконец выдохнула свекровь. — Это шутка?
— Нет, — Настя почувствовала, как руки дрожат, но голос держала твердым. — Я устала. Я не хочу опять стоять на кухне весь день. Я хочу встретить праздник дома.
— Ты... ты серьезно? — в голосе Веры Игнатовны прозвучало такое недоверие, будто Настя сказала что-то совершенно невероятное.
— Да. Серьезно.
— Как ты смеешь?! — голос свекрови взлетел до визга. — Неблагодарная! Я тебя в семью приняла! Я к тебе как к родной относилась!
— Вы относились ко мне как к бесплатной поварихе, — тихо, но четко сказала Настя. — Восемь лет. Каждый праздник.
— Позови Толю! Немедленно!
— Он на работе, — Настя посмотрела на Любу, которая показывала ей большой палец вверх. — Вера Игнатовна, я все сказала. До свидания.
Она отключилась и опустила телефон на стол. Руки тряслись так, что она с трудом держала его.
— Молодец, — Люба встала, обняла ее за плечи. — Держись. Сейчас будет звонить мужу, истерить. Готовься.
Настя кивнула. Внутри было пусто и страшно. Но вместе с тем — впервые за долгое время — легко.
Она сказала "нет".
И не сломалась.
***
Толя позвонил через полчаса. Настя увидела его имя на экране и глубоко вдохнула.
— Алло.
— Ты что творишь?! — он кричал так громко, что Настя отодвинула телефон от уха. — Мама мне только что позвонила в слезах! Говорит, ты отказалась приезжать! Что за ерунда?!
— Это не ерунда, — спокойно ответила Настя. — Я правда не приеду.
— Как это не приедешь?! — голос Толи дрожал от возмущения. — Она гостей позвала! Ей же нужна помощь!
— Тол, — Настя прикрыла глаза, — я устала. Я больше не могу. Я не хочу опять проводить весь день на кухне.
— А мама что, должна сама все делать?! — он не слушал. — Ей же тяжело! Она же не молодая!
— А мне не тяжело? — Настя почувствовала, как внутри снова поднимается злость. — Мне легко?
— Ты моя жена! — Толя почти кричал. — Должна помогать моей семье!
— А я разве не твоя семья? — тихо спросила Настя.
Он замолчал. Потом:
— О чем ты вообще? Конечно, семья. Поэтому и должна уважать моих родителей.
— Уважать — это помогать иногда, — Настя почувствовала, как слезы подступают к горлу. — А не быть рабыней восемь лет подряд!
— Хватит преувеличивать! — Толя снова повысил голос. — Рабыней! Да ты...
— Я что? — Настя перебила его. — Я неправильно себя веду? Я эгоистка?
— Да! — выпалил он. — Эгоистка! Моя мать всю жизнь меня растила! А ты даже помочь ей не можешь!
Настя почувствовала, как что-то внутри окончательно ломается. Тихо, почти шепотом, она сказала:
— Хорошо. Тогда поезжай к ней один. Я останусь дома.
— Настя...
— Я все сказала. До вечера, Толя.
Она отключилась и опустила телефон. Села, уронив голову на руки. Люба молча протянула ей салфетку.
— Держись, — тихо сказала она. — Самое трудное позади.
Но Настя знала, что это не так. Самое трудное — впереди.
***
Двадцать восьмого декабря вечером Толя пришел домой мрачный. Они почти не разговаривали. Он молчал, она молчала. В квартире стояла тяжелая, давящая тишина.
Двадцать девятого утром зазвонил телефон. Вера Игнатовна. Настя долго смотрела на экран, потом все-таки взяла трубку.
— Алло.
— Настенька, — голос свекрови был до неестественного милым, — ну давай помиримся? Ну приезжай, я же не хотела тебя обидеть. Просто расстроилась. Понимаешь, гостей позвала, а теперь не знаю, как справлюсь...
— Вера Игнатовна, — Настя почувствовала, как внутри все сжимается, — вы мне угрожали, что уговорите Толю меня бросить.
— Да я не всерьез! — свекровь заговорила быстро. — Ну с кем не бывает? Просто нервы сдали! Ты же понимаешь!
— Понимаю, — кивнула Настя, хотя свекровь ее не видела. — Но не приеду.
— Настя! — голос стал жестче. — Ты понимаешь, что делаешь? Ты разрушаешь семью!
— Я не разрушаю, — устало ответила Настя. — Я просто хочу провести Новый год спокойно. Дома. Без стресса.
— А я что, должна одна гостей принимать?!
— У вас есть муж. Борис Игнатович.
— Он в этом не разбирается! — свекровь почти завизжала. — Он даже салат нормально не нарежет!
— Тогда нарежьте сами, — Настя почувствовала странное спокойствие. — Или не зовите столько гостей. Вера Игнатовна, я больше не буду бесплатной рабочей силой на ваших праздниках.
— Да как ты смеешь! — свекровь перешла на крик. — Я тебя в семью взяла! Я к тебе относилась как к дочери!
— Вы относились ко мне как к прислуге, — тихо сказала Настя. — Восемь лет. И хватит.
— Я уговорю Толю тебя бросить! — выпалила Вера Игнатовна. — Он мой сын! Он меня послушает!
Настя помолчала, потом спокойно ответила:
— Уговаривайте.
— Что?!
— Уговаривайте, — повторила Настя. — Если Толя хочет разводиться из-за того, что я отказалась быть кухаркой — пожалуйста. Это его выбор.
— Ты... ты... — свекровь задыхалась от возмущения. — Ты пожалеешь!
— Возможно, — согласилась Настя. — Но не приеду.
Она положила трубку и выключила телефон.
Все. Больше она не будет слушать эти угрозы. Не будет терпеть эти манипуляции.
Хватит.
***
Тридцать первого декабря утром Толя собрался к родителям. Молча. Настя сидела на диване, смотрела, как он натягивает куртку.
— Ты правда не поедешь? — спросил он, уже стоя в дверях.
— Нет, — ответила Настя.
— Тогда... — он замялся, — тогда я не знаю, что будет дальше.
— Я тоже не знаю, — честно ответила она.
Он ушел, хлопнув дверью. Настя осталась одна в пустой квартире. Села у окна, смотрела на падающий снег. Позвонила Люба, узнала, как дела. Настя коротко рассказала.
— Молодец, что держишься, — сказала Люба. — Слушай, может, ко мне приедешь? Встретим Новый год вместе!
Настя подумала и согласилась. Не хотелось встречать праздник в одиночестве.
Вечером она приехала к Любе. Та встретила ее с бутылкой шампанского и простым салатом.
— Без оливье, без шубы, без всей этой ерунды, — засмеялась Люба. — Просто отдыхаем.
Они сидели на кухне, разговаривали обо всем и ни о чем. Когда пробило двенадцать, Люба подняла бокал:
— За свободу! За то, чтобы не быть удобной! За то, чтобы говорить "нет"!
Настя улыбнулась и чокнулась с ней.
Телефон молчал. Толя не звонил. Свекровь не звонила. И это было... правильно.
Впервые за восемь лет Настя встретила Новый год без стресса, без кухни, без обслуживания гостей.
И впервые за долгое время почувствовала себя свободной.
Что будет дальше с ее браком — она не знала. Может, Толя одумается. А может, и нет. Но одно она знала точно: больше она не будет жить так, как жила раньше.
Это был ее выбор. И она его сделала.