Найти в Дзене

Я не могла дозвониться до детей всю неделю, а когда приехала, то поняла, почему свекровь не брала трубку

Вера сидела на кухне с телефоном в руках и улыбалась. Только что позвонили друзья — Олег и Марина. Предложили выкупить их путёвки в санаторий. Кто-то из компании заболел, а деньги уже заплачены. Продают за полцены. — Кирилл, иди сюда! — позвала она мужа. Кирилл вышел из комнаты, вытирая руки полотенцем — только что из душа. Волосы мокрые, на плечах капли воды. — Что случилось? — Олег с Мариной предлагают путёвки в санаторий выкупить! За полцены! На неделю! Едем? Кирилл присвистнул, подошёл ближе. — Серьёзно? Когда? — Послезавтра уже. Успеваем? Он задумался, почесал подбородок. Потом кивнул. — Да вроде. На работе отпрошусь, у меня ещё отгулы остались с прошлого месяца. Вера обняла мужа, прижалась щекой к его груди. — Здорово! Давно мы никуда не ездили вдвоём! — Точно, — улыбнулся Кирилл, обнял её в ответ. — Года три, наверное. — Больше даже. Они помолчали. Потом Кирилл спросил: — А дети? Улыбка сползла с лица Веры. Она отстранилась, посмотрела на мужа. — Дети... Блин, совсем забыла. Над

Вера сидела на кухне с телефоном в руках и улыбалась. Только что позвонили друзья — Олег и Марина. Предложили выкупить их путёвки в санаторий. Кто-то из компании заболел, а деньги уже заплачены. Продают за полцены.

— Кирилл, иди сюда! — позвала она мужа.

Кирилл вышел из комнаты, вытирая руки полотенцем — только что из душа. Волосы мокрые, на плечах капли воды.

— Что случилось?

— Олег с Мариной предлагают путёвки в санаторий выкупить! За полцены! На неделю! Едем?

Кирилл присвистнул, подошёл ближе.

— Серьёзно? Когда?

— Послезавтра уже. Успеваем?

Он задумался, почесал подбородок. Потом кивнул.

— Да вроде. На работе отпрошусь, у меня ещё отгулы остались с прошлого месяца.

Вера обняла мужа, прижалась щекой к его груди.

— Здорово! Давно мы никуда не ездили вдвоём!

— Точно, — улыбнулся Кирилл, обнял её в ответ. — Года три, наверное.

— Больше даже.

Они помолчали. Потом Кирилл спросил:

— А дети?

Улыбка сползла с лица Веры. Она отстранилась, посмотрела на мужа.

— Дети... Блин, совсем забыла. Надо кому-то оставить.

— Твоей маме?

Вера схватила телефон со стола, быстро набрала номер матери. Лидия Фёдоровна взяла трубку не сразу — после пятого гудка.

— Мам, привет! Слушай, мы с Кириллом хотим на неделю в санаторий съездить. Можешь с детьми посидеть?

Пауза. Потом голос матери — слабый, усталый:

— Веронька, прости меня, не могу. Я в больнице лежу. Аппендицит вырезали позавчера.

Вера замерла. Телефон чуть не выскользнул из руки.

— Как аппендицит?! Мам, почему ты мне не сказала?!

— Не хотела волновать тебя, доченька. Всё нормально, операция прошла хорошо. Но я ещё неделю тут полежу точно, может, больше.

— Мам, выздоравливай, пожалуйста. Я завтра приеду, навещу.

— Приезжай. Буду рада.

Вера повесила трубку. Опустилась на стул. Посмотрела на Кирилла растерянно.

— Мама в больнице. Аппендицит.

— Чёрт, — Кирилл сел рядом. — Серьёзно?

— Да. Позавчера прооперировали. Я даже не знала.

— А кто ещё может с детьми посидеть?

— Сестра, наверное.

Вера набрала номер Ирины. Та ответила сразу, на фоне слышен детский крик — громкий, пронзительный.

— Вер, привет! Секунду! Лёша, не дёргай сестру! — крик стих. — Прости, что-то случилось?

— Ир, выручи, пожалуйста. Нам с Кириллом предложили путёвки в санаторий на неделю. За полцены, представляешь. Можешь с Соней и Мишей посидеть?

Ирина замолчала. Вера слышала её дыхание в трубке. Потом сестра вздохнула тяжело:

— Вер, прости, но нет. У меня своих трое, младшему полгода всего. Я не потяну ещё двоих. Правда не потяну. Извини.

— Ир, ну пожалуйста... Всего на неделю...

— Не могу, Вер. Прости.

Короткие гудки.

Вера положила телефон на стол. Уставилась в него, будто он мог дать ответ. Потом посмотрела на Кирилла.

— Сестра не может. Трое своих, младшему полгода.

— Тогда кто? Подруги твои?

Вера пробежалась по списку контактов мысленно. Света уехала в отпуск на море — видела её фотки в соцсетях вчера. Лена с мужем разводится, у неё жизнь наперекосяк сейчас. Катя работает без выходных, сама жаловалась на прошлой неделе.

— Никого нет, — сказала Вера тихо. — Совсем никого.

Кирилл помолчал. Потом произнёс неохотно, глядя в сторону:

— Тогда маме моей позвони.

Вера подняла голову, посмотрела на мужа.

— Твоей маме? Серьёзно?

— А что делать? Других вариантов нет же.

Вера откинулась на спинку стула. Закрыла глаза. Вспомнила свою свекровь.

Зинаида Павловна. Женщина лет шестидесяти, невысокая, сухая, с вечно поджатыми губами и недовольным взглядом. Они виделись редко — раз в два-три месяца, да на праздники какие-нибудь. Зинаида Павловна не стремилась общаться с внуками, а Вера особо не настаивала. После того первого знакомства одиннадцать лет назад между ними так и остался холодок, который не растаял и со временем.

Вера вспомнила тот день. Она пришла к Кириллу домой в первый раз. Нарядилась, сделала причёску, волновалась так, что руки тряслись. Зинаида Павловна открыла дверь, окинула её взглядом — медленно, оценивающе, с ног до головы.

— Ты? — спросила она с удивлением, почти с разочарованием. — Кириллушка, ты серьёзно?

— Мам, это Вера. Моя девушка.

— Я думала, ты Олю приведёшь. Или хотя бы кого-то поинтереснее.

Вера тогда сглотнула обиду, улыбнулась натянуто, сжав кулаки за спиной. Кирилл засмеялся неловко, похлопал мать по плечу: "Мам, ну что ты..." С тех пор свекровь так и не приняла невестку по-настоящему. Общались формально, холодно, по необходимости.

— Позвони, — повторил Кирилл. — Она же бабушка. Посидит неделю.

Вера открыла глаза. Вздохнула. Взяла телефон, нашла номер свекрови. Нажала вызов.

— Зинаида Павловна, здравствуйте. Это Вера.

— А, Вера. Здравствуй, — голос сухой, без тепла. — Что-то случилось, наверно, раз ты звонишь?

— Нам с Кириллом предложили путёвки в санаторий на неделю. Совсем неожиданно. Можем мы привезти к вам детей?

Зинаида Павловна замолчала. Вера слышала, как она вздохнула, потом заохала:

— Почему ко мне? У меня столько дел! Огород, дача, встречи с подругами запланированы!

— Зинаида Павловна, ну пожалуйста. Больше действительно не к кому.

— А твоя мать?

— В больнице. Аппендицит вырезали.

— А сестра твоя?

— Трое своих детей, младшему полгода. Ну куда ей еще наших?! Она не может.

Свекровь помолчала ещё. Вера ждала, сжимая телефон в руке.

— И на сколько дней?

— На неделю. Семь дней всего.

— Это много, Вера. Очень много.

— Зинаида Павловна, выручите, пожалуйста. Мы вам оплатим, конечно.

Слово «оплатим» словно что-то переключило. Пауза стала короче.

— Ну... так и быть. Не брошу же вас в такой тяжёлой ситуации. Привозите.

— Спасибо большое! Огромное! Мы завтра утром приедем!

Вера повесила трубку. Посмотрела на Кирилла, выдохнула с облегчением.

— Согласилась.

Кирилл кивнул, но по лицу было видно — он не рад. Губы поджаты, брови нахмурены.

— Ну вот и хорошо.

— Ты не радуешься.

— Рад, конечно. Просто... знаю я маму. Будем потом полгода слушать, как она для нас пожертвовала неделей своей жизни. Как ей было тяжело, как она устала. Как мы ей теперь по гроб жизни обязаны.

Вера кивнула. Да, это правда. Зинаида Павловна умела напоминать о своих «жертвах» и «подвигах».

Но выбора не было.

На следующее утро они собрали детей. Соня, двенадцатилетняя девочка с длинными тёмными волосами и серьёзными карими глазами, складывала вещи в рюкзак спокойно, методично. Джинсы, футболки, пижама. Миша, шестилетний мальчик с вихрами на макушке и россыпью веснушек на носу, носился по квартире как заведённый.

— Миш, стой на месте! — крикнула Вера, ловя сына за руку. — Давай одевайся уже!

— Я не хочу к бабушке, — надулся Миша, вырываясь.

— Почему, солнышко?

— Она строгая.

Вера присела перед сыном, взяла его за плечи.

— Миш, это всего на неделю. Потерпишь, да? Мы тебе каждый день будем звонить.

— А можно я с вами поеду?

— Нельзя, солнышко. Там взрослый санаторий. Детей не берут.

Миша надулся ещё сильнее, но продолжил одеваться, недовольно сопя.

Через час они были у Зинаиды Павловны. Свекровь жила в небольшой двушке на окраине города, в старой панельной пятиэтажке. Подъезд пах кошками и сыростью. Они поднялись на третий этаж по вонючей лестнице.

Зинаида Павловна открыла дверь. На ней был домашний серый халат, волосы собраны в тугой пучок на затылке. Лицо без улыбки.

— Ну, заходите.

Дети зашли неуверенно, жмясь друг к другу. Вера взяла их за руки. Зинаида Павловна окинула внуков оценивающим взглядом, как товар на рынке.

— Сколько им уже?

— Соне двенадцать, Мише шесть, — ответила Вера.

— Большие уже. Напомните, куда вы собрались?

— В санаторий. Друзья путёвки отдали за полцены, — Вера полезла в сумку, достала из кошелька десять тысяч рублей. Протянула свекрови. — Вот, Зинаида Павловна, на детей. На еду, на всё, что нужно. Покупайте им фрукты, мясо, всё как надо.

Глаза свекрови при виде купюр засверкали. Она взяла деньги быстро, спрятала в карман халата.

— Ну хорошо. Справимся как-нибудь. Не пропадут.

Вера присела перед детьми. Обняла Соню, потом Мишу. Поцеловала обоих в макушки.

— Ребята, слушайтесь бабушку, хорошо? Я вам каждый день буду звонить. Если что-то случится — сразу мне пишите или звоните.

— Хорошо, мам, — кивнула Соня тихо.

Миша обнял маму за шею крепко-крепко, уткнулся лицом в плечо.

— Мам, не уезжай, пожалуйста...

— Мишенька, это всего на неделю. Совсем чуть-чуть. Быстро пролетит, увидишь.

Она разжала его руки осторожно, поцеловала в нос. Встала. Посмотрела на свекровь.

— Зинаида Павловна, спасибо вам огромное. Мы очень благодарны.

— Ладно, езжайте уже. Опоздаете ещё.

Вера с Кириллом вышли. Спустились по лестнице молча. Сели в машину. Вера всю дорогу оглядывалась на дом свекрови, пока он не скрылся за поворотом.

Санаторий был хороший. Номер чистый, светлый, с видом на лес. Процедуры, массажи, бассейн, вкусная еда. Вера старалась расслабиться, отпустить мысли, но они возвращались к детям снова и снова.

Вечером первого дня, около девяти, она позвонила свекрови. Трубку взяли не сразу.

— Зинаида Павловна, здравствуйте. Как дети?

— Нормально. Поели, помылись, спать легли.

— А чем вы их кормили на ужин?

— Кашей. Гречневой. С котлеткой давала.

— А можно мне с Соней поговорить? Или с Мишей?

— Они уже спят, Вера. Не будить же детей. Завтра позвони.

— Хорошо... Спокойной ночи.

Вера положила телефон на тумбочку. Посмотрела на Кирилла. Он лежал на кровати, листал что-то в планшете.

— Она говорит, дети спят уже.

— Ну и хорошо. Значит, всё нормально.

Но Вера чувствовала беспокойство. Лёгкое, пока неясное. Что-то не так.

На второй день она позвонила днём, около трёх.

— Зинаида Павловна, как дела? Как детки?

— Хорошо. Гуляли на площадке. Играли.

— А чем обедали?

— Супом. Рассольником. Потом макароны были с сосисками.

— Дайте, пожалуйста, Соне трубку. Хочу с ней поговорить.

— Они во дворе сейчас. Гуляют. Позже перезвони.

Вера позвонила вечером. Набрала номер в семь, потом в восемь, потом в девять. Зинаида Павловна отвечала всегда одно:

— Спят уже. Устали за день. Завтра поговоришь.

На третий день Вера начала нервничать по-настоящему. Звонила утром, днём, вечером. Каждый раз свекровь находила отговорку.

— Зинаида Павловна, я хочу поговорить с детьми. Дайте им трубку, пожалуйста.

— Вера, они заняты. Соня уроки делает, Миша мультики смотрит. Не мешай.

— Ну позовите хотя бы Соню на минутку!

— Не буду отрывать ребёнка от учёбы. Всё у них нормально, не переживай ты так.

Вера повесила трубку. Бросила телефон на кровать. Посмотрела на Кирилла, который сидел в кресле у окна.

— Твоя мать специально не даёт мне с детьми говорить.

— Мама такая. Не любит, когда контролируют.

— Но это же мои дети, Кирилл! Я имею право с ними разговаривать!

— Вер, ну неделя всего. Потерпи немного.

Вера стиснула зубы. Больше не звонила. Терпела.

Оставшиеся четыре дня тянулись мучительно. Она пыталась наслаждаться отдыхом, но не получалось. Процедуры, бассейн, прогулки — всё казалось ненужным. Она хотела домой. К детям.

Через семь дней они вернулись. Приехали поздно вечером, разобрали вещи. Переночевали дома. А утром поехали за детьми.

Подъехали к дому свекрови около одиннадцати. Поднялись по знакомой скрипучей лестнице. Позвонили в дверь.

Зинаида Павловна открыла с кислым, недовольным лицом.

— А, приехали наконец. Заходите.

Она отступила в сторону. Вера и Кирилл вошли в прихожую. Из комнаты выбежали Соня и Миша.

Вера замерла.

Дети выглядели... странно. Бледные. Худые. Соня похудела явно — скулы обострились, глаза запали. Миша тоже осунулся, под глазами тёмные круги.

— Мам! — Миша бросился к ней, обхватил ногу. — Поехали домой! Быстрее!

Вера присела, обняла сына. Он был лёгким. Слишком лёгким.

— Мишенька, что случилось, солнышко?

— Поехали, пожалуйста! Домой хочу!

Соня стояла рядом молча. Смотрела на мать грустными, усталыми глазами. Губы поджаты.

— Соня, доченька, ты как?

— Нормально, мам. Давай домой уже поедем.

Они собрали вещи быстро — рюкзаки были уже сложены, будто дети ждали этого момента всю неделю. Попрощались с Зинаидой Павловной формально, холодно. Свекровь выглядела довольной — видимо, рада, что детей наконец забирают, и обязанность с неё снята.

Ехали домой молча. Вера оборачивалась, смотрела на детей на заднем сиденье. Соня смотрела в окно, Миша прижимался к сестре.

Что-то случилось. Что-то плохое.

Дома Вера открыла дверь. Дети ворвались в квартиру и помчались на кухню. Вера пошла следом, сердце колотилось тревожно.

Соня распахнула холодильник, схватила пакет с конфетами из вазы на столе. Развернула одну, засунула в рот целиком.

— Наконец-то! Нормальные сладости!

Миша схватил яблоко из пакета на столе. Начал грызть, не помыв даже. Откусывал огромными кусками, давился почти.

— Миш, помой хоть! — крикнула Вера.

— Не могу ждать! Есть хочу очень!

Вера подошла к холодильнику, достала колбасу, хлеб, сыр. Положила на стол. Дети набросились на еду как голодные волчата.

— Вот, ешьте. Что случилось? Бабушка вас не кормила что ли?

Миша жевал яблоко, проглотил с трудом. Посмотрел на мать виновато.

— Мам, можно котлет? Ну пожалуйста!

— Конечно, солнышко. Сейчас сделаю. Соня, — Вера повернулась к дочери, — что вы ели у бабушки?

Соня доедала конфету. Взяла вторую, медленно разворачивала фантик, не глядя на мать.

— Макароны с солёными огурцами. Каждый день, мам. Иногда рассольник был.

Вера почувствовала, как внутри что-то сжимается.

— Как каждый день?

— Ну вот так. Утром овсянка на воде, без сахара. В обед рассольник. Или макароны с огурцами. Вечером макароны опять. Два раза за неделю сосиски были.

— Серьёзно? Только это?

Миша кивнул, откусывая хлеб с колбасой. Жевал быстро, жадно.

— Я этот рассольник ненавижу, мам! Меня от него воротило! В животе крутило! Но бабушка сказала — если не будешь есть, останешься голодным!

Вера опустилась на стул. Ноги подкосились.

— И что ты делал?

— Я его выливал в раковину, когда она на балкон выходила. Делал вид, что поел.

Соня потупила взгляд. Пальцы сжали фантик от конфеты.

— Мам, я... я у бабушки деньги брала, чтобы она не видела.

Вера замерла.

— Как брала?

— Воровала. Из кошелька. Он у неё в прихожей всегда лежал, в сумке. Я брала по десять рублей, когда она в куда-то уходила или на кухне была.

— Зачем?

— Покупала слойки в пятёрочке. Она рядом с домом. Себе и Мише. Мы их прятали в рюкзаке и ели потихоньку, в туа...лете, чтобы бабушка не увидела.

Вера смотрела на дочь. Двенадцатилетняя девочка. Воровала деньги - по десять рублей. Чтобы купить еду младшему брату.

— А девочки во дворе мне помогали, — добавил Миша тихо. — Я с ними познакомился, когда гуляли. Они узнали, что я голодный. Скидывались по пять рублей, покупали мне слойку. Соня им потом деньги отдавала, когда у бабушки брала.

Вера закрыла лицо руками. Дышать стало трудно. Горло сжалось.

Её дети. Голодали. Семь дней. Воровали деньги. Просили милостыню у чужих детей.

— Зинаида Павловна вам вообще что-то нормальное покупала? Фрукты? Мясо?

— Манго один раз, — сказала Соня. — И пирожные. В первый день. Сказала, что потратила на нас свои личные деньги, что мы неблагодарные.

Вера встала. Руки тряслись. Подошла к окну, уставилась на улицу, не видя ничего.

Десять тысяч. Она дала свекрови десять тысяч рублей. На неделю. На двоих детей. Этого хватило бы с избытком на нормальную еду. Мясо, овощи, фрукты, молочку.

А свекровь кормила их макаронами с огурцами и рассольником. И присвоила деньги.

Вера развернулась.

— Кирилл! Иди сюда!

Муж вышел из спальни. Шёл медленно, неохотно, будто чувствовал, что сейчас будет неприятно.

— Что?

— Твоя мать морила наших детей голодом всю неделю! Они ели макароны с огурцами! Рассольник! Соня брала у нее втихушку по десять рубей, чтобы купить слойки! Миша просил у чужих детей во дворе по пять рублей на еду! МИЛОСТЫНЮ ПРОСИЛ!

Кирилл побледнел. Посмотрел на детей.

— Как милостыню?

Миша кивнул, жуя хлеб.

— Девочки мне давали. По пять рублей. Покупали слойку вместе.

Кирилл провёл рукой по лицу. Молчал.

— Где деньги, которые я ей дала?! Десять тысяч! Куда она их дела?!

Кирилл потёр затылок, отвёл взгляд.

— Надо позвонить ей. Выяснить.

— Звони! Прямо сейчас!

Кирилл достал телефон. Набрал номер матери медленно, нехотя. Включил громкую связь. Положил телефон на стол.

Гудки. Раз, два, три.

— Кирилл? Что-то случилось?

— Мам, дети говорят, что ты их плохо кормила.

— Как плохо? Я их кормила нормально!

— Они говорят — макароны с огурцами каждый день.

Голос Кирилла был тихий, неуверенный. Вера не выдержала. Схватила телефон.

— Зинаида Павловна! Чем вы кормили моих детей?!

— Кашами, супами, макаронами! Нормальной едой я их кормила!

— Дети говорят — рассольник и макароны с огурцами семь дней подряд! Два раза сосиски! Всё!

— Ну и что? Нормальная здоровая еда! Не чипсы же!

— Где деньги, которые я вам дала?! Десять тысяч рублей!

Свекровь помолчала. Потом сказала спокойно, деловито:

— Я их пустила на благое дело.

Вера почувствовала, как кровь стучит в висках.

— Какое дело?

— Мне нужно было туа...лет на даче поставить. Био. Я эти деньги на него и потратила.

Тишина. Вера не могла говорить. Стояла с телефоном в руке, смотрела в пустоту.

— Вы... вы потратили деньги, которые я дала НА ДЕТЕЙ, НА ИХ ЕДУ, на туа...лет на своей даче?

— Это же для нас всех! Вы тоже на дачу приезжаете! Пользоваться будете!

— МЫ ПОСЛЕДНИЙ РАЗ БЫЛИ У ВАС НА ДАЧЕ ГОД НАЗАД! ГОД!

— Ну всё равно! Он нужен был срочно! А дети и так были сыты! Не преувеличивай!

— МАКАРОНАМИ С ОГУРЦАМИ! НЕДЕЛЮ!

— Я их не баловала, и правильно сделала! Вы их дома балуете всякими деликатесами, а я решила приучить к простой здоровой пище!

Вера дышала часто, поверхностно. Руки сжались в кулаки.

— Верните деньги. Немедленно.

— Что?

— Верните десять тысяч рублей. Вы не выполнили договорённость.

— Ничего я не верну! Я их кормила! Думаешь, овсянка бесплатная? Макароны? Огурцы? А мой труд разве не ценится?

— Какой труд?! Сварить макароны?!

— Я с ними неделю провозилась! Неделю! Убирала за ними, стирала, гуляла! Я ещё и своих денег на них потратила! Манго им покупала! Пирожные! Неблагодарные они!

— ОДИН РАЗ! А остальное время они ГОЛОДАЛИ!

— Не кричи на меня! Мне вообще это не нужно было! Друзья мне тоже поездку в санаторий предлагали! Я для вас отказалась!

Вера смотрела на телефон. Не верила, что слышит.

— Скажи ей что-нибудь, — бросила она Кириллу. — Это твоя мать.

Кирилл взял телефон. Голос неуверенный:

— Мам, ну это уже перебор. Надо было детей нормально кормить.

— Я нормально кормила!

— Я просто говорю...

— Я из-за вас пожертвовала санаторием! Провела неделю с этими... с детьми! А вы мне теперь ещё и претензии предъявляете!

Кирилл помолчал. Потом тихо:

— Ладно, мам. Спасибо, что посидела. До свидания.

Нажал отбой.

Вера смотрела на мужа.

— Это всё?

— А что ещё, Вер?

— Ты её даже не отругал как следует! Даже не потребовал деньги вернуть!

— Ну какой толку? Она такая. Не изменится уже.

— Она морила наших детей голодом!

— Ну... — Кирилл пожал плечами, — они же не заболели. Целы, живы. Вот и ладно.

Вера не могла поверить, что слышит.

— Целы и ладно?

— Ну да. Откормим их сейчас быстро. Неделя же всего прошла. Зато Соня какая сообразительная оказалась — выкрутилась, брата накормила. Молодец девочка.

Вера отошла от мужа. Села на стул. Смотрела на него долго, молча.

— Ты серьёзно сейчас?

— Что серьёзно?

— Ты оправдываешь свою мать?

— Я не оправдываю. Просто... это моя мать, Вер. Какая есть. Уже не переделаешь.

— Она потратила деньги, которые я дала НА ДЕТЕЙ, НА ИХ ЕДУ, на туа...лет на своей даче!

— Ну... она же для семьи сделала.

— МЫ НА ДАЧУ НЕ ЕЗДИМ! НАМ ОН НЕ НУЖЕН!

Кирилл развёл руками.

— Ладно, не кричи на меня. Всё уже случилось. Давай забудем и не будем портить себе нервы.

Вера встала. Медленно. Подошла к мужу вплотную. Посмотрела ему в глаза.

— Ты понимаешь, что твоя мать довела наших детей до того, что двенадцатилетняя девочка ВОРОВАЛА деньги, чтобы купить еду? Что шестилетний мальчик просил милостыню у чужих детей? МИЛОСТЫНЮ, Кирилл!

— Вер, ну это ты преувеличиваешь...

— ПРЕУВЕЛИЧИВАЮ?!

— Ну да. Они просто неделю плохо питались. Бывает. Ничего страшного. Откормим быстро.

Вера отшатнулась. Прошла к окну. Стояла спиной к мужу, смотрела на улицу. Дышала глубоко, пытаясь успокоиться.

— Знаешь что? Это всё твоя вина тоже.

Кирилл нахмурился.

— Моя? С чего вдруг?

Вера обернулась.

— Потому что ты мог помочь найти другой вариант! Но ты сказал — звони маме моей!

— А кому ещё было звонить?!

— Ты мог своим друзьям позвонить! Коллегам! Попросить!

— Я мужчина! Я не могу друзьям просто так сказать — посидите, пожалуйста, с моими детьми неделю!

— А я, значит, могу?! Я всех обзвонила! Мать в больнице! Сестра с тремя маленькими детьми! Подруги все заняты! А ты даже не попытался никого спросить!

— Вер, ты же сама согласилась детей маме оставить!

— ПОТОМУ ЧТО ВЫБОРА НЕ БЫЛО! Ты понимаешь?! Я не хотела! Но ты сам её предложил! Сказал — позвони маме!

Кирилл развёл руками беспомощно.

— Ну прости. Я не знал, что так будет.

— А надо было знать! Ты её сын! Ты же знаешь, какая она!

— Знаю. Поэтому я и говорил тебе — будем потом полгода слушать её жалобы и стенания. Ну вот и получилось.

— Я никогда больше не оставлю детей у твоей матери. Никогда. Слышишь меня?

— Слышу.

— Даже если будет выбор между работой, командировкой и тем, чтобы оставить их у неё — я лучше уволюсь.

— Хорошо, Вер. Как скажешь.

— И ты меня в этом поддержишь?

Кирилл кивнул.

— Поддержу, конечно.

Но Вера видела в его глазах — он не понимает. Для него это просто неудачная неделя. Небольшое недоразумение, которое можно забыть и двигаться дальше.

А для неё это было предательство.

Вечером Вера приготовила котлет. Много, целую гору. С картофельным пюре, с овощным салатом. Соня и Миша ели жадно, добавляли по два раза.

— Мам, как вкусно! Спасибо! — сказала Соня с полным ртом.

— Ешьте, детки. Ешьте сколько влезет.

Миша допил компот, вытер рот рукавом. Посмотрел на маму серьёзно.

— Мам, а мы правда больше никогда не поедем к бабушке?

— Не поедете, Мишенька. Обещаю.

— Никогда-никогда?

— Никогда-никогда.

Он улыбнулся. Впервые за весь день искренне, широко.

Вера обняла сына. Потом дочь. Сидели так втроём за кухонным столом, обнявшись.

Кирилл зашёл, посмотрел на них.

— Ну что, всё, помирились с жизнью?

Вера не ответила.

Она знала — с мужем им ещё предстоит очень серьёзный разговор. О его матери. О том, что он не защитил своих детей. О том, что фраза «целы и ладно» — это не оправдани

Но это будет потом. Сегодня вечером. Когда дети лягут спать и уснут наконец спокойным сном в своих кроватях, в своём доме.

А сейчас она просто держала их в объятиях. Своих худых, голодных, измученных, но живых детей.

И благодарила судьбу, что неделя закончилась.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ