Часть 1. Солнечная гостиная в предвкушении бури
В воздухе витал сладкий, пудровый аромат ванили и свежей сдобы. Гостиная, обычно строгая и выверенная до миллиметра рукой профессионального архитектора, сегодня напоминала сказочное королевство. Надежда поправила пышный бант на платье пятилетней Полины. Девочка крутилась перед зеркалом, сияя от счастья: сегодня был её день, её маленький юбилей.
— Мамочка, а клоун точно приедет? Тот, с рыжим париком? — Полина подняла на мать глаза, полные чистого, незамутнённого восторга.
— Конечно, милая. И фокусы будут, и торт с единорогом, — Надежда улыбнулась, но внутри у неё всё было натянуто, как струна.
Она ждала гостей. Подруги с детьми должны были появиться с минуты на минуту. Надежда, успешный архитектор, специализирующийся на сложной геометрии загородных коттеджей, привыкла контролировать всё: от заливки фундамента до оттенка штор. Но единственное, что она не могла контролировать, — это настроение своего мужа, Семёна.
Дверь распахнулась с грохотом, впуская в атмосферу праздника запах въедливой строительной пыли и дешёвого табака. Семён вошёл в комнату, даже не отряхнув ботинки. На дорогом паркете остались грязные серые следы — известковая пыль, вечный спутник его работы плиточника. Он был мрачен, его лицо, обычно скрывающее надменность под маской простоватого трудяги, сейчас выражало крайнюю степень раздражения.
— Сёма, гости через десять минут, — тихо сказала Надежда, стараясь не накалять обстановку. — Ты переоденешься?
Семён швырнул ключи на консольный столик, едва не сбив вазу с цветами.
— Никаких гостей, — буркнул он, проходя в центр комнаты и топча упаковочную бумагу. — Планы меняются.
В этот момент в проёме дверей показалась первая гостья — Марина, подруга Надежды, державшая за руку своего сына. Она замерла, почувствовав напряжение.
Семён, не обращая внимания на присутствующих, упёр руки в боки. Его взгляд был мутным, тяжёлым. Он чувствовал свою власть, ту самую примитивную власть, которую тиран испытывает над тем, кто умнее и успешнее его, но связан узами брака.
— — День рождения дочери перенесём, а ты, — муж злобно посмотрел на Марину, словно ища свидетеля своей воли, а затем перевёл тяжёлый взгляд на жену, — отвезёшь на машине мою мать с отцом к её тётке.
Надежда замерла. Тишина в комнате стала звенящей.
— Семён, ты в своём уме? — голос Надежды дрогнул, но не от страха, а от неверия. — У Полины юбилей. Аниматор оплачен. Гости на пороге. Какая тётка?
— Тётка Тамара! — рявкнул Семён, его лицо налилось краской. — У неё внук родился! Родня собирается. Мать звонила, сказала, с тебя машина. Я сам не могу, ты знаешь, у меня права забрали эти... «оборотни». Так что бери ключи, сажай девку в машину, если не с кем оставить, и вези родителей.
— Нет, — твёрдо сказала Надежда. — Я никуда не поеду. Вызови им такси.
Семён сделал шаг вперёд, его ноздри раздувались. Он привык, что Надежда, интеллигентная и сдержанная, всегда сглаживала углы. Он принимал её воспитание за слабость.
— Такси дорого, — выплюнул он. — Ты жена или кто? Я сказал — вези. Мать ждёт.
В этот момент маленькая Полина, чувствуя, что праздник рушится, подбежала к отцу и дёрнула его за грязную штанину рабочей робы.
— Папа, не кричи! Мы будем торт есть! Посмотри, что мне подарили!
Семён, раздражённый неповиновением жены и звонком телефона — на экране высветилось «Мама» — отмахнулся от дочери, как от назойливой мухи. Но не рассчитал силы. Его широкая, мозолистая ладонь с размаху ударила девочку по лицу.
Звук пощёчины был сухим и коротким. Полина отлетела назад, ударившись плечом о косяк, и зашлась в беззвучном плаче, хватая ртом воздух.
Внутри Надежды что-то оборвалось. Щёлкнул невидимый тумблер. Слёзы, которые готовы были брызнуть секунду назад, мгновенно испарились, выжженные внезапной вспышкой ледяной ярости. Страх исчез. Остался только холодный, кристально чистый расчёт и первобытное желание уничтожить угрозу.
Надежда медленно выпрямилась. Её глаза, обычно тёплые, стали похожи на два стальных сверла.
— Ты ударил мою дочь, — произнесла она голосом, от которого у Марины, стоявшей в дверях, пробежали мурашки.
Семён, осознав, что перегнул палку, попытался принять оборонительную позу, всё ещё пытаясь сохранить наглость:
— Нечего под ногами путаться, когда отец разговари...
Договорить он не успел.
Часть 2. Двор элитного жилого комплекса
Надежда действовала быстрее, чем работала мысль. В ярости она не стала той покорной жертвой, которую ожидал увидеть Семён. Она сделала шаг и нанесла ему хлёсткую, сокрушительную пощёчину, вложив в неё всю боль последних лет, всё унижение от его пьянства, лишения прав и бесконечных требований его родни.
Голова Семёна мотнулась. Он опешил. Но Надежда не остановилась. Она схватила его за ворот грязной куртки и с нечеловеческой силой потянула к выходу.
— Вон! — её крик был не истеричным, а командным. — Вон отсюда, животное!
Семён попытался оттолкнуть её, замахнулся кулаком, но Надежда, всегда занимавшаяся теннисом, увернулась и со всей силы пнула его в голень острым носком туфли. Семён взвыл, согнувшись пополам.
Воспользовавшись моментом, она вытолкала его на лестничную площадку, и схватка продолжилась там. Семён, грузный и неповоротливый в своей злобе, пытался схватить её за волосы, но получил удар кулаком в нос. Раздался неприятный хруст. Кровь хлынула на его серую футболку.
— Ты сдохла, сука! — взревел он, зажимая нос, но в его глазах заметался страх. Он никогда не видел жену такой. Это была не Надежда-архитектор, это была фурия.
Они вывалились из подъезда во двор. Гости, подходившие к дому, в ужасе застыли. Аниматор-клоун, выгружавший реквизит из багажника, выронил кегли.
Надежда, растрёпанная, но абсолютно собранная, загнала мужа к их машине — большому чёрному внедорожнику, который был куплен на её деньги, но который Семён считал своим троном.
— Ты хотел ехать? — зашипела она, наступая на него. — Ты хотел к мамочке?
Она рванула на нём куртку. Ткань затрещала и разошлась по швам, обнажая его волосатую грудь и майку в пятнах крови. Семён споткнулся о бордюр и упал в грязь, прямо в лужу машинного масла.
— Надя, ты что творишь?! Люди смотрят! — взвизгнул он, пытаясь отползти. Его губа была разбита, под глазом уже наливался фиолетовым цветом огромный фингал. Он выглядел жалко: избитый женщиной, в рваной одежде, валяющийся в грязи.
— Люди смотрят на ничтожество, — отчеканила Надежда. Она выхватила из кармана ключи от машины. — Садись. На пассажирское. Быстро!
— Куда? — прохрипел Семён, сплёвывая кровь.
— К тётке. И к твоим родителям. Ты же этого хотел.
Её гнев трансформировался в план. Холодный, жестокий план. Она не просто выгонит его. Она уничтожит его репутацию там, где он чувствует себя героем — перед его роднёй.
Часть 3. Строящийся объект в коттеджном посёлке «Зелёная Долина»
Прежде чем ехать к родителям, Надежда резко развернула машину и направилась в противоположную сторону. Семён, скулящий и прижимающий к носу грязный платок, вжался в кресло.
— Куда ты меня везёшь? Это не дорога к родителям! — взвизгнул он.
— Заткнись, — бросила она, вдавливая педаль газа.
Машина влетела на территорию элитного посёлка, где Надежда проектировала фешенебельный особняк, а Семён, по её протекции, и нанялся класть дорогую итальянскую плитку. Это была его гордость, его «шабашка», с которой он планировал скрыть деньги от семьи.
Надежда резко затормозила у недостроенного дома.
— Выходи, — приказала она.
Семён, хромая, вылез. Надежда подошла к штабелям дорогого керамогранита, который Семён так тщательно отбирал и прятал, чтобы перепродать часть «налево», о чём Надежда знала, но молчала до поры.
— Ты считал себя мастером? — спросила она. — Ты думал, что я не знаю, как ты воруешь материалы у моих заказчиков?
Она схватила тяжёлый молоток, лежавший на верстаке.
— Надя, нет! Это денег стоит! Меня убьют! — Семён побелел. Это были огромные деньги.
— Тебя не убьют. Тебя просто посадят на счётчик, — спокойно сказала она и с размаху опустила молоток на верхнюю плитку. Звон разбитой керамики был подобен музыке.
Удар за ударом. Она крушила плоды его жадности. Дорогой мрамор превращался в крошево. Семён кинулся к ней, пытаясь остановить, но получил толчок в грудь и снова упал на кучу песка, разорвав брюки на заднице до самого белья.
В этот момент к воротам подъехал заказчик — солидный мужчина на внедорожнике. Он вышел, увидев погром и избитого, грязного плиточника в рванье.
— Надежда Викторовна? Что происходит? — изумился заказчик.
— Павел Сергеевич, — Надежда поправила причёску, её голос мгновенно стал деловым, хотя руки ещё дрожали от адреналина. — Я расторгаю договор с этим подрядчиком. Он пойман на краже материалов и пьянстве на рабочем месте. Весь ущерб за разбитую плитку я возмещу из своего гонорара, а с ним... разбирайтесь сами. Доступа на объект у него больше нет.
— Ах ты дрянь! — взвыл Семён, понимая, что теряет не просто работу, а репутацию во всём посёлке.
— В машину! — рявкнула она так, что Семён, поджав хвост, послушался. Он был полностью деморализован. Надежда не просто била его, она отрезала ему пути к существованию.
Часть 4. Старый дом тётки Тамары в частном секторе
Поездка до дома тётки прошла в гробовом молчании. Семён трясся, его лицо распухло, глаз заплыл, одежда висела лохмотьями. Он выглядел как бомж.
Когда они подъехали к покосившемуся забору дома тётки Тамары, там уже вовсю шло гулянье. Музыка, крики, дым от мангала. Во дворе были и родители Семёна — свёкор Виктор и сверкровь Галина. Они ждали «прислугу» с машиной, чтобы их с комфортом доставили на праздник, но что-то пошло не так.
Машина резко затормозила, подняв клуб пыли. Надежда вышла первой — статная, гневная, с гордо поднятой головой. Затем она открыла пассажирскую дверь и буквально выволокла мужа наружу.
Музыка стихла. Родственники замерли с рюмками в руках. Свёкор поперхнулся огурцом.
— Сёмочка? — всплеснула руками Галина, свекровь. — Кто тебя так? Это бандиты?
— Это я, — громко сказала Надежда, толкая мужа в центр двора. Он упал на колени прямо перед накрытым столом, униженный, грязный, с разбитым лицом.
— Надька, ты сдурела? — взвизгнула золовка, сестра Семёна, выходя вперёд. — Ты что с мужиком сделала?
Надежда обвела взглядом всю эту жадную, наглую свору, которая годами пила из неё соки.
— Ваш сын, — она указала на скулящего Семёна, — полчаса назад ударил свою пятилетнюю дочь по лицу. Ударил ребёнка, потому что вы требовали везти ваши зады на этот праздник.
По толпе пронёсся ропот. Семён поднял голову, пытаясь что-то промямлить в оправдание:
— Мама, она меня избила... она плитку разбила... она бешеная...
— Заткнись! — рявкнула Надежда. — Слушайте внимательно. С этого момента этот человек мне не муж. Вы хотели видеть его здесь? Забирайте. Он ваш. И его долги перед заказчиком — теперь тоже ваши.
— Какие долги? — насторожилась тётка Тамара, известная своей скупостью.
— Около полумиллиона за испорченный итальянский мрамор, — холодно соврала Надежда, увеличив сумму втрое для эффекта. — И ещё. Машина — моя. Квартира — куплена до брака, оформлена на мою маму. Дача — на меня. У него нет ничего. Даже трусы на нём, по сути, куплены мной.
Семён в ужасе смотрел на жену. Он тонул. Он думал, что она — его собственность, его «архитекторша», которая будет терпеть всё ради «полной семьи». А она оказалась скалой, о которую он разбился.
— Ты не посмеешь, — прошипела свекровь. — Мы семья!
— Вы — паразиты, — отрезала Надежда. — Семён остаётся здесь. Домой он не вернётся. Если увижу его ближе чем на сто метров к дочери — посажу. Связи у меня, в отличие от вас, есть.
Она развернулась, села в машину и дала по газам, оставив мужа на коленях в грязи, окружённого родственниками, которые уже смотрели на него не с любовью, а с ужасом и подсчётом предстоящих убытков.
Часть 5. Полупустая квартира родителей Семёна
Прошло три часа. Вечер опустился на город. Надежда вернулась домой, успокоила Полину, и праздник всё-таки состоялся, пусть и в усечённом формате. Девочка, забыв о слёзах, играла с подарками.
А Семён сидел на кухне в квартире своих родителей, куда его привезли злые и разочарованные родственники. Праздник был испорчен. Тётка Тамара выгнала его, опасаясь, что он попросит денег.
Семён сидел на табуретке, прикладывая лёд к глазу. Отец курил в форточку, мать нервно ходила из угла в угол.
— Ну и что теперь? — спросила мать. — Она правда всё заберёт?
— Она блефует, — прошепелявил Семён, хотя внутри у него всё холодело. — У нас есть заначка. В той квартире, которую мы сдаём. Квартиранты платят мне наличкой.
Семён имел в виду однокомнатную квартиру, которая досталась ему от бабушки, но которую они переоформили на жену ради какого-то налогового вычета пару лет назад. Он был уверен, что деньги, которые он собирал «мимо кассы» с жильцов, лежат в тайнике в той квартире.
— Позвони квартирантам, — сказал отец. — Скажи, чтоб деньги за этот месяц сейчас подвезли. Жрать-то нечего, ты же без копейки.
Семён дрожащими руками набрал номер жильца.
— Алло, Михалыч? Это Семён. Слушай, можешь плату за этот месяц сегодня...
— Семён? — голос в трубке был удивлённым. — А вы разве не в курсе? Надежда Викторовна час назад приезжала. С полицией и мастером по замкам.
Семён чуть не выронил телефон.
— Зачем?
— Как зачем? Она показала документы на собственность. Сказала, что договор аренды расторгнут. А ещё... — жилец замялся. — Она нашла твой тайник за вентиляцией. Сказала, это компенсация за какой-то моральный ущерб. Мы съезжаем завтра, замки она уже сменила. Ключи у неё.
Семён выронил телефон. Он медленно сполз со стула на пол.
— Что там? — испуганно спросила мать.
— Всё, — прошептал Семён, глядя в одну точку. — Она забрала всё. Даже заначку.
Но самый страшный удар ждал его через минуту. На телефон пришло уведомление. Это было сообщение от Надежды. Он открыл его трясущимися руками. Там была фотография.
На фото был документ. Дарственная. Та самая, которую он, не глядя, подписал три года назад, когда был в запое, а Надя подсунула ему бумаги, сказав, что это для оформления субсидии. В документе говорилось, что он дарит свою долю в родительской квартире... Надежде.
Текст под фото гласил:
«У вас есть неделя на выселение, Сёма. Я продаю эту квартиру. Деньги пойдут на психолога для Полины. Твои родители могут пожить у тётки Тамары, она ведь так любит гостей».
Это был конец. Полный, безоговорочный мат. Он сидел на полу, избитый, в рваных штанах, нищий, погубивший жизнь не только себе, но и своим родителям. Его наглость, жадность и уверенность в своей безнаказанности обернулись против него с математической точностью архитектора.
Семён закрыл лицо руками и завыл, впервые понимая, что страшнее всего не женские слёзы, а женский гнев, подкреплённый умом и правом собственности. Он был раздавлен.
Автор: Анна Сойка ©