— Ирина Михайловна, зачем вы передвинули диван?
Ева замерла на пороге гостиной. Рабочий день выдался тяжёлый — три клиента требовали срочную доставку, бухгалтерия путала документы, а начальник отдела целый час распинался о годовых показателях. Домой она шла, мечтая о тишине и горячем душе. Но вместо тишины её встретила перестановка.
Свекровь обернулась от окна, где поправляла гирлянду. На лице её было написано искреннее недоумение.
— Как зачем? К Новому году готовлюсь. Вы же с Платоном ничего не делаете, а праздник через девять дней.
— Мне нравилось, как всё стояло.
— Евочка, ну что ты говоришь? Диван загораживал батарею, в комнате было холодно. Я специально приехала днём, чтобы помочь вам. Думала, обрадуешься.
Ева сбросила сапоги, стянула пальто. Голова гудела. Сумку она бросила на стул в прихожей и прошла в гостиную. Диван действительно стоял у противоположной стены, журнальный столик переместился к окну, торшер вообще куда-то исчез.
— Где лампа?
— Я её в спальню отнесла. Она тут мешала. А на стол я поставила вон ту красивую вазу, помнишь, я тебе на день рождения дарила? Ты её в шкаф засунула, а ведь она антикварная, между прочим.
Ваза, о которой говорила Ирина Михайловна, действительно стояла на столике. Массивная, с позолотой, она совершенно не вписывалась в интерьер. Ева купила себе простые белые полки, светлый диван, минимум декора. Ей нравилась лаконичность. А эта ваза кричала о роскоши, которой в квартире не было.
— Я не засунула её в шкаф. Она просто хранилась там.
— Ну вот, теперь радует глаз. Платоша сегодня придёт, увидит — обрадуется.
Ева присела на диван, который теперь стоял спинкой к двери. Неудобно. Непривычно. Чужое.
— Ирина Михайловна, давайте я сама решу, как расставить мебель?
Свекровь выпрямилась, руки она положила на бёдра. Лицо её вытянулось.
— То есть, я весь день провозилась, хотела сделать приятное, а ты мне отказываешь?
— Я не прошу вас этого делать.
— Евочка, я понимаю, ты устала. Но неужели так сложно просто поблагодарить? Я же не чужая тебе.
В горле встал комок. Ева знала, что если сейчас продолжит спорить, вечер превратится в разборки. А сил на них не было. Совсем.
— Спасибо, — выдавила она. — Но верните, пожалуйста, всё как было.
Ирина Михайловна вздёрнула подбородок. Глаза её сузились.
— Как знаешь. Я пойду. Только не жалуйся потом, что в квартире неуютно.
Она схватила сумку из коридора и вышла, громко закрыв за собой дверь. Ева осталась сидеть на диване. Тишина давила на виски. Она достала телефон, набрала номер мужа.
— Привет, солнце, — голос Платона звучал устало, но тепло. — Как день?
— Твоя мама сегодня передвинула всю мебель.
Пауза.
— Что?
— Она пришла днём и решила сделать перестановку. Без спроса.
— Ну... Мама хотела помочь, наверное.
— Платон, я не просила её помогать.
— Ева, давай не раздувай из мухи слона. Она же не специально.
— Специально или нет, но это моя квартира. Я бы хотела, чтобы меня спрашивали, прежде чем что-то менять.
Он вздохнул. Где-то на фоне кричали мужики, звенело железо.
— Я ещё на объекте, через два часа буду. Поговорим дома, ладно?
— Ладно.
Ева положила трубку на колени. Встала, подошла к дивану. Попыталась сдвинуть его обратно. Тяжёлый. Угловой. В одиночку не справиться. Она отступила, обхватила себя руками. За окном уже темнело, фонари зажглись, снег валил крупными хлопьями. Двадцатое декабря. До Нового года почти 10 дней.
***
Платон вернулся в половине девятого. Ева встретила его на кухне, разогревала ужин. Он стянул куртку, повесил её на крючок и прошёл умываться. Вышел через пару минут, вытирая лицо полотенцем.
— Ну что, покажешь, что мама натворила?
— Я уже вернула всё на место.
Он остановился, сунул полотенце в карман штанов.
— Сама?
— Да.
— Ева, ну зачем? Я бы помог.
— Мне не нужна была помощь. Мне нужно, чтобы твоя мама не приходила сюда и не делала то, что я не просила.
Платон сел за стол, потянулся к тарелке. Ева поставила перед ним гречку с курицей. Он молча взял вилку, начал есть. Она села напротив.
— Ты меня слышишь?
— Слышу, — пробормотал он с набитым ртом. — Просто не понимаю, в чём проблема. Мама хотела как лучше.
— В том, что она не спросила. В том, что это уже не первый раз.
— Какой не первый? — он поднял на неё глаза.
— В октябре она три дня жила здесь, потому что у неё трубу прорвало. Хорошо. Я не против. Но она за эти три дня успела перемыть всю посуду, переложить её по своему вкусу, выкинуть половину продуктов из холодильника, сказав, что они несвежие. А в июле привела свою подругу Нину, которая гостила у неё неделю. Без предупреждения.
Платон жевал медленно. Смотрел в тарелку.
— Ты тогда ничего не говорила.
— Говорила. Ты сказал, что это мелочи.
Он отложил вилку. Вытер рот рукой.
— Ева, ну что ты хочешь от меня? Чтобы я запретил маме приходить сюда?
— Хочу, чтобы она спрашивала разрешения. Это же элементарно.
— Она моя мать.
— А это моя квартира.
Слова повисли между ними. Ева сама испугалась того, как резко они прозвучали. Платон откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди.
— Твоя квартира, — повторил он медленно. — Понятно.
— Я не это имела в виду.
— Нет, ты как раз это и имела в виду. Что это твоя территория, и моя мать здесь лишняя.
— Она не лишняя. Но у неё есть свой дом.
— У неё однушка на окраине. Здесь просторнее, светлее. Она просто хочет помочь нам.
Ева встала, прошлась по кухне. Остановилась у окна. На улице метель разошлась не на шутку. Снег заметал дворы, машины, скамейки.
— Платон, я не против твоей мамы. Правда. Но она переходит черту. И ты этого не видишь.
— Вижу, что ты её обижаешь.
Ева обернулась. Он сидел всё так же, со скрещёнными руками, и смотрел на неё с каким-то укором.
— Я её обижаю?
— Да. Она старается для нас, а ты каждый раз её отталкиваешь.
— Я не отталкиваю. Я прошу уважать моё мнение.
— Твоё мнение, твоя квартира, — он встал резко, стул заскрипел. — Может, тебе вообще лучше одной жить?
— Может, тебе лучше жить с мамой?
Тишина упала, как топор. Они стояли друг напротив друга, и Ева видела, как что-то меняется в его лице. Платон развернулся, пошёл в прихожую. Она услышала шорох куртки, звон ключей.
— Куда ты?
— К маме. Извинюсь перед ней.
— За что?!
Он обернулся. Лицо его было жёстким.
— За то, что ты её выгнала.
— Я её не выгоняла!
Но дверь уже хлопнула. Ева осталась стоять посреди кухни. Тарелка с недоеденным ужином остывала на столе. Телефон молчал. Она вернулась к окну, прислонилась лбом к стеклу. Холодное. Сырое.
Внизу, у подъезда, она увидела, как Платон садится в машину. Фары вспыхнули, и он уехал.
***
Утром двадцать первого декабря Ева проснулась одна. Платон так и не вернулся. На телефоне не было ни звонков, ни сообщений. Она встала, умылась, оделась. Собралась на работу как обычно, но внутри всё сжималось. Они никогда раньше не ссорились так сильно.
На работе день тянулся вяло. Клиенты капризничали, поставщики задерживали товар, компьютер завис три раза. Ева сидела над накладными и не могла сосредоточиться. В обед позвонил брат Олег.
— Сестрёнка, как дела?
— Нормально, — соврала она.
— Врёшь плохо. Что случилось?
Ева вздохнула. Олег всегда чувствовал, когда у неё неприятности. Они были близки, хоть и виделись нечасто — у брата своя семья, дети, заботы.
— Поссорилась с Платоном.
— Из-за чего?
— Из-за его мамы.
Олег присвистнул.
— Опять? Слушай, а давай встретимся сегодня? Я через час освобожусь, можем в кафе около твоей работы.
— Не знаю...
— Ева, не тяни. Поговорим нормально.
Она согласилась. Через час они сидели в небольшом кафе на углу. Олег заказал им по супу, сам взял ещё салат. Он был крупным мужчиной, вечно голодным после рабочего дня. Работал мастером по ремонту холодильников, ездил по вызовам, таскал тяжести. Жена его, Света, всегда смеялась, что он ест за троих.
— Рассказывай, — сказал он, отправляя в рот ложку супа.
Ева коротко пересказала вчерашнее. Олег слушал, кивал, хмурился.
— И он ушёл к маме?
— Да. До сих пор не вернулся.
— Вот придурок, — буркнул Олег. — Извини, но это правда. Жена права, а он бежит к мамочке.
— Может, я неправа? Может, правда слишком резко?
— Резко — это если бы ты её выгнала матом. А ты просто попросила вернуть мебель на место. Это нормально. Квартира твоя.
— Вот и Платон об этом говорил. Что квартира моя, и я его мать не пускаю.
Олег отложил ложку, посмотрел на неё серьёзно.
— Слушай, сестра. У тебя документы на квартиру?
— Конечно.
— Ты её получила от бабушки Ани, да?
— Да.
— Тогда какого чёрта он качает права? Ты не выгоняешь его мать. Ты просто хочешь, чтобы она не лезла туда, куда не просят. Это разные вещи.
Ева молча кивнула. Олег продолжил:
— Проблема не в том, что Ирина Михайловна плохая. Она, может, и не плохая. Просто она привыкла командовать. А Платон привык подчиняться. И пока он не встанет на твою сторону, у вас так и будет.
— Что мне делать?
— Стоять на своём. Ты права, Ева. Не сдавайся.
Она улыбнулась слабо. Олег похлопал её по руке.
— Всё будет нормально. Главное, не дай себя затоптать. Бабушка Аня не для того оставляла тебе квартиру, чтобы там командовала свекровь.
Они доели, Олег настоял, чтобы заплатить за обоих. Ева вернулась на работу чуть легче на душе. Но вечером, когда она пришла домой, квартира снова встретила её пустотой. Платон не звонил.
***
Двадцать второго декабря утром пришло сообщение. Короткое, сухое: «Задержусь на объекте. Буду поздно». Ева перечитала его несколько раз. Хотела написать что-то в ответ, но не нашла слов. Удалила начатое сообщение и убрала телефон.
На работе звонила Ирина Михайловна. Ева увидела имя на экране и замерла. Взяла трубку только со второго раза.
— Алло?
— Евочка, здравствуй, — голос свекрови был ровным, но холодным. — Я хотела сообщить тебе, что моя племянница Лариса приезжает в город двадцать седьмого декабря. У неё зимняя сессия, экзамены до десятого января. Можно ей на пару недель к вам?
Ева сжала телефон. Вокруг неё стучали клавиатуры, коллеги переговаривались, кто-то смеялся. А она стояла у окна и чувствовала, как внутри всё сжимается.
— Ирина Михайловна, у нас квартира небольшая...
— Ну что ты, вполне хватит. Лариса девочка скромная, много места не займёт. Спать может на диване.
— Мы с Платоном планировали встретить Новый год вдвоём.
Пауза. Долгая, тяжёлая.
— Понятно, — наконец произнесла свекровь. — Передам Ларисе, что родственники ей не помогли. Она расстроится, конечно, но что поделать. Всего хорошего.
И отключилась. Ева опустила телефон. Руки дрожали. Она вернулась за стол, попыталась сосредоточиться на работе, но мысли разбегались. Вечером Платон позвонил сам.
— Ева, мама сказала, что ты отказалась пустить Ларису.
— Да.
— Почему?
— Потому что у нас нет места. И потому что я хотела провести праздники с тобой.
— Это всего две недели.
— Платон, в первый раз твоя мама просит?
Он замолчал. Потом сказал осторожно:
— Что ты имеешь в виду?
— В октябре она жила у нас три дня. В июле привела Нину на неделю. Теперь Лариса на две недели. Когда это закончится?
— Ева, Лариса — студентка. Ей негде жить.
— У твоей мамы есть квартира.
— Она маленькая. Им будет неудобно.
— А нам будет удобно?
Он раздражённо выдохнул.
— Почему ты так? Мама просит в первый раз по-настоящему.
— Нет, не в первый.
— Ну хорошо, не в первый! Но это же родственница! Неужели так сложно помочь?
Ева закрыла глаза. Голова раскалывалась.
— Платон, приезжай домой. Поговорим нормально.
— Я не могу. Объект горит, завтра комиссия.
— Когда приедешь?
— Не знаю. Поздно.
Он отключился. Ева осталась сидеть на кухне одна. За окном снег шёл не переставая. Город готовился к празднику, а она чувствовала себя выжатой.
***
Двадцать третьего вечером Платон вернулся. Молча разделся, поужинал, лёг спать. Ева лежала рядом, смотрела в потолок. Между ними было холодное молчание.
— Ты злишься? — спросила она тихо.
— Не злюсь. Устал.
— Мне правда неудобно, что Лариса приедет.
— Я уже понял. Мама тоже поняла.
— И что она сказала?
— Что ты эгоистка.
Ева повернулась к нему. Платон лежал на спине, смотрел в потолок.
— Эгоистка?
— Ну да. Не хочешь помочь родственникам.
— Платон, это не эгоизм. Это...
— Что? Твоё право?
Она замолчала. Он повернулся на бок, спиной к ней.
— Спокойной ночи, Ева.
Она не ответила. Уснула не скоро.
***
Двадцать четвёртого числа Ева вернулась с работы и обнаружила, что дверь открыта. Сердце ёкнуло. Она вошла осторожно.
— Ирина Михайловна?
Свекровь вышла из гостиной с коробкой в руках. На лице её была улыбка.
— А, Евочка, привет! Я думала, ты позже придёшь.
— Как вы вошли?
— У меня же ключи есть. Платоша давал на всякий случай.
Ева медленно сняла пальто. В гостиной на столе лежали гирлянды, шары, мишура. Ирина Михайловна деловито разматывала провода.
— Что вы делаете?
— Украшаю к празднику. Вы же с Платошей ничего не делаете, а Новый год через неделю. Надо, чтобы было празднично.
Ева прошла в комнату. На окне уже висела новая гирлянда. На полках расставлены фигурки Деда Мороза, Снегурочки, снеговики. Это были игрушки из дома Ирины Михайловны, Ева их узнала.
— Ирина Михайловна, я не просила вас этого делать.
Свекровь обернулась, на лице её было недоумение.
— Ну как же? Платоша сказал, что можно.
— Платон?
— Да. Я ему звонила утром, спросила, могу ли прийти украсить квартиру. Он сказал, что конечно.
Ева достала телефон, набрала номер мужа. Он взял трубку не сразу.
— Да?
— Ты разрешил твоей маме прийти и украсить квартиру?
Пауза.
— Ева, ну что опять не так? Она хочет помочь.
— Мне не нужна её помощь.
— Тебе ничего не нужно, я понял. Мама старается, а ты её отталкиваешь. Всё, у меня совещание.
Он отключился. Ева опустила телефон. Вернулась в гостиную. Ирина Михайловна уже развешивала гирлянду над окном.
— Ирина Михайловна, остановитесь.
— Что?
— Я не хочу, чтобы вы украшали квартиру.
Свекровь медленно опустила руки. Лицо её вытянулось.
— То есть, как это?
— Я сама это сделаю. Если захочу.
— Евочка, ну что с тобой? Я же не зла тебе желаю. Просто хочу, чтобы у вас с Платошей было красиво.
— Мне не нужно, чтобы у нас было красиво. Мне нужно, чтобы меня спрашивали, прежде чем что-то делать в моём доме.
Ирина Михайловна выпрямилась. Глаза её сузились.
— В твоём доме, — повторила она медленно. — Понятно. Значит, Платоша здесь гость?
— Я не это сказала.
— Нет, ты именно это и сказала. Что это твой дом, и мы здесь лишние.
— Я не говорила, что вы лишние!
— Говорила. Только другими словами.
Ева сжала кулаки. Внутри закипало.
— Ирина Михайловна, хватит. Это действительно мой дом. Квартира оформлена на меня, её мне оставила бабушка. И я имею право решать, что здесь происходит.
Свекровь побледнела. Губы её сжались в тонкую линию.
— Вот оно что. Значит, документы у тебя, и ты теперь командуешь.
— Я не командую. Я просто хочу, чтобы вы спрашивали разрешения.
— Разрешения, — Ирина Михайловна усмехнулась. — У своей невестки.
— Да!
Свекровь схватила сумку, швырнула в неё гирлянду.
— Хорошо. Я поняла. Больше сюда ноги моей не будет.
Она прошла к двери, остановилась на пороге.
— Но знай, Евочка, Платоша мой сын. И он выберет меня, а не тебя.
Дверь хлопнула. Ева осталась стоять посреди гостиной. Руки тряслись. Она опустилась на диван, обхватила себя. На полках стояли снеговики и Деды Морозы. Гирлянда на окне мигала разноцветными огнями.
Ева встала, начала снимать украшения. Собрала их в коробку, поставила у двери. Потом вернулась на диван и просто сидела в тишине.
Платон пришёл поздно. Увидел коробку, нахмурился.
— Что это?
— Украшения твоей мамы.
Он поднял на неё глаза.
— Ева, что ты натворила?
— Я попросила её не украшать квартиру без моего согласия.
Платон швырнул куртку на стул.
— Ты её обидела. Опять.
— Она пришла без спроса!
— Я разрешил!
— Не спросив меня!
Они стояли друг напротив друга, и Ева видела, что он зол. По-настоящему зол.
— Ева, ты переходишь все границы. Это моя мать. Она хотела сделать приятное.
— Мне не нужно, чтобы она делала приятное. Мне нужно, чтобы она уважала моё мнение.
— Твоё мнение, — он усмехнулся. — Да что ты о себе возомнила? Думаешь, раз квартира твоя, то можешь всем указывать?
— Я не указываю!
— Указываешь. И моей матери тоже. Знаешь что? Я устал от этого.
Он развернулся, пошёл к двери.
— Куда ты?
— К маме. Пока ты не пришла в себя, буду жить у неё.
— Платон, подожди...
Но дверь уже захлопнулась. Ева осталась одна. Села на пол, прислонилась спиной к дивану. За окном мигала гирлянда у соседей. Город праздновал, а она сидела в пустой квартире и не знала, что делать дальше.
***
Двадцать пятое декабря Ева провела одна. Платон не звонил, не писал. Она пыталась работать из дома, но не могла сосредоточиться. В обед позвонила мама.
— Доченька, как ты?
— Нормально, мам.
— Олег мне сказал, что у вас с Платоном проблемы.
Ева не удивилась. Олег всегда был близок с матерью, делился всем.
— Да, проблемы.
— Хочешь поговорить?
И Ева рассказала. Всё. От перестановки до вчерашней ссоры. Мама слушала молча, лишь изредка вздыхала.
— Доченька, — сказала она наконец. — Если ты сейчас сдашься, так будет всегда.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты уступишь один раз, потом второй, третий. А потом поймёшь, что в собственном доме ты гостья. Квартира твоя, Ева. Это не мелочь. Это твоя жизнь.
— Но Платон... Он на меня злится.
— Он злится, потому что ты нарушила привычный порядок. Он привык, что мама главная. А ты — нет. И ему это непривычно.
— Что мне делать?
— Стоять на своём. Не сдавайся, дочка. Бабушка Аня не для того оставляла тебе квартиру, чтобы ты там прислуживала свекрови.
Ева слабо улыбнулась. Бабушку Аню она помнила смутно — женщина была строгой, но справедливой. Когда Ева была маленькой, бабушка часто говорила ей: «Девочка, никогда не давай себя в обиду. Ни мужику, ни свекрови, никому».
— Спасибо, мам.
— Держись, доченька. Всё будет хорошо.
Вечером двадцать шестого пришло сообщение от Платона: «Мама настаивает, чтобы Лариса жила у нас. У неё квартира маленькая, племяннице будет неудобно. Я пообещал, что завтра привезу её к нам».
Ева перечитала сообщение три раза. Потом ещё раз. Руки похолодели. Она набрала ответ: «Мы не договаривались об этом». Но не отправила. Удалила. Написала снова: «Платон, я против». Тоже удалила.
В итоге не написала ничего.
***
Двадцать седьмое декабря. Ева сидела дома и ждала. Не знала, чего именно, но ждала. В три часа дня раздался звонок в дверь. Она подошла, глянула в глазок. На площадке стояли Платон, Ирина Михайловна и девушка с чемоданом.
Ева открыла дверь.
Платон первым шагнул вперёд.
— Привет. Это Лариса.
Девушка робко улыбнулась. Молодая, светловолосая, с большими глазами. Она выглядела растерянной.
— Здравствуйте, — тихо сказала Лариса.
Ирина Михайловна прошла вперёд, как будто это был её дом.
— Ну что, будем встречать гостью? Лариса, проходи, не стесняйся, это теперь и твой дом на пару недель.
Ева стояла, держась за дверь. Внутри всё сжалось в комок. Она посмотрела на Платона — он отводил глаза.
— Подожди, — сказала она тихо.
Ирина Михайловна обернулась.
— Что?
Ева выпрямилась. Подняла подбородок.
— Это моя квартира, дорогая свекровушка. Не супружеская, не наша, а моя.
Тишина. Лариса испуганно вжалась в стену. Платон замер. Ирина Михайловна побледнела.
— Что ты сказала?
— Я говорю, что эта квартира досталась мне от бабушки Ани. По документам я единственная владелица. И я не давала разрешения пускать сюда гостей на две недели.
Платон сделал шаг вперёд.
— Ева, ну хватит уже...
Она подняла руку, останавливая его.
— Нет, Платон. Не хватит. Ты принял решение без меня. Опять. Ты вообще спросил моё мнение хоть раз?
— Ева, это же родственница...
— Мне всё равно, кто это. Здесь живу я. И хочу, чтобы меня спрашивали, прежде чем кого-то приводить.
Ирина Михайловна выпрямилась, глаза её сузились.
— Как ты смеешь так говорить?!
— Смею. Потому что это мой дом.
— Твой дом! — свекровь шагнула вперёд. — Да ты возомнила себя хозяйкой?!
— Я и есть хозяйка.
Лариса тихо всхлипнула. Ева посмотрела на неё, голос смягчился.
— Лариса, прости. Ты ни в чём не виновата. Но ты не можешь здесь остановиться.
Девушка закивала, вытирая глаза.
— Я... я не знала. Тётя Ира сказала, что все договорились.
Ева перевела взгляд на свекровь.
— Вот видите? Вы соврали ей.
Ирина Михайловна схватила племянницу за руку.
— Пошли. Не будем навязываться. Платон, ты идёшь с нами или остаёшься с этой...
Она не договорила. Развернулась и потащила Ларису к лестнице. Платон стоял посередине площадки. Смотрел на мать, потом на жену.
Медленно поставил чемодан на пол.
— Мама, Лариса поживёт у тебя. Я останусь здесь.
Ирина Михайловна замерла. Обернулась. Лицо её исказилось.
— Что?!
— Нам с Евой нужно поговорить.
— Платоша...
— Извини, мама.
Свекровь молча смотрела на него. Потом резко развернулась и пошла к лестнице, уводя растерянную Ларису. Ева услышала, как внизу хлопнула дверь подъезда.
Платон вошёл в квартиру. Ева закрыла дверь. Они стояли в прихожей, не глядя друг на друга.
***
Вечер. Кухня. Они сидели за столом. Молчали. За окном темнело, снег валил не переставая.
— Почему ты никогда раньше не говорила так прямо? — спросил Платон наконец.
Ева подняла на него глаза.
— Говорила. Ты не слышал. Ты всегда выбирал мать.
Он молчал. Потом медленно кивнул.
— Наверное, так и было. Я просто... привык, что она всегда права.
— А я привыкла, что меня не слышат в собственном доме. Это неправильно, Платон.
Он потянулся к её руке, накрыл её своей.
— Мама не простит. Она будет обижаться долго.
— Это её выбор. Но я больше не намерена извиняться за то, что отстаиваю свои права.
Платон вздохнул.
— Новый год встретим вдвоём?
Ева слабо улыбнулась.
— Похоже на то.
Он встал, обнял её. Она прислонилась к нему, закрыла глаза.
— Может, это и к лучшему, — пробормотал он. — Я устал быть посередине.
Ева обняла его в ответ.
— Я не прогоняю твою мать из нашей жизни. Просто хочу, чтобы она понимала — здесь хозяйка я.
За окном падал снег. В квартире было тихо. Новый год будет без свекрови, без родни, без праздничного застолья. Но Ева чувствовала облегчение. Она не уступила. И Платон впервые остался с ней, а не убежал к матери.
На следующий день Ирина Михайловна не звонила. И Ева не собиралась звонить первой. Между ними теперь холодная стена. Но в собственном доме Ева больше не чувствовала себя чужой.