Инга мыла посуду после ужина, когда в прихожей раздался знакомый голос. Инна Григорьевна снова пришла без предупреждения. Свекровь прошла на кухню, плюхнулась на стул и тяжело вздохнула.
— Ингочка, милая, нам нужно серьёзно поговорить, — начала она заискивающим тоном. — Это уже не первый раз, когда я поднимаю эту тему. Моя сестра Елена с семьёй в очень тяжёлом положении. Они снимают крошечную однушку на окраине, платят бешеные деньги, а у них двое детей. Виктор работает, но денег катастрофически не хватает.
Инга молча продолжала мыть тарелки, чувствуя, как внутри закипает раздражение. Эта тема поднималась уже который месяц подряд. Каждую неделю, а то и чаще.
— У вас же большая трёшка, — продолжала Инна Григорьевна настойчиво. — Одна комната вообще пустует. Вы бы им помогли на время, пока не встанут на ноги. Это же семья, родная кровь. Разве можно отказывать в помощи близким людям?
— Инна Григорьевна, мы уже обсуждали это много раз, — устало ответила Инга, вытирая руки полотенцем. — Я категорически против. Это наш дом, наше личное пространство. Мне неуютно от одной мысли, что здесь будут жить чужие люди.
— Какие чужие? — возмутилась свекровь, вскакивая со стула. — Это родная сестра моя! Племянница, племянник! Как ты можешь называть их чужими? У тебя совсем нет сердца?
Инга сжала губы, сдерживаясь. Спорить со свекровью было бесполезно. Инна Григорьевна никогда не принимала отказов и умела давить на жалость виртуозно.
Алексей вечером поднял эту тему снова. Он сидел на диване, листал телефон и вдруг произнёс обвиняющим тоном:
— Мама сегодня звонила. Сказала, что ты опять нагрубила ей из-за Лены. Инга, ну почему ты не можешь войти в положение?
— Потому что не хочу, чтобы в нашей квартире жили посторонние, — твёрдо ответила Инга, откладывая книгу. — Это наш дом. Мы имеем право на личную жизнь.
— Посторонние? — передразнил Алексей, бросая телефон на диван. — Это моя тётя, её муж, мои двоюродные брат и сестра! Какие они посторонние? Ты вообще понимаешь, что такое семья?
— Понимаю. Но семья — это ты и я. А не вся твоя родня, которая хочет жить за наш счёт.
— За наш счёт? — взорвался Алексей, вскакивая. — Они же не навсегда просятся! На пару месяцев, пока деньги накопят! Это называется взаимопомощь! Или ты настолько эгоистка, что не способна на элементарную помощь?
Инга покраснела от обиды. Она помогала его семье неоднократно. Давала деньги в долг, которые так и не вернули. Покупала продукты и лекарства. Но этого всегда было мало.
— Я не эгоистка, — сказала она сдавленным голосом. — Я просто не хочу превращать нашу квартиру в общежитие. Тем более что твоя тётя с мужем работают оба. Пусть снимают дальше.
— Значит, окончательное решение — нет? — холодно спросил Алексей.
— Да. Окончательное нет.
Он развернулся и ушёл в комнату, хлопнув дверью. Инга осталась сидеть на кухне, чувствуя, как подступают слёзы. Она не хотела ссориться с мужем, но уступать в этом вопросе не собиралась.
Споры стали ежедневными. Инна Григорьевна звонила каждый вечер, Алексей поднимал тему при каждом удобном случае. За завтраком, за ужином, перед сном. Квартира превратилась в поле боя.
— Ты понимаешь, что у детей там нет нормальных условий? — говорил Алексей в очередной раз, наливая чай. — Они ютятся в одной комнате впятером! А у нас целая комната пустует!
— Там стоит мой рабочий стол, — возразила Инга. — Я работаю из дома два дня в неделю. Мне нужно тихое место.
— Можешь работать на кухне.
— Не могу. Мне нужна тишина и сосредоточенность.
— Значит, твоя работа важнее семьи? — ядовито спросил он.
Инга не ответила. Бесполезно что-то объяснять. Алексей слышал только то, что хотел слышать. Его мать звонила ему по три раза на дню, капала на мозги, жаловалась на бессердечную невестку. И он покорно повторял её слова.
Инна Григорьевна начала приходить чаще. Садилась на кухне, вздыхала, рассказывала душераздирающие истории о том, как тяжело живётся Елене. Как дети болеют от сырости в съёмной квартире. Как не хватает денег на еду. Как Виктор надрывается на двух работах.
— Инга, у тебя же есть сердце? — умоляюще спрашивала свекровь. — Неужели тебе не жалко детей? Они же маленькие, им всего восемь и десять лет. Разве ты не понимаешь, что им нужна помощь?
— Понимаю, — отвечала Инга, стискивая зубы. — Но помощь можно оказать по-разному. Можно дать денег на аренду, например.
— У нас нет таких денег! — возмущалась Инна Григорьевна. — И потом, зачем платить чужим людям, когда у нас есть своя крыша?
— Это моя крыша, — тихо, но твёрдо произнесла Инга. — Квартира оформлена на меня. Я получила её по наследству от бабушки.
Свекровь побагровела от злости, но промолчала. Уехала, громко хлопнув дверью.
Инга начала задерживаться на работе. Приходила домой поздно, когда Алексей уже спал. Утром уходила рано, избегая встреч со свекровью. По выходным уезжала к подругам или в торговый центр. Всё, что угодно, лишь бы не находиться дома.
Атмосфера в квартире стала невыносимой. Алексей разговаривал с ней холодно и отстранённо. На её вопросы отвечал односложно. Спал, отвернувшись к стене. Инга чувствовала, как пропасть между ними растёт с каждым днём.
— Ты превратила наш дом в ад, — сказал он однажды утром, наливая кофе. — Из-за твоего упрямства мы ссоримся каждый день. Моя мать плачет по ночам от твоей жестокости. Тётя Лена больше не звонит, потому что боится получить отказ. А дети там задыхаются в этой клетушке.
— Если тебе так невыносимо, можешь съехать к маме, — холодно ответила Инга.
Он посмотрел на неё с ненавистью, допил кофе и ушёл, не попрощавшись. Инга осталась на кухне одна. Ей было больно, обидно, но отступать она не собиралась. Это была её квартира, её территория. И никто не имел права решать за неё, кто здесь будет жить.
Каждый вечер повторялось одно и то же. Алексей молчал, но его взгляд говорил красноречивее слов. Инга старалась не обращать внимания, но напряжение нарастало. Телефон разрывался от звонков свекрови. Инга перестала отвечать.
— Ты даже трубку не берёшь, когда мама звонит! — возмущался Алексей. — Это верх неуважения!
— У меня нет желания выслушивать очередные упрёки, — отвечала Инга, не поднимая глаз от экрана ноутбука.
В пятницу утром Инга собрала небольшую сумку. Подруга Оксана уже месяц звала на дачу, и Инга решила наконец согласиться. Нужно было хоть ненадолго сбежать от этого кошмара.
— Уезжаю на выходные к Оксане, — сообщила она Алексею за завтраком. — Вернусь в воскресенье вечером.
— Беги, — холодно бросил он, не отрываясь от телефона. — Как всегда, сбегаешь от проблем.
— Я не сбегаю. Я просто хочу отдохнуть от постоянных скандалов.
Он промолчал. Инга допила чай, взяла сумку и вышла из квартиры. В электричке ей стало легче. Впервые за долгие недели она почувствовала, что может свободно дышать.
Дача Оксаны находилась в тихой деревне в ста километрах от города. Чистый воздух, лес, речка неподалёку. Инга гуляла, помогала в огороде, вечерами они сидели на веранде, пили чай и разговаривали о жизни.
— Ты измучена, — сказала Оксана, внимательно глядя на подругу. — У тебя круги под глазами, ты похудела. Что происходит?
Инга рассказала всё. Про настойчивость свекрови, про давление Алексея, про постоянные скандалы. Оксана слушала, качая головой.
— Это твоя квартира, — твёрдо сказала она. — И только ты решаешь, кто в ней живёт. Если сдашься сейчас, они посадят тебе на шею не только тётю с семейством, но и всех остальных родственников. У них конвейер пойдёт.
Инга кивнула. Она и сама это понимала. Но как объяснить Алексею? Он видел в ней только эгоистку, которая отказывается помогать семье.
Два дня пролетели незаметно. В воскресенье вечером Оксана отвезла Ингу на станцию. В электричке Инга проверила телефон. Ни одного звонка от Алексея. Ни одного сообщения. Странно.
Инга не знала, что творилось в квартире в её отсутствие. А творилось там многое. В субботу утром Инна Григорьевна пришла к сыну с решительным видом.
— Алёша, родной мой, нужно действовать, — сказала она, усаживаясь за стол. — Инга уехала на два дня. Это наш шанс. Привози Лену с семьёй прямо сегодня. Пусть въедут, обустроятся. Поставишь Ингу перед фактом. Выгонять их она уже не посмеет.
Алексей колебался. С одной стороны, он понимал, что так делать нельзя. С другой — устал от постоянных отказов жены. Мать давила, тётя звонила каждый день, плакала в трубку. Дети, говорила она, болеют, не могут нормально делать уроки, им негде играть.
— Мам, она же убьёт меня, — неуверенно произнёс Алексей.
— Ничего не убьёт! — отмахнулась Инна Григорьевна. — Покричит и успокоится. Зато потом привыкнет, увидит, что Лена хорошая хозяйка, дети воспитанные. Всё наладится, вот увидишь. А если сейчас не привезём, так и будут мыкаться в этой дыре.
Она говорила убедительно, не давая сыну опомниться. Алексей пытался возражать, но мать не слушала. Она уже достала телефон и набирала номер Елены.
— Леночка, родная, собирайтесь! Алёша сейчас приедет за вами. Да-да, прямо сегодня! Ингуси нет, она уехала. Успеем всё устроить до её приезда. Бери детей, вещи, всё необходимое. Не волнуйся, всё будет хорошо.
Алексей слушал этот разговор с замиранием сердца. Он понимал, что совершает ошибку. Но мать уже сказала, Елена уже начала собираться. Отступать было поздно.
— Поехали, забирать их, — распорядилась Инна Григорьевна. — Чего сидишь? Бери ключи от машины.
Они приехали к Елене через час. Та уже ждала со всеми сумками и чемоданами. Виктор грузил вещи в багажник, дети радостно прыгали вокруг.
— Спасибо вам огромное! — благодарила Елена, обнимая Алексея. — Я уже не знала, как дальше жить. Эта квартира нас доконала. Сырость, холод, соседи пьют постоянно. Детям страшно по вечерам.
Они погрузили всё в машину и поехали. Алексей молчал всю дорогу. Мать что-то весело рассказывала Елене, дети галдели на заднем сиденье. Виктор сидел рядом с Алексеем и благодарил за помощь.
— Мы, конечно, недолго, — говорил он. — Месяца два-три. Я уже договорился насчёт второй работы. Деньги пойдут, и мы снимем что-то получше.
Алексей кивал, но внутри всё сжималось от тревоги. Инга его убьёт. Точно убьёт. Или выгонит из квартиры. Или разведётся. Но мать была так убедительна, так настаивала. Говорила, что иначе никак, что семья важнее, что Инга обязана помогать.
Они приехали к квартире. Начали заносить вещи. Сумок и чемоданов оказалось невероятно много. Елена притащила детские игрушки, коробки с посудой, постельное бельё. Виктор тащил тяжёлые сумки с одеждой.
— Вон ту комнату отдадим детям, — распоряжалась Инна Григорьевна, показывая на рабочий кабинет Инги. — Там как раз два дивана стоят. А Лена с Виктором разместятся в гостиной.
Алексей хотел возразить насчёт кабинета, но промолчал. Елена уже начала развешивать детские вещи в шкафу. Виктор разбирал сумки. Дети носились по квартире с криками восторга.
— Какая большая квартира! — пищала девочка лет восьми. — Можно я здесь буду спать? А где телевизор?
Инна Григорьевна показывала, объясняла, распоряжалась. Алексей стоял посреди прихожей и понимал, что совершил огромную глупость. Но было поздно. Елена с семьёй уже обживали квартиру.
В воскресенье в девять вечера Инга открыла дверь своим ключом. В прихожей её встретила гора чужих сумок и чемоданов. Несколько пар незнакомой обуви стояли у входа. Детские сапожки, женские ботинки, мужские кроссовки.
Инга замерла. Из гостиной доносились голоса, смех, звуки телевизора. Кто-то громко разговаривал, дети кричали. В квартире пахло чужой едой.
— Алексей! — позвала она, входя внутрь.
Муж вышел из кухни. Лицо у него было виноватое, но он пытался держаться уверенно.
— Инга, привет. Ну... как съездила?
Она молча смотрела на него, потом перевела взгляд на гостиную. Оттуда вышла незнакомая женщина лет сорока. Следом — мужчина с пивом в руке. Из комнаты выбежали двое детей.
— Это Инга? — громко спросила женщина, оценивающе оглядывая хозяйку. — Здравствуй. Я Елена, сестра Инны Григорьевны. Спасибо, что приютила нас. Мы постараемся не мешать.
Инга медленно повернулась к Алексею. Кровь прилила к лицу, руки задрожали от ярости.
— Что. Это. Значит? — процедила она сквозь зубы.
— Послушай, я могу объяснить, — начал Алексей, пятясь назад. — Мама предложила, и я подумал...
— Ты подумал? — перебила она, повышая голос. — Ты подумал за меня? В моей квартире?
Она прошла в кабинет. Дверь была открыта. Внутри на диванах лежали детские вещи. Её рабочий стол задвинули в угол, на него свалили игрушки. Шкаф был забит чужой одеждой.
— Кто разрешил трогать мои вещи?! — закричала Инга, разворачиваясь. — Кто дал вам право хозяйничать в моей квартире?!
Елена вышла в коридор, скрестив руки на груди.
— Мы просто устроились поудобнее, — сказала она с вызовом. — Не ори так, дети пугаются.
Инга вернулась в гостиную. Виктор сидел на диване, смотрел телевизор, как будто был здесь хозяином. На журнальном столике стояли его пустые бутылки из-под пива. По дивану валялись детские раскраски и фломастеры.
— Простите, — холодно обратилась Инга к нему. — А вы кто вообще такой, чтобы разваливаться на моём диване?
Виктор поднял взгляд, недоумевающе уставился на неё.
— Я муж Елены. Виктор. Мы тут теперь живём.
— Нет, не живёте, — отрезала Инга.
Елена вышла из кухни с тарелкой еды.
— Инга, не начинай, пожалуйста, — сказала она примирительно. — Мы с детьми устали с дороги. Давай завтра спокойно всё обсудим. Алексей всё объяснит. Мы ведь на время, пока не встанем на ноги.
— Завтра? — усмехнулась Инга. — Вы думаете, я позволю вам здесь переночевать? Вы серьёзно?
В комнату вошла Инна Григорьевна. Она явно ждала этого момента, готовилась к схватке.
— Инга, не устраивай истерик, — строго сказала свекровь. — Ты отдохнула на даче, а они в это время переехали. Ничего страшного не случилось. Потеснишься немного, не умрёшь.
Инга посмотрела на свекровь, потом на мужа, потом на развалившихся по её квартире гостей. Дети бегали по коридору с криками. Елена спокойно ела, устроившись в кресле. Виктор переключал каналы телевизора.
— Алексей, подойди сюда, — ледяным тоном приказала Инга.
Он нехотя подошёл. Она отвела его в спальню, закрыла дверь.
— Ты понимаешь, что ты сделал? — тихо, но очень злобно спросила она. — Ты привёз в мою квартиру посторонних людей без моего согласия. В моё отсутствие. За моей спиной.
— Они не посторонние, — попытался оправдаться Алексей. — Это моя родня. И потом, это ненадолго.
Инга вышла из спальни. Лицо у неё было белое от гнева. Руки сжаты в кулаки. Она прошла в гостиную, где все уже расселись как дома. Елена кормила детей, Виктор смотрел футбол, Инна Григорьевна пила чай на кухне.
— Все слушайте меня внимательно! — громко произнесла Инга. — Я не давала согласия на ваше проживание здесь. Вы вломились в мою квартиру без разрешения. Это называется самоуправство.
— Да что ты несёшь? — возмутилась Елена. — Алексей нас пригласил! Его мать пригласила! У них тут половина квартиры пустует, а мы ютимся в клетушке!
— Мне плевать, где вы ютитесь, — жёстко ответила Инга. — Это моя квартира. Моя! Оформлена на меня! И я не разрешала вам тут жить!
Алексей попытался вмешаться.
— Инга, успокойся. Мы сейчас всё обсудим нормально, без криков...
— Обсуждать нечего! — перебила она. — Я уезжаю на два дня, а ты за моей спиной устраиваешь здесь коммуналку! Ты вообще соображаешь, что творишь?!
— Я помогаю семье! — взорвался Алексей. — Что в этом плохого?! Они мои родственники! Мой долг — помочь им!
— Тогда помогай на свои деньги! — закричала Инга. — Снимай им квартиру сам! А не таскай их в мой дом!
— В наш дом, — холодно поправил Алексей. — Я твой муж. И имею право приглашать сюда, кого хочу.
— Нет, не имеешь! — Инга чуть не задохнулась от возмущения. — Квартира моя! Наследство моё! Ты здесь прописан, но собственник — я!
Повисла тяжёлая пауза. Елена и Виктор переглянулись. Дети притихли, испуганно жались к матери. Инна Григорьевна вышла из кухни с гневным лицом.
Инга развернулась к родственникам. Глаза горели, голос дрожал от ярости, но она держала себя в руках.
— Собрали сумки и на выход. Тут вам не гостиница, — произнесла она чеканным тоном, глядя прямо на Елену.
Та замерла с ложкой в руке. Виктор оторвался от телевизора, недоумённо уставился на Ингу. Дети испуганно притихли. Инна Григорьевна застыла в дверном проёме кухни.
— Что? — переспросила Елена, не веря своим ушам.
— Я сказала предельно ясно, — повторила Инга, скрещивая руки на груди. — Убирайтесь из моей квартиры. Немедленно. Все. Вместе с детьми, вещами и вашими претензиями на моё жильё.
— Ты что, совсем обнаглела?! — закричала Елена, вскакивая с места. — Нас только что сюда пригласили! Мы ещё даже не распаковались толком! У детей школа завтра!
— Меня не интересует, где у них школа, — ледяным тоном ответила Инга. — Вас сюда пригласили без моего ведома. За моей спиной. Это незаконное вторжение в чужое жилище. Я вправе потребовать вашего немедленного ухода.
Виктор тяжело встал с дивана.
— Слушай, мы тут ни при чём, — попытался он урезонить её. — Нас пригласили. Мы думали, ты согласна. Не надо так кипятиться.
— Я не кипячусь, — жёстко ответила Инга. — Я требую, чтобы вы покинули мою квартиру. Прямо сейчас. Или я вызову милицию и вас выставят принудительно.
Елена побагровела от ярости. Дети заплакали. Виктор растерянно оглядывался, не зная, что делать.
Алексей кинулся к жене, схватил её за руку.
— Ты что творишь?! — заорал он, не сдерживаясь больше. — Ты позоришь меня перед всей семьёй! Это моя тётя! Мои племянники! Как ты смеешь их выгонять?!
Инга вырвала руку.
— Я ничего не творю! Это ты привёл в мой дом посторонних людей без моего согласия! Ты нарушил мои границы! Ты предал меня!
— Предал? — взвился Алексей. — Я помог родне! Это называется нормальные человеческие отношения! А ты эгоистка! Бессердечная эгоистка! Тебе плевать на чужое горе! Главное, чтобы твой драгоценный покой не нарушали!
— Да! — крикнула Инга. — Да, мне важен мой покой! Это моя квартира! Я имею право решать, кто здесь живёт! А не ты, не твоя мать и не вся ваша родня!
— Ты не ценишь семью! — продолжал кричать Алексей, размахивая руками. — Ты отказываешься быть частью семьи! Ты думаешь только о себе! Моя мать была права — ты холодная и расчётливая! Тебя ничего не волнует, кроме твоего комфорта!
— Твоя мать? — холодно переспросила Инга. — Это твоя мать устроила эту подлянку, так? Воспользовалась моим отъездом? Убедила тебя провернуть это за моей спиной?
— Она заботится о семье! — огрызнулся Алексей. — В отличие от тебя!
— Она манипулирует тобой, — отрезала Инга. — И ты, как дурак, ведёшься на её уловки. Ты даже не понимаешь, что она использует тебя, чтобы добраться до моей квартиры.
— Да как ты смеешь так говорить о моей матери?! — побагровел Алексей.
— Смею! Потому что это правда!
Инга повернулась к Алексею. Глаза её сверкали от гнева, но голос звучал твёрдо и спокойно.
— Если это твоя семья, то частью такой семьи я быть не желаю, — произнесла она отчётливо. — Семья, которая нарушает чужие границы, вламывается в дом без спроса, манипулирует и давит — мне такая семья не нужна.
— Значит, ты отказываешься от нас всех? — ядовито спросил Алексей. — От меня, от моей матери, от всех родственников?
— От твоей матери — с удовольствием, — холодно ответила Инга. — От родственников, которые считают, что им что-то здесь положено, — тоже. А от тебя... я ещё подумаю.
— Не надо думать! — взорвался Алексей. — Всё уже ясно! Ты показала своё истинное лицо! Ты просто используешь меня! Пользуешься моим жильём, моим присутствием, а на самом деле плевать хотела на меня и мою семью!
— Пользуюсь твоим жильём? — усмехнулась Инга. — Это моё жильё! Моё! Ты здесь живёшь благодаря мне! Я тебя прописала, впустила в свою квартиру! А ты отплатил мне тем, что притащил сюда всю свою родню!
— Они мне не родня, а семья! — кричал Алексей. — Но тебе этого не понять! У тебя никогда не было нормальной семьи! Ты выросла у бабушки, одна, никого у тебя нет! Поэтому ты и не понимаешь, что такое взаимопомощь!
Инга побледнела. Это был удар ниже пояса. Но она не дрогнула.
— Зато у меня есть свои границы, — ответила она сухо. — И я умею их отстаивать. В отличие от тебя, который даже слова матери поперёк сказать не может.
— Я уважаю мать!
— Ты боишься её! — отрезала Инга.
В этот момент в разговор ворвалась Инна Григорьевна. Она не могла больше молчать. Свекровь стремительно вошла в комнату, тяжело дыша от возмущения.
— Да как ты смеешь так разговаривать с мужем?! — заорала она, тыча пальцем в Ингу. — Кто ты такая, чтобы учить его жить?! Ты никто! Я его мать! Я его вырастила! Я лучше знаю, что ему нужно!
— Вы знаете, что нужно вашему сорокалетнему сыну? — холодно спросила Инга. — Может, вы и дальше будете за него решать? Жену выберете? Работу найдёте?
— Не смей мне дерзить! — побагровела Инна Григорьевна. — Я старше тебя! Я заслуживаю уважения!
— Уважение нужно заслужить, — ответила Инга. — А не вламываться в чужую квартиру и устраивать там самоуправство.
— Это квартира моего сына! — кричала свекровь. — Он здесь живёт! Он имеет право приглашать сюда, кого захочет!
— Он здесь прописан, но собственник — я, — отчеканила Инга. — И все юридические права на эту квартиру принадлежат только мне.
— Ты бессердечная змея! — завизжала Инна Григорьевна. — Ты разрушаешь семью! Ты настраиваешь сына против родной матери! Ты эгоистка! Ты используешь его!
Инга стояла молча, скрестив руки на груди. Свекровь продолжала кричать, брызгала слюной, размахивала руками. Елена подошла к ней, попыталась успокоить. Но Инна Григорьевна не унималась.
— Ты пожалеешь об этом! — орала она. — Мой сын от тебя уйдёт! И останешься ты одна в своей драгоценной квартире! Никому ты не нужна! Холодная, бездушная!
Инга демонстративно отвернулась, показывая, что разговор окончен.
Инга решительно прошла к входной двери и распахнула её настежь. Холодный ноябрьский воздух ворвался в квартиру. Она стояла, держась за ручку, и смотрела на всех присутствующих ледяным взглядом.
— У вас ровно тридцать минут, чтобы собрать свои вещи и покинуть мою квартиру, — произнесла она чётко и громко. — Я засекаю время. Через полчаса, если вы всё ещё будете здесь, я вызываю милицию. Объясню им, что вы незаконно проникли в моё жильё без моего согласия.
— Ты не посмеешь! — прошипела Елена, хватая детей за руки.
— Посмею, — спокойно ответила Инга. — Более того, я уже достала телефон. Видите? Вот номер участкового. Одно нажатие — и он здесь через пятнадцать минут.
Виктор нервно переступил с ноги на ногу.
— Слушай, может, не надо так? Давай по-человечески договоримся...
— Договариваться поздно, — отрезала Инга. — Надо было думать раньше, когда вы собирались сюда. Я вас предупреждаю в последний раз: тридцать минут. Двадцать девять. Двадцать восемь.
— Ты сумасшедшая! — крикнула Елена. — У нас дети! На улице холодно! Уже десять вечера! Куда мы пойдём?!
— Это не моя проблема, — жёстко ответила Инга. — Возвращайтесь в свою съёмную квартиру. Или к Инне Григорьевне. Или в гостиницу. Мне всё равно. Главное — убирайтесь отсюда.
— Мама, я боюсь, — заплакала девочка, прячась за спину Елены.
Инга на секунду дрогнула. Ей было жаль детей. Но уступать сейчас означало проиграть навсегда. Если они останутся хоть на ночь, выгнать их потом будет невозможно. Они вцепятся в эту квартиру мёртвой хваткой.
— Двадцать семь минут, — холодно произнесла Инга.
Елена с Виктором переглянулись. Поняли, что Инга не шутит. Начали лихорадочно собирать вещи, швыряя их в сумки и чемоданы. Дети плакали, путались под ногами. Елена на ходу пихала в пакеты детскую одежду, игрушки, посуду.
— Проклятая ты! — бросала она на ходу, таща тяжёлую сумку. — Никогда не прощу! Никогда! Детей на улицу выгоняешь! Бессердечная ты тварь!
Виктор молча тащил чемоданы. Лицо у него было мрачное. Он всё ещё не верил, что их действительно выставляют. Дети, плача, собирали свои вещи. Девочка тащила плюшевого медведя, мальчик — рюкзак с игрушками.
Инна Григорьевна стояла в стороне, сжимая кулаки. Лицо у неё было белое от злости.
— Ты пожалеешь, — шипела она, проходя мимо Инги с вещами. — Я не забуду этого унижения. Мой сын от тебя уйдёт. Обязательно уйдёт. И умрёшь ты одна в этой проклятой квартире.
Инга молчала. Смотрела, как они выносят вещи. Алексей стоял у окна, отвернувшись. Не помогал, не пытался остановить. Просто стоял и молчал.
Через двадцать минут Елена с семьёй покинули квартиру. Виктор последним вынес сумки, бросил на Ингу убийственный взгляд.
— Запомни этот день, — процедил он. — Мы родню не забываем. Всё тебе вернётся.
Инна Григорьевна прошла следом. Остановилась на пороге, повернулась к Инге.
— Ты разрушила семью, — сказала она с ненавистью. — Надеюсь, ты довольна. Мой сын больше не твой. Я его заберу от тебя. Обязательно заберу.
Она вышла, громко хлопнув дверью. Инга закрыла входную дверь, прислонилась к ней спиной. Руки дрожали, сердце бешено колотилось. Но она сделала это. Она отстояла свою территорию.
Алексей продолжал стоять у окна. Не поворачивался, не говорил. Инга подошла к нему.
— Нам нужно поговорить, — сказала она тихо.
— Не о чем говорить, — холодно ответил он, не оборачиваясь. — Ты всё сказала своими действиями. Ты унизила мою семью. Выставила их за дверь, как собак. При детях. При моей матери.
— Они вторглись в мою квартиру без моего согласия, — устало произнесла Инга. — Ты сам это устроил. За моей спиной.
— Я хотел помочь родным, — развернулся Алексей. — А ты опозорила меня. Думаешь, я забуду, как ты орала на мою тётю? Как угрожала милицией? Как выгоняла детей?
— Я защищала своё право на личное пространство.
— Ты защищала свою драгоценную квартиру, — ядовито бросил он. — Всё, что тебя волнует, — твоя собственность. Ты готова растоптать любого, кто посягнёт на твою территорию.
Инга покачала головой. Бесполезно. Он не слышит её. Видит только то, что хочет видеть.
— Значит, ты не понимаешь, почему я так поступила?
— Понимаю, — холодно ответил Алексей. — Ты эгоистка. Я это понял окончательно. С тобой невозможно жить.
— Тогда не живи, — тихо сказала Инга.
Он посмотрел на неё с ненавистью.
— Не буду. Завтра начну собирать вещи.
Они больше не разговаривали в тот вечер. Алексей ушёл к матери, вернулся только утром за вещами. Две недели они жили как чужие. Потом Алексей окончательно съехал. Ещё через неделю они встретились у юриста и подали на развод.
Процесс прошёл быстро. Алексей не претендовал на квартиру, понимал, что она принадлежит Инге. Забрал только свои вещи. При расставании не попрощался. Просто ушёл, хлопнув дверью.
Спустя месяц Инга сидела на своей кухне с чашкой кофе. За окном шёл снег. Квартира была тихой и спокойной. Никто не кричал, не требовал, не вторгался в её пространство. Никто не звонил с претензиями. Никто не пытался навязать свои правила.
Инга ходила по комнатам, наслаждаясь тишиной. Рабочий кабинет снова был её рабочим кабинетом. Стол стоял на своём месте, в шкафу висели её вещи. Диван в гостиной был чистым, без чужих следов. Холодильник забит её продуктами, а не чужими объедками.
Подруга Оксана приехала в гости, принесла торт.
— Ну что, как жизнь? — спросила она, разливая чай.
— Прекрасно, — улыбнулась Инга. — Впервые за долгие месяцы я могу нормально дышать.
— Не жалеешь?
Инга задумалась. Жалела ли она о разводе? О том, что выставила родню мужа? О том, что не уступила?
— Нет, — твёрдо ответила она. — Ни секунды не жалею. Если бы я сдалась тогда, они бы сели мне на шею навсегда. Сначала тётя с семьёй, потом кто-то ещё. Они бы не остановились.
— А Алексей? — осторожно спросила Оксана.
— Алексей сделал свой выбор, — спокойно ответила Инга. — Он выбрал мать и её манипуляции. Я не могу жить с человеком, который не уважает мои границы. Который пускает в мой дом кого попало без моего согласия.
Оксана кивнула, понимающе.
— Ты молодец. Не все способны так жёстко отстаивать своё.
— Это моя квартира, — сказала Инга. — Моё пространство. Моя жизнь. И я не позволю никому диктовать мне, как жить.
Они сидели на кухне, пили чай, разговаривали. За окном продолжал идти снег. Инга смотрела на падающие снежинки и думала о том, как хорошо быть свободной. Как здорово жить одной, без давления, без манипуляций, без людей, которые считают, что им что-то положено.
Вечером, когда Оксана уехала, Инга легла на диван с книгой. Включила любимую музыку. Укрылась тёплым пледом. В квартире было тихо, уютно, спокойно. Никто не орал, не требовал, не претендовал на её пространство.
Инга улыбнулась. Она отстояла своё. Выдержала натиск. Не сломалась. И теперь могла жить так, как хотела. В своей квартире. Со своими правилами. Без людей, которые пытались использовать её доброту и мягкость.
Телефон завибрировал. Сообщение от неизвестного номера. Инга открыла.
"Ты пожалеешь. Алексей найдёт себе нормальную жену. А ты останешься одна. Инна."
Инга усмехнулась, удалила сообщение, заблокировала номер. Пусть пишут. Пусть угрожают. Это больше не её проблема. Она свободна. И это главное.
Она вернулась к книге. За окном продолжал идти снег. В квартире было тепло и спокойно. Её квартире. Где больше никто не смел диктовать ей, как жить.