Я не хотела громко хлопать дверью. Не хотела уходить шумно, с криками и скандалами. Я просто тихонько собрала вещи в ту пятницу, пока он смотрел футбол, и выскользнула из нашей — теперь уже его — квартиры.
Я больше не могла находиться рядом с человеком, который любит меня, но не ставит меня ни на какое место. С любимым человеком, который умеет быть нежным и внимательным, но только когда ему это удобно.
Он мог обозвать меня последними словами, а потом сказать, что это была шутка. «Ты что, чувства юмора не понимаешь?» — спрашивал он, когда у меня на глаза наворачивались слезы. Я пыталась смеяться сквозь ком в горле.
Он мог толкнуть меня в порыве гнева, а потом сделать вид, что это игра. «Я же просто поиграл! Ты всегда всё драматизируешь». И я начинала сомневаться: а может, правда я слишком остро всё воспринимаю?
Когда я задерживалась на работе, мой телефон взрывался от сообщений — гадких, унизительных, полных ревности и злости. А через час он встречал меня с цветами у подъезда, обнимал и шептал, что я самая лучшая. И я таяла, забывая о только что прочитанных словах, которые резали как стекло.
Я жила в постоянном страхе. Боялась его реакции на любое мое действие. Боялась тона, которым он скажет следующую фразу. Боялась его звонков, особенно когда была на работе.
После шести вечера мой телефон начинал вибрировать бесконечно. На совещаниях коллеги косо смотрели на меня — все эти вибрации и светящийся экран. В конце концов я начала отключать телефон, зная, что потом мне придется выслушивать, как я не имею права этого делать, потому что он «волновался».
Волновался. Это слово потеряло для меня всякий смысл. Разве волнение — это право контролировать другого человека? Разве любовь — это повод держать кого-то в постоянном напряжении?
И настал день, когда я просто устала. Устала до костей, до каждой клеточки. До состояния, когда просыпаешься уже уставшей.
Странное чувство — одновременно хотеть к человеку и не хотеть быть с ним. Скучать по тем редким моментам, когда было хорошо, и знать, что они не стоят тех дней страха, что последовали за ними.
Мне плохо. Мне тяжело. Сердце болит так, будто его сжимают в тисках. Но я больше не хочу так жить.
Я начинаю с чистого листа. Без его звонков, без его «шуток», без этой карусели — оскорбления и цветы, толчки и нежности. Просто тишина. Просто я.
Дверь закрылась практически бесшумно. И в этой тишине я впервые за долгое время услышала собственное дыхание.