Олег всегда считал, что знает дочь как свои пять пальцев. С того самого дня, когда пятилетняя Лиза осталась без матери, он выстроил вокруг неё неприступную крепость из заботы и безусловной любви. Он работал на сталелитейном заводе, руки его были изрезаны шрамами, а характер закалён. И хоть смеялся он редко, а улыбка была скуповатой, для Лизы он был целым миром.
Лиза, стройная темноволосая девушка с серьезными серыми глазами, унаследовавшая от отца упрямый подбородок, уже почти год скрывала от него самое главное. Она встречалась с Денисом. И не просто встречалась – она безумно, до головокружения, любила. Это чувство было новым, пугающим и всепоглощающим. До этого были мимолетные симпатии, робкие взгляды в школьном коридоре, пара свиданий в институте, о которых отец не догадывался. Но Денис был другим, совсем другим.
Они познакомились на скучнейшем семинаре по материаловедению, куда Лиза зашла по ошибке, перепутав аудиторию. Денис, высокий парень с взъерошенными пепельными волосами и насмешливым прищуром карих глаз, сидел на последней парте и рисовал в конспекте карикатуру на лысеющего преподавателя. Увидев её растерянность, он молча подвинулся, давая девушке сесть. А после лекции, догнав её на лестнице, спросил, не хочет ли она посмотреть, как настоящие студенты умеют горячий пить чай из железной кружки, а не из термоса. Она, всегда такая собранная и осторожная, неожиданно для себя согласилась.
– Лизка, хватит киснуть! – голос подруги Кати в телефонной трубке звучал настойчиво и весело. – Сегодня у Славки в гараже собираемся. Музыка, шашлык, веселая компания. Ты ж вообще превращаешься в затворницу. Учёба-дом, дом-учёба. Да и кое-кто конкретно интересовался, придешь ты или нет.
– Кто же это, интересно? – усмехнулась Лиза. – Ты же знаешь, у меня с веселой компанией не очень. Вечно бухают, потом ноют.
– А этот не бухает. Он вообще странный. Говорит, алкоголь – это для слабаков, которым с собой скучно. Так что приходи. Гараж на Промышленной, знаешь, синий, с граффити. В восемь.
Лиза колебалось. Отец ушёл в ночную смену, оставив на столе записку с напоминанием закрыть замки на двери. Но щемящее любопытство заставило её надеть старые джинсы, чёрную водолазку и косуху, подаренную отцом на восемнадцатилетие.
«Просто посмотрю», – сказала она себе.
Гараж оказался настоящим андеграунд-клубом: гирлянды, колонки, самодельный диджейский пульт и человек двадцать студентов, двигавшихся в такт тяжёлому биту.
И он был там! Денис стоял у импровизированной стойки бара, разливая по банкам какой-то энергетик, и что-то громко рассказывал, жестикулируя. Увидев её, он прервался. Лицо парня озарила такая искренняя, широкая улыбка, что у Лизы на мгновение перехватило дыхание.
– Приехала! – крикнул он, пробираясь сквозь толпу. – Боялся, Катя тебя не уговорит. Я, кстати, Денис. Тот самый странный, который не бухает.
– Лиза. Та самая затворница, – отозвалась она, чувствуя, как теплеют щеки.
– Затворница – это сильно. Сидишь в высокой башне, а сторожит тебя дракон-отец, – он подмигнул. – Шучу. Пойдем, покажу, где тут воздух посвежее.
Они вышли на прохладный ночной воздух, прислонились к холодной стене гаража. Он говорил о музыке, о своих планах открыть после института мастерскую по реставрации старых мотоциклов. Говорил увлечённо, глаза горели. Лиза слушала, вглядываясь в его резкие, словно высеченные из камня черты лица, в шрам над бровью, в живые, быстрые руки. Он не пытался её трогать, не сыпал пошлыми комплиментами. Он просто был собой. Ярким, немного ершистым и бесконечно интересным.
Провожал он её на рассвете на своём видавшем виды «Жигуленке» цвета спелой вишни. Машина тарахтела, подпрыгивала на кочках, и они смеялись до слёз. У её подъезда он, вдруг став серьёзным, сказал:
– Лиза. Мне с тобой… невероятно хорошо. Хочу с тобой встречаться. По-честному. Я дракона не боюсь. Ну, почти.
И она кивнула. Кивнула, прекрасно понимая, что запускает часовой механизм, который рано или поздно громко взорвётся.
Год пролетел как один долгий, счастливый миг. Они виделись каждый день. В институте, гуляли по промзоне, где Денис любил фотографировать ржавые конструкции, пили чай в его общажной комнате, заваленной деталями двигателей и чертежами. Он познакомил Лизу со своей матерью, Татьяной Викторовной, через месяц после начала отношений. Женщина, врач-хирург с добрыми глазами, приняла Лизу сразу, без испытаний и проверок.
– Заходи, милая, – сказала она, открывая дверь. – Денис уже всё уши про тебя прожжужал. Придется проверить, не сочинил ли про твою скромность и ум.
Вечер прошёл за доброжелательными разговорами. Лиза, разморившаяся от чая и непривычного чувства семейного уюта, спросила:
– Татьяна Викторовна, а отца у Дениса… нет?
Женщина на мгновение замерла, потом вздохнула.
– Нет, жив-здоров, где-то в Подмосковье, наверное. Ушёл к другой, когда Дениске было лет пять. Сказал, что мы ему жизнь отравляем своей «обыденностью». – Она горько усмехнулась. – Так что мы сами по себе. А твой отец? Денис говорит, вы с ним вдвоём.
– Да. Мама умерла. Папа… он очень меня любит. И он очень строг. Я даже не представляю, как его с Денисом знакомить. Он считает, что все молодые люди пьяницы, или бездельники.
– Ох, милая, – Татьяна Викторовна положила руку на её ладонь. – Отцы всегда такие. Они до последнего верят, что их маленькая принцесса будет вечно сидеть в замке. Но жизнь-то идёт. Поговори с ним.
Лиза пыталась. Намекала папе. Говорила, что в институте есть очень хороший парень, умный, перспективный. Олег в ответ хмурил густые брови, стучал костяшками пальцев по столу.
– Все они хорошие, пока им что от тебя нужно. Учёба у тебя на первом месте, Елизавета. Всё остальное – после диплома.
А потом случилось то, что смешало все карты. Лиза возвращалась с вечерних курсов английского. Шёл мокрый снег, тротуары были зеркально-скользкими. Из темноты подворотни вынырнул пьяный детина на стареньком «Урале», не справился с управлением. Грузовик ударил её вскользь, она полетела навзничь, ударившись затылком о ледяной асфальт. Последнее, что Лиза помнила перед тем, как провалиться в черноту – воющий звук «скорой» и чьи-то испуганные крики.
В приёмном покое, придя в себя от запаха хлорки и боли, она первым делом, дрожащими пальцами, набрала смс Денису: «Попала под машину. Городская больница, 3-е отделение». Медсестра, бойкая женщина с синими тенями на веках, уже вызвонила отца. «Ваша дочь с сотрясением и переломом ключицы. Приезжайте».
Они примчались почти одновременно. Олег – прямо со смены, в замасленной спецовке, лицо его было белым, как стена больничного коридора. Денис – в расстегнутой куртке, с диким взглядом. Столкнулись у дверей травматологии.
– Вы кто? – рявкнул Олег, инстинктивно преграждая путь к палате.
– Я… я к Лизе. Я Денис. А вы… отец?
Молчание повисло между ними напряжённое. Они измерили друг друга взглядами: немолодой рабочий, вся жизнь которого была направлена в одну-единственную девушку за дверью, и этот долговязый парень с испуганными глазами. Олег что-то промычал и грузно отодвинулся, пропуская его.
В палате, при виде обоих, у Лизы навернулись слёзы.
– Пап… это Денис. Тот самый… хороший парень. Прости, что так…
Олег сел на край койки, тяжело положил свою большую, шершавую руку на её здоровое плечо.
– Молчи, дочь. Главное, чтобы ты была цела. Остальное… – он бросил короткий взгляд на Дениса. – В остальном разберёмся потом.
«Разбор» начался на следующий же день. Олег пришёл в палату с домашними пирожками и суровым видом.
– Так, рассказывай. Кто он, откуда, чем занимается, кем работают родители.
Лиза, превозмогая головную боль, рассказывала. Об учёбе, о планах Дениса, о его мастерской, о Татьяне Викторовне. О том, что он не курит, не пьёт, что уважает её и ни разу не позволил себе лишнего. Олег слушал, изредка покрякивая, его взгляд смягчался, но недоверие всё ещё тлело в глубине глаз.
– Старая машина у него… – буркнул он как-то.
– Пап, он её почти полностью сам восстановил! – горячо вступилась Лиза.
– Ладно, ладно… – отмахнулся отец. – Вижу, уж очень ты его защищаешь.
Постепенно, капля за каплей, лед тронулся. Денис начал появляться в их доме. Сначала робко, с гостинцем от матери. Потом стал помогать Олегу починить протекающий кран или передвинуть тяжелый шкаф. Они говорили мало, в основном о технике. Олег, сам мастер на все руки, не мог не оценить точных, умелых движений парня, его понимания в моторах. Как-то раз, после того как Денис за полчаса починил барахлящий телевизор, над которым Олег бился два дня, тот нехотя выдал:
– Руки, я смотрю, на месте. Голова тоже. И водку, я погляжу, не пьет. Это плюс.
Для Лизы это было равносильно овации. Она сияла. А потом настал момент, которого она и боялась, и ждала.
– Денис, – сказала она однажды, гуляя с ним по аллее. – Надо познакомить родителей. Официально. А то как-то неловко.
– Давай у нас, – сразу предложил он. – Мама уже сто раз спрашивала, когда же она наконец увидит легендарного Олега Петровича, который из обычного слесаря вырос до начальника цеха. Она уважает таких.
– Папа обещал принести своего фирменной наливки, ягоды он сам собирал, – засмеялась Лиза. – Только не говори маме, а то она, как врач, запретит.
Вечер был назначен на субботу. В квартире Татьяны Викторовны вкусно пахло. Лиза с Денисом накрывали на стол, споря о расположении вилок. Татьяна Викторовна, в нарядном синем платье, последний раз проверяла запечённую утку в духовке.
– Он точно не забыл? – тревожно спросил Денис, в пятый раз глянув на часы.
– Не волнуйся, – успокоила его Лиза. – Он сказал – будет, значит, будет.
Олег запаздывал на сорок минут. Лиза уже схватилась за телефон, когда в подъезде раздался тяжёлый, уверенный топот, а потом – долгий звонок в дверь. Денис бросился открывать.
На пороге стоял Олег. В отглаженной рубашке, которая явно мала в плечах, с бутылём самодельной наливки в одной руке и пышным букетом роз в другой. Его взгляд был прикован не к сыну, а к фигуре женщины, стоявшей в глубине коридора. Лицо его, обычно непроницаемое, выражало полнейшее, абсолютное изумление.
– Таня? – вырвалось у него хрипло. – Ты?
Татьяна Викторовна замерла, прижав руку к губам. Потом медленно, неверяще, шагнула вперёд.
– Олег? Боже правый… Олежка?
Цветы и бутылка оказались на полу. Олег, не обращая внимания, сделал два шага и обнял женщину, подняв её, как перышко. Они смеялись, оба одновременно, смеялись так, что у них текли слёзы.
– Да как же так-то?! – повторял Олег, отпуская её и держа за плечи, будто боясь, что она исчезнет. – Танька, солнышко… Ты ведь уехала, после школы… сказали, в Ленинград, к тётке!
– Уехала… Папу перевели. А ты… ты же в армию собирался, в десантники!
– Собрался! И отслужил! Искал тебя потом, через знакомых… Сказали, замуж вышла, фамилию сменила…
– Выходила, – тихо сказала Татьяна Викторовна, и её взгляд на мгновение стал печальным. – Не сложилось. А ты… я слышала, ты женился, на Наталье…
– Женился. Бог забрал её рано, – голос Олега охрип. Они стояли, глядя друг на друга, и двадцать пять лет разлуки таяли, как дым.
Лиза и Денис смотрели на эту сцену, остолбенев. Потом переглянулись. В глазах у обоих читалось одно и то же: «Не может быть».
– Дети, – наконец обернулся к ним Олег, всё ещё не отпуская руку Татьяны Викторовны. – А мы… мы с Таней в одной школе учились. За одной партой сидели. Я её за косы дёргал, а она мне линейкой по рукам…
– А ты мне в пенал лягушек подкладывал! – рассмеялась Татьяна, и это был молодой, звонкий смех. – Потом из-за тебя же двойку по химии получила!
– Зато я тебе потом всё объяснил! Под старым дубом, помнишь?
Они шли в комнату, болтая наперебой, вспоминая учителей, одноклассников, школьные проказы. За столом они сидели рядом. Олег наливал свою наливку в маленькие стопочки. Рассказывал о заводе, о том, как растил Лизу. Татьяна слушала, подперев щеку рукой, и её взгляд был мягким, тёплым, каким Лиза его ещё не видела. Они забыли о еде, забыли о времени. Мир сузился до них двоих – седовласого, могучего мужчины с грубыми руками и уставшей, но внезапно помолодевшей женщины.
А Лиза и Денис сидели напротив, держась за руки под столом, и наблюдали за тем, как их история пишет самую невероятную, самую прекрасную главу.
Спустя три месяца, в осенний день, в загсе было особенно людно и шумно. Под сводами раздавался марш Мендельсона. В первом зале, держась за руку жениха, в простое белое платье шла Лиза. И её глаза сияли, глядя на Дениса в невероятно красивом костюме. А в соседнем зале в элегантном кремовом платье шла Татьяна Викторовна. Её рука лежала на сгибе локтя Олега, который стоял прямо, в новом, идеально сидящем пиджаке, и смотрел на свою женщину так, как будто наверстывал все потерянные двадцать пять лет.
После двойной церемонии, на свадебном застолье Олег поднял тост. Он смотрел то на сияющую дочь, то на улыбающуюся Таню, то на Дениса, который стоял рядом, обняв за талию свою, теперь уже жену.
– Жизнь, – сказал он своим низким, грудным голосом, – она, как сталь. Её куют, греют, бьют молотом, гнут. Иногда кажется – сломается. А она берёт, и неожиданно спаивает, казалось бы, совсем разные части. В одно целое. За нас. За нашу стальную, непобедимую семью.