— Лида, скажи своей сестрице, чтобы убиралась отсюда вместе со своим выводком! — Виктор швырнул ключи на стол так, что они звякнули о тарелку.
Я замерла с половником в руке. Суп булькал на плите, а в комнате слышался детский визг — племянники Нади носились по квартире.
— Витя, да что случилось-то? — Надя высунулась из комнаты, на лице искреннее недоумение. — Мы же всего на пару дней...
— На пару дней?! — Виктор повернулся к ней, и я увидела, как побелели его костяшки. — Ты три недели назад тоже «на пару дней» приехала! И месяц до этого!
— Витенька, ну мы же семья! — Надя прижала руку к груди. — Лида моя родная сестра, неужели ты...
— Родная! — Он хлопнул ладонью по столу. — А я кто? Постоялый двор, что ли? Приехали — холодильник опустошили, диван продавили, а когда уезжаете, даже спасибо не скажете!
Я поставила кастрюлю на подставку. Руки дрожали.
— Виктор, не надо так, — начала я тихо.
— Не надо?! — Он обернулся ко мне. — Лида, ты посмотри на свою кухню! Гора немытой посуды, крошки по всему столу! Твоя сестра три дня тут живет, а убрать за собой — западло!
— Да мы с детьми! — Надя всплеснула руками. — Некогда мне тут с тряпкой бегать!
— Ага, некогда! — Виктор прошел к холодильнику и распахнул дверцу. — А вот жрать — время есть! Котлеты, которые Лида на всю неделю готовила — где? Творог детский — где?
— Ну извини, дети хотели есть...
— Дети хотели! — Он захлопнул холодильник. — А мои деньги на продукты? Лида с утра до вечера пашет, я работаю, чтобы этот дом содержать, а ты приезжаешь и все подчистую сметаешь!
— Витя, успокойся, — я попыталась встать между ними. — Я завтра еще куплю...
— Ты всегда так! — Он посмотрел на меня с горечью. — Всегда их защищаешь! А до меня тебе дела нет!
Надя шумно втянула воздух.
— Лидка, ты слышишь, как он со мной разговаривает? Я твоя сестра! Мы с мамой тебя растили, когда отец ушел! Ты забыла?
— Не забыла, — прошептала я.
— Вот и я о том же! — Надя победно сложила руки на груди. — Семья должна помогать друг другу! А ты, Виктор, злой какой-то. Не по-христиански это!
Виктор медленно повернулся к ней.
— Хочешь по-христиански? — Его голос стал опасно тихим. — Тогда собирай свои баулы и вали отсюда. Прямо сейчас.
— Витя, может, не стоит так резко... — начала я, но Надя меня перебила.
— Да пусть говорит! — Она схватила со стула свою сумку. — Лидка, я всё поняла. Твой муж важнее родной крови!
— При чём тут кровь?! — Виктор прошёл к окну, развернулся. — Речь о том, что вы наглеете! В прошлый раз твой Серёга мою рубашку надел, помнишь? Сказал, «свою забыл»! А вернул? Нет!
— Подумаешь, рубашка какая-то! — Надя махнула рукой.
— Не какая-то, а новая! За три тысячи! — Виктор сжал кулаки. — И это мелочь, да? Ещё ваш старший на моём компьютере игры качал — теперь он тормозит!
Я опустилась на стул. В голове шумело. Надя всегда так — приезжала внезапно, без звонка. Говорила: «Мы же родня, чего церемониться?» И правда, мама нас учила: семья превыше всего.
— Лида, скажи ему! — Надя ткнула в мою сторону пальцем. — Когда у тебя денег не было на свадьбу, кто помог? Я! Я свои накопления отдала!
— Ты дала взаймы, — тихо произнесла я. — Мы вернули через два месяца.
— Вот видишь! — Надя развела руками. — А теперь, когда мне помощь нужна, ты отворачиваешься!
— Помощь?! — Виктор рассмеялся зло. — Ты квартиру в Сочи сдаёшь! У тебя денег больше, чем у нас! Какая помощь?
Надя побледнела.
— Откуда ты... Лида, ты что, мужу всё рассказываешь?
— Я случайно услышал, как ты по телефону с арендатором говорила, — Виктор скрестил руки на груди. — На кухне, между прочим. Хвасталась, что за лето сто тысяч чистыми получишь.
— И что с того? — Надя подняла подбородок. — Это мои деньги! На ремонт квартиры иду!
— Значит, ремонт важнее, чем за собой убрать? — Виктор усмехнулся. — Логично.
Я встала. Пора было что-то решать.
— Витя, давай спокойно, — я подошла к плите, выключила конфорку. — Надя, может, правда, стоит...
— Что? — Сестра резко обернулась. — Стоит свалить? Лидка, мы всю жизнь вместе! Когда тебя Сашка бросил, кто по ночам слушал? Я! Когда на операцию денег не было, кто занимал? Я!
— Занимала за проценты, — буркнул Виктор. — Двадцать процентов, если память не изменяет.
Надя покраснела.
— Ну и что?! Всё равно помогла! А ты, Лидка, неблагодарная!
В эту секунду в комнате что-то с грохотом упало. Мы все бросились туда. На полу валялась разбитая ваза — та самая, хрустальная, подарок от бабушки Виктора.
— Мы нечаянно! — Старший племянник Колька стоял с мячом в руках. — Мы просто играли...
— Играли?! — Виктор побелел. — Да это антиквариат! Тридцатые годы! Её бабушка мне перед смертью отдала!
— Витенька, ну дети же, — Надя сунула мяч Кольке. — Ты чего кричишь? Купишь новую!
— Новую?! — Он присел, начал собирать осколки. Руки тряслись. — Это фамильная ценность! Её не купишь!
Я опустилась рядом, осторожно взяла крупный осколок. На нём был виден тонкий узор — виноградные листья. Виктор так дорожил этой вазой. Никогда в неё цветы не ставил, только протирал пыль.
— Лида, — Виктор посмотрел на меня. В глазах читалась боль. — Понимаешь теперь?
Надя фыркнула.
— Подумаешь, ваза! Ребёнок разбил! С кем не бывает!
— Ребёнок? — Виктор медленно поднялся. — Твоему Кольке четырнадцать лет! Он прекрасно понимает, что в доме мячом не играют!
— А чего ему делать? — Надя выпятила губу. — На улице холодно, телевизор ты занял...
— Я работал! — Виктор повысил голос. — У меня отчёт горел! А ваш выводок носится, орёт!
— Не смей так говорить про моих детей! — Надя шагнула вперёд.
— Скажу! — Он выпрямился во весь рост. — Они избалованные, невоспитанные! Как и ты!
Повисла тишина. Даже дети замолчали.
— Лидка, — Надя медленно повернулась ко мне. — Ты слышала? Он меня оскорбил! Ты что, позволишь?
Я всё ещё держала осколок. Острый край впивался в ладонь.
— Надя, может, вам правда лучше... — начала я.
— Что?! — Её глаза расширились. — Ты на его стороне?!
Я положила осколок на пол. Встала. Посмотрела на сестру — на её красное лицо, сжатые кулаки. Потом на Виктора — он стоял напряжённый, будто готовый сорваться.
— Я на стороне здравого смысла, — произнесла я тихо.
— То есть? — Надя прищурилась.
— То есть, Надюш, Витя прав. Вы приезжаете, когда хотите. Едите всё подряд. Не убираете. И теперь вот ваза...
— Лидка! — Сестра схватила меня за руку. — Ты что несёшь?! Я твоя кровь!
— Кровь не даёт права вести себя как... — Я осеклась, подбирая слово. — Как нахлебники.
Надя отшатнулась, словно я её ударила.
— Повтори?
— Нахлебники, — я сглотнула. — Витя работает по двенадцать часов. Я тоже вкалываю. А вы приезжаете, всё съедаете, всё портите. И ещё обижаетесь!
— Да как ты смеешь! — Надя замахнулась, но остановилась. — Мама бы тебя за такие слова прокляла!
— Мама, — я усмехнулась горько. — Мама всегда тебя защищала. Ты младшенькая, тебе всё можно. А я? Я должна терпеть?
— Ого, — Виктор прислонился к стене. — Наконец-то.
Надя развернулась к нему.
— Это ты её настроил! Змей подколодный!
— Никто меня не настраивал! — Я шагнула вперёд, и в груди разлилось странное тепло. — Я сама всё вижу! Ты приезжаешь третий раз за два месяца! В прошлый раз Серёга мою косметику использовал — сказал, «забыл свою». Флакон за четыре тысячи! Вернул?
— Подумаешь, косметика! — Надя отмахнулась.
— Точно! Подумаешь! — Я подошла ближе. — А когда я попросила вернуть сковородку, которую ты «взяла на время», ты три месяца молчала! Потом сказала — потеряла!
— Ну потеряла! Со всяким бывает!
— Бывает! — Я почувствовала, как голос начинает дрожать, но не от слабости — от злости. — А ещё бывает, что люди говорят «спасибо». Слышала такое слово?
Надя открыла рот, закрыла.
— Лидка, ты чего?
— Я устала, — выпалила я. — Устала быть удобной! Устала, что ты приезжаешь без звонка! Что твои дети носятся тут, как угорелые! Что ты считаешь этот дом своим!
— Так мы же семья! — Надя всплеснула руками.
— Семья — это не повод жить за чужой счёт! — Я подошла к шкафу, достала её сумку, протянула. — Надя, собирайся. Пожалуйста.
Сестра стояла, не двигаясь. Потом медленно взяла сумку.
— Лидка, ты серьёзно?
— Серьёзно, — я кивнула. — Очень серьёзно.
— Ну ладно, — Надя прошла в комнату, начала запихивать вещи в пакеты. Дети притихли, смотрели на меня огромными глазами. — Только запомни — после этого мы чужие! Не звони, не приезжай!
— Хорошо, — я обняла себя за плечи. Не от холода — просто так легче стоять.
Через десять минут Надя с детьми стояла в прихожей. Старший Колька тащил два пакета, младший плакал тихонько.
— Мам, а тётя Лида...
— Молчи! — Надя одёрнула его, натянула куртку. Посмотрела на меня. — Пожалеешь.
— Возможно, — я открыла дверь. — Но это моё решение.
Они вышли. Дверь захлопнулась с глухим стуком.
Я прислонилась к двери. Тишина давила на уши — впервые за три недели в квартире было так тихо.
— Лид, — Виктор подошёл, осторожно коснулся моего плеча. — Ты как?
— Не знаю, — я повернулась к нему. — Честно — не знаю.
Он обнял меня. Я уткнулась ему в грудь, почувствовала запах его одеколона, стирального порошка. Родной запах. Домашний.
— Спасибо, — прошептал он в мои волосы.
Мы стояли так минуты две. Потом я отстранилась, прошла на кухню. Суп остыл. Надо разогреть. Посуда горой в раковине — Надина, конечно.
— Я помою, — Виктор засучил рукава.
— Давай вместе, — я включила воду.
Мыли молча. Он мыл, я вытирала. Потом я накрыла на стол, разлила суп. Мы сели напротив друг друга.
— А вдруг она права? — спросила я, ковыряя ложкой. — Вдруг я правда неблагодарная?
Виктор отложил ложку.
— Лид, посмотри на меня. Помнишь, как мы познакомились?
— На автобусной остановке. Ты мне зонт предложил.
— Я тогда подумал — вот она. Спокойная, добрая. А потом узнал, как ты с сестрой живёшь. Как она тебя использует. И молчал, потому что не хотел лезть.
— А теперь?
— Теперь вижу — ты стала другой. Сильнее. — Он улыбнулся. — Мне нравится.
Телефон завибрировал. Надя. Я взяла трубку, посмотрела на экран. Сообщение: «Мама узнает. Пожалеешь».
Я показала Виктору. Он пожал плечами.
— Твоя мама поймёт. Когда-нибудь.
— А если нет?
— Тогда это её выбор, — он накрыл мою руку своей. — Как и твой сегодняшний — наш.
Я кивнула. Удалила сообщение. Положила телефон экраном вниз.
— Знаешь, — сказала я, беря ложку. — Суп получился вкусный. Без Надиных детей даже есть приятнее.
Виктор рассмеялся. Я тоже.
Потом мы доели, помыли посуду — уже всю, до последней тарелки. Виктор ушёл в комнату собирать осколки вазы. Я осталась на кухне, протёрла стол, разложила чистые полотенца.
В окно светило солнце. Впервые за долгое время я не чувствовала тяжести на плечах.
Дом снова стал нашим.