— Давай, накрывай! — Лариса Викторовна не вошла, а вплыла в прихожую, внося с собой запах мокрой псины и дешёвых духов «Красная Москва». — Мы решили, что у вас тут воздух чище. Настоящая семейная база отдыха получится!
Надя застыла с полотенцем в руках. Часы показывали восемь вечера, тридцатое декабря. В духовке только начал румяниться гусь, рассчитанный ровно на двоих. Она перевела взгляд на мужа. Дима вжал голову в плечи, напоминая нашкодившего школьника, а не тридцатипятилетнего мужчину.
Следом за свекровью в узкий коридор ввалились грузная тетка Света — сестра Ларисы, ее муж — дядя Толя с багровым лицом, и, что самое страшное, огромный, лохматый ньюфаундленд по кличке Барон.
— Лариса Викторовна, мы же не договаривались... — голос Нади дрогнул, но тут же окреп. — Мы планировали встречать Новый год вдвоем.
— Глупости! — отмахнулась свекровь, скидывая шубу прямо на руки подскочившему сыну. — Кто же праздники в тишине встречает? Семья должна быть вместе! Толя, заноси ящики. Света, ищи тапки, у них полы холодные, наверное, экономили на отоплении.
Барон, не дожидаясь приглашения, отряхнулся. Грязные брызги веером разлетелись по свежевыкрашенным бежевым стенам, которые Надя красила сама две недели назад, высунув язык от усердия.
— Барон! Фу! — вяло крикнул Дима.
— Ой, да ладно тебе, Димочка, это же собачка, он радуется! — загоготала тетка Света, протискиваясь в гостиную в грязных сапогах. — Надя, у тебя тряпка есть? Ну так подотри, чего стоишь как неродная?
Надя почувствовала, как внутри закипает горячая, густая ярость. Это был их дом. Их крепость, которую они строили три года, отказывая себе во всем. И теперь эту крепость брали штурмом.
— Никто никуда не проходит, — Надя шагнула вперед, преграждая путь дяде Толе, который уже звенел стеклотарой. — Дима, скажи им.
Дима переминался с ноги на ногу, держа в охапке тяжелую шубу матери. Он посмотрел на жену, потом на мать. Лариса Викторовна нахмурила выщипанные брови, и ее взгляд стал тяжелым, как могильная плита.
— Что «скажи»? — прошипела свекровь. — Ты жену-то приструни, Дмитрий. Мать к нему в кои-то веки приехала, а она порог грудью защищает. Мы, между прочим, с ночевкой. До третьего числа.
— До третьего? — Надя рассмеялась, но смех вышел нервным, лающим. — У нас нет мест. Гостевая комната еще без мебели.
— А мы неприхотливые! — гаркнул дядя Толя, уже расстегивая куртку. — Нам матрасы киньте, и нормально. Главное — стол накрой, хозяюшка! Жрать охота с дороги.
Барон, почуяв запах гуся, рванул на кухню. Его когти проскрежетали по новому ламинату, оставляя глубокие борозды.
— Стоять! — заорала Надя, бросаясь за псом.
Но было поздно. Грохот, звон разбитого стекла и визг тормозов собачьих лап слились в одну симфонию катастрофы. Надя влетела в кухню и увидела картину, от которой сердце ушло в пятки: Барон стоял передними лапами на столешнице, жадно слизывая жир с противня, который он только что опрокинул. Гусь — их идеальный, маринованный сутки гусь — валялся на полу в луже жира и осколках любимого блюда.
— Ах ты скотина! — взвизгнула Надя.
— Не смей кричать на собаку! — Лариса Викторовна возникла в дверях мгновенно. — Он просто голодный! Это ты виновата, что не покормила гостей с порога!
Надя медленно подняла голову. В ее глазах больше не было страха или сомнения. Там была ледяная пустота. Она перешагнула через испорченного гуся и подошла вплотную к свекрови.
— Вон, — тихо сказала она.
— Что? — Лариса Викторовна поперхнулась воздухом. — Ты что сказала, хамка?
— Вон отсюда! Все! Вместе с псиной, с ящиками и своими грязными сапогами! — голос Нади сорвался на крик, от которого задрожали хрустальные бокалы в серванте.
— Дима! — взвизгнула тетка Света из коридора. — Ты слышишь, как она с матерью разговаривает? Уйми свою истеричку!
Дима вошел в кухню. Он был бледен. Он смотрел на раздавленного гуся, на трясущиеся руки жены, на красное от гнева лицо матери. Это был тот самый момент. Момент истины.
— Мам, — начал он, голос его предательски дрожал. — Мам, вы правда... без звонка...
— И что?! — взревела Лариса Викторовна. — Я к сыну приехала! Я тебе жизнь дала! Я квартиру свою продала, чтобы тебе на первый взнос дать... десять лет назад! А теперь ты меня гонишь из-за какой-то курицы?
— Это не курица, — процедила Надя. — Это наша жизнь. Которую вы вечно пытаетесь растоптать, как этот гусь. Дима, если они сейчас не уйдут, уйду я. И я не вернусь. Никогда. Выбирай. Прямо сейчас.
В кухне повисла звенящая тишина. Слышно было только, как Барон чавкает, доедая остатки праздничного ужина. Дядя Толя заглянул в проем, оценив обстановку, и благоразумно смолк.
Дима посмотрел на Надю. Он увидел ее уставшие глаза, ее сжатые кулаки. Вспомнил, как она плакала ночами, когда его мать звонила с очередными претензиями. Вспомнил, как они мечтали об этом вечере.
Он выпрямился. Плечи расправились. Он аккуратно положил мамину шубу на стул, прямо в пятно жира, но даже не заметил этого.
— Мама, забирай собаку, — твердо сказал Дима. Тембр его голоса изменился, стал ниже и жестче.
— Ты... ты что несешь? — опешила Лариса Викторовна.
— Выметайтесь. Все. Сейчас же.
— Да я прокляну тебя! — свекровь схватилась за сердце, картинно закатывая глаза. — Ой, мне плохо! Света, вызывай скорую! Сын мать до инфаркта довел!
— Не трудись, — Надя хладнокровно достала телефон. — Я сейчас вызову такси. А скорая тебе не нужна, давление у тебя, Лариса Викторовна, как у космонавта, я твою медкарту видела, когда в санаторий оформляла. Хватит ломать комедию!
— Ах так... — свекровь мгновенно «выздоровела». Лицо ее пошло красными пятнами. — Ну и оставайтесь! Гнить в своей дыре! Ноги моей здесь больше не будет! Толя, Света, уходим! Они не заслуживают нашего общества!
Сборы были хаотичными и шумными. Тетка Света пыталась прихватить со стола вазу с мандаринами, но Надя молча вырвала ее из рук. Дядя Толя матерился, пытаясь застегнуть куртку. Барон, чувствуя агрессию, начал гавкать, оглушая всех в тесном пространстве.
Когда Дима открыл входную дверь, на улице уже мела настоящая пурга. Ветер швырнул горсть снега прямо в лицо Ларисе Викторовне.
— Машина не заводится! — крикнул с улицы дядя Толя, который уже успел добежать до своего старого внедорожника. — Аккумулятор сдох!
Лариса Викторовна застыла на пороге. Она обернулась к сыну, ожидая, что он сейчас бросится помогать, предложит остаться, извинится.
— Дима... там холодно... — начала она жалобным тоном, который раньше всегда работал безотказно.
Дима стоял, обняв Надю за плечи. Он чувствовал, как дрожит его жена, и эта дрожь передавалась ему, превращаясь в решимость.
— У вас есть провода, прикурите у таксиста, — сказал он. — Такси приедет через три минуты. Ждите за воротами.
— Ты выгоняешь мать на мороз?! — взвизгнула она.
— Ты сама уходишь, мама. Потому что не умеешь быть гостем. Ты умеешь быть только оккупантом. Прощай.
Он закрыл дверь. Щелкнул замок. Потом еще один. И накинул цепочку.
Секунду они стояли в тишине, прислушиваясь. Снаружи доносились крики, лай собаки, потом шум подъехавшей машины, хлопанье дверьми и звук отъезжающего мотора. И, наконец, всё стихло. Только ветер выл в трубе.
Надя села на корточки, прямо на грязный ламинат. Она закрыла лицо руками.
— Господи, Дима... «Что мы наделали?» —прошептала она. — Это же твоя родня.
Дима опустился рядом с ней. Он не смотрел на испорченный пол. Он смотрел на жену. Впервые за много лет он чувствовал себя не сыном, а мужем.
— Мы не наделали, Надя. Мы начали жить, — он осторожно убрал руки от ее лица. — Прости меня. Я был тряпкой. Столько лет позволял им пить твою кровь.
— Гуся жалко, — вдруг всхлипнула Надя, и сквозь слезы пробилась улыбка. — Он был такой красивый.
— К черту гуся! — рассмеялся Дима, прижимая её к себе. — У нас есть пельмени в морозилке. И шампанское. И, самое главное, у нас есть тишина.
Они сидели на полу в разгромленной кухне, среди осколков и жирных пятен. Но в доме было тепло.
Час спустя они сидели на диване, укутавшись в один плед. На журнальном столике дымилась кастрюля с дешевыми пельменями, а в бокалах пенилось шампанское. Гирлянда на елке мигала мягким, уютным светом.
Телефон Димы пискнул. Пришло сообщение от тетки Светы: фото из тесной квартиры свекрови, где за наспех накрытым столом сидели кислые родственники. Подпись гласила: "Совести у вас нет! Мать с давлением лежит!"
Дима посмотрел на экран, хмыкнул и нажал кнопку "Заблокировать". Потом сделал то же самое с номером матери.
— Что там? — лениво спросила Надя, положив голову ему на плечо.
— Спам, — ответил он, целуя ее в макушку. — Просто спам. С Новым годом, любимая.
Надя закрыла глаза. Она чувствовала невероятную легкость. Словно огромный, тяжелый рюкзак, который она тащила годами, наконец-то свалился с плеч. Впереди была целая ночь. И целая жизнь. И она точно знала: в этой жизни больше никто не посмеет указывать ей, когда накрывать на стол.
За окном бушевала метель, заметая следы колес незваных гостей, очищая дорогу для чего-то нового и светлого. Будущее начиналось прямо сейчас, с запаха пельменей и тепла родного плеча.