Марина была из тех девушек, что приезжают в большой город с одним чемоданом и огромной, как небо, мечтой.
Маленький городок, бедная семья, мать-учительница и отец-рабочий — всё это осталось позади, как старый, выцветший снимок. Впереди был университет, новая жизнь и вера в то, что она, Марина, обязательно вытянет свой счастливый билет.
Билет явился в образе Кости.
Весёлый, открытый, с копной непослушных волос и улыбкой, от которой хотелось улыбаться в ответ. Он учился на курс старше, играл в институтской команде КВН и, казалось, знал всех. Они столкнулись в библиотеке, потом в столовой, потом он подсел к ней на скамейке в университетском сквере.
— Скучаешь? — спросил он так просто, будто они были знакомы сто лет.
— Готовлюсь, — вздохнула она, показывая на стопку книг.
— Это дело поправимое, — усмехнулся он. — Пойдём лучше в кино? А потом я тебе всё объясню, я эту тему в прошлом году сдавал.
И она пошла.
Их роман был стремительным и лёгким, как летний дождь. Костя был добрым, заботливым и, что самое главное, он в неё верил.
— Ты самая умная, — говорил он, когда она зубрила ночами. — У тебя всё получится.
Через полгода он сказал:
— Марин, чего ты по общагам мыкаешься? Переезжай ко мне. Места хватит.
Она знала, что он живёт с мамой. Это немного пугало, но любовь и желание быть рядом перевесили все страхи.
Квартира его матери, Тамары Павловны, была как музей советской эпохи. Тяжёлые ковры на стенах, хрусталь в серванте, накрахмаленные салфетки. Сама Тамара Павловна, невысокая, властная женщина с цепким взглядом, воспитывала двоих сыновей одна. Старший, Пётр, давно жил своей семьёй и, как шепнул Костя, «сбежал при первой возможности». Младший, её любимчик Костенька, остался под крылом.
— Здравствуйте, — пролепетала Марина, входя в прихожую.
— Проходите, — сдержанно кивнула Тамара Павловна, окидывая её оценивающим взглядом с ног до головы. — Костя про вас рассказывал.
Первое время свекровь вела себя отстранённо. Она не ругала, но и не хвалила. Просто наблюдала. Марина старалась изо всех сил. Вставала раньше всех, чтобы сварить кашу, мыла полы до блеска, училась готовить борщ «как у Тамары Павловны».
— Мам, ну как тебе Маринин борщ? — весело спрашивал Костя за обедом.
— Съедобно, — роняла свекровь, не отрываясь от тарелки. — Только картошку надо резать мельче. И свёклу дольше тушить.
Придирки начались с мелочей. То чашка не там стоит, то полотенце не так повешено, то рубашка Кости плохо выглажена.
— Я в твои годы уже двоих детей на себе тащила и работала, — вздыхала Тамара Павловна, проходя мимо. — А нынешняя молодёжь… Только развлекаться на уме.
Марина молчала. Она думала: «Это она из лучших побуждений. Она хочет, чтобы я стала хорошей хозяйкой. Надо просто больше стараться».
Она старалась. До слёз, до дрожи в руках. Но чем больше она старалась, тем сильнее становился напор.
Через год у них родился сын, Мишенька. Марина думала, что ребёнок смягчит сердце свекрови, но вышло наоборот. Тамара Павловна превратилась в генерала на поле боя.
— Ты что делаешь?! — врывалась она в комнату, когда Марина кормила малыша. — Нельзя так часто прикладывать! Ты его избалуешь!
— Тамара Павловна, врач сказал… — пыталась возразить Марина.
— Врачи! — фыркала свекровь. — Что они понимают! Я двоих вырастила, и без их советов! И вообще, дай сюда, ты его держать не умеешь, шею свернёшь!
Она отбирала ребёнка, начинала его пеленать по-своему, туго, как солдатика. Миша плакал, Марина плакала вместе с ним, но молча, в подушку.
Самым страшным было то, что при Косте свекровь превращалась в ангела.
— Мариночка, ты устала, иди отдохни, я с Мишенькой посижу, — ворковала она, когда сын приходил с работы.
Но стоило ему выйти в магазин за хлебом, как начиналось:
— Опять у тебя в комнате бардак. И ребёнок какой-то бледный. Наверное, молока у тебя нет, одна вода. Надо на смесь переходить.
Марина не раз пыталась поговорить с мужем.
— Костя, мне тяжело, — начинала она вечером, когда они оставались одни. — Твоя мама… она постоянно меня критикует. Я не могу так. Давай снимем квартиру, хоть маленькую, хоть на окраине.
Костя хмурился.
— Марин, не начинай. Мама у меня одна. Она тебя любит, просто характер у неё такой. Она же плохого не желает.
— Костя, она сказала, что я плохая мать!
— Ну погорячилась, с кем не бывает. Ты просто не обращай внимания.
Он ни разу не спросил у матери, что происходит в его отсутствие. Он просто не хотел конфликта. Ему было удобно жить в привычном мире, где мама готовит, стирает и решает все проблемы. А жена… жена должна была в этот мир вписаться.
Точка невозврата была пройдена в один серый ноябрьский вечер. Мише было уже почти два года, он бегал по квартире, смешно косолапя. Марина готовила ужин. Костя сидел в гостиной, смотрел телевизор.
Миша, пробегая мимо, случайно зацепил скатерть на журнальном столике. Фарфоровая ваза, подарок свекрови на юбилей, полетела на пол и разбилась с оглушительным звоном.
На шум из своей комнаты вылетела Тамара Павловна. Увидев осколки, она замерла, а потом её лицо исказилось яростью.
— Ты! — закричала она, указывая на Марину. — Недотёпа! Не могла за ребёнком уследить?! Это же память! Это мне Пётр с первой зарплаты дарил!
— Тамара Павловна, он же нечаянно… — прошептала Марина.
— Нечаянно у тебя всё! — не унималась свекровь. — И суп пересолен, и рубашки мятые, и ребёнок невоспитанный! Никчёмная! Приехала из своей деревни, думала, принца отхватила? Да ты моему сыну не пара! Он достоин лучшего, а не такой, как ты, тупицы!
Костя сидел на диване. Он слышал всё. Он видел, как трясётся Марина, как по её щекам катятся слёзы. Но он молчал. Он просто уставился в телевизор, сделав вид, что это его не касается.
В этот момент для Марины всё закончилось. Не ваза, не крики свекрови. А это оглушительное молчание мужа. Человека, который обещал её любить и защищать.
Она выпрямилась. Слёзы высохли. Внутри стало холодно и пусто.
Она молча взяла веник, собрала осколки. Потом пошла в комнату, одела плачущего Мишу, собрала в сумку его вещи, свой паспорт и пару кофт.
Она вышла в коридор. Костя всё так же сидел на диване. Тамара Павловна, тяжело дыша, стояла у двери в свою комнату.
— Я ухожу, — сказала Марина тихо, но твёрдо.
Костя поднял на неё глаза. В них было удивление, но не боль.
— Марин, ты чего? Из-за вазы? Ну склеим…
— Нет, Костя. Не из-за вазы.
Она открыла дверь.
— Куда ты пойдёшь с ребёнком на ночь глядя? — растерянно спросил он.
— Не волнуйся, — сказала она, не оборачиваясь. — Я же не из вашей семьи. Я из своей деревни. А мы, деревенские, как-нибудь выживем.
Она вышла на лестничную клетку и закрыла за собой дверь. За спиной она слышала голос свекрови: «Ну и пусть идёт! Скатертью дорога! Ничего, сынок, пойдём, я тебе котлеток пожарю».
Прошёл год.
Этот год был самым тяжёлым и самым счастливым в её жизни. Она сняла крошечную комнату в коммуналке, устроила Мишу в ясли, а сама пошла работать на две работы: днём — уборщицей в офисе, вечером — посудомойкой в кафе. Она падала от усталости, но впервые за долгое время дышала полной грудью. Она была хозяйкой своей жизни.
Однажды ей позвонила соседка из того дома.
— Маринка, привет. Как вы там? Слушай, тут такое дело… Тамара Павловна совсем плоха. В больницу увезли, говорят, онкология. А Костька твой… спился совсем. Работу потерял, пьёт беспробудно.
Сердце у Марины сжалось. Не от любви, нет. От какой-то странной, неправильной жалости.
Она узнала, в какой больнице лежит свекровь, купила апельсинов, взяла Мишу за руку и поехала.
Тамара Павловна лежала в палате на четыре человека, у окна. Она превратилась в тень самой себя: худая, серая, с огромными, запавшими глазами.
Когда она увидела Марину с внуком на пороге, её лицо дрогнуло.
— Пришла… — прошептала она.
— Здравствуйте, Тамара Павловна, — тихо сказала Марина.
— Мишенька… — свекровь протянула к мальчику худую, как ветка, руку. — Подойди ко мне, внучек.
Миша, которому было уже почти три, сначала испугался, но потом подошёл.
И Тамара Павловна заплакала. Тихо, беззвучно, слёзы просто катились по её пергаментным щекам.
— Прости меня, Марина, — прошептала она, глядя на неё. — Дуру старую прости. Я… я боялась. Боялась, что ты и Костю у меня заберёшь, как Петю. Он же младшенький, кровиночка моя. Я его одна тянула, всё ему… А ты пришла, молодая, красивая. Я и взбесилась от ревности. А вышло… вышло, что я сама его и погубила. Своей любовью этой дурацкой.
— Я вас давно простила, — честно сказала Марина. — Не держу я зла.
Она стала приходить к ней каждый день. Приносила домашний бульон, читала газеты, рассказывала про Мишины успехи в садике. Тамара Павловна слушала, иногда улыбалась, но силы её таяли.
В один из дней она протянула Марине сложенный вчетверо лист бумаги.
— Возьми. Это… завещание. Я у нотариуса заверила.
— Что вы, Тамара Павловна, не надо… Отдадите Косте.
— Надо, — твёрдо сказала она. — Костя себя пропил. Ему ничего нельзя оставлять, всё по ветру пустит. А у внука должно быть будущее. Там всё на тебя и на Мишеньку. Квартира, дача, счёт в банке. Ты только одно мне пообещай.
— Что?
— Что вырастишь его хорошим человеком. И не будешь любить так, как я. Не будешь душить своей любовью.
— Обещаю, — прошептала Марина.
Через две недели Тамары Павловны не стало.
Марина сама организовала похороны. Обзванивала родственников, заказывала гроб, договаривалась на кладбище. Приехал старший брат, Пётр, с женой. Помогал, поддерживал.
— Я знал, что так будет, — сказал он, стоя у могилы. — Мама всегда душила Костю. А он и рад был. Слабый он.
Костя на похороны матери так и не пришёл. Соседи сказали, что он с утра был уже мертвецки пьян.
После похорон Марина вступила в права наследства. Это было непросто, но она справилась.
Через год она продала ту самую квартиру, пахнущую нафталином и старыми обидами, продала дачу, добавила свои скромные накопления и купила небольшой, но свой собственный дом в пригороде. С маленьким садом и верандой.
В день переезда она стояла на пороге этого дома, держа за руку четырёхлетнего Мишу. Светило солнце. Пахло свежескошенной травой и краской.
— Мама, это наш дом? — спросил Миша, глядя на неё своими серьёзными, костиными глазами.
— Да, сынок, — улыбнулась Марина. — Это наш дом. Навсегда.
О судьбе Кости она больше ничего не слышала. Он просто растворился, исчез из её жизни, как призрак прошлого. Она иногда думала о нём, но без злости и обиды. Просто как о человеке, который когда-то подарил ей сына, но не смог подарить ей себя.
Она открыла дверь, и они шагнули внутрь. Впереди была новая жизнь. Трудная, но её собственная. И она знала, что справится. Потому что теперь у неё был дом. И она сама была для кого-то домом. А это — самое главное.
👍Ставьте лайк, если дочитали.
✅ Подписывайтесь на канал, чтобы читать увлекательные истории.