Когда мне было пять, родители разменяли квартиру, и папу я стала видеть только по воскресеньям.
Сначала грустила, конечно. Но к семи уже освоила транспорт и ездила к папе сама.
Папа жил в коммуналке, где каждый сосед был отдельной историей.
В одно такое воскресенье папу внезапно утащили «по работе», и он сказал мне:
— Светлячок, жди. Пластинку поставлю — и я скоро.
Папа исчез по делам, чмокнув меня в макушку.
Из проигрывателя полилась задорная песенка. Там дяденька пел хриплым голосом, будто простудился, но всё равно очень старался.
У меня по всему телу запрыгали мурашки.
—ВДОХ ГЛУБОКИЙ, РУКИ ШИРЕ, НЕ СПЕШИТЕ, ТРИ-ЧЕТЫРЕ...
Я прибавила громкости и стала пританцовывать. Песенка раззадорила меня.
—ВЫПОЛНЯЙТЕ ПРАВИЛЬНО ДВИЖЕНИЯ...
Движения я придумывала на ходу: то махала руками, как мельница, то крутила попой, как юла, и трясла головой, будто у меня внутри завёлся моторчик.
Когда песня заканчивалась, я снова её включала, стараясь выучить слова и петь вместе с главным исполнителем. Получался дуэт.
Только у него — хрип, а у меня — визг.
Но вместе звучали великолепно.
—ДА НЕ БУДЬТЕ МРАЧНЫМИ И ХМУРЫМИ! – орали мы с огоньком.
Я искрилась светлой детской радостью.
Потом мне понадобились музыкальные инструменты.
Карандаши — слишком тихо.
Стол — вообще как будто спит.
И тут я увидела папины маленькие железные надфили. Я даже слово это любила — смешное.
Постучала ими по батарее — самое ТО, вышло звонко и главное ГРОМКО!
Я снова врубила песню на полную громкость, подошла к своей ударной установке (батарее, то есть) и начала выступление.
Я пела, приплясывала и стучала, стучала, стучала! Я была и солист, и хор, и весь симфонический оркестр в одном лице! Эйфория — вот что это было!
И вот, когда мы с хриплым дяденькой в очередной раз выдохнули на последней ноте, я вдруг почувствовала… тишину. Не просто тишину, а ТИШИНУ. И что-то сзади.
Я медленно повернулась.
А там… стояла вся коммуналка. В полном боевом составе.
Дед на костылях, мама Люда с маленьким Игорьком на руках, тетя Рита в бигудях, дядя Гена, который всегда хмурый…
Лица у моих зрителей были строгие словно замороженные.
Все молчали.
Как будто я не концерт устроила, а окно разбила. Или даже два.
Я решила, что им просто стыдно говорить. Взрослые же такие: всё время скрывают, что им нравится.
— Хотите, ещё раз? — говорю.
Никто не отвечает. Значит — хотят.
Я быстренько зарядила пластинку, подняла надфили… и вдруг
— БАЦ-БАЦ-БАЦ — по батарее застучали из другой квартиры!
Я даже подпрыгнула.
Это же с нами играют!
Получилась целая оркестровая группа.
А тут как раз папа вернулся.
Он зашёл, посмотрел на всех соседей, на меня, на батарею, которая уже раскалилась от творчества, и сказал только:
— Ого…
И я поняла — папа точно гордится.
Потом он долго слушал рассказы соседей, гладил меня по голове, и мы поехали домой к маме.
Я уже засыпала, но всё время думала:
«Вот ведь удивительно… Иногда достаточно одной песенки для праздника, чтобы целый дом проснулся и вспомнил, что жизнь — она вообще-то радостная».
А соседи — ну, конечно же — были в восторге.
Ни один не ругался.
Праздник — это же не конец света.