Тиша Псиша

Однажды в летний денёк мы с мамой поехали на пляж. За неделю мама очень уставала. Она работала поваром в детском саду и была там главной по кашам и котлетам. А у меня была своя работа — быть её дочкой. Это значило вставать раньше всех на свете, даже раньше воробьёв, и семенить с мамой за руку, досыпая прямо на ходу. Зато в пустом садике можно было бегать хоть по потолку, пока народ не подтянется. Работёнка — закачаешься! На пляже я изо всех сил старалась дать маме возможность отдохнуть от кастрюль...

А у меня в детстве одна фраза в голове засела — прямо как репей в свитере. Читаю как-то книжку, а там герой: «Горько заплакал от обиды». Я всё время думала — где там эта горечь? Во рту у меня от слёз было только мокро и солёно. И всё. А чтобы обида — так вообще редкость. Я была девочкой мирной. Планета под названием «Обида» на моей карте мира значилась белым пятном. Но характер у меня был исследовательский. Настырный. Если чего не понимаю — надо срочно проверить опытным путём. И вот однажды я твёрдо решила: сегодня я обижусь и заплачу...

Когда мне было пять, родители разменяли квартиру, и папу я стала видеть только по воскресеньям. Сначала грустила, конечно. Но к семи уже освоила транспорт и ездила к папе сама. Папа жил в коммуналке, где каждый сосед был отдельной историей. В одно такое воскресенье папу внезапно утащили «по работе», и он сказал мне: — Светлячок, жди. Пластинку поставлю — и я скоро. Папа исчез по делам, чмокнув меня в макушку. Из проигрывателя полилась задорная песенка. Там дяденька пел хриплым голосом, будто простудился, но всё равно очень старался...

Я шла по аллее, где ветер трогает ветви так осторожно, будто знает — здесь нельзя громко. Каждый мой вздох подталкивал меня вперёд: ещё шаг, ещё один… туда, где давно ждала тишина. В прошлый раз, когда я пыталась найти папину могилу, я чувствовала себя потерянной — будто бродила по бесконечным кругам, ловя надежду, как дым. Не находила. Но всё равно снова шла вперёд. Потому что сердце, упрямое и живое, твердило: «Ищи. Он где-то рядом. И ждёт, когда ты его найдёшь». Я была похожа на маленькую девочку, которая не сдаётся, пока не обнаружит спрятанную игрушку...

Когда я собралась на Смышляевское кладбище, внутри всё дрожало тихой струной. Я ехала не просто искать место — я направлялась к отцу. С волнением, с трепетом, с тем огромным, почти детским желанием постоять возле памятника, сказать то, что всегда откладывала, поблагодарить за жизнь… И я была уверена: когда идёшь с таким светлым намерением, дорога обязательно откроется. Но кладбище — оно не спешит. Оно проверяет, готова ли ты слышать. По описанию всё было просто: от центрального входа — направо, вдоль забора, возле сосен...

Ах, это слово — маленькое, всего три буквы, а вес у него будто у раскалённого булыжника, который приходится поднимать голыми руками. «Нет». Казалось бы — скажи и живи спокойно. Но жизнь, хитрюга, любит проверять нас на прочность. Я долго размышляла, почему же так трудно выдохнуть это короткое слово. И, кажется, нашла ответ. Внутри нас живёт древний страх — страх быть отвергнутой, осуждённой, непонятой. Наш внутренний барометр отношений сразу начинает мигать тревожной лампочкой: «Осторожно, кто-то...

В Самаре есть здание, в котором музыка живёт не только в зале, но и в камне. Филармония — словно серьёзная дама в вечернем платье со своей тайной — маленьким музеем, где тихо дремлет голова Музы Эрато. Когда-то скульптура украшала фасад «Олимпа». Но капризная судьба-дирижёр взмахнула палочкой — и величественный «Олимп» растворился во времени. От музы же остался лишь взгляд, застывший в гипсе, но всё ещё удивительно живой. И вот что самое интригующее. В краеведческих источниках я нашла легенду: «Скульптурный...

Иногда жизнь напоминает замкнутый круг: дела, заботы, бесконечный бег с препятствиями. Выходишь из дома с тяжёлым рюкзаком усталости, а в душе — лёгкий осенний дождь. Именно в таком состоянии я шла на концерт Валерии. И случилось чудо. Обыкновенное, музыкальное чудо. Это был не просто концерт, а настоящий сеанс исцеления, как метко назван её альбом. С первых же аккордов что-то внутри стало таять. Зал, наполненный самыми разными людьми, превратился в единый организм, который дышал в такт её голосу...

В вихре дней, среди взлётов, падений и обязательных квестов по выживанию под названием «взрослая жизнь», каждому нужен свой внутренний якорь — слово, мысль, смысл, за который можно ухватиться. Для меня таким якорем стала древняя, как мир, мудрость, заключённая в четырёх словах: «И это тоже пройдёт». Я ношу её с собой всегда — как невидимый амулет. Она не блестит, не пахнет ладаном, не звенит, но умеет творить удивительные вещи. Когда жизнь устраивает проверку на прочность — здоровье пошатнулось,...

Знаете, бывают такие события, после которых не просто хорошо, а по-настоящему светло на душе. Вчера я попала на моноспектакль Ольги Савельевой «Зазвучи» и до сих пор нахожусь под впечатлением. Это был не монолог, а диалог. Не выступление, а чистый, концентрированный поток энергии и человечности. Оля — мастер историй. Она рассказывает о жизни — своей и других людей — с такой искренностью и зажигательностью, что ты проживаешь каждый момент вместе с ней. Что было в зале? Но самый трогательный момент ждал в финале...

Иногда чудо случается прямо у кассы метро — стоит только надеть украшение, сделанное с любовью. Но обо всём по порядку. Я стою в очереди за жетоном — чинно, с чувством, с толком. Настроение отличное, ведь на мне моё новое украшение: необычное, лёгкое, из бумаги, жемчуга и ракушек. Назвала это украшение «Подарок от Русалочки». Оно словно кусочек моря, случайно попавший в городскую суету. Подхожу к кассе, протягиваю деньги — и тут кассир вдруг округляет глаза, словно я жемчужина, выкатившаяся из раковины...

Когда начинаешь ремонт в квартире, вместе с обоями сыплются воспоминания. Не только твои — от прежних жильцов тоже остаётся наследие. На балконе и в шкафах дремлют их вещи. Они как невидимые квартиранты: не шумят, но и не съезжают. Кажется, это всего лишь хлам. Но попробуй-ка подними коробку, в которой «мамино, пусть полежит» или «сыновье, вдруг понадобится». У каждой вещи будто свой голос. Стул шепчет: «Я тебе ещё пригожусь», старый чайник заглядывает в глаза: «А я? Разве можно меня выкинуть? Я же видел все ваши семейные праздники!» Проблема даже не в том, что вещи старые...