ВВЕДЕНИЕ
Когда вы в последний раз говорили вслух то, что действительно думаете? Не в кухне, а в соцсети, на работе, в компании малознакомых людей? Если вам пришлось вспоминать — вы уже часть нового пейзажа. Пейзажа, где главное правило — не задеть, не обидеть, не получить ярлык.
История не терпит пустоты. На место поверженного идола она ставит нового. Мы сломали хребет тоталитаризму — и тут же возвели в абсолют тиранию обидчивости. Выкорчевали ядовитый сорняк государственной дискриминации — и взрастили гибридную культуру, где права одних измеряются прошлыми страданиями их предков, а права других — молчаливой виной.
В России это выглядит иначе, чем в Европе или Штатах, но корень один. У нас не сажают за твит, но размазывают по судам за «оскорбление чувств верующих». У нас не квоты на расы, но заточены перья чиновников под «поддержку многонациональности» так, что титульный народ порой чувствует себя гостем. Мы не переписываем классиков, но уже оглядываемся, снимая сериал — а нет ли там «неправильного» образа, не задета ли какая «группа»?
Демократия, этот хрупкий механизм баланса, дала сбой. Её благородный принцип — защита слабого от сильного — вывернули наизнанку. Теперь «слабый», получив статус вечной жертвы, сам стал диктовать условия. И требует не равенства, а привилегии. Не справедливости, а дани прошлому.
Мы больше не спорим о том, что правильно. Мы соревнуемся в том, чьи обиды священнее. Чью правду запрещено оспаривать. Из огня реального угнетения мы прыгнули в полымя ритуального подчинения, где главная валюта — не здравый смысл, а правильно подобранная маска. Где кино снимают не для зрителя, а для отчёта перед незримой комиссией по правильности. Где мигрант порой имеет больше прав, чем коренной житель — только потому, что, по его мнению или официальной версии, его предков когда-то притесняли.
Это уже не исправление ошибок. Это месть, оформленная под прогресс. И первый признак, что мы проиграли, — мы перестали этому удивляться.
1. МАЯТНИК КАРАЮЩЕЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ: КОГДА ИСПРАВЛЕНИЕ СТАНОВИТСЯ МЕСТЬЮ
Этот маятник — не метафора. Это механизм, который Запад запустил, чтобы выровнять свои исторические весы. Но он не остановился на точке равновесия. Он пролетел её по инерции и теперь бьёт с другой стороны. А мы, глядя на Запад, порой слепо копируем его логику, лишь подставляя под удар свои, российские реалии.
На Западе: от угнетения — к новой диктатуре.
- Права геев: Вчера их преследовали. Сегодня в некоторых странах критика ЛГБТ-повестки может стоить карьеры или суда. Равноправие подменилось идеологическим мандатом.
- Расовый вопрос: Борьба с расизмом обернулась обратной дискриминацией. «Позитивная дискриминация» на деле часто означает: «белому — отказ, чтобы исправить историческую несправедливость». История угнетения стала пожизненной индульгенцией для одних и клеймом для других.
У нас: от атеизма — к новой религиозной цензуре.
- Чувства верующих: Мы выжигали религию калёным железом государственного атеизма. Теперь любое неосторожное слово о церкви или исламе может обернуться уголовным делом. Свобода совести обернулась свободой от критики для религиозных институтов. Место научного атеизма заняла новая светская религия с догматом о неприкосновенности «чувств».
- Национальный вопрос: Советская политика «дружбы народов» сменилась нервной гиперопекой над национальными меньшинствами. Благое стремление к миру порой приводит к абсурду, когда титульный народ в своих регионах чувствует себя ущемлённым, а мигранты получают преференции просто как живое доказательство «толерантности» властей.
Общая логика — логика мести, а не права.
В основе этого маятника везде лежит не принцип «перед законом все равны», а принцип исторического возмездия: «Ваши предки виноваты — теперь платите». Это детская, счётная арифметика обиды. Она не строит справедливость — она меняет местами палача и жертву, оставляя неизменной саму порочную схему: право сильного (теперь — сильного своей обидой) диктовать условия.
Мы наблюдаем, как благородная борьба за права превращается в оружие для новой тирании. На Западе — тирании «прогрессивных» ценностей. У нас — тирании государственно одобренной традиционности. Результат один: общество не становится справедливее. Оно становится истеричнее и лицемернее, потому что правда подменяется ритуалом, а диалог — принудительным покаянием.
2. ИДИОТИЗМ КАК СИСТЕМА (НОВЫЕ «СВЯЩЕННЫЕ КОРОВЫ»)
Когда принцип «обиженный всегда прав» становится нормой, рождается новая система правил. Неписаных, но оттого ещё более жёстких. Её цель — не поиск истины, а поддержание ритуала. И у этой системы есть свои «священные коровы» — темы и группы, которых нельзя критиковать, которых нужно почитать, даже если это противоречит фактам, здравому смыслу или просто вкусу.
На Западе: цензура во имя прогресса.
- Кино и сериалы превращаются в наглядные пособия по политкорректности. Сюжет, характеры, даже цвет кожи персонажей — всё подчинено кастинговой таблице квот. Качество отходит на второй план. Главное — отчитаться, что все «группы» представлены в нужной пропорции. Искусство становится скучной, предсказуемой пропагандой, только не государственной, а корпоративно-либеральной.
- Язык становится минным полем. Появляются запретные слова, гендерно-нейтральные местоимения, за неправильное употребление которых можно прослыть ретроградом. Коммуникация усложняется не для точности, а для демонстрации лояльности новой вере. Это уже не язык — это символический код для своих.
У нас: цензура во имя традиций и стабильности.
- Культура под присмотром. Мы не переписываем классиков, но ворошим носом, снимая новое кино. Не потому что сценарий слабый, а потому что «а как это воспримут? А не заденет ли кого?». Рождается творчество, оглядывающееся на невидимого надзирателя — не из Кремля, а из собственной головы режиссёра, где уже встроен внутренний цензор.
- «Оскорбление чувств верующих» — эта расплывчатая статья становится универсальным дубинкой для затыкания рта. Критикуешь коррупцию в РПЦ? «Оскорбляешь чувства». Шутишь про ислам? «Разжигаешь». Священная корова религиозных институтов получает иммунитет от критики под предлогом защиты «традиционных ценностей», которые сами по себе стали новой политической ширмой.
- Мигрант как неприкасаемый. Критика миграционной политики или проблем с интеграцией легко наклеивается ярлык «ксенофобии». Власти, боясь обвинений в национализме, предпочитают замалчивать реальные конфликты, а мигрант оказывается в подвешенном состоянии — ни своим, ни чужим, но с формальным набором прав, который порой ставит его выше закона в бытовых спорах.
Общий принцип: право на неприкосновенность.
Неважно, «прогрессивная» это корова на Западе или «традиционная» у нас. Суть одна: некоторые темы и группы выводятся из пространства нормальной дискуссии. Их нельзя критиковать, над ними нельзя шутить, их нельзя ставить под сомнение. Они становятся новой аристократией, чей статус основан не на заслугах, а на присвоенном статусе вечной жертвы или неприкосновенного символа.
Это и есть системный идиотизм. Когда общество тратит колоссальные силы не на решение реальных проблем, а на охрану символов, отлаживание ритуалов и наказание еретиков. Когда важнее казаться правильным, чем быть честным. Когда демократический диалог подменяется монологом новых жрецов, будь то активисты «социальной справедливости» или ревнители «духовных скреп».
Мы живём в эпоху, когда священные коровы размножились. Они пасутся на всех полях — от культуры до политики. И их стадо охраняют не пастухи, а инквизиторы нового времени, для которых малейшее сомнение в святости коровы — тягчайшее преступление. Общество не становится от этого ни справедливее, ни умнее. Оно просто учится ходить на цыпочках, чтобы не наступить на чужое табу.
3. ПОЧЕМУ ЭТО УЖЕ НЕ ДЕМОКРАТИЯ, А ЕЁ СИМУЛЯКР
Когда маятник карающей справедливости становится нормой, а идиотизм — системой, происходит незаметная, но фатальная подмена. Демократия перестаёт быть формой правления и становится формой ритуала. Мы сохраняем её внешние атрибуты — выборы, свободу слова на бумаге, суды — но вынимаем из неё живую, конфликтную, созидательную суть.
Демократия — это спор равных.
Её сила — в конфликте мнений, который через дискуссию, компромисс и голосование рождает решение. Это всегда больно, грязно и несовершенно, но это — честно.
Новая система — это монолог тех, кого нельзя критиковать.
Её сила — в давлении морального авторитета «священных коров». Спор здесь невозможен в принципе, потому что одна из сторон заранее объявлена непогрешимой в силу своей исторической травмы или культурной сакральности. Диалог заменяется односторонним предъявлением претензий и требованием покаяния.
На Западе это выражается в культуре отмены, где несогласного не опровергают аргументами — его стирают из публичного поля.
У нас — в подспудном страхе задеть «чувства верующих» или «межнациональное согласие», что заставляет молчать о реальных проблемах.
В обоих случаях результат один: публичное пространство очищается от неправильных мнений. Оно становится стерильным, скучным и лживым. Потому что исчезает главное — возможность быть неправым, быть неудобным, быть другим. А без этого демократия — всего лишь декорация, за которой решают те же старые элиты, просто прикрывшиеся новыми лозунгами.
Мы получаем не справедливость, а её симуляцию.
- Справедливость — сложна. Она требует взвешивания интересов, признания серых зон, работы над ошибками.
- Симуляция справедливости — проста. Достаточно найти виноватого (белого, мужчину, православного, русского) и публично его осудить. Ритуал исполнен, статистика по «борьбе с угнетением» улучшена. Настоящие проблемы при этом могут только усугубляться.
Мы живём в эпоху демократического симулякра. Внешне — всё есть: парламенты, суды, свобода прессы. Но внутри — пустота, заполненная ритуальными действиями и страхом перед ошибкой. Демократия, которая боится собственных граждан, их неправильных мыслей и неудобных вопросов, — это уже не демократия. Это её труп, наряженный в тогу политкорректности или «духовных скреп».
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ: КАК НЕ СВАЛИТЬСЯ В ИДИОТИЗМ, ЗАЩИЩАЯ ДЕМОКРАТИЮ
Диагноз поставлен. Болезнь названа. Остался самый трудный вопрос: а что делать? Как бороться за права угнетённых, не создавая новых угнетателей? Как чтить традиции, не превращая их в дубину для инакомыслящих?
Ответ лежит не в области политических технологий, а в области здравого смысла и личной смелости.
Первое. Вернуться к принципу равноправия, а не привилегий.
Права должны быть у человека, а не у группы. Защищать нужно слабого, а не того, кто громче кричит о своей исторической обиде. Суд должен судить за поступок, а не за цвет кожи, веру или сексуальность преступника и жертвы.
Второе. Разделять борьбу с несправедливостью и ритуальное самоуничижение.
Да, рабство — преступление. Но это не значит, что каждый белый человек сегодня виноват и должен каяться. Да, гомофобия — зло. Но это не значит, что любое сомнение в ЛГБТ-повестке — преступная ненависть. Мы можем бороться с грехом, не объявляя грешниками целые категории людей по рождению.
Третье. Вернуть юмору и иронии статус «разрешённого оружия».
Общество, которое не умеет смеяться над собой, над властью, над святынями — больное общество. Юмор — не «разжигание», а предохранительный клапан. Он не разрушает устои — он не даёт им закостенеть в догму. Позволим себе шутить. Даже если это кому-то не понравится.
Четвёртое. Говорить правду. Всегда. Особенно когда это страшно.
Страх — главное оружие новой тирании. Страх потерять работу, получить ярлык, быть отлучённым от «правильного» сообщества. Победить этот страх можно только одним — привычкой говорить то, что думаешь. Не для эпатажа, а потому что иначе ты уже не гражданин, а винтик в системе ритуального лицемерия.
И последнее. Помнить, что демократия — это не рай на земле.
Это лучшая из плохих систем. Она вечно балансирует на грани срыва в хаос или в диктатуру. Её нельзя «улучшить», построив рай для одних и ад для других. Её можно только беречь, день за днём, отдавая себе отчёт, что её главные враги — не «они», а наша лень, наш страх и наше желание простых, красивых, но лживых ответов.
Демократия — это ответственность. В том числе — ответственность за то, чтобы, защищая её от старых демонов, не породить новых, ещё более лицемерных и беспощадных.
Мы ещё не проиграли. Но чтобы выиграть, нужно перестать бояться и начать думать. Даже если это сейчас — самое неполиткорректное и опасное занятие на свете.
Как считаете, какой момент защита прав меньшинств становится диктатом над большинством?