Ольга открыла дверь своей квартиры и замерла на пороге. В прихожей пахло чужими духами — тяжелыми, навязчивыми, с нотками ванили и амбры. Такими, какие носит её свекровь Раиса Петровна.
Сердце ухнуло вниз.
На тумбочке лежала связка ключей. Те самые, которые Ольга когда-то по глупости отдала мужу "на всякий случай". Он обещал, что они будут лежать у него в ящике стола. Видимо, обещание не распространялось на его маму.
Ольга медленно сняла туфли и прошла в гостиную. Картина, открывшаяся её взору, заставила кровь застыть в жилах.
Посреди комнаты стояли четыре огромных картонных коробки. Рядом с ними, на её любимом кресле, восседала свекровь — в строгом сером костюме, с идеальной укладкой и победоносной улыбкой на накрашенных губах.
— А, Оленька, пришла наконец, — проворковала Раиса Петровна, не поднимаясь с места. — Мы тут немного навели порядок. Вернули дом к нормальному виду.
Ольга молча подошла к ближайшей коробке. Открыла. Внутри лежали её вещи: книги, фотографии в рамках, любимая керамическая ваза, которую она купила на своей первой зарплате.
— Что это? — голос Ольги прозвучал глухо.
— Это твоё барахло, дорогая, — свекровь встала и разгладила юбку. — Я позвонила Мише, он дал добро. Сказал, что пора освободить место для нормальных вещей. Ты же понимаешь, эта квартира — наша семейная собственность. Моя мама жила здесь, потом я, теперь Миша. А ты... ну, ты пока что невестка. Временная жилица, так сказать.
Кровь прилила к лицу Ольги. Она выпрямилась, сжав кулаки.
— Временная? Я здесь живу три года. Я жена Михаила.
— Жена-жена, — свекровь махнула рукой, словно отгоняла муху. — Штамп в паспорте — это ещё не гарантия. Тем более, детей у вас нет. Значит, семья неполноценная. А раз так, то и права особого у тебя тут нет.
Ольга почувствовала, как земля уходит из-под ног. Она прожила с Мишей три года. Три года терпела постоянные визиты свекрови, её язвительные замечания про "не так готовишь борщ", "не так гладишь рубашки", "не так улыбаешься гостям". Три года пыталась угодить, доказать, что она достойна их драгоценного Мишеньки.
А теперь эта женщина стоит в её доме и говорит, что Ольга здесь чужая.
— Где Миша? — выдавила она.
— На работе, разумеется. Он занятой человек, не то что некоторые, — свекровь окинула Ольгу оценивающим взглядом. — Кстати, о работе. Я заметила, что ты совсем забросила домашнее хозяйство. Пыль на карнизах, в холодильнике бардак, цветы на балконе завяли. Неудивительно, что Миша выглядит таким уставшим. Мужчина должен приходить домой в чистоту и уют, а не в этот... — она обвела рукой комнату, — хаос.
Ольга огляделась. Квартира была чистой. Она убиралась вчера вечером, после десятичасовой смены в бухгалтерии. Потом готовила ужин, стирала, гладила Мишины рубашки.
— Раиса Петровна, — начала она, стараясь говорить спокойно, — вы не имели права входить в квартиру без моего разрешения. И уж тем более трогать мои вещи.
Свекровь рассмеялась. Звук был резким, режущим слух.
— Ах, какая гордая! Права качает! Милая моя, это не твоя квартира. Это квартира моего сына. Я имею полное право следить за тем, чтобы здесь всё было как надо. А твои тряпки мешают. Вот я и решила освободить место.
Она подошла к окну и отдернула штору.
— Видишь вон тот контейнер во дворе? — указала она пальцем. — Туда всё и отправится завтра утром, если ты не заберёшь. Я вызвала грузчиков на восемь часов. Так что советую поторопиться.
Ольга схватила телефон. Пальцы дрожали, когда она набирала Мишин номер. Гудки. Раз, два, три... Сброс.
Он не взял трубку.
Она набрала снова. И снова сброс.
— Не дозвонишься, — свекровь вернулась в кресло и изящно скрестила ноги. — Я сказала ему, что ты устроишь истерику. Он попросил меня разобраться самой. Сказал, что доверяет моему вкусу и решению.
Ольга смотрела на эту женщину — ухоженную, самодовольную, сидящую в её доме как королева на троне — и понимала, что развязка близка. Что терпение, которое она копила три года, вот-вот лопнет.
— Вы хотите, чтобы я ушла, — сказала она не спрашивая, а констатируя факт.
— Умница, — свекровь улыбнулась. — Сообразительная девочка. Да, Оленька, я хочу, чтобы ты ушла. Миша слишком мягкий, чтобы сказать тебе это напрямую. Но я вижу: он несчастлив. Ты не подходишь нашей семье. Не по статусу, не по воспитанию, не по... ну, ты понимаешь. Мы люди другого круга.
Ольга опустилась на диван. В висках стучало. Она вспомнила, как познакомилась с Мишей. Он казался таким внимательным, заботливым. Дарил цветы, водил в театры, обещал, что его мама её полюбит.
Но мама не полюбила. С первой встречи Раиса Петровна смотрела на Ольгу как на грязь под ногтями. "Бухгалтер из районной конторы" — говорила она с презрением. "Миша мог бы найти кого-то поинтереснее".
И Миша молчал. Всегда молчал, когда мама начинала свои атаки.
— Я разговаривала с одним нотариусом, — продолжала свекровь, доставая из сумочки визитку. — Очень приятная женщина, Вера Николаевна. Она специализируется на семейных делах. Поможет оформить всё быстро и безболезненно. Раздел имущества, алименты... хотя какие там алименты, детей-то нет. В общем, проще простого.
Она положила визитку на журнальный столик.
— Подумай, Оленька. Зачем тебе цепляться за человека, который тебя не любит? Зачем терпеть свекровь, которая тебя не уважает? Ты ещё молодая, тридцать два года — не возраст. Найдёшь кого-нибудь попроще. Без требовательной мамы.
Ольга подняла голову. В её груди разгоралось что-то горячее и яростное.
— А что получит Миша взамен?
Свекровь прищурилась.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, если я уйду, — Ольга встала, — кто будет готовить ему завтраки? Кто постирает рубашки и погладит брюки? Кто будет сидеть с ним ночами, когда у него мигрень? Кто оплатит половину счетов, потому что на его зарплату менеджера среднего звена не особо разгуляешься?
Тишина повисла в комнате. Свекровь выпрямилась в кресле.
— Ты забываешься, — сказала она холодно.
— Нет, — Ольга шагнула вперёд. — Это вы забываетесь. Вы пришли в мой дом. Да, квартира оформлена на Мишу, но я здесь живу. Я плачу за коммунальные услуги. Я покупаю продукты. Я создаю тот самый уют, про который вы так любите рассуждать. А вы... вы просто вламываетесь сюда и решаете, что имеете право указывать мне, что делать.
Раиса Петровна поднялась. Её лицо окаменело.
— Девочка, — процедила она сквозь зубы, — ты переходишь границы. Я мать Миши. Я вырастила его, выучила, устроила на работу. Ты же кто? Случайная попутчица. Он женился на тебе в порыве романтики, но романтика проходит. Остаётся реальность. И в этой реальности ты — пустое место.
Что-то щёлкнуло внутри Ольги. Она подошла к коробкам, взяла свою любимую вазу и медленно, с расстановкой, вытащила её наружу.
— Вы правы, — сказала она тихо. — Романтика проходит. Остаётся реальность. И в этой реальности я больше не намерена терпеть ваше хамство.
Она понесла вазу на кухню. Свекровь пошла следом, её каблуки цокали по паркету.
— Что ты задумала? — подозрительно спросила она.
Ольга поставила вазу на стол и открыла шкаф. Достала оттуда папку с документами. Достала договор аренды квартиры, который они с Мишей подписали три года назад.
— Что это? — свекровь выхватила бумагу. Пробежала глазами по строчкам. Лицо её стало пунцовым. — Договор аренды? Вы арендуете эту квартиру?!
— Да, — Ольга сложила руки на груди. — Квартира принадлежит дальней тёте Миши. Она живёт за границей. Миша снимает её уже пять лет. Когда мы поженились, я стала созаёмщиком. То есть, формально, я имею такое же право находиться здесь, как и он. А вы, Раиса Петровна, — гостья. Незваная гостья, которая вломилась без разрешения.
Свекровь стояла с открытым ртом. Её тщательно выстроенная картина мира рушилась на глазах.
— Но Миша говорил... он сказал, что это наша семейная...
— Миша соврал, — перебила Ольга. — Он не хотел, чтобы вы знали правду. Потому что тогда пришлось бы признать: он не успешный владелец недвижимости, а обычный арендатор, который едва сводит концы с концами. И единственная причина, по которой он может позволить себе снимать трёхкомнатную квартиру в центре, — это моя зарплата. Я плачу половину аренды. Каждый месяц.
Раиса Петровна схватилась за спинку стула. Её лицо приобрело нездоровый серый оттенок.
— Ты лжёшь, — прошептала она.
— Позвоните ему, — Ольга протянула ей свой телефон. — Спросите сами. Только он вряд ли ответит. Потому что он трус. Трус, который прячется за маминой юбкой и позволяет ей делать грязную работу.
Свекровь опустилась на стул. Её руки дрожали.
— Значит... значит всё это время...
— Всё это время вы унижали меня, считая себя хозяйкой положения, — Ольга наклонилась к ней. — Вы указывали мне, как жить в доме, который я оплачиваю наравне с вашим сыном. Вы входили сюда без спроса, перекладывали мои вещи, критиковали мой выбор штор и посуды. И всё это — будучи обычной посетительницей. Гостьей, которая злоупотребляет гостеприимством.
Раиса Петровна подняла на неё глаза. В них плескалась растерянность и злоба.
— Я его мать, — слабо сказала она. — Я имею право...
— Вы не имеете никаких прав, — отрезала Ольга. — Вы имеете только то, что я позволю вам иметь. И знаете что? Я больше ничего не позволю.
Она взяла телефон и набрала номер. Гудки. Наконец, на том конце сняли трубку.
— Алло? — голос Миши был напряжённым.
— Миша, твоя мама у нас дома, — сказала Ольга ровным голосом. — Она собрала мои вещи в коробки и собирается выбросить их завтра утром. Объясни ей, пожалуйста, что она не имеет права этого делать. Или я вызову полицию и напишу заявление о незаконном проникновении.
Повисла пауза. Потом Миша вздохнул.
— Оля, не устраивай сцен. Мама просто хотела помочь с уборкой...
— Помочь с уборкой? — переспросила Ольга, и в её голосе появилась сталь. — Она упаковала мои личные вещи. Мои книги, фотографии, подарки. Она сказала, что я здесь временная жилица и должна освободить место.
— Мама могла погорячиться...
— Мама соврала мне, Миша, — Ольга повысила голос. — Она сказала, что квартира принадлежит вашей семье. Что я тут никто. И ты... ты дал ей ключи. Ты позволил ей войти без моего ведома.
Тишина. Миша молчал, и в этом молчании был ответ.
— Ты знал, — прошептала Ольга. — Ты знал, что она придёт. Ты согласился с этим. Ты хотел, чтобы она выгнала меня, потому что сам не решаешься.
— Оля, это не так...
— Тогда приезжай, — потребовала она. — Приезжай прямо сейчас и скажи своей маме, чтобы она убиралась из нашего дома. Докажи, что ты на моей стороне.
Пауза затянулась. Ольга слышала его дыхание, шум офиса на фоне, чьи-то голоса.
— Я не могу сейчас уйти, — наконец сказал Миша. — У меня важная встреча. Мы обсудим это вечером. Оля, пожалуйста, будь умницей. Не ругайся с мамой. Ей плохо с сердцем, ты же знаешь...
Ольга отключила телефон. Она смотрела на экран, на обои — их совместное фото с отпуска — и понимала, что только что получила окончательный ответ на вопрос, который задавала себе последние три года.
Миша не на её стороне. Никогда не был.
Она повернулась к свекрови. Раиса Петровна сидела за столом, бледная и напряжённая.
— Убирайтесь, — сказала Ольга спокойно.
— Что? — свекровь вздрогнула.
— Убирайтесь из моего дома. Немедленно. Иначе я действительно вызову полицию. И поверьте, мне не составит труда доказать незаконное проникновение. У нас есть камеры в подъезде. Они зафиксировали, как вы вошли с ключами, которые вам не принадлежат.
Раиса Петровна поднялась. Её губы дрожали.
— Ты пожалеешь, — прошипела она. — Я сделаю всё, чтобы Миша с тобой развёлся. Я найду ему нормальную жену. Из приличной семьи.
— Валяйте, — Ольга открыла входную дверь. — Ищите. Только предупредите её сразу: в комплекте с "приличным мужем" идёт неадекватная свекровь, которая считает себя центром Вселенной. Посмотрим, сколько она продержится.
Свекровь прошла мимо неё, задев плечом. На пороге обернулась.
— Ты никто без него, — выплюнула она.
— А он никто без меня, — ответила Ольга. — Разница в том, что я это осознаю. А вы с Мишей — нет.
Она закрыла дверь. Прислонилась к ней спиной, чувствуя, как колотится сердце. Руки дрожали, колени подгибались, но внутри разливалось странное чувство освобождения.
Она прошла в комнату. Посмотрела на коробки со своими вещами. Потом достала телефон и открыла список контактов. Нашла номер Веры Николаевны — той самой нотариус, визитку которой оставила свекровь.
Набрала номер.
— Вера Николаевна? Здравствуйте. Меня зовут Ольга. Мне нужна консультация по разводу...
Вечером Миша вернулся домой. Он вошёл тихо, виновато, с пакетом суши — её любимых. Миротворческое подношение.
— Оля, давай поговорим, — начал он.
Она сидела на диване. Перед ней на столе лежали документы: договор аренды, квитанции об оплате, распечатка их совместных расходов за три года.
— Говори, — сказала она ровно.
Миша опустился рядом. Взял её руку.
— Прости. Мама иногда перегибает палку. Но она переживает за меня. Она просто хочет, чтобы я был счастлив.
— А я что хочу, по-твоему? — спросила Ольга, убирая руку.
— Ты... ты тоже хочешь, чтобы я был счастлив, — неуверенно сказал Миша.
— Нет, — Ольга покачала головой. — Я хочу, чтобы счастлива была я. А рядом с человеком, который не может защитить меня от родной матери, я счастлива быть не могу.
Миша побледнел.
— Ты о чём?
Ольга протянула ему бумагу. Заявление о расторжении брака.
— Я подам завтра. Раздел имущества простой: у нас нет общей недвижимости. Машина оформлена на тебя. Мебель делить не буду, она мне не нужна. Я заберу свои вещи и съеду через неделю.
Миша смотрел на бумагу, не веря глазам.
— Оля, ты серьёзно? Из-за одной ссоры с мамой?
— Из-за трёх лет унижений, — поправила она. — Из-за того, что ты ни разу не встал на мою сторону. Из-за того, что твоя мама считает меня прислугой, а ты с ней согласен. Из-за того, что я устала быть удобной. Я хочу жить для себя, Миша. Не для твоей мамы. Не для тебя. Для себя.
Он попытался обнять её, но она отстранилась.
— Я думал, мы команда, — прошептал он.
— В команде все равны, — ответила Ольга. — А в нашей семье я всегда была на вторых ролях. Сначала ты, потом твоя мама, потом, может быть, я. Если останется время.
Она встала. Прошла в спальню. Достала чемодан с антресолей и начала складывать вещи. Миша стоял в дверях и смотрел.
— Оля, не надо. Мы можем это исправить. Я поговорю с мамой. Я скажу ей...
— Не надо ничего говорить, — Ольга застегнула чемодан. — Уже поздно, Миша. Твоя мама сегодня сказала мне, что я пустое место. И знаешь что? Она была права. Я действительно была пустым местом — в вашей семье. Но я больше не хочу быть невидимкой в собственной жизни.
Она взяла чемодан и направилась к выходу. Миша преградил ей путь.
— Ты не можешь просто уйти!
— Могу, — Ольга посмотрела ему в глаза. — И делаю это прямо сейчас. Остальные вещи заберу в выходные, когда ты будешь на работе.
Она обошла его и открыла дверь. На пороге обернулась.
— Передай своей маме: она получила то, что хотела. Квартира свободна. Теперь она может наводить здесь порядок сколько душе угодно. Без меня.
Дверь закрылась тихо, без хлопка. Ольга спустилась по лестнице, вызвала такси. Села на заднее сиденье и только тогда позволила себе выдохнуть.
Телефон завибрировал. Сообщение от подруги Кати: "Ты где? Соскучилась! Может, встретимся?"
Ольга улыбнулась сквозь слёзы и набрала ответ: "Еду к тебе. Освободилась. Надолго."
Такси тронулось с места. В зеркале заднего вида мелькнуло окно их квартиры — бывшей квартиры. В окне стоял Миша и смотрел вслед.
Ольга отвернулась и больше не оглядывалась.
Через месяц она сняла небольшую однушку на окраине. Скромную, но свою. Без чужих ключей и незваных гостей. По вечерам она пила чай у окна, читала книги и строила планы — только свои, без оглядки на мужа и его маму.
Миша звонил первые две недели. Просил вернуться, обещал измениться. Раиса Петровна даже прислала длинное сообщение с извинениями, написанное явно под диктовку сына.
Ольга не отвечала.
Она поняла простую вещь: некоторые отношения нельзя починить. Их можно только отпустить — и жить дальше. Без груза чужих ожиданий. Без токсичной свекрови. Без мужа, который выбирает маму вместо жены.
Она выбрала себя. И впервые за три года почувствовала себя по-настоящему свободной.