Из книги «Экзистенциальная психотерапия» Ирвина Ялома:
Находящиеся в лоне своей культуры, мы безоговорочно принимаем благо и правильность продвижения вперёд. Не так давно я проводил краткий отпуск в одиночестве на курорте Карибского побережья.
Однажды вечером я читал, одновременно наблюдая за мальчишкой, помощником бармена, не делавшим ничего, а только лениво взиравшим на море, — я подумал о ящерице, которая греется на солнышке, лежа на тёплом камне. Я сравнил его и себя, и почувствовал себя очень самодовольно, очень уютно. Он совершенно ничего не делал — зря тратил время. А я делал нечто полезное: читал, учился. Короче говоря, я продвигался вперёд.
Но тут какой-то внутренний бесёнок😈 задал мне ужасный вопрос:
продвигаюсь вперёд по отношению к чему?
как?
и (самое худшее) почему?
Эти вопросы были — и остаются по сей день — весьма тревожными. Они необычайно ярко показали мне, как я, постоянно проецируя себя в будущее, «убаюкиваюсь», погружаюсь в некий сон наяву, исполненный иллюзии победы над смертью.
Я не существую так, как существует 🦎; я готовлюсь, я становлюсь, я в пути.
Джон Мейнар Кинес выражает это следующим образом:
«То, что ”целеустремлённый" человек неизменно пытается обеспечить себе, есть не что иное, как призрачное и обманчивое бессмертие, бессмертие своих актов, достигаемое путём перенесения своего интереса к ним вперёд во времени. Он любит не свою кошку, а её котят, а на самом деле даже не котят, а лишь котят этих котят, но и не их… и так далее до бесконечности, до конца кошачьего племени».
Толстой в «Анне Карениной» описывает крушение веры в «восходящую спираль» у Алексея Александровича, мужа Анны, человека, который всегда был в восходящем движении: великолепная карьера, невероятно удачный брак. Уход Анны значит для него много больше, чем просто потеря её: это крушение личностного мировоззрения».
«…Он чувствовал, что стоит лицом к лицу пред чем-то нелогичным и бестолковым, и не знал, что надо делать. Алексей Александрович стоял лицом к лицу пред жизнью, пред возможностью любви в его жене к кому-нибудь, кроме него, и это-то казалось ему очень бестолковым и непонятным, потому что это была сама жизнь.
Всю свою жизнь Алексей Александрович прожил и проработал в сферах служебных, имеющих дело с отражениями жизни. И каждый раз, когда он сталкивалась с самою жизнью, он отстранялся от неё. Теперь он испытывал чувство, подобное тому, какое испытал бы человек, спокойно прошедший под пропастью по мосту и вдруг увидавший, что этот мост разобран и что там пучина. Пучина эта была — сама жизнь, мост — та искусственная жизнь которую прожил Алексей Александрович».
Хорошая метафора: пучина — сама жизнь, мост — искусственная жизнь, надстроенная над пропастью, в которой всё смешалось, ничего разберёшь, где хорошее, где плохое, зло-добро.
Жизнь — хаос из человеческих жизней, взглядов, страхов. И хочется разобраться уже наконец — выстроить твёрдую дорожку, по которой можно минуть неопределённость, бесконтрольность, стихийность, свою растерянность. И только, кажется, во всём разобрался (нашёл свою гурыню в соцсетях), как жизнь рвёт первый трос, на котором висит и без того хлипкий подвесной мостик, и ты в ужасе снова болтаешься...
Как я поняла, всё воспринималось бы иначе, если бы Ялом не заметил этого мальчика и не оценил бы его действие, как «зря тратит время», если бы он сам был поглощён своей жизнью, этим моментом, книгой. Но не был. Его внимание было не в книге, не в себе.
Правда в том, что он не хотел в тот момент делать то, что делал (а делал это только для того, чтобы бежать-бежать по восходящей и оставаться исключительным, а значит, неуязвимым и в итоге бессмертным), поэтому он и увидел безделье другого.
Ещё:
Как живёт тот, кто не обрёл самоценности?