Карину в школе почти не замечали. Не потому что она была какой-то странной или нелюдимой, просто слишком тихой. Она умела быть незаметной так, как будто это её врождённый дар: сидеть на последней парте, не перебивать, отвечать тихим голосом, носить простые свитера и джинсы, будто боялась выделиться. Девчонки в классе щеголяли новыми кроссовками, блёстками, яркими прядями, а Карина ходила в обычной кофте, немного великоватой, зато тёплой. Учителя её любили за спокойствие и трудолюбие, одноклассники почти не замечали.
Все одиннадцать лет рядом с ней сидела Мария, Машка, полная противоположность Карины. Быстрая, шумная, бойкая. Она ходила в школу как на подиум, умела строить глазки старшеклассникам, знала, что такое «показать себя». За перемены успевала пробежать весь коридор, собрать сплетни, поругаться, помириться и снова рассмеяться. На фоне её вихря Карина действительно казалась серой мышкой.
— Ты как тень, — говорила Машка, — с тобой страшно в прятки играть. Спрячешься, не найдёшь потом.
Карина только улыбалась. Она никогда не спорила.
В институте всё продолжилось: та же скромность, та же тихая манера держаться, тот же гардероб, аккуратный, удобный, но совершенно неприметный. За пять лет учёбы её можно было запомнить только по тому, что она всегда приходила на пары чуть раньше всех и сразу раскрывала тетрадь.
После выпуска одногруппники разбежались кто куда, и Карина совершенно незаметно исчезла из всех студенческих чатов. Никто особенно и не заметил, серые мышки исчезают так же тихо, как появляются.
И вот прошло семь лет. Машка, теперь Мария Николаевна, мать двоих детей и жена сварщика Пети, та самая неугомонная бойкая девчонка, случайно увидела в соцсетях фото, от которого у неё глаза полезли на лоб. На снимке Карина, ее одноклассница.
Только теперь она стояла на фоне огромного белоснежного дома с колоннами, в лёгком костюме, который явно стоил больше Машкиной месячной зарплаты. На руках у нее маленькая дочка, рядом няня с коляской. Под фото подпись: «С Глебом на даче. Люблю субботу».
— Глебом? — переспросила Машка вслух и принялась листать дальше нервными пальцами.
На другом фото мужчина, высокий, красивый, уверенный, настоящий бизнесмен из тех, о которых женщины только и мечтают. И подпись: «Мой муж».
Машка чуть телефон не уронила.
Да ну что ты врёшь… Карина? Замужем? За таким?
Это казалось невозможным и неправдоподобным. Нелепым, наконец. Каринка?! У которой за всё школьное время ни одного ухажёра?! Каринка, которая не умела краситься, ходить на каблуках, делать маникюр?!
Машка ещё раз открыла страницу, фотографии были настоящие. А в комментариях только восторги знакомых: «Какая красивая стала!» «Ты так изменилась!» «Вы идеальная пара!»
И Машка почувствовала внутри что-то похожее на укус. То ли зависти, то ли злости, то ли непонимания, как будто мир нарушил её привычный порядок: боевые девчонки должны быть счастливы, а тихие мышки прятаться в норках.
— Да ну… — вздохнула она. — Вот уж не думала, что эта станет барыней!
Через неделю она уже писала Карине:
«Давно не виделись! Может, в гости к тебе напроситься? Очень соскучилась!»
Ответ был мгновенным, вежливым, немного сухим, но без намёка на отказ. И Машка решила: она сама всё увидит. Не верилось, что такая, как Карина, могла взобраться так высоко.
Машка ехала к Карине словно на спектакль, любопытство душило её, как тугой ворот свитера. Такси подъехало к высоким кованым воротам, которые сами по себе уже были дороже Машкиной машины. Ворота плавно раскрылись, будто приветствуя гостью, и она въехала на территорию: ровная дорожка, газон как на картинке, аккуратные кусты и дом, который по праву можно было назвать особняком.
Машка вышла, и первое, что сделала, ахнула так громко, что садовник обернулся.
— Да уж, — пробормотала она, — не хата, а музей.
Карина вышла на крыльцо в простом, но элегантном платье цвета молока, с лёгкой причёской, без яркого макияжа. И выглядела… красиво. По-настоящему, спокойно, уверенно, совсем не той закомплексованной девушкой, которая сутулилась на последней парте.
— Маш, проходи, — улыбнулась она. — Рада тебя видеть.
Машка шла по дому, будто по музею: здесь огромные окна, там камин, дальше лестница, устремляющаяся вверх. На втором этаже мелькнула няня с ребёнком, где-то слышался тихий смех.
— Ты что, в сериале живёшь? — не выдержала Машка. — Я думала, ты замуж за библиотекаря вышла, а тут…
Карина улыбнулась, та же тихая улыбка, что и раньше, но в ней было что-то новое, будто она наконец нашла своё место.
— С Глебом… так получилось, — мягко сказала она. — Мы познакомились, когда я работала бухгалтером у его партнёров. Он тогда только начинал своё дело. Потом предложил мне работу у него. А потом…
Она покраснела слегка, и Машка скривилась: как же так? Тихая, скромная, бесформенная девочка… и вдруг такая жизнь.
— И ты вот как… — протянула Машка, — живёшь, да?
— Живу, да, — спокойно ответила Карина. — Работы много, хлопот хватает. Но я благодарна судьбе.
Угу, судьбе она благодарна… — подумала Машка, — и мужу, который на руках носит.
Но вслух сказала:
— Ну ты даёшь, Кариночка. Я, честно, никогда не думала, что ты станешь барыней.
Карина не обиделась, только тихо ответила:
— Я тоже никогда не думала.
Они прошли в гостиную. Домработница поставила на стол чай, пирожные, фрукты. Машка села, хватая взглядом каждую деталь, и внутри её словно обдало холодом. Почему не я? — этот вопрос стучал так громко, что она едва слышала слова подруги.
— А Петя как? — вежливо спросила Карина.
— Да нормально… — отмахнулась Машка. — Работа, дети… да обычная жизнь.
Почему у меня всё обычное? Почему я не оказалась на её месте? Она-то что сделала? Она же серая мышь!
И тут появился он, муж Карины. Высокий, широкоплечий, уверенный. Настоящий красавец, от которого веяло силой и благополучием. Он вошёл легко, как человек, привыкший, что ему рады.
— Добрый вечер, — сказал он с вежливой улыбкой. — Мы, значит, школьная компания?
Машка поперхнулась чаем.
Он был ещё красивее, чем на фото. И куда привлекательнее любых мужчин, которых она видела вживую. Машка сразу выпрямилась, втянула живот, слегка поправила волосы.
— Здравствуйте, — протянула она голоском на полтона выше. — Вот уж не думала, что Каринка выберет такого красавца.
Глеб посмотрел на неё спокойно, почти равнодушно.
— Это я её выбрал, — сказал он.
И подошёл к жене, поцеловал её в щеку так естественно, что Машка почувствовала внутри настоящий укол зависти.
— Как день прошёл, солнышко? — спросил он у Карины.
— Хорошо, — Карина покраснела и улыбнулась.
Машка злилась. Её сердце холодело от злости. У неё всё. У неё мужчина мечты, дом, деньги, семья, няни, красота, спокойствие. А у меня что? Петя, забитая двушка и вечные счета?
И тогда первая мрачная мысль кольнула её отчётливо: А ведь могла бы быть и я. Если бы только…
С того дня Машку будто подменили. Она возвращалась домой в мрачном настроении, и даже дети, обычно заполняющие квартиру шумом и смехом, раздражали её. Петя, уставший после смены, попробовал спросить, что случилось, но посмотрел в её потухшие глаза и махнул рукой, не до разговоров.
В голове у Машки крутилась только одна картина: высокий холёный Глеб, который легко обнимает Карину, словно ту самую «серую мышку», что когда-то боялась открыть рот на уроке. И она, Машка, бойкая, яркая, всегда заметная, сидит перед ними как бедная родственница.
Она не могла с этим смириться. Через пару дней она снова написала Карине: «У вас было так уютно! Можно ещё как-нибудь зайти?»
Карина, ничего не подозревая, ответила тепло: «Конечно, приезжай! Рада тебе всегда».
Но Машка ехала уже с другим намерением. Она уверяла себя, что просто хочет побольше посмотреть на эту роскошь, проникнуться атмосферой, вдохнуть вкус богатой жизни. Но за этим оправданием скрывалось более ядовитое чувство: желание доказать себе, что Карина не стоит того мужчины, который с такой любовью смотрел на неё.
В следующий свой визит она надела короткую юбку, которую давно не доставала. Губы накрашены ярче обычного, духи чуть резче, чем стоило бы для дневного визита. Она даже волосы уложила так, как давно не делала, больших локонов стало немного больше, чем требовал приличный вкус, но Машке казалось, что именно это и нужно.
Карина снова приняла её по-домашнему, без вычурной радости, но искренне. Показала новое крыльцо, рассказала, что Глеб расширяет производство, что много хлопот по дому. Жила она заботами, а не фасадом.
Но Машка слушала вполуха, она ждала появления Глеба. И дождалась. Он вошёл в гостиную, вытирая руки после телефонного звонка. Строгая рубашка, дорогие часы — всё в нём говорило о человеке, привыкшем принимать решения.
Машка мгновенно вытянулась, как струна.
— Здрасьте, Глеб! — пропела она. — Мы вот с Каринкой вспоминали школе… ой, какие времена были! — и махнула рукой, выставляя блеск своих ног в выгодном свете.
Глеб посмотрел на неё спокойно, холодно и едва заметно скользнул взглядом по внешнему виду Машки: слишком короткая юбка, слишком яркие губы.
— Рад, что вам есть что вспомнить, — ответил он, даже не улыбнувшись. — Но разговоры про школу… это не ко мне, у меня тогда была только работа.
Машка почувствовала укол, его, похоже, не впечатлило ни её ожерелье, ни юбка.
Но она не сдавалась.
— А вы вечно заняты, да? — пропела она чуть мягче, делая шаг ближе. — Прям настоящий бизнесмен… тяжело, наверное, везде успевать.
Глеб поднял бровь, и в его взгляде появилось что-то похожее на насмешку.
— Не жалуюсь, — ответил он. — Карина меня поддерживает, и этого достаточно.
Он повернулся, чтобы уйти, но добавил так, будто между делом:
— Некоторые женщины пытаются показать всё сразу… — снова скользнув взглядом по Машке, — но я уважаю тех, кто показывает главное дома, мужу. А то, что для окружающих, мне это неинтересно.
Машка застыла.
Но уезжая, она злилась так, что пальцы дрожали. Как он посмел так на меня смотреть? Как будто я какая-то… дешёвая! Она чувствовала унижение, которое сжигало её изнутри.
И именно в это унижение вплелась новая мысль, опасная: Вот я ему ещё покажу, что я не хуже. И что его Каринка вовсе не ангел, как он думает…
Так началась её игра.
Машка стала появляться в доме всё чаще, то под предлогом привезти игрушку девочке, то просто попить чаю, то «оказалась рядом». Иногда ловила моменты, когда Глеб возвращался со встречи и проходил через холл. Она строила глазки, улыбалась, поправляла волосы, делала вид, будто невзначай касается его руки, проходя мимо.
А Глеб… Он терпеливо отходил в сторону, словно перед ним был назойливый комар, не более. Но внутри Машки это только распаляло азарт.
Ему просто нужно время, чтобы заметить меня. Чтобы увидеть, какая я на самом деле. Чтобы понять, что я лучше.
И Машка не унималась. Каждое её появление в доме Карины сопровождалось всё более откровенными жестами и намёками. Она садилась близко, смеялась слишком громко, поправляла волосы и тонко скользила взглядом на Глеба, ожидая, что он обратит внимание. В её голове разгоралась мысль, что она может «отнять» у Карины то, что считала несправедливым, любовь, внимание, статус.
Глеб встречал её холодом, спокойной насмешкой и лёгким недоумением. Он не позволял себе ни одного намёка, ни одного жеста, который мог бы подтолкнуть Машку к иллюзии.
— Твои губы…на пол-лица, — сказал он однажды, когда Машка попыталась прижаться к нему во время разговора, — меня бесят. А короткие юбки говорят о распущенности, а не о красоте.
Машка застыла. Ни одна из её уловок не срабатывала. Ни один взгляд, ни одна улыбка. Он был непробиваем.
Карина, наблюдавшая за этим со стороны, оставалась спокойной. Ни тени раздражения, ни подозрительности на ее лице не было. Она тихо занималась дочкой, смеялась с ней, открывала окна, чтобы впустить свет в дом. Её жизнь была устроена не для показухи и чужих интриг. Её счастье строилось на доверии и уважении.
И Глеб, глядя на жену, улыбался. Он знал: в этом доме настоящая гармония. Он ценил то, что Машка не могла понять: Карина не играла роль, она была собой, и для него этого было достаточно.
Машка ушла в тот день с чувством поражения, которое не могла скрыть. Её внутренний голос кричал: Что со мной? Почему я не могу сломать его? Почему эта «серая мышка» оказывается сильнее меня, несмотря на мою дерзость?
Прошли недели. Машка больше не приходила к Карине под предлогом визита. Она перестала звонить. Но внутри неё жгло разочарование и зависть, которые превращались в тяжёлый комок. Её план разрушить чужое счастье не удался.
А у Карины и Глеба всё оставалось как прежде: тихая уверенность, взаимное уважение, забота и любовь. Их дом был полон смеха, тепла, настоящей жизни. Они не стремились никому доказать что-то внешне. Они просто были счастливы вместе.
Машка поняла горькую истину: можно быть бойкой, яркой, дерзкой, но если в сердце нет внутренней гармонии, если желания основаны на зависти и жадности, никакие уловки не принесут счастья.
Карина же, та самая серая мышка, стала для Машки символом не победы внешнего блеска, а настоящей силы, силы быть собой, не теряя достоинства, и не поддаваясь на провокации.
И когда Машка наконец признала это, она осознала, что проигрыш может быть не позором, а уроком. А Карина, оставшаяся собой, продолжала жить счастливо, без лишнего шума, без необходимости доказывать что-либо кому-либо. В конце концов, именно это и делало её истинной барыней.