Найти в Дзене
«За околицей»

Память. Или старые файлы.

Наша память — странный компьютер. Где-то «зависает» на яркой, но пустой картинке. Где-то стирает важные файлы под тяжестью лет. А иногда, спустя время, открывает старый, казалось бы, понятный файл и вдруг находит в нём совсем другой, истинный смысл. Словно просит перезаписать, или перепонять.  Тот осенний вечер на вокзале был для меня таким «зависшим» кадром. Сырость, тоска, бесконечное ожидание. Я выходила на перрон курить, чтобы разбавить скуку. И нашла себе «развлечение» напротив. Сидела пара — муж и жена, чуть постарше меня. Она — с бледным, землистым лицом, потухшим взглядом. Он — самоуверенный «красавчик», который, встретив мой случайный взгляд, тут же начал строить глазки. Он ловил моё внимание, подчёркивая мою молодость и смазливость, словно противопоставляя меня своей жене. А я… я с удовольствием включилась в эту пошлую игру. Внутренне посмеивалась: «Да, я свободна, независима и прекрасна. А твоя замученная жена — нет». Я не скрывала своего мнимого превосходства, подыгрывая е

Наша память — странный компьютер. Где-то «зависает» на яркой, но пустой картинке. Где-то стирает важные файлы под тяжестью лет. А иногда, спустя время, открывает старый, казалось бы, понятный файл и вдруг находит в нём совсем другой, истинный смысл. Словно просит перезаписать, или перепонять. 

Тот осенний вечер на вокзале был для меня таким «зависшим» кадром. Сырость, тоска, бесконечное ожидание. Я выходила на перрон курить, чтобы разбавить скуку. И нашла себе «развлечение» напротив.

Сидела пара — муж и жена, чуть постарше меня. Она — с бледным, землистым лицом, потухшим взглядом. Он — самоуверенный «красавчик», который, встретив мой случайный взгляд, тут же начал строить глазки. Он ловил моё внимание, подчёркивая мою молодость и смазливость, словно противопоставляя меня своей жене.

А я… я с удовольствием включилась в эту пошлую игру. Внутренне посмеивалась: «Да, я свободна, независима и прекрасна. А твоя замученная жена — нет». Я не скрывала своего мнимого превосходства, подыгрывая его взглядам лёгкой, снисходительной улыбкой. Это было мелко, гадко и в тот момент — приятно.

Когда объявили мой поезд, я, вставая, нагло повела бровью и махнула ладошкой ему: «Пока-пока!» Этот жест был адресован не столько ему, сколько ей. Укол. Напоминание о её несовершенстве. Последний кадр того вечера в моей памяти — её лицо. Я его видела, но не читала. Для меня это было просто фоном, серым пятном.

Файл перезаписался годами позже, в больничной палате, после серьёзной операции. В состоянии физической слабости и непривычной душевной незащищённости. И тогда, в тишине между болью и сном, передо мной снова всплыло то лицо. Жены.

Но теперь я увидела его иначе. Я увидела не «серость», а усталость от долгой болезни. Не потухший взгляд, а взгляд человека, который смотрит в суть вещей, мимо суеты. Я с ужасом поняла, что она смотрела тогда не на меня с осуждением, а на своего мужа — с печальным пониманием. И на моё глупое поведение — с тихой, беззлобной жалостью, которой я была просто недостойна.

Прозрение жгло. Я зависла перед этим переписанным файлом, полным стыда.

И вот я стою теперь в полумраке церкви. Пламя свечи, которую я ставлю у лика Богородицы, дрожит, как когда-то дрожала моя спесь в тот больничный момент.

«Помяни, Господи, — шепчу я, — одну женщину. Я не знаю её имени. Не знаю, жива ли она, выдержала ли свои тяготы. Прости меня — ту, самоуверенную, самовлюблённую, пошлую. Прости за тот вечер, за тот взгляд, за ту боль, которую я, сама того не ведая, могла добавить в её чашу».

Пламя свечи вытянулось, вбирая мои слова. «Богородица, если она жива — дай ей сил и здоровья. Если же нет… упокой её душу. И пусть земля ей будет пухом.".

Я отхожу. Тишина храма принимает моё покаяние. Наша память — действительно как компьютер. Важно не бояться перезагружать её и перечитывать старые файлы. Иногда только так можно найти правду и очистить душу от вирусов собственного равнодушия.