Тамара Николаевна всегда считала, что ей в жизни особенно не везло, но и не жаловалась. Родилась в простой семье, с детства знала, что такое работа, дежурства, ночные смены. Почти сорок лет отдала больнице, работала медсестрой. Людей видела всяких. Беду чужую знала не по рассказам.
Мужа своего похоронила десять лет назад. Жили они тогда в обычной двухкомнатной квартире в спальном районе. Сын Дмитрий уже был взрослый — женился, снимал жильё с молодой женой. Тогда Тамара Николаевна всё думала: "Вот доживу до пенсии, хоть немного поживу для себя". Но вышло по-другому.
Когда Тамаре исполнилось шестьдесят, здоровье стало напоминать о себе всё чаще: то давление подскочит, то сердце кольнёт, то спина так заболит, что до магазина страшно дойти. И вот как-то раз, после очередной бессонной ночи, она села на кухне, разложила перед собой бумажки и стала считать.
За годы работы она отложила немного денег. К тому добавилась компенсация после смерти мужа и небольшое наследство от старшей сестры, которая жила в деревне и оставила им с племянницей участок и старенький домик. Когда всё сложила, аккуратно записала в тетрадь, а потом добавила стоимость своей двухкомнатной квартиры, цифра получилась такая, от которой она сама удивилась.
"Вот так, — тихо сказала она сама себе. — А я всё думала, что нищая".
Мысль о доме за городом впервые появилась не случайно. Однажды доктор в поликлинике сказал: "Вам бы воздух другой, не эту выхлопную гарь. Если есть возможность — дачу, домик, поближе к природе". И вот теперь, глядя на цифры в тетради, Тамара Николаевна задумалась серьёзно.
Через пару недель, посоветовавшись со знакомым риэлтором, она выставила свою квартиру на продажу. Вскоре нашлись покупатели — молодая семья с ребёнком, им срочно нужно было жильё.
Потом начались поиски дома. Она смотрела объявления, ездила с агентом, то вздыхала от вида покосившихся пристроек, то удивлялась ценам. Наконец, в одном посёлке недалеко от города они зашли во двор — и сердце у Тамары Николаевны странно дрогнуло.
Дом был аккуратный, одноэтажный, с мансардой: белый фасад, зелёная крыша, застеклённая веранда, небольшой садик, пара яблонь, кусты сирени вдоль забора. Не шик, конечно, но уютно. Внутри светло, просторно, без лишней роскоши, но всё в хорошем состоянии. Кухня большая, комнаты раздельные, в одной даже камин электрический.
"Вот он", — почему-то подумала Тамара Николаевна.
Цена была высокая — 8 миллионов. Это означало, что почти все её накопления плюс деньги от квартиры пойдут туда. Но ей было уже не двадцать лет, да и не сорок. Впереди — неизвестно сколько. "Жить-то когда, если не сейчас?" — сказала она себе и подписала договор.
Переезд занял не один день: то документы, то вещи, то мебель. Тамара Николаевна устала так, как давно не уставала. Но когда она впервые проснулась в своём новом доме, услышала за окном пение птиц, а не гул машин, вышла на веранду и вдохнула прохладный воздух — ей вдруг стало легко.
Потом она начала думать о сыне.
Дмитрий жил с женой Ольгой и маленьким сыном в съёмной двушке. То хозяин поднимал цену, то соседи шумели, то краны текли, и хозяин тянул с ремонтом.
Как-то вечером Дмитрий зашёл к матери, осмотрел дом, покрутился, улыбаясь: "Ну, мам, ты даёшь! Хоромы какие!" — "Не хоромы, а домик, — смущённо отмахнулась она. — Просто жить можно. Внуку разгуляться есть где". — "И внуку, и нам с Олькой, — усмехнулся он. — Мы бы тоже не отказались".
Сказал будто в шутку, но взгляд был пристальный.
Тамара Николаевна потом долго лежала ночью, вслушиваясь в тишину, и думала: "Дмитрий — единственный сын, его жалко. Внучок растёт в тесноте, а тут комнаты пустуют".
Через пару дней она набралась смелости и сама предложила: "Димуля, а давай вы ко мне переедете? Жить-то в доме всё равно лучше. Тебе до работы на машине недалеко, Оле тоже можно добираться. Внуку — воздух, и мне не так пусто".
Сын удивился, но глаза у него загорелись: "Мам, ты уверена?" — "Уверена, — ответила она. — Только дом записан на меня, помни. Я его на себя оформила". — "Ну и правильно, — легко согласился он. — Ты же покупала. Я что, спорить буду?"
Ольга новость восприняла неоднозначно. С одной стороны, понравилась идея жить в доме, с другой — ей не очень нравилась мысль переезжать к свекрови. Но снимать жильё дальше тоже было тяжело. "Ладно, — сказала она. — Попробуем".
Переезд устроили быстрый. Привезли кровати, шкафы, детское, игрушки, технику. В доме стало шумно, весело. Внук Лёшка носился по комнатам, заглядывал во все углы, радостно кричал: "Бабин дом! Бабин дом!"
Тамара Николаевна улыбалась, согревалась от этих слов.
Первые месяцы всё действительно было неплохо. Ольга помогала по дому: то суп сварит, то полы помоет, то заготовки предложит сделать. Дмитрий что-то чинил, что-то мастерил. По выходным вместе жарили шашлыки во дворе. Лёшка бегал с мечом, смеялся.
Иногда приезжала мама Ольги — Людмила Васильевна. Женщина крепкая, уверенная, с громким голосом. Тамара Николаевна старалась быть приветливой: "Проходите, Людмила Васильевна, чай попьём". Та в ответ всегда говорила: "Ну что ж, будем знакомиться".
Сначала всё было прилично, но постепенно тон менялся.
Однажды Людмила, осмотрев кухню, сказала: "Удобно, конечно, но всё как-то по-старушечьи. Надо бы ремонт сделать нормальный, современный".
Потом, гуляя по двору, добавила: "И забор слабый, надо капитальный ставить".
А через какое-то время, рассматривая комнату, где спала Тамара Николаевна, бросила: "Не понимаю, чего ты в самой большой комнате живёшь? Молодым бы простор, а тебе-то что?"
Сказано было вроде в шутку, но неприятный осадок остался.
Маленькие замечания со стороны Людмилы Васильевны со временем стали обычным делом. Она то критиковала обои, то посуду, то шторы, то укоряла: "Сын, у тебя такая золотая голова, а живёшь на зарплату. Надо бы подумать, как дом правильно оформить".
Разговоры эти велись при Ольге и Дмитрии.
"Что такое — правильно?" — как-то спросила Тамара Николаевна осторожно. "Ну, — протянула Людмила. — Молодым надо давать уверенность. Не по-старому жить, когда всё на стариках. Надо дом на сына переоформить, а ты уж доживёшь спокойно".
Тамара Николаевна тихо, но твёрдо ответила: "Дом этот я на свои деньги купила. Я свои годы отработала. Я пока ещё в уме и сама решу, что с ним делать".
Людмила недовольно поджала губы: "Ну-ну".
Дмитрий промолчал, отводя глаза. Ольга, переминаясь на стуле, сказала: "Мама, хватит, давай не сейчас".
Тема на время заглохла, но не исчезла.
Постепенно в доме появилось ощущение, что Тамара Николаевна действительно как будто мешает. То Ольга недовольно посмотрит, когда свекровь на кухне задержится, то Дмитрий скажет: "Мам, ну чего ты с Лёшкой всё время носишься? Дай ребёнку отдохнуть, он нервный". То Людмила заявит: "В наше время бабушки внуков раз в неделю видели, они жили своей жизнью".
Эти слова особенно резанули. "Это я у них на хвосте, — думала Тамара Николаевна вечерами, сидя на веранде. — В моём доме?"
Она ничего не говорила, только сердце тяжело сжималось.
До дня рождения внука оставалось две недели. Лёшке исполнялось шесть лет. Для Тамары Николаевны это был особенный день. Она заранее стала думать, что подарить, что испечь. В тетрадке записывала варианты, перечёркивала, переписывала.
"Может, машинку на радиоуправлении? — рассуждала она вслух. — Или конструктор хороший?" Потом решила: "Куплю большой конструктор и сделаю торт в виде ракеты, как любит Лёшка".
Однажды вечером она услышала, как Ольга и Людмила обсуждают праздник.
"Торт будем заказывать, — говорила Людмила. — Я хорошую кондитерскую знаю. Там такие торты делают, что твоя свекровь с того света встанет, чтобы попробовать". — "Да, там красиво, — согласилась Ольга. — Именной сделаем". — "И гостей побольше позовём, — продолжала Людмила. — Мои подруги придут, соседи, крёстные. Надо, чтобы всё было на уровне. Никаких этих домашних пирогов, как у..."
Она осеклась, увидев, что в дверях кухни стоит Тамара Николаевна.
"Как у кого?" — тихо спросила та. "Да не бери в голову, — вмешалась Ольга. — Мама просто любит, когда всё красиво". — "Я и сама хотела торт испечь, — несмело сказала Тамара Николаевна. — Лёшка любит мой бисквит".
Людмила улыбнулась холодно: "Ой, ну что вы, Тамара, вы же устаёте. Оставьте вы этот бег с кастрюлями. Пусть этим молодые занимаются. Ваше дело — посидеть, на праздник посмотреть".
Тамара Николаевна кивнула, но в груди защемило.
В тот вечер она долго ворочалась в постели, но заснуть так и не смогла.
Ночью, когда за окном было совсем тихо, а часы в коридоре показывали два часа, телефон на тумбочке вспыхнул. Сообщение от Дмитрия.
Тамара Николаевна надела очки, взяла телефон, открыла:
"Мам, я знаю, что этот дом ты купила за 8 млн. Но Людмила Васильевна против, чтобы ты была на дне рождения Лёши. Говорит, что ты всех напрягаешь. Я не хочу скандалов, пожалуйста, пойми".
Сначала буквы прыгали перед глазами, потом они постепенно собрались в чёткие строки. Тишина в комнате стала тяжёлой, как свинец.
"Напрягаешь. Не придёшь. Пойми".
Она сидела долго, не двигаясь, потом медленно набрала ответ: "Поняла". Положила телефон, сняла очки, закрыла глаза.
Слёз не было. Было только какое-то странное ощущение, как будто внутри что-то сломалось окончательно и уже не чинится.
В ту ночь она впервые за долгие годы подумала не о том, как сделать всем хорошо, а о том, почему ей самой нельзя жить спокойно и с уважением.
Мысль, сначала тихая, робкая, стала крепнуть: "Хватит. Я больше не буду это терпеть".
Утром она встала, как обычно, приготовила себе кашу, заварила чай. Слышала, как в другой части дома проснулись Дмитрий и Ольга, зашуршали, заговорили. Лёшка, сонный, пробежал по коридору в ванную, по привычке заглянул в её комнату: "Ба, ты тут?" — "Тут, внучек, — ответила она. — Иди умойся".
Он убежал, ничего не заметив.
Тамара Николаевна позавтракала, убрала за собой посуду, оделась потеплее и вышла из дома. На улице было тихо, свежо. Вдалеке лаяла собака, кто-то завёл машину.
Она пошла к соседнему дому, где жил Виктор Семёнович, бывший юрист, с которым они иногда перекидывались парой слов через забор. Он открывал калитку как раз, чтобы вынести мусор.
"О, Тамара Николаевна, с добрым утром! — улыбнулся он. — Рано вы сегодня". — "Доброе! — кивнула она. — Виктор Семёнович, можно с вами поговорить? По делу".
Он удивился, но кивнул: "Конечно, проходите".
Внутри у него было просто: книжные шкафы, старый, но ухоженный стол, кресло у окна. Тамара Николаевна села на край стула, помолчала и, наконец, решилась: "Мне нужна консультация юридическая".
"Слушаю", — серьёзно сказал он.
Она достала из папки свои документы — договор купли-продажи дома, выписку, всё, что хранила аккуратно. Рассказала, как купила дом, как позвала сына с семьёй, как живут сейчас. Про вчерашнее сообщение она тоже рассказала. Не плакала, говорила спокойно. Но от этого Виктору Семёновичу стало ещё тяжелее слушать.
"Я не хочу никому мстить, — сказала она в конце. — Но я так больше жить не буду. Скажите мне честно: я имею полное право продать дом, если захочу?"
Виктор Семёнович взял документы, внимательно посмотрел, пролистал: "Дом оформлен только на вас. Вы — единственный собственник, право полной собственности. Никаких обременений, ипотек, долей". Он поднял глаза: "Да, вы можете его продать. Это ваше законное право".
"А сын? — спросила она тихо. — Они ведь тут живут". — "Сын зарегистрирован?" — "Нет, они всё тянули, не оформляли". — "Тогда юридически они просто проживающие с вашего согласия. Если вы дом продадите, новый собственник будет вправе требовать, чтобы они съехали. Обычно дают время — месяц-два, в зависимости от договорённостей".
Тамара Николаевна кивнула: "А если сын захочет судиться?" — "С чем? — развёл руками Виктор Семёнович. — У него нет оснований. Дом не нажит в браке, он куплен вами на ваши личные деньги. Вы никого не обманывали. Всё по закону".
Она вздохнула: "Значит, я могу распоряжаться домом так, как посчитаю нужным?" — "Да, — уверенно сказал он. — "Тогда помогите мне, пожалуйста, — попросила она. — Найти агентство, оформить всё правильно".
"Решили продать?" — уточнил он. "Да, — твёрдо ответила Тамара Николаевна. — Раз для них я лишняя в этом доме — пусть живут без него".
Виктор Семёнович задумчиво кивнул: "Хорошо. Только давайте без резких движений. Всё сделаем спокойно".
Следующие дни для Тамары Николаевны прошли как в тумане. Она позвонила в рекомендованное агентство, пригласила риэлтора, показала дом. Та прикинула цену, сказала, что за такой дом вполне можно выручить хорошую сумму.
"Хочу продать не слишком дёшево, но и не тянуть годами, — сказала Тамара Николаевна. — Мне важнее всё сделать спокойно, чем выжать лишние копейки". — "Понимаю, — кивнула риэлтор. — Мы найдём вариант".
Тамара Николаевна не рассказывала Дмитрию и Ольге о своих планах. Сначала хотела, потом подумала: "Сначала всё оформлю, а там уже будет разговор".
Ночами ей было тревожно. Она ходила по комнатам, проводила рукой по стенам, по подоконникам, смотрела на занавески, которые сама выбирала. "Столько сил вложила", — думала она. Но разве в доме дело? В уважении дело.
С каждой такой прогулкой по дому внутри крепло ощущение: она делает правильно.
День рождения Лёши приближался. Тамара Николаевна слышала, как Ольга с матерью обсуждали меню, список гостей, украшения. "Шариков побольше, надписи, — говорила Людмила. — Надо, чтобы фотографии красивые были".
"Мам, а бабушка придёт?" — как-то спросил Лёшка у Ольги. Та замялась: "Бабушка... ну, она занята".
Тамара Николаевна стояла в этот момент в коридоре, спрятавшись за дверью, и сердце у неё ёкнуло, но в комнату не вошла.
Она уже купила подарок — хороший конструктор и книгу с картинками. Спрятала в шкафу.
Однажды вечером к ней снова зашёл Виктор Семёнович: "Нашли покупателей. Люди спокойные, семейная пара, хотят дом для себя. Предварительный договор можно подписать уже завтра".
"Так быстро?" — удивилась Тамара Николаевна. "Иногда так бывает, — улыбнулся он. — Цена нормальная, дом хороший". — "Можно я ещё одну ночь подумаю?" — попросила она. "Конечно", — кивнул он.
Этой ночью она практически не спала. Перебирала всё в мыслях: годы работы, покупку дома, переезд сына, внука, ту ночную эсэмэску.
К утру у неё внутри было уже не сомнение, а ясное, твёрдое решение.
В день, когда должен был состояться праздник в честь шести лет Лёши, дом с утра наполнился суетой. Людмила Васильевна командовала: "Шарики сюда, баннер туда, стол накрыть так, чтобы всё было видно!"
Ольга бегала с салфетками, блюдами, приборами. Дмитрий подключал музыкальную колонку, развешивал гирлянды.
Тамара Николаевна тихо заварила себе чай, выпила в своей комнате, оделась попроще, но аккуратно.
К полудню во двор стали подъезжать машины — родственники Ольги, её подруги, соседи. Кто-то, проходя мимо, кивал Тамаре Николаевне: "Здравствуйте". Но большинство относилось к ней как к мебели — есть и есть.
Ровно в два часа, когда гости расселись, а Лёшка бегал среди шариков, во дворе остановилась ещё одна машина. Из неё вышли двое: мужчина и женщина, прилично одетые, с папкой в руках. С ними — риэлтор и Виктор Семёнович.
Дмитрий, заметив их через окно, нахмурился: "Это кто ещё такие? Мам! — крикнул он. — Ты кого приглашала?"
Тамара Николаевна вышла в гостиную, спокойная, собранная: "Это мои гости. По делу".
Людмила всплеснула руками: "Какие ещё гости? У нас праздник ребёнка!"
Риэлтор вежливо улыбнулась: "Извините за вторжение, но у нас была договорённость на осмотр дома".
"Осмотр какого ещё дома? — раздражённо спросил Дмитрий. — Вы вообще кто?"
Виктор Семёнович чуть выдвинулся вперёд: "Мы по вопросу продажи".
В комнате стало тихо. Даже музыка как будто стихла.
"Какой продажи?!" — побледнел Дмитрий. "Мам, ты что такое устроила?"
Тамара Николаевна подошла к столу, положила на него папку с документами: "Дмитрий, ты вчера ночью писал мне, что знаешь — этот дом я купила за 8 миллионов. Помнишь?" Он замялся: "Ну да..."
"Так вот, — спокойно продолжила она. — Я решила им распорядиться. Дом продаётся. Люди приехали посмотреть".
Людмила вскочила со стула: "Да ты что, с ума сошла?! Где мы жить будем?!"
"Там, где жили до того, как сюда переехать, — ответила Тамара Николаевна без злобы. — Или где найдёте. Вы, молодые, справитесь".
"Мама, — попытался взять власть в руки Дмитрий. — Ты не можешь так делать. Это дом семьи!"
"Нет, сын, — мягко, но жёстко сказала она. — Это мой дом, моя собственность. Я сюда вас пустила, потому что думала, что тут будет семья. А раз для вашей семьи я лишняя, как сказала мать Ольги, то и жить вам в моём доме больше не нужно".
Людмила побагровела: "Это из-за того, что я попросила не приходить на праздник? Так я думала, тебе тяжело будет с таким количеством гостей!"
"Не надо, — перебила её Тамара Николаевна. — Ты сказала, что я всех напрягаю. Сын это мне передал. Я всё поняла. Освобождаю вас от этого напряжения".
Родственники Ольги сидели, не зная, куда глаза девать. Кто-то украдкой отодвинул стул, кто-то опустил взгляд в тарелку.
Виктор Семёнович спокойно добавил: "По закону Тамара Николаевна имеет полное право продавать свой дом. Мы уже подготовили предварительный договор. После сделки у вас будет время, чтобы найти другое жильё. Никто не выставит вас на улицу завтра же".
Дмитрий смотрел то на мать, то на Виктора, то на бумагу на столе: "Мам... — начал он и осёкся. — Ты правда считаешь, что мы тебя прогнали?"
Она посмотрела ему в глаза: "А как ещё это назвать? Не звать бабушку на день рождения внука в её же доме, потому что мать невестки против. И при этом помнить, что дом куплен на её деньги".
Он сглотнул: "Я просто не хотел скандалов..."
"Ты не хотел скандалов, — повторила она. — А я больше не хочу жить так, как будто меня здесь нет".
Лёшка, ничего толком не понимая, подошёл к ней, взял за руку: "Ба, ты не будешь жить с нами?"
Она присела, погладила его по голове: "Я всегда буду рядом, зайчик. Просто в другом доме. Ты ко мне будешь приходить в гости, обещаю".
Глаза у неё увлажнились, но она сдержалась.
Покупатели осмотрели дом, остались довольны, подписали предварительный договор, внесли задаток. Когда всё закончилось, гости разошлись быстрее, чем планировали. Праздник как-то сам собой сдулся.
Дмитрий, Ольга и Людмила ушли в свою часть дома, хлопнули дверью.
Вечером Дмитрий вошёл к матери. Вид у него был измученный: "Мам, — сказал он, присев на край стула. — Ты понимаешь, что делаешь?" — "Понимаю, — кивнула она. — Впервые за долгое время". — "Но мы ведь... — Он замялся. — Мы же семья". — "Семья — это когда уважают всех, — мягко, но твёрдо ответила она. — А не только мать невестки".
Он опустил глаза: "Мы найдём жильё. Не знаю пока какое, но найдём". — "Вы, молодые, найдёте, — повторила она. — Я не желаю вам зла. Я просто больше не хочу, чтобы меня унижали под моей же крышей".
Он поднялся, постоял в дверях, потом тихо сказал: "Прости".
Она ничего не ответила, только кивнула. Прощать его пока не была готова, но понимала: каждый выбирает сам, как себя вести, и платить по счёту тоже придётся самому.
Через некоторое время сделка состоялась. Новый собственник оказался спокойным, интеллигентным человеком, который понимал ситуацию. Он согласился дать жильцам два месяца, чтобы съехать.
Тамара Николаевна за это время нашла себе небольшую, но светлую однокомнатную квартиру в тихом районе. Купила её на часть денег от продажи дома, остальное положила на счёт. Часть суммы она оформила на вклад на имя Лёшки, так чтобы он смог воспользоваться этими деньгами, когда подрастёт. "Внук не виноват, — говорила она себе. — Ему в жизни ещё понадобится поддержка".
В новый дом Дмитрий и Ольга съезжали, ссорясь и нервничая. Людмила всё никак не могла успокоиться, всё повторяла: "Я этого так не оставлю!" Но к юристам так и не пошла — понимала, что в суде у неё нет никаких прав.
Тамара Николаевна обустроилась в своей новой квартире неторопливо: повесила знакомые занавески, поставила в углу любимое кресло, разложила книги. Тишина здесь была другая — не тяжёлая, обиженная, а спокойная.
Иногда по вечерам она вспоминала свой загородный дом, сад, сирень. Было немного грустно, но потом она вспоминала тот ночной звонок и слова: "Давай ты не придёшь". И понимала: поступила правильно.
Прошло некоторое время. Иногда по выходным Лёшка оставался у неё ночевать. Они вместе ходили в парк, смотрели старые фильмы.
Людмила с Тамарой больше не общались. Ольга иногда звонила, спрашивала, как дела. Отношения оставались холодными, но без открытой вражды.
Тамара Николаевна не чувствовала злобы. Ей было тихо и спокойно.
А дом? Дом — это всего лишь стены. Главное, чтобы внутри себя было ощущение, что ты живёшь не в чужой тени, а в своей собственной честной жизни.