— Женщина, вы к кому? У нас тут частное мероприятие, посторонним вход воспрещен! — визгливый голос перекрывал басы дешевой поп-музыки. Я стояла у калитки собственной дачи, сжимая в руках пакеты с рассадой, и смотрела на незнакомую девицу в купальнике, которая преграждала мне путь. За её спиной, на моей веранде, дымил мангал, а моя золовка Лариса разливала вино по бокалам из моего серванта.
***
— Лариса! — гаркнула я так, что девица в купальнике поперхнулась и отступила на шаг. — Что здесь происходит?
Золовка, вальяжно раскинувшаяся в шезлонге (моем любимом, плетеном, который я реставрировала всю зиму), лениво повернула голову. На лице её читалось не смущение, а откровенное раздражение.
— О, явилась, — протянула она, не вставая. — Толик, музыку убавь! Марина приехала, сейчас начнет настроение портить.
Музыка стихла. С веранды спустился мой муж, Толя. Вид у него был помятый, глаза бегали.
— Мариш, ты чего так рано? — он нервно вытер руки о шорты. — Мы думали, ты только к вечеру... В пробках постоишь.
— Я спрашиваю, что здесь происходит? — я шагнула на участок, чувствуя, как внутри закипает ярость. — Кто эти люди? Почему на моих клумбах стоят ящики с пивом?
— Ну зачем ты начинаешь? — Лариса наконец соизволила встать. — У меня день рождения был на неделе, ты забыла? Решили вот с друзьями на природе отметить. Погода шепчет.
— У тебя день рождения был во вторник. Сегодня суббота. И почему вы не спросили меня? Это моя дача!
— Наша, Марина, наша, — поправил Толя, подходя ко мне и пытаясь приобнять. Я дернула плечом, сбрасывая его руку. — Мы же семья. Лариска попросила, ну как я мог отказать сестре?
— Отказать очень просто: «Нет, у нас другие планы». Я везла рассаду! Я планировала красить забор! А у вас тут... бордель какой-то!
— Ты за языком следи! — взвизгнула девица в купальнике. — Мы приличные люди, менеджеры среднего звена!
— Да хоть директора Газпрома! — рявкнула я. — Это мой газон! Лариса, почему мангал стоит прямо у розовых кустов? Я их из питомника заказывала!
Золовка закатила глаза и демонстративно отхлебнула вина.
— Ой, подумаешь, кусты. Вечно ты трясешься над своей травой. Людям отдыхать надо. Толик, скажи ей! Мы же договаривались.
Я перевела взгляд на мужа.
— О чем вы договаривались?
Толя покраснел и отвел глаза.
— Мариш, ну... Лариса хотела тут пожить недельку. Отпуск у неё. С подругами.
— Недельку? — я выронила пакеты. Земля рассыпалась по плитке. — А мы?
— А вы в городе посидите, — легкомысленно бросила Лариса. — Тебе полезно, отдохнешь от огорода. А то вечно кверху пятой точкой торчишь, смотреть противно. Мы тут всё приберем, не боись.
***
Я молча прошла в дом. На кухне царил хаос. Гора грязной посуды, липкие пятна на столешнице, запах табака. Моя белоснежная скатерть была залита кетчупом.
— Толя, зайди сюда! — крикнула я.
Муж вошел, виновато сутулясь. За ним, как тень, вплыла Лариса.
— Толя, ты знал, что они собираются тут жить неделю? — спросила я, указывая на бардак.
— Ну, Лара попросила... У неё в квартире ремонт, краской воняет.
— Какой ремонт? — усмехнулась я. — Она живет с мамой. У свекрови ремонт?
— Нет, мы просто решили освежить стены, — вмешалась Лариса. — Слушай, Марин, чего ты завелась? Жалко тебе, что ли? Дом большой, два этажа. Мы на втором будем, вы на первом, если уж тебе так приспичило тут торчать.
— Нет, — твердо сказала я. — Никаких «мы». Это дача, которую я купила на деньги от продажи бабушкиной квартиры. Я вкладывала сюда каждую премию. Толя, ты здесь только гвозди подавал, и то криво.
— Вот это ты сейчас зря, — голос мужа стал жестким. — Я, между прочим, забор ставил.
— Ты ставил? Ты нанял рабочих на мои деньги! — я чувствовала, как дрожат руки. — Лариса, собирай своих «менеджеров» и уезжайте. Сейчас же.
— Ты меня выгоняешь? — Лариса картинно прижала руки к груди. — Толя, ты слышишь? Родную сестру, в её праздник!
— Марин, ну нельзя так, — заныл Толя. — Ребята уже выпили, куда они поедут? Давай завтра разберемся. Пусть переночуют.
— Я сказала — вон! Вызови им такси. Оплатишь сам.
Лариса сузила глаза. Вся напускная веселость слетела с неё, как шелуха.
— А ты не много на себя берешь, царица полей? Толик здесь прописан, между прочим.
— Здесь никто не прописан, это СНТ, — отрезала я. — Документы на мне.
— Толя! — взвизгнула золовка. — Сделай что-нибудь! Твою сестру унижают!
Муж переминался с ноги на ногу, глядя то на меня, то на разъяренную сестру.
— Мариш, может, ты поедешь домой? Ну правда, некрасиво получается. Люди отдыхают, а ты скандалишь. Я потом приеду, всё уберу.
В этот момент во мне что-то оборвалось. Мой муж, человек, с которым я жила семь лет, предлагал мне убраться из моего же дома, чтобы не мешать пьянке его сестры.
***
— Значит так, — я достала телефон. — У вас полчаса. Если через тридцать минут здесь останется хоть один посторонний, я вызываю полицию.
— Да вызывай кого хочешь! — фыркнула Лариса и вышла на веранду. — Музыку громче! Не будем портить праздник из-за истерички!
Музыка снова загремела. Я вышла на крыльцо. Толя бегал между гостями, подливая вино и виновато улыбаясь. Меня он старательно не замечал.
Я набрала номер участкового. Мы с ним были знакомы — год назад я помогала оформлять документы на грант для поселка.
— Сергей Петрович? Добрый день, это Марина с Садовой, 15. Да, беда. Посторонние на участке, хулиганят, угрожают. Нет, муж не справляется, он... под влиянием. Жду.
Через двадцать минут у ворот затормозил полицейский «УАЗик». Музыка резко стихла. Гости Ларисы, увидев форму, начали поспешно натягивать футболки и искать сумки.
— Что здесь происходит? — басом спросил Сергей Петрович, входя на участок.
— Вот, — я указала на компанию. — Незаконное проникновение. Я хозяйка, документов на аренду нет, согласия моего нет. Прошу удалить посторонних.
Лариса подлетела к участковому, сверкая глазами.
— Какое проникновение?! Я сестра хозяина! Вот он, Анатолий! Толя, скажи ему!
Толя вышел вперед, бледный как полотно.
— Это... это моя сестра. Мы просто отдыхаем. Жена... она перенервничала.
— Гражданин, документы на собственность на кого оформлены? — устало спросил участковый.
— На жену, — тихо выдавил Толя.
— А вы в доле?
— Нет... это её наследство.
— Тогда, граждане отдыхающие, прошу на выход, — Сергей Петрович показал на калитку. — Хозяйка против. Имеет право.
Лариса побагровела. Она схватила со стола бутылку вина и швырнула её в кусты.
— Да подавитесь вы своей дачей! Толя, ты не мужик! Ты тряпка! Как ты с ней живешь?!
Она металась по участку, собирая вещи, пиная мои клумбы.
— Мы уедем! Но ноги моей здесь больше не будет! И маме я всё расскажу! Ты, Марина, пожалеешь!
— Счастливого пути, — холодно бросила я.
Толя стоял, опустив голову. Когда последний гость вышел за ворота, он повернулся ко мне.
— Ты довольна? Опозорила меня перед друзьями. Перед сестрой.
— Это ты себя опозорил, — сказала я. — Ключи от дачи на стол. И от машины тоже. Ты же пил.
— Я никуда не поеду, — буркнул он.
— Поедешь. На такси. Вместе с сестрой. Я хочу побыть одна.
***
Неделю я жила на даче одна. Телефон разрывался от звонков свекрови, Галины Петровны. Я не брала трубку. Толя писал сообщения: «Ну прости», «Мама плачет», «Лариса в депрессии».
В пятницу я вернулась в городскую квартиру. Замок открылся с трудом — видимо, кто-то пытался вставить не тот ключ или ковырялся в скважине.
В прихожей меня встретила тишина и запах валерьянки. В гостиной сидел «семейный совет»: свекровь, Лариса и Толя.
— Явилась, барыня, — Галина Петровна сидела в моем кресле, обмахиваясь веером. — Совесть не мучает?
— Добрый вечер, — я прошла в комнату, не разуваясь. — А что у нас за собрание?
— Мы решаем, как ты будешь искупать вину, — заявила Лариса. Она грызла яблоко, стряхивая семечки прямо на ковер.
— Вину? — я рассмеялась. — За то, что не дала превратить свой дом в притон?
— Не смей так говорить о моей дочери! — стукнула кулаком по подлокотнику свекровь. — Ларочка — девочка интеллигентная! А ты её милицией пугала! Перед людьми опозорила! У девочки стресс, она теперь спать не может!
— Пусть снотворное выпьет, — равнодушно посоветовала я. — Толя, почему они здесь?
Муж сидел на диване, спрятав руки между коленей.
— Мам, ну давай спокойнее... Марина просто вспылила.
— Вспылила?! — взвилась свекровь. — Она нас за людей не считает! Значит так, Марина. Чтобы загладить конфликт, ты перепишешь половину дачи на Анатолия. Это будет справедливо. Вы в браке, всё должно быть общим.
Я посмотрела на них. На их серьезные, наглые лица. Они не шутили. Они реально верили, что имеют право требовать.
— А если нет? — спросила я.
— А если нет, — зло прищурилась Лариса, — то Толя подаст на развод и раздел имущества. И мы отсудим у тебя половину квартиры. Мы уже у юриста были. Ремонт-то в квартире делался в браке? Значит, вложения общие.
— Толя, это правда? — я посмотрела мужу в глаза. — Ты хочешь судиться со мной?
Он молчал. Просто смотрел в пол и молчал. Это молчание было громче любого крика. Он предал меня. Окончательно и бесповоротно.
***
— Хорошо, — спокойно сказала я. — Раз вы заговорили о судах и дележке, давайте посчитаем.
Я подошла к шкафу, достала папку с документами и бросила её на стол.
— Здесь все чеки. На ремонт квартиры. На строительство дачи. На покупку мебели. Толя, ты помнишь, откуда брались деньги?
— С моей зарплаты! — подал голос муж.
— Твоя зарплата, Толя, уходила на погашение кредита за машину. Которую ты, кстати, разбил год назад. А ремонт делался на мои бонусы и подработки. Вот выписки с моего счета. Каждый перевод, каждая транзакция.
Я открыла папку.
— А вот еще интересное. Переводы на карту Ларисы Игоревны. Ежемесячно по 20 тысяч рублей. В течение трех лет. Назначение платежа: «Помощь сестре».
Лариса поперхнулась яблоком. Свекровь замерла.
— Толя говорил, что это отчисления в какой-то инвестиционный фонд, — продолжила я. — А оказывается, фонд зовут Лариса. Итого: 720 тысяч рублей из семейного бюджета ушло на содержание взрослой девицы.
— Это... это не твое дело! — взвизгнула Лариса. — Брат имеет право помогать сестре!
— Имеет. Но не втайне от жены и не за счет общего бюджета, пока я хожу в прошлогодних сапогах, чтобы купить плитку в ванную.
Я повернулась к свекрови.
— Галина Петровна, а вы знаете, что ваш сын взял кредит полмиллиона полгода назад?
— Какой кредит? — у свекрови округлились глаза.
— Потребительский. Толя сказал мне, что деньги нужны на операцию вам. Что у вас суставы, нужна замена, срочно, платно. Я еще тогда удивилась, почему вы так бодро бегаете.
В комнате повисла звенящая тишина. Галина Петровна медленно повернула голову к сыну.
— Толя? Какая операция?
Толя вжался в диван.
— Мам... ну... мне надо было долг отдать. Я в онлайн-казино проигрался... Немного.
— В казино?! — хором воскликнули мы с Ларисой.
— Полмиллиона? — прошептала свекровь. — Идиот!
— Так вот, — резюмировала я. — Квартира моя, куплена до брака. Дача — наследство + вложения, которые я легко докажу. А вот кредиты Толи и переводы сестре — это совместно нажитые долги и растраты. Если мы пойдем в суд, Толя останется без штанов, а вы, Лариса, возможно, будете возвращать неосновательное обогащение.
***
Лариса вскочила, опрокинув стул.
— Ты... ты всё врешь! Мама, пошли отсюда! Она ненормальная!
— Сидеть! — рявкнула я. — Я еще не закончила. Толя, собирай вещи.
— В смысле? — он поднял на меня испуганные глаза.
— В прямом. Я подаю на развод. Жить с игроманом, вруном и предателем я не буду. И содержать твою родню тоже.
— Марин, ну прости... Ну бес попутал... — заныл Толя, пытаясь схватить меня за руку. — Я отыграться хотел! Для нас! Чтобы тебе шубу купить!
— Мне не нужна шуба. Мне нужен муж, а не инфантильное приложение к свекрови. Вон отсюда. Все трое.
Галина Петровна встала, величественно расправляя юбку.
— Пошли, сынок. Не унижайся перед этой... торгашкой. Найдем тебе нормальную жену. Добрую, хозяйственную. А эта пускай со своими бумажками гниет.
— И найдем! — поддакнула Лариса. — А ты, Марина, еще приползешь! Когда одна останешься, старая и никому не нужная!
Они уходили шумно, с проклятиями. Толя тащил чемодан, в который я побросала его вещи вперемешку с ботинками. На пороге он обернулся.
— Ты жестокая, Марина. Я тебя любил.
— Любил? — я горько усмехнулась. — Ты любил, когда было удобно. А как только стало нужно отвечать за поступки — любовь кончилась. Ключи оставь.
Дверь захлопнулась. Я закрыла ее на верхний замок, на задвижку. Потом сидела в темной прихожей, слушая, как гудит лифт, увозящий мою прошлую жизнь.
***
Прошло три месяца. Нас развели быстро — детей нет, делить, как оказалось, особо нечего (спасибо моему архиву с чеками и брачному контракту, о котором я вовремя вспомнила и который Толя подписал не глядя пять лет назад).
Было тяжело. Первое время я просыпалась по ночам от тишины. Рука тянулась проверить, рядом ли муж, и натыкалась на пустую подушку. Было больно, обидно, страшно.
Но потом пришла весна. Настоящая, теплая. Я поехала на дачу. Мой дом встретил меня запахом нагретого дерева и цветущей сирени. Розы, которые Лариса чуть не затоптала, выжили и набрали бутоны.
Я копалась в грядке, высаживая клубнику, когда у калитки остановилась машина. Не полиция, не гости. Доставка.
— Марина Сергеевна? Вам посылка.
Курьер вручил мне тяжелую коробку. Я удивилась — ничего не заказывала. Открыла. Внутри лежали мои садовые инструменты — секатор, дорогие ножницы, перчатки. Те самые, которые пропали после того визита золовки. И записка.
Почерк Толи, корявый, дерганый.
«Марин, прости. Лариса их тогда забрала, сказала — тебе не надо. Я нашел у неё на балконе. Вернул. Я устроился на вторую работу, долги отдаю. Живу в общаге. К матери не вернулся, не могу их больше слушать. Ты была права во всём. Будь счастлива».
Я стояла посреди своего цветущего сада, держа в руках старый секатор. Солнце грело спину. Где-то пели птицы.
Мне не было его жалко. Не было злорадства. Было чувство глубокого, спокойного освобождения. Я выдернула сорняк, который пытался задушить куст пиона.
— Ну вот, — сказала я вслух. — Сорняки убрали, теперь будем расти.
Вечером я пила чай на веранде. Одна. В моем доме было чисто, тихо и пахло пирогами, а не перегаром. И впервые за много лет я поняла: одиночество — это не когда никого нет рядом. Это когда ты сам себе не рад. А я была рада. Рада себе, своему дому и своей новой жизни, в которой больше нет места паразитам.
А вы смогли бы простить мужа, если бы узнали, что он тайком спонсировал сестру и проигрывал деньги, пока вы экономили на всем?