— Папа, сколько ещё ты собирался обманывать меня, маму? — угрюмо спросил Алексей, глядя на отца, который заканчивал мыть руки и собирался сесть ужинать.
Сергей Петрович побелел, руки невольно задрожали: — Неужели сын узнал? — пронеслось у него в голове. Тем не менее, он обернулся и как можно более равнодушно спросил:
— Что случилось? Ты чем-то встревожен?
— Встревожен?! Это еще мягко сказано, папа. Что это? Что? Объясни, — по столу веером рассыпались листки бумаги.
Анна Васильевна схватилась за сердце и умоляюще посмотрела на мужа, словно просила: — Скажи, скажи, что все это шутка.
Уютный вечер пятницы в семье Ивановых пах жареной картошкой и грозой за окном. Анна Васильевна, как раз закончила готовить. Она вытирала руки о фартук, когда на кухню вошёл сын Алексей, бледный, с горящими глазами. Сергей Петрович мыл руки в раковине, напевая любимую мелодию и не подозревая, что через минуту всё рухнет.
Алексей остановился посреди кухни, сжал кулаки так, что костяшки побелели.
— Папа, сколько ещё ты собираешься врать нам в лицо?
Сергей Петрович обернулся, капли воды стекали с пальцев.
— Лёша, что за тон? Что случилось?
— Что случилось?! — голос Алексея сорвался на крик, он у дарил кулаком по столу. Тарелки, приготовленные для ужина, подпрыгнули. — Я нашёл бумаги! Кредит под наш дом! Шесть миллионов, папа! Ты заложил всё, что у нас было, и молчал!
Алексей швырнул на папку, так что бумаги разлетелись, покрывая стол, пол, стулья.
Анна ахнула, уронила полотенце. Глаза её мгновенно наполнились слезами.
— Серёжа, это правда? — одними губами прошептала она, хватаясь за сердце. — Скажи, что он в реет.
Сергей Петрович опустил голову. Голос его вдруг стал хриплым и глухим, будто из-под земли.
— Правда, Анюта. Я кредит взял три года назад. Когда ты лежала в р еанимации, когда врачи сказали: «Или срочно делать о перацию, или…», — он отрешенно махнул рукой. — Я не мог тебя потерять. Думал, справлюсь. Ночей не спал, подрабатывал, отдавал. Осталось совсем немного. Прости, что не сказал. Я не хотел тебя волновать.
— Немного?! Половина, отец, половина так еще и не выплачена. А ты спокойно ушел на пенсию. И кто скажи, теперь будет со всем этим расплачиваться? Или прикажешь нам всем собирать вещи и идти на улицу.
— Сынок, ты же знаешь, что я не сам. Наше предприятие закрыли. Мне пришлось. Но я найду, обязательно найду новую работу и рассчитаюсь.
— Не хотел волновать?! — зак ричала Анна Васильевна, с лезы катились по ее щекам. — Я каждый день просыпалась и думала: «Какой же он сильный, мой муж». Но я даже не подозревала насколько. Ты носил это один. Один, слышишь?! Мы же вместе должны были! Вместе понимаешь, должны были искать выход! Выходит, ты мне не доверял?
— Анечка, ты была слишком слаба. Ты бы захотела устроиться на работу, но врачи строго-настрого запретили тебе напрягаться. Я люблю тебя, я не могу тебя потерять.
Алексей шагнул к отцу:
— А теперь из-за этой твоей любви мы все окажемся на улице. Банк заберёт дом. Маша в пятом классе, мама, ты представляешь, что будет с Машей?! — Зачем вы рожали ее на ста рости лет, если знали, что не сможете обеспечить?! А я? Я учусь, изо всех сил сдаю сессии на пятерки, чтобы выбраться из этой дыры, а ты, — Алексей г невно сверкнул глазами в сторону отца, — всё свел на нет! Ты предал нас, папа. Своим молчанием, своей любовью предал хуже, чем если бы просто сбежал!
Сергей Петрович поднял глаза, в них стояла такая б оль, что даже Алексей на миг замолчал.
— Предал? Я для вас жил, Лёша. Каждую копейку считал, чтобы ты учился, чтобы Маша в кружки ходила, чтобы у Ани лекарства были. Я думал, если скажу, вы сломаетесь. Особенно ты, сын. Ты и так з лишься, что мы не такие, как другие. Я хотел защитить вас.
— Защитить?! — Алексей засмеялся, но смех его был горький. — Ты нас уб ил, папа! И знаешь, что самое интересное? Я не стал молчать, как ты. Я пошёл и всё рассказал. Отцу Яны. Он выкупит ваш долг. Скажи спасибо, что Вадиму Сергеевичу очень нравится наш дом. Он заплатит все шесть миллионов. Три банку, а три нам с его дочерью. Я уеду. С ней. Подальше от вашей лжи, от этой ни щеты, от вас!
Анна зак ричала так, что у самой заложило уши:
— Лёшенька! Ты что говоришь?! Это же наш дом! Здесь ты родился. Здесь я тебя первого на руках держала. Здесь папа тебя учил кататься на велосипеде. По этим самым дорожкам в саду. Нам осталось совсем немного, папа попросит банк об отсрочке. Я уверена, ему пойдут на встречку, он ведь никогда до этого не задерживал платеж, — Анна Васильевн онер вно перебирала в руках платежки. А как же мы, твоя сестра Маша. Нам на улицу. Это нечестно. Ты должен отдать нам те три миллиона.
— Не честно? И это говорите мне вы? Лучше бы поблагодарили, что я решил вашу проблему и вы больше ничего не будете должны банку.
— Лешенька.
— Все, мама, — выкрикнул Алексей. — Потому что я устал! Устал видеть, как ты экономишь на себе, как папа приходит серый, как Маша в обносках ходит! Я не хочу так жить. Я не хочу быть как вы. Я хочу дышать. Хочу, чтобы меня уважали, а не жалели.
Сергей Петрович медленно опустился на табурет:
— То есть ты пошёл и продал родной дом, семью чужому мужику? За тридцать сребреников? Ты слышишь себя, Алексей!
Алексей вздрогнул, будто получил пощёчину.
— Не смей меня упрекать! Ты сам меня довел. Своей гордостью, своим «я сам» и «люблю маму». А меня? Меня ты любишь? В общем так. Ничего личного. Я просто выживаю. Выживаю, как умею, понимаешь?!
— Выживает он, — прошептал Сергей Петрович, и в глазах его стояли с лёзы. — А мы, значит, не выживаем? Сколько лет я и мать выживаем ради вас. И думал, что ради сына. А сын… Сын идёт и продаёт отца. Классно. Молодец. Горжусь.
Маша выбежала из комнаты в пижаме:
— Папа, Лёша. Не кричите. Я боюсь.
Алексей посмотрел на сестру, и что-то в нём надломилось. Голос стал тише, но всё ещё дрожал.
— Маш, прости. Это не для тебя. Это взрослые дела.
— Какие взрослые?! — воскликнула Маша неожиданно звонко. — Ты мой брат. Ты обещал меня в цирк водить. Ты обещал, что когда вырастешь, купишь мне большое мороженое. А теперь ты говоришь, что уезжаешь со своей Яной. Я тебя нен авижу!
Анна Васильевна обняла дочь:
— Лёша, сынок. Не делай так. Позвони отцу Яны и отмени все. Мы найдём выход. Вместе, как всегда.
Алексей отступил к двери.
— Нет, я с вами больше не вместе. Вы сами всё разрушили. Отец все разрушил. Я ухожу. И не звоните и не ищите меня
Дверь хлопнула. В доме повисла тишина, только дождь стучал по крыше.
Прошло три месяца.
Крошечная съёмная квартира на окраине города в бараке, на столе — чай в трёх разных кружках. Вот и все, что осталось от прежней жизни.
Сергей Петрович сразу постарел. Он устроился охранником в супермаркет неподалеку. Анна Васильевна похудела, глаза вечно красные от шитья по ночам. На работу ее не взяли, пребивается тем, что шьет по ночам. — Хорошо старую материну швейную машинку в свое время не выкинули, — думает она, пробуя на крепость очередной шов.
Дочка Маша прешла в другую школу, но так же учится на отлично. По вечерам она рисует. Рисует большой дом, мама, папа.
— Смотри, мама, — показывает она. — Когда я вырасту, пойду работать и куплю нам вот такой дом. У каждого будет своя комната. Ты рада?
— Рада, — Анна Васильевна обнимает дочь, украдкой смахивая с лезы. — А Леша, — вдруг спрашивает она. — Почему ты не нарисовала брата?
— Потому что он нас предал.
— Не говори так, — машет руками Анна Васильевна. — Леша просто запутался. Обещай, что всегда будешь любит брата. Слышишь? Помни, он твой самый родной человек на земле. Не смей о нем говорить плохо.
— Слышу, — хмурится Маша и молча уходит в свой уголок рисовать. — Саамы родной, а предал, — думает она, рисуя ковер на стене в своем домике. — А мама… — девочка машет рукой и совсем по-взрослому вздыхает.
Первый день зимы пришел вместе с первым снегом. Анна Васильнвна, Сергей Петрович и Маша сидели у окна и наблюдали, как город постепенно укрывается белым одеялом.
В дверь постучали.
Сергей Петрович, нехотя поднялся, пошел открывать.
На пороге стоял Алексей — мокрый, небритый, с си няком под глазом. В руках старый рюкзак, с которым он когда-то в детстве ходил с отцом в походы.
— Мама. Папа Можно войти?
Анна Васильевна замерла, потом бросилась к нему и обняла так крепко-крепко, что он чуть не задохнулся.
— Сыночек мой. Господи. Живой.
Сергей Петрович стоял на пороге, скрестив руки. Глаза его были холодные.
— Заходи. Раз уж пришёл.
Алексей прошёл, опустился на табуретку, опустил голову.
— Она ушла от меня. Яна ушла. Как только закончились деньги, сразу. Сказала, что я слишком драматичный и не умею жить красиво. Ее отец … Он просто посмеялся мне в лицо. Сказал: «Мальчик, ты продал семью за копейки, кто ж будет иметь с тобой дело?»
Алексей поднял на родителей глаза, полные с лёз.
— Я остался ни с чем. Ни денег, ни Яны, ни вас. Простите меня. Я думал, что спасаю себя. А я просто потерял самых близких людей.
Анна Васильевна гладила сына по голове:
— Ты живой, Лёшенька. Живой — значит, всё поправим. Дом мы потеряли, но мы никогда не потеряем друг друга.
Сергей Петрович положил тяжёлую руку Алексею на плечо.
— Я до сих пор ночью просыпаюсь и вижу твои глаза тогда — полные нен ависти. Но ты пришёл. Сам. Это уже раскаяние. Это шаг назад. Тяжёлый, но шаг. Оставайся. Работай, учись, помогай. Доверие своё делами будешь зарабатывать. Годами. Понял?
Алексей кивнул, уткнулся лицом в ладони и зар ыдал — громко, по-детски, как в пять лет, когда упал с качелей.
— Папа, мама, я вас больше не подведу. Спасибо.
Маша подошла тихо, положила брату на колени свой рисунок. Анна Васильевна увидела, что дочь дорисовала брата.
Через четверть часа вся семья сидела за столом.
— Я всё ещё жду мороженое в Москве. Ты обещал, — прошептала на ухо брату Маша. — Только теперь вместе поедем. Ладно?
Алексей обнял сестру, и впервые за долгое время в крошечной квартире запахло не г орем, а слабой, но живой надеждой.
Если вам пришлась по душе эта история, подписка на Telegram отличный способ не пропустить будущие материалы.