Найти в Дзене
КРАСОТА В МЕЛОЧАХ

Почему успешный бизнесмен побледнел и начал заикаться, когда его жена-красавица нахамила обычной уборщице...

Игорь Викторович Воронов стоял у панорамного окна своего кабинета на сорок пятом этаже бизнес-центра «Титан». Город внизу казался макетом, собранным старательным архитектором: крошечные машинки ползли по артериям проспектов, огни реклам сливались в единое пульсирующее зарево. В свои тридцать восемь лет Игорь чувствовал себя властелином этого игрушечного мира. Он имел всё, что вписывается в понятие «успех» на страницах глянцевых журналов: строительную империю «Воронов-Строй», счета с шестью нулями, виллу в Испании и красавицу-жену, которая была таким же атрибутом его статуса, как часы Patek Philippe на запястье. Но сегодня этот триумф отдавал горечью. День выдался тяжелым. Переговоры с подрядчиками зашли в тупик, налоговая снова прислала запрос, а голова раскалывалась от мигрени, ставшей его верной спутницей в последние полгода. Дверь распахнулась без стука. В кабинет, цокая высокими каблуками по паркету из редкого африканского дерева, вошла Анжела. Её появление всегда напоминало выход

Игорь Викторович Воронов стоял у панорамного окна своего кабинета на сорок пятом этаже бизнес-центра «Титан». Город внизу казался макетом, собранным старательным архитектором: крошечные машинки ползли по артериям проспектов, огни реклам сливались в единое пульсирующее зарево. В свои тридцать восемь лет Игорь чувствовал себя властелином этого игрушечного мира. Он имел всё, что вписывается в понятие «успех» на страницах глянцевых журналов: строительную империю «Воронов-Строй», счета с шестью нулями, виллу в Испании и красавицу-жену, которая была таким же атрибутом его статуса, как часы Patek Philippe на запястье.

Но сегодня этот триумф отдавал горечью. День выдался тяжелым. Переговоры с подрядчиками зашли в тупик, налоговая снова прислала запрос, а голова раскалывалась от мигрени, ставшей его верной спутницей в последние полгода.

Дверь распахнулась без стука. В кабинет, цокая высокими каблуками по паркету из редкого африканского дерева, вошла Анжела. Её появление всегда напоминало выход на подиум. Платье цвета фуксии из последней коллекции известного итальянского дома моды идеально облегало точеную фигуру, укладка «волосок к волоску» бросала вызов законам физики, а взгляд холодных голубых глаз сканировал пространство на предмет несовершенств.

— Игорь, мы катастрофически опаздываем! — её голос, капризный и требовательный, разрезал тишину кабинета, как нож масло. — Прием у мэра через сорок минут. Ты помнишь, что там будет чета Смирновых? Мне нужно, чтобы Смирнова увидела мое колье. Она лопнет от зависти, я гарантирую.

Игорь поморщился, потирая виски.
— Я почти закончил, Анжела. Подписывал последние акты по тендеру на застройку набережной. Это важно для фирмы.

— Фирма, фирма, фирма... — Анжела закатила глаза, подходя к его массивному столу. Она небрежно бросила клатч из крокодиловой кожи прямо на стопку важных документов. — Ты женат на своих бетонных коробках, а не на мне! Кстати, о деньгах. Мне нужен новый транш на мою галерею современного искусства. Тот инсталлятор из Берлина требует предоплату. Пятьдесят тысяч евро. Сущие копейки для гения.

Игорь тяжело вздохнул, глядя на жену. Пять лет назад, когда он, амбициозный провинциал, только покорял столицу, Анжела казалась ему недосягаемой вершиной. Дочь видного чиновника, образованная, светская, говорящая на смеси французского и русского. Он добивался её как самого сложного контракта в своей жизни. Теперь же, когда «контракт» был подписан и пролонгирован, он начал замечать мелкий шрифт. Её галерея была убыточной игрушкой, её друзья — сворой лицемерных бездельников, а их разговоры за ужином сводились к обсуждению сплетен и покупок.

— Пятьдесят тысяч на кучу ржавого металла, который он называет «Криком индустриализации»? — переспросил Игорь. — Анжела, у нас сейчас кассовый разрыв. Может, подождем месяц?

— Ты смеешься надо мной? — её брови взлетели вверх. — Я уже пообещала! Ты хочешь выставить меня нищебродкой перед всей богемой? Поехали, обсудим это в машине. И только попробуй отказать мне при мэре.

Игорь молча надел пиджак, поправил галстук перед зеркалом. Из отражения на него смотрел усталый мужчина с первыми признаками седины на висках. «Зато успешный», — мысленно усмехнулся он.

Они вышли в коридор. Вечерняя тишина офисного здания была обманчивой. Где-то гудели серверы, где-то шуршали принтеры трудоголиков, оставшихся на сверхурочные. Коридор, ведущий к лифтам, был выложен скользким мрамором, в котором отражались лампы дневного света.

Вечерняя смена клининговой службы как раз заканчивала работу. Это были те «невидимки», которых никто из сотрудников бизнес-центра обычно не замечал. Люди в одинаковой синей униформе, сливающиеся со стенами. В воздухе витал резкий запах дешевого лимонного средства для мытья полов, который странно диссонировал с тяжелым шлейфом селективных духов Анжелы.

Анжела шла быстро, яростно печатая что-то в смартфоне. Вероятно, жаловалась подругам на жадность мужа. На повороте у кадки с фикусом она не заметила серое пластиковое ведро с водой.

Удар носком туфли пришелся прямо по центру ведра. Оно покачнулось, вода плеснула через край грязной мутной волной, накрывая бежевые замшевые туфли Анжелы стоимостью в три среднемесячные зарплаты по региону.

— Черт! — визг Анжелы был таким пронзительным, что Игорь вздрогнул. Эхо прокатилось по пустым коридорам, ударяясь о стеклянные перегородки. — Ты что, слепая?! Куда ты ставишь свои ведра, идиотка?!

Уборщица, стоявшая спиной к ним и старательно протирающая плинтус, вздрогнула всем телом, словно получила удар хлыстом. Она резко обернулась, выронив тряпку из рук.

Это была пожилая женщина, чья фигура скрывалась под бесформенным синим халатом. Седые волосы были кое-как спрятаны под косынку, из-под которой выбивались непослушные пряди. Её руки, красные, распухшие от постоянного контакта с водой и дешевой химией, задрожали.

— Простите... Простите, ради бога... — забормотала она, тут же опускаясь на колени. — Я не думала... я табличку поставила, но она упала... Я сейчас, сейчас всё вытру...

Женщина ползала у ног Анжелы, пытаясь своей грязной тряпкой промокнуть дорогую замшу.

— Не трогай меня! — взвизгнула Анжела, отскакивая назад, будто тряпка была заразна. — Убери свои грязные руки! Ты хоть понимаешь, что ты наделала? Эти туфли — эксклюзив! Их везли из Милана! Твоей жалкой зарплаты за десять лет не хватит, чтобы расплатиться!

Игорь стоял чуть поодаль, уткнувшись в телефон. Ему пришло сообщение от главного инженера. Очередная рутина. Крик жены раздражал его, но не удивлял. Анжела всегда срывалась на тех, кто не мог ответить: на официантов, курьеров, горничных.

— Анжела, прекрати истерику, — буркнул он, не поднимая глаз от экрана. — Купим новые. Или химчистка спасет. Поехали, мы правда опаздываем.

— Нет, ты посмотри на эту развалину! — не унималась жена, указывая наманикюренным пальцем на сжавшуюся фигуру на полу. — Кто вообще нанимает таких в элитный бизнес-центр класса «А»? Ей место на вокзале, полы в туалетах мыть! Эй ты, чучело, подними голову, когда я с тобой разговариваю! Я добьюсь, чтобы тебя вышвырнули отсюда сегодня же! Ты вылетишь без выходного пособия, слышишь?

Угроза увольнения, видимо, подействовала сильнее крика. Уборщица медленно, с трудом распрямила спину. Она была бледной, как мел, губы её тряслись от унижения и страха. Она подняла глаза на Анжелу — затравленный взгляд человека, привыкшего к ударам судьбы. А затем, словно ища защиты, её взгляд скользнул за спину разъяренной фурии — прямо на Игоря.

Игорь, наконец, оторвался от телефона, чтобы лично уладить конфликт и увести жену. Их взгляды встретились.

И в этот момент мир для Игоря Воронова рухнул. Звуки исчезли. Время остановилось.

Он увидел эти глаза. Светло-серые, глубокие, с крошечными золотистыми крапинками у зрачка. Глаза, которые он помнил лучше, чем свои собственные. Глаза, которые не спали ночами, когда он в детстве болел тяжелой пневмонией. Глаза, которые светились гордостью, когда он принес первую грамоту из школы. Глаза, которые плакали, провожая его на поезд в большую жизнь пятнадцать лет назад.

Лицо женщины было испещрено глубокими морщинами, которых он не помнил. Кожа стала пергаментной, под глазами залегли темные тени усталости. Она постарела лет на двадцать за те пять, что они не виделись. Но это была она. Без сомнений.

— Игорек? — тихо, почти беззвучно прошептала уборщица. Её губы сложились в до боли знакомое имя. Она прижала грязную тряпку к груди, словно щит, словно пытаясь закрыться от стыда.

Анжела, не услышав этого шепота, обернулась к мужу, ожидая привычной поддержки.
— Игорь, ты слышал? Я требую вызвать начальника охраны! Пусть эту хамку выведут отсюда! Я напишу жалобу управляющей компании! Игорь? Что с тобой?

Игорь стоял, не в силах пошевелиться. Папка с документами выпала из его ослабевших пальцев и с громким хлопком ударилась об пол, рассыпав белые листы веером. Кровь отлила от лица, делая его похожим на восковую маску. Ноги стали ватными. Сердце пропустило удар, потом забилось где-то в горле, перекрывая кислород.

— М-м-ма... — он попытался что-то сказать, но голос, которым он управлял сотнями людей, предал его. — М-м...

— Что с тобой? Тебе плохо? — испуг сменил гнев на лице Анжелы. Она схватила его за рукав пиджака. — Сердце? Давление? Игорь!

Но Игорь смотрел сквозь неё. Он смотрел на женщину в синем халате, которую похоронил в своей памяти, чтобы построить новую блестящую жизнь. На женщину, которой он перестал звонить пять лет назад, когда женился на Анжеле, потому что стыдился своего простого деревенского происхождения, своей «неблагородной» крови.

Перед ним стояла его мать.

В коридоре повисла тяжелая, вязкая тишина. Казалось, даже пыль в лучах заходящего солнца замерла. Игорь чувствовал, как холодный пот стекает по спине под дорогой рубашкой. В голове крутился калейдоскоп воспоминаний: вот мама печет пироги с капустой на старой кухне, вот она штопает его единственные джинсы перед выпускным, вот отдает последние деньги, отложенные «на смерть», чтобы он мог оплатить первый семестр в институте.

— Игорь! — голос Анжелы звучал теперь не требовательно, а испуганно. Она трясла его за плечо. — Ты меня пугаешь! Что происходит? Ты знаешь эту женщину?

Вопрос жены прозвучал как выстрел стартового пистолета. Игорь дернулся, словно очнувшись от кошмара, сделал глубокий, судорожный вдох. Ему нужно было что-то сделать. Что-то сказать. Но язык не слушался.

Он сделал шаг вперед, его всегда уверенная походка стала шаткой, неуверенной.
— Анжела... иди в машину, — выдавил он. Каждое слово давалось с трудом, связки сводило спазмом. — Я... я с-сейчас спущусь.

— Что? — Анжела отпустила его руку и отступила на шаг, уперев руки в бока. — Ты шутишь? Ты оставляешь меня одну в коридоре с этой сумасшедшей после того, как она испортила мои вещи? Я никуда не пойду, пока она не извинится на коленях! Я хочу видеть, как она ползает здесь и молит о пощаде!

— В м-машину! — вдруг заорал Игорь. Крик вырвался из самой глубины его грудной клетки, страшный, хриплый, животный. Это был крик человека, загнанного в угол собственной совестью.

Анжела отшатнулась, едва не подвернув ногу снова. Она никогда не видела мужа таким. В его глазах было столько боли и ярости, что ей стало страшно по-настоящему.
— Ты... ты ненормальный, — прошипела она, хватая сумочку. — Я жду внизу ровно пять минут. Если ты не спустишься, я уезжаю одна!

Она развернулась и, громко цокая каблуками, почти побежала к лифту. Двери кабины закрылись, отрезая её от этой странной, пугающей сцены.

Как только лифт загудел, увозя Анжелу вниз, Игорь повернулся к женщине. Теперь их разделяло всего пару метров холодного офисного пространства и целая пропасть лжи, предательства и молчания длиною в пять лет.

— Мама? — его голос сорвался, превратившись в жалкий всхлип.

Женщина опустила глаза, разглядывая мыски своих стоптанных дешевых кроссовок. Её щеки горели пунцовым румянцем стыда.
— Здравствуй, сынок, — тихо ответила она. Её голос был таким же мягким и добрым, как в его детстве, и от этого Игорю стало еще больнее. — Ты уж прости меня. Не хотела я... так встречаться. Я думала, ты уже ушел. Я специально беру вечерние смены, чтобы не попадаться тебе на глаза. Я пряталась, Игорек. Честно.

Игорь подошел к ней вплотную. Запах хлорки и сырости ударил в нос, перебивая аромат его собственной дорогой жизни. Он смотрел на её руки — эти руки когда-то были нежными. Сейчас кожа на них потрескалась до крови, ногти были сломаны, под ними въелась чернота.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он, чувствуя, как ком в горле мешает говорить. — Почему ты... уборщица? В моем здании? Я же посылал тебе деньги! Я оставил тебе дом, хороший, крепкий дом!

— Деньги перестали приходить четыре года назад, Игорек, — она грустно улыбнулась, не поднимая глаз. — А дом... Дом сгорел, сынок. Три года назад, зимой. Проводка старая была, не выдержала обогревателя. Соседи помогли выбраться, но вещи... всё сгорело. Фотографии твои детские, грамоты... всё.

Игорь замер, словно его ударили под дых. Четыре года назад. Он вспомнил. Свадьба с Анжелой. Мальдивы. Звонок финансовому директору: «Оптимизируй все мои личные расходы, убери лишние переводы, я хочу начать семейный бюджет с чистого листа». Он думал, что платежи матери шли отдельной, неприкосновенной строкой. Или он просто забыл проверить? Или, что страшнее, в глубине души он хотел забыть?

— Почему ты не позвонила? — прохрипел он, хватая её за плечи. Плечи под халатом были острыми, худыми. — Почему ты не нашла меня?

— Я звонила, — она вздохнула, и в этом вздохе была вся тяжесть её одиночества. — Много раз звонила. Сначала трубку не брали. Потом номер сменился. Я писала письма на старый адрес офиса, но они возвращались с пометкой «адресат выбыл». Я подумала... может, ты не хочешь меня знать. Ты ведь стал большим человеком. Женился вон... какая красавица, королева просто. Куда мне, деревенщине, в вашу жизнь лезть? Только позорить.

— Но как ты оказалась здесь?

— Соседка, баба Маня, сказала, что видела тебя по телевизору. Сказала, что фирма твоя называется «Воронов-Строй» и офис в «Титане». Я продала участок за копейки, приехала сюда. Думала, приду, посмотрю. Пыталась пройти к тебе, честно пыталась. Но охрана... — она махнула рукой, и этот жест был полон безнадежности. — Меня даже на порог не пустили. Сказали: «Бабка, иди отсюда, к генеральному запись за месяц, и не для таких, как ты». А где мне жить? Деньги кончались. Я ночевала на вокзале две недели. Потом увидела объявление, что клининговой компании нужны сотрудники в «Титан». Подумала: устроюсь, буду рядом. Буду мыть твои полы, дышать одним воздухом. Может, увижу тебя хоть издалека, убежусь, что жив-здоров, что рубашка наглажена, что не похудел. А там и помирать можно спокойно.

Каждое её слово было как раскаленный гвоздь, вбиваемый в его совесть. Она мыла полы в его здании. Она выносила мусорные корзины из его переговорных. Она видела, как он проходит мимо каждый день, окруженный свитой, и боялась поднять глаза, чтобы не опозорить сына перед его богатыми коллегами. Она ела доширак в подсобке, пока он ужинал устрицами.

— Мама... — Ноги Игоря подкосились. Он упал перед ней на колени, прямо в лужу грязной мыльной воды. Его брюки за тысячу долларов мгновенно промокли, но ему было плевать. Он обхватил её ноги, уткнулся лицом в жесткую ткань дешевого халата и заплакал. Зарыдал громко, навзрыд, как не плакал даже в детстве. — Прости меня! Господи, мама, прости меня, ублюдка!

— Ну что ты, сынок, что ты, — она засуетилась, пытаясь поднять его. Её шершавые ладони гладили его по голове, по идеально уложенным волосам, смывая с них лак и грехи. — Встань, Игорек, пол грязный, простудишься. Главное, что у тебя всё хорошо. Ты только встань, не ровен час, увидит кто. Жена твоя вернется...

Упоминание об Анжеле словно окатило его ледяной водой. Он вспомнил её лицо, искаженное брезгливостью. «Чучело». «Помойка». «Место на вокзале». Гнев, холодный, расчетливый и беспощадный, начал подниматься в его душе, вытесняя истерику.

В этот момент лифт снова звякнул. Двери открылись, и оттуда вылетела Анжела. Она не уехала. Её эго не позволило ей оставить последнее слово за кем-то другим.

— Игорь! Это переходит все границы! — начала она кричать еще с порога, но осеклась, увидев мужа, стоящего на коленях в луже перед уборщицей и обнимающего её ноги. — Ты... ты что делаешь? Ты спятил? Встань немедленно! Ты пачкаешь костюм! Это Armani, черт побери!

Игорь медленно поднялся. Его лицо больше не было бледным. Оно было спокойным и жестким, как гранитная плита. Слезы высохли, оставив лишь горящие глаза. Он помог подняться матери, крепко сжимая её руку в своей.

— Я вызвала начальника охраны, — заявила Анжела, скрестив руки на груди. — Сейчас эту старуху вышвырнут, а ты объяснишь мне, что за цирк здесь происходит. Она тебя шантажирует? Она что-то украла? Или ты решил поиграть в благотворительность с бомжами?

— Замолчи, — тихо сказал Игорь.

— Что? — Анжела округлила глаза, не веря своим ушам. — Ты как со мной разговариваешь? Из-за какой-то поломойки?

В коридоре послышался топот тяжелых ботинок. К ним бежал Андрей, начальник охраны, с двумя крепкими парнями в форме.

— Игорь Викторович, у вас проблемы? — запыхавшись, спросил Андрей, оценивая обстановку. Его взгляд метался между разъяренной женой босса, мокрой уборщицей и самим Вороновым, чей вид был далек от протокольного. — Супруга сказала, нападение на персонал. Кого крутить?

Игорь посмотрел на охранников, готовых выполнить любой его приказ. Потом перевел взгляд на жену, чье красивое лицо было искажено злобой и презрением. И наконец, посмотрел на мать — маленькую, сжавшуюся, испуганную женщину. Женщину, которая отдала ему жизнь, здоровье и свою гордость.

Выбор был сделан давно. Просто озвучить его он решился только сейчас.

— Андрей, — обратился Игорь к начальнику охраны. Голос его звучал твердо, властно, но в нем появились новые, стальные нотки, которых сотрудники раньше не слышали. — Отмени вызов. Никакого нападения не было.

— Но она испортила мои туфли! — взвизгнула Анжела, топая ногой. — Она хамила мне! Игорь, ты что, позволишь этой нищенке так себя вести? Ты выставляешь меня дурой перед охраной!

Игорь выпустил руку матери, но лишь для того, чтобы подойти к жене вплотную. Он смотрел на неё и впервые видел не красивую куклу, а пустоту. Звенящую, дорогую, бессмысленную пустоту. Как он мог жить с этим человеком пять лет? Как он мог делить с ней постель, мысли, жизнь? Он понял, что любил не её, а свое отражение в её глазах — отражение успешного, богатого Игоря Воронова, который смог заполучить такую женщину.

— Эта женщина, — Игорь произнес каждое слово отчетливо, громко, чтобы слышали все: и охрана, и выглядывающие из-за углов другие сотрудники клининга, и секретари, задержавшиеся на работе. — Больше не будет здесь работать уборщицей.

Анжела победно ухмыльнулась, поправляя прическу.
— Наконец-то! Давно пора. И проследи, чтобы ей не заплатили ни копейки! Пусть знает свое место.

— Она не будет здесь работать, — продолжил Игорь, не отрывая взгляда от глаз жены, — потому что она — моя мать.

Улыбка сползла с лица Анжелы медленно, как тает воск. Она сменилась выражением полного, абсолютного шока. Её рот открылся, но звука не последовало. Охранники за спиной Андрея переглянулись и вытянулись по струнке, стараясь стать невидимыми. Тишина в коридоре стала такой плотной, что её можно было резать ножом.

— Твоя... кто? — просипела Анжела, наконец обретя дар речи. — Ты шутишь? Это какая-то дурацкая проверка? Скрытая камера? Твои родители... ты же говорил, они профессора, живут в Канаде... Ты показывал мне фото их дома!

— Я врал, — жестко отрезал Игорь. — Я врал всем. Тебе, партнерам, друзьям. Я врал самому себе. Я был трусом и снобом, Анжела. Я стыдился своего прошлого, своей бедности, своего деревенского детства. Я придумал себе красивую легенду, чтобы соответствовать этому фальшивому миру. Но сегодня мне стыдно только за одно. За то, что я позволил тебе, избалованной эгоистке, оскорбить единственного человека на земле, который любил меня по-настоящему, не требуя взамен ни денег, ни статуса.

Он повернулся к матери. Та тихо плакала, закрыв лицо огрубевшими руками. Ей было стыдно за сына, и одновременно она чувствовала облегчение. Ложь кончилась.

— Андрей, — Игорь снова обратился к начальнику охраны, который стоял с открытым ртом. — Проводите Анжелу Сергеевну к машине. И вызовите ей такси. Эконом-класса. Мою машину она больше не получит. И пропуск её аннулируйте. Прямо сейчас.

— Такси? — Анжела вышла из оцепенения. Её лицо пошло красными пятнами гнева. — Ты выгоняешь меня? Из-за неё? Из-за этой... старухи? Игорь, опомнись! Посмотри на неё и посмотри на меня! Что скажут люди? Что скажет мой отец? Что скажет мэр? Ты разрушишь свою репутацию! Тебя засмеют! С кем ты появишься на приеме? С уборщицей?

— Моя репутация уже разрушена, — горько усмехнулся он. — Разрушена тем фактом, что моя мать мыла полы в моем офисе, пока я покупал тебе бриллианты. Это пятно мне не смыть до конца жизни. Вон отсюда, Анжела. Документы на развод получишь завтра утром. И да, условия брачного контракта, на котором настоял твой отец, я буду соблюдать с той же педантичностью, с какой ты требовала денег. Измена, ненадлежащее поведение... Мои юристы найдут к чему придраться. Ты не получишь ничего сверх прописанного минимума.

Анжела поняла, что это конец. В глазах мужа была не просто злость, там была сталь. Стена, которую не пробить истерикой. Она бросила последний ненавидящий взгляд на старую женщину, которая так и не посмела поднять на неё глаза, и, гордо вскинув голову, развернулась.

— Ты пожалеешь, Воронов! — крикнула она уже от лифта. — Ты приползешь ко мне, когда поймешь, что променял королеву на свинарку!

Двери лифта закрылись, отсекая её яд. Игорь выдохнул. Плечи его опустились. Он подошел к матери, снял свой дорогой итальянский пиджак и накинул ей на плечи, прикрывая убогую синюю униформу с логотипом клининговой компании. Пиджак был велик, рукава свисали, но матери стало теплее.

— Пойдем, мам, — сказал он мягко, беря её под руку. — Пойдем отсюда.

— А как же работа? Ведро... тряпка казенная... — она растерянно оглянулась на инвентарь. — Меня же оштрафуют, Игорек.

— К черту ведро. К черту работу. К черту штрафы. Я куплю эту клининговую компанию, если понадобится, только чтобы они от тебя отстали. Поехали домой.

— Домой? — переспросила она с робкой надеждой в голосе. — К тебе? В ту красивую квартиру?

— Нет, — Игорь покачал головой, оглядывая свой роскошный офис через открытую дверь. — В том пентхаусе слишком холодно и пусто. Там нет жизни, мам. Мы поедем в гостиницу, лучшую в городе. Ты примешь ванну, выспишься на мягкой кровати. А завтра... завтра мы начнем искать дом. Настоящий, с садом, с верандой. Помнишь, ты мечтала о вишневом саде? Мы посадим его.

— Игорек... а пироги? — она улыбнулась сквозь слезы, и морщины на её лице разгладились. — Ты же так любил с капустой.

— И пироги. Я закажу тебе самую большую кухню, какую только захочешь. Или... — он запнулся. — Или мы будем печь их вместе. Если ты меня снова научишь. Я, кажется, разучился делать простые и важные вещи.

Они шли к выходу из бизнес-центра через главный холл. Странная пара: высокий, статный мужчина в белоснежной рубашке с пятнами воды на брюках и маленькая пожилая женщина в его огромном пиджаке и стоптанных кроссовках. Охранники на ресепшене встали при их появлении. Секретарши перестали печатать. Кто-то смотрел с удивлением, кто-то перешептывался, но во взглядах большинства читалось не осуждение, а уважение. Игорь шел с высоко поднятой головой, не замечая никого вокруг. Он держал маму за руку так крепко, словно боялся, что она растворится в воздухе.

Выйдя на улицу, Игорь полной грудью вдохнул прохладный вечерний воздух. Город зажигал огни. Впервые за много лет ему дышалось легко. Мигрень прошла. Заикание исчезло. Страх быть разоблаченным, страх «не соответствовать» испарился.

Он потерял жену. Возможно, завтра он потеряет часть «полезных связей» в светском обществе, когда эта история всплывет в телеграм-каналах. Наверняка будут сплетни, насмешки за спиной. Отец Анжелы попытается испортить ему бизнес.

Но это всё казалось таким мелким, таким незначительным. Он обрел что-то гораздо более важное. Он обрел себя. Он вернул себе душу, которую заложил в ломбард успеха много лет назад.

Водитель Игоря, увидев босса с незнакомой женщиной, поспешно выскочил из черного «Майбаха», чтобы открыть дверь.
— Домой, Игорь Викторович? — спросил он, с удивлением косясь на пассажирку.

— Нет, Сергей. В «Националь». И по дороге заедем в супермаркет. Мама хочет купить муки.

Усаживая мать на заднее сиденье своего роскошного автомобиля, где кожа пахла деньгами и властью, он заметил, как она робко погладила обивку, боясь испачкать.
— Игорек, а это правда твоя машина? Красивая... Как космический корабль.

Игорь сел рядом, взял её ладонь и поцеловал каждый палец, каждый шрам, каждую мозоль.
— Наша, мам. Теперь всё — наше. И больше никто и никогда не посмеет сказать тебе плохого слова. Я обещаю.

Мотор мягко заурчал, и тяжелая машина плавно влилась в поток огней вечернего города, оставляя позади стеклянную башню «Титана», полную амбиций, лжи и одиночества. Впереди была новая жизнь. Не идеальная, не глянцевая, но настоящая.