Найти в Дзене

Жила со свекровью в одной квартире и считала дни до съезда, пока не случилось непоправимое

— Лиз, ну что ты опять развесила бельё на балконе! Я же просила, только в ванной, голос Татьяны Фёдоровны долетел из коридора раньше, чем она сама появилась на кухне. Лиза сжала губы и продолжала мешать кашу. Егор, сидевший за столом с чашкой кофе, виноватым взглядом метнулся от жены к матери. — Мам, ну какая разница, где сушить? — попытался он смягчить ситуацию. — Разница есть! Соседи видят ваше нижнее бельё, неудобно же, — Татьяна Фёдоровна достала сковородку, явно намереваясь готовить завтрак, хотя Лиза уже стояла у плиты. Восемь месяцев назад молодожёны Егор и Лиза въехали в родительскую трёшку. Временно. До тех пор, пока не накопят на первоначальный взнос для ипотеки. Егор работал программистом, зарплата неплохая, но на съёмное жильё уходила половина, а копить приходилось на квартиру. Так что решение жить с родителями казалось логичным. Первый месяц всё выглядело терпимо. Лиза старалась быть благодарной, помогала по дому, готовила. Егор радовался, что наконец-то познакомил двух са

— Лиз, ну что ты опять развесила бельё на балконе! Я же просила, только в ванной, голос Татьяны Фёдоровны долетел из коридора раньше, чем она сама появилась на кухне.

Лиза сжала губы и продолжала мешать кашу. Егор, сидевший за столом с чашкой кофе, виноватым взглядом метнулся от жены к матери.

— Мам, ну какая разница, где сушить? — попытался он смягчить ситуацию.

— Разница есть! Соседи видят ваше нижнее бельё, неудобно же, — Татьяна Фёдоровна достала сковородку, явно намереваясь готовить завтрак, хотя Лиза уже стояла у плиты.

Восемь месяцев назад молодожёны Егор и Лиза въехали в родительскую трёшку. Временно. До тех пор, пока не накопят на первоначальный взнос для ипотеки. Егор работал программистом, зарплата неплохая, но на съёмное жильё уходила половина, а копить приходилось на квартиру. Так что решение жить с родителями казалось логичным.

Первый месяц всё выглядело терпимо. Лиза старалась быть благодарной, помогала по дому, готовила. Егор радовался, что наконец-то познакомил двух самых важных женщин в своей жизни.

Но постепенно трещины начали расти.

Татьяна Фёдоровна имела своё мнение по каждому вопросу: как готовить борщ, когда мыть полы, почему не стоит покупать дорогой шампунь, зачем тратиться на абонемент в спортзал. Она не ругалась, нет — она просто советовала. Постоянно. Ежедневно. По пятнадцать раз на дню.

— Лизонька, ты неправильно складываешь полотенца, они занимают много места.

— Егорушка, зачем ты опять заказал пиццу? Я же борща наварила!

— Вы слишком поздно ложитесь спать, здоровье подорвёте.

Лиза начала считать дни до того момента, когда они наконец съедут. Егор же пытался сохранить равновесие, но чувствовал себя канатоходцем без страховки.

— Егор, мы должны съехать, — сказала Лиза однажды вечером, когда они лежали в своей комнате, единственном островке личного пространства. — Я больше не могу. Твоя мама контролирует каждый мой шаг.

— Лиз, ну потерпи ещё немного. Нам осталось накопить совсем чуть-чуть, — Егор обнял жену. — Полгода максимум.

— Полгода я не выдержу, — она отстранилась. — Понимаешь, я схожу с ума. Мне тридцать лет, а я чувствую себя подростком, которого постоянно поучают.

— Мама просто переживает, она не со зла.

— Не со зла? — Лиза села на кровати. — Егор, она вчера зашла в ванную комнату без стука! Когда я делала тест.

— Какой тест? — не понял он.

— Тест на беременность, — выдохнула Лиза. — Я хотела сначала тебе сказать, если будет положительный, а она... ворвалась с вопросом, где лежит венчик для миксера.

Егор замер.

— И что... что показал тест?

— Две полоски, — Лиза улыбнулась сквозь слёзы. — Мы будем родителями. Но я не хочу растить ребёнка здесь, под постоянным надзором. Я не хочу, чтобы твоя мама указывала мне, как пеленать, кормить, воспитывать. Я хочу свой дом.

Егор прижал жену к себе, целуя её в макушку.

— Всё будет, обещаю. Мы ускорим процесс, возьмём ипотеку пораньше. Я поговорю с мамой, попрошу её меньше вмешиваться.

Разговор с Татьяной Фёдоровной случился на следующий день. Егор попытался деликатно объяснить, что Лизе нужно больше свободы, что они взрослые люди.

— То есть я мешаю? — мать побледнела. — Я, которая вас кормлю, стираю, убираю?

— Мам, нет, ты не поняла...

— Понятно всё, — Татьяна Фёдоровна отвернулась к окну. — Жена теперь главная. А родная мать — помеха.

— При чём тут Лиза? Речь не о ней...

— Ещё как о ней! Это она тебе голову задурила, — голос матери дрогнул. — Я всю жизнь тебе отдала, одна поднимала после того, как отец ушёл, училась, лечилась, когда болел. А теперь я — чужая.

Егор почувствовал, как привычная вина сжимает грудь. Мать умела напоминать о жертвах так, что хотелось провалиться сквозь землю.

— Мам, ты не чужая. Просто нам нужно личное пространство.

— Личное пространство в моей квартире, — отрезала Татьяна Фёдоровна и вышла из комнаты.

После этого разговора атмосфера в квартире стала ещё тяжелее. Мать обиделась и демонстративно перестала готовить завтраки, не спрашивала, как дела. Лиза чувствовала себя виноватой, хотя ничего плохого не делала.

— Может, нам всё-таки снять хотя бы однушку? — предложила она Егору через неделю. — Я устроюсь на подработку, справимся как-нибудь.

— Ты беременна, какая подработка? — Егор покачал головой. — Потерпи, родная. Совсем скоро всё наладится.

Но всё пошло не так, как планировалось.

В одно воскресное утро Лиза проснулась от острой боли внизу живота. Попыталась встать, но закружилась голова, а когда посмотрела на простыню, увидела кровь.

— Егор! — крикнула она, и голос прозвучал чужим, испуганным.

Дальше всё смешалось в один кошмар: скорая помощь, больница, врачи с непроницаемыми лицами, капельницы, анализы. И страшные слова, от которых мир рухнул: «угроза прерывания беременности», потом просто — «не удалось сохранить».

Лиза лежала в больничной палате и смотрела в потолок. Пустота внутри была такой огромной, что казалось, она поглотит всё остальное. Егор сидел рядом, держал за руку, но даже его присутствие не могло заполнить эту чёрную дыру.

Через три дня её выписали. Домой Лизу привезли на такси — Егор поддерживал под руку, словно она была фарфоровой куклой, готовой рассыпаться от любого неосторожного движения.

Татьяна Фёдоровна встретила их в прихожей. Лицо у неё было бледное, глаза красные.

— Лизонька, — только и сказала она, протягивая руки.

Лиза попыталась пройти мимо, но свекровь обняла её так крепко, что невозможно было вырваться. И вдруг Лиза почувствовала, как плечи Татьяны Фёдоровны вздрагивают — та плакала.

— Я так переживала, так молилась... — шептала свекровь ей в волосы. — Девочка моя, бедная моя девочка.

Что-то сломалось внутри Лизы. Она вцепилась в Татьяну Фёдоровну и разрыдалась — впервые с момента, как услышала диагноз. Плакала долго, навзрыд, по-детски, а свекровь гладила её по спине и повторяла: «Всё будет хорошо, вот увидишь, всё будет хорошо».

В первую ночь дома Лиза не могла заснуть. Ворочалась, вставала, пила воду, снова ложилась. Около трёх ночи услышала тихий стук в дверь.

— Можно войти? — в дверной проём показалась Татьяна Фёдоровна в халате, с кружкой в руках. — Принесла тебе травяной чай. Он успокаивает.

Лиза кивнула. Свекровь села на край кровати, протянула кружку.

— Не спится?

— Нет.

— У меня после... — Татьяна Фёдоровна запнулась. — У меня тоже был выкидыш. Ещё до Егора. Я тогда думала, что жизнь закончилась. Плакала неделями.

Лиза посмотрела на неё удивлённо. Татьяна Фёдоровна всегда казалась такой непробиваемой, уверенной.

— И как... как вы справились?

— Время. И понимание, что это не моя вина. Врачи говорили — так бывает, организм сам знает, когда что-то идёт не так. Природа мудрее нас, — свекровь взяла Лизу за руку. — Я знаю, сейчас это не утешение. Но поверь, всё ещё будет. Ты молодая, здоровая. У вас с Егором обязательно будут дети.

— Мне страшно, — призналась Лиза. — Вдруг это повторится?

— Не повторится. А если вдруг — мы справимся. Вместе, — Татьяна Фёдоровна крепче сжала её пальцы. — Я рядом. Всегда.

Следующие дни свекровь не отходила от Лизы. Варила бульоны, настаивала травяные чаи, укрывала пледом, когда та задрёмывала на диване. Не давила, не пыталась развеселить — просто была рядом. Это оказалось важнее любых слов.

Через неделю Лиза впервые за долгое время улыбнулась — Татьяна Фёдоровна показывала ей фотографии маленького Егора, рассказывала смешные истории из его детства.

— Вот здесь ему четыре года, он решил постричь кота. Представляешь, взял мои портновские ножницы — и давай чикать! Кот еле успел сбежать, остался наполовину лысый, — свекровь смеялась, показывая снимок. — Егор потом объяснял, что коту жарко было. Летом ведь!

— Он и сейчас такой, — Лиза тоже улыбнулась. — Всегда найдёт странную логику.

—Мой сыночек, Татьяна Фёдоровна помолчала, а потом добавила тише:, Наш сыночек. Лиза, я хочу тебе кое-что сказать. Прости меня. За то, что лезла, контролировала, учила жизни. Я не хотела ничего плохого, просто... мне было страшно.

— Страшно?

— Что Егор от меня отдалится. Что я перестану быть нужной. Муж ушёл, когда Егору было десять. С тех пор мы вдвоём, понимаешь? Я привыкла всё решать сама, контролировать. А тут появилась ты — и он стал смотреть на тебя так, как никогда не смотрел на меня. Это правильно, конечно, но мне было больно, — Татьяна Фёдоровна вытерла глаза. — Я боялась остаться ненужной. Вот и цеплялась, как могла.

Лиза молчала, переваривая услышанное. Она никогда не думала о свекрови с этой стороны. Видела только раздражающую бабушку-гиперопекуншу, но не одинокую женщину, которая боится потерять сына.

— Татьяна Фёдоровна, — тихо сказала Лиза. — Вы не потеряете Егора. Никогда. Он вас любит. Просто... нам правда нужны границы. Понимаете?

— Понимаю, — кивнула свекровь. — Буду стараться. Не обещаю, что сразу получится, я уже старая, привычки въелись. Но постараюсь.

— Тогда и я постараюсь, — Лиза сжала её руку. — Буду терпеливей. И спрашивать совета, когда нужно.

— Правда? — Татьяна Фёдоровна просияла.

— Правда. Например, хочу научиться печь ваши пирожки с капустой. Егор о них мечтает вслух.

— О, это святое! — свекровь вскочила. — Пойдём, я тебе секрет покажу. Всё в правильной температуре масла!

Вечером, когда Егор вернулся с работы, его встретили два самых дорогих человека, стоящих рядом на кухне в фартуках, обсыпанные мукой и хохочущие над какой-то шуткой.

— Что здесь происходит? — ошалело спросил он.

— Учимся печь пирожки, — Лиза подошла, поцеловала его. — Твоя мама обещала раскрыть фамильный рецепт.

— Только тебе, Лизонька, — торжественно провозгласила Татьяна Фёдоровна. — Потому что ты теперь часть семьи. Настоящая.

Егор посмотрел на мать, потом на жену, и улыбнулся — впервые за долгие недели спокойно, без напряжения.

Через полгода они всё-таки взяли ипотеку и купили однушку в соседнем районе. Но каждую субботу приезжали к Татьяне Фёдоровне на обед. А она приходила к ним в гости, но всегда звонила заранее и никогда не давала непрошеных советов.

Иногда, правда, не выдерживала и начинала: «Лизонька, а не лучше ли...» — но тут же осекалась, прикусывала язык и виноватым взглядом смотрела на невестку.

— Простите, старая дура, — бормотала она. — Опять полезла.

— Ничего страшного, — улыбалась Лиза. — Давайте просто обсудим, а не будете настаивать?

— Договорились.

А ещё через год, когда Лиза снова забеременела и родила здорового мальчика, первой, кого она позвала в роддом после мужа, была Татьяна Фёдоровна.

— Хотите подержать внука? — спросила Лиза, протягивая свёрток.

Свекровь взяла младенца на руки, и слёзы потекли по её щекам.

— Спасибо, — выдохнула тихо. — Спасибо тебе, доченька.

Лиза улыбнулась. Иногда, на пути к семье, нужно пройти через боль. Но если рядом есть люди, готовые поддержать в самый страшный момент любые границы можно выстроить, любые обиды простить.

Главное — не бояться быть честными. И помнить, что за попытками контролировать часто скрывается просто страх остаться ненужным.