Под Новый год, когда снежок заметает дорожки, а Дед Мороз в своём терему собирает в мешок подарки, в душе даже самого прожжённого циника шевелится элегическое чувство: это значит, что жив ребёнок! Я помню детские восторги, чистоту и первозданность чувств; всегда хотелось в далёкие годы шагать в неизвестность, делая открытия.
Все статьи раздела: Охотники, создавшие мир
Литература и писатели входили в мою жизнь, намекая и пророча, что сам я однажды, взяв ручку и бумагу, буду писать… Что жизненный путь пойдёт через пень-колоду, по чугунным поворотам и среди волчьих ям, в юные годы не думаешь. Для счастья достаточно было, чтобы в руках оказалась книга любимого автора. Жизнь чудилась светлой и бесконечной. И вот накануне Нового года вспоминаешь, вспоминаешь…
Вадим Борисович Чернышев – очень средний писатель. Не спешите ругаться. Он очень средний писатель, если сравнивать его с Аксаковым, Тургеневым, Пришвиным, с любимым Чернышевым Иваном Сергеевичем Соколовым-Микитовым. А вы разве не заметили, как плохо пишут сейчас все подряд? Чернышев, пожалуй, последний писатель в ряду советских литераторов, посвятивших своё творчество охотничьей тематике. Его жизненный путь не отличается большой оригинальностью. Родился в 1929 году в Ульяновске. Отец работал ветеринарным врачом на конных заводах. Под Воронежем в знаменитом местечке Хреновом прошли детские и юношеские годы Вадима. Во время войны завод эвакуировали. Чернышевы жили под Курганом, в Зауралье.
Там, в лесном краю, отец подарил Вадиму первое ружьё «монтекристо». После войны вернулись в Хреновое, откуда Вадим Чернышев уехал в Ленинград учиться в кораблестроительном институте. Там на углу Невского и Садовой, в книжном, купил юноша книжку Соколова-Микитова и навсегда влюбился в автора. В общежитии студент получил письмо от своего кумира: «В Хреновом я был рад познакомиться с Вашими родителями, от которых много узнал о Вас и Вашей большой любви к охоте и природе. Очень бы хотел увидеться с Вами. Я живу по Московскому шоссе… Дома бываю и утром, и вечером. Позвоните мне (зовут меня Иваном Сергеевичем) и приезжайте. Познакомимся и побеседуем об охотничьих делах. Жму руку». И Вадим, собравшись с духом, однажды пришёл к Соколову-Микитову. Приняли его Иван Сергеевич и Лидия Ивановна, мужчины закусили в кабинете писателя, как на Руси водится, а потом перешли к беседе. И «…вспоминая свою первую добычу, маленького куличка, которого я двенадцатилетним мальчишкой подстрелил из малокалиберки, я показал рукой, как недоумённо кланялся на воде кулик при звуках шлёпавшихся учебных пулек-дробинок, и Иван Сергеевич, откинувшись в кресле, рассмеялся одобрительно:
– Да-да, вы это верно показали, как кланяются кулики.
Вдруг я обнаружил, что время идёт к полуночи, и пришёл в ужас: почти пять часов просидел я у Ивана Сергеевича!» С кем нам хорошо – время всегда незаметно проходит: день, месяц, годы, вся жизнь. Жаль, что очень долго мы не понимаем, как летит время – всегда обгоняя нас.
А сейчас будем говорить об «охотничьих делах» в конце 2025 года, на пороге года нового. И пусть уж говорит Вадим Борисович Чернышев: «Говорят, охотником надо родиться, намеренно постигнуть умом страсть к охоте нельзя. Что ж, возможно, так оно и есть. Но если человек вдруг почувствует становящееся всё более непреодолимым желание взять в руки ружьё и закатиться куда-нибудь в глушь – кто знает, оживает ли в нём дремавшая врождённая страсть или он приобретает её заново?» («Охоты длинная тропа») В рассказе «Наследство», размышляя, вспоминая, писатель рисует такую картину прошлого: «Все мужчины в нашем роду были охотниками. В доме у нас были собаки, ружья, великолепно пахнущие кожей сумки и патронташи, чучела животных и птиц. С самого раннего детства я помню чрезвычайно волновавшие меня разговоры и рассказы взрослых об охоте, их сборы на охоту и снаряжение патронов, когда извлекались тяжёлые ящики с катавшимися в них сизыми от времени дробинками, с позеленевшими гильзами, с холщовыми мешочками дроби и старинными пороховницами.
Огромное удовольствие доставляло мне рассматривать картинки старых охотничьих журналов и книг, листать тома Брема: старинные иллюстрации переносили в тенистые толстоствольные леса, где ревели олени и бродили диковинные птицы аргусы, на тихие, укромные утиные заводи, именовавшиеся в журналах красивым и загадочным словом „эльдорадо“… Я стал охотником задолго до того, как сделал свой первый выстрел. Моим наставником на охоте был мой глухой дед. Переболев всеми видами тифа, он оглох рано и неизлечимо, и я помню его только таким. Но, несмотря на полную глухоту, охотился он до глубокой старости. Общая страсть сдружила нас. Дед брал меня на охоту совсем ещё маленьким, без ружья».
Образ деда в русской литературе (особенно охотничьей) необыкновенно важен. В какой-то мере Соколов-Микитов для Чернышева стал таким вот «дедом-отцом», вдохновляющим примером, как надо жить и что делать (очень любил Микитовых Вадим Борисович, судите сами по записи: «Иван Сергеевич и Лидия Ивановна порой удивительно чувствовали, угадывали моё душевное состояние. Я писал об этом в своих воспоминаниях, приводил примеры. И вот – случай с Сашей (внук Ивана Сергеевича). Он привёз найденные им в архиве деда письма Лидии Ивановны до их венчания и мои студенческие рисунки – иллюстрации к рассказам Ив. Серг., которые он сохранил. Заехал попутно, передавал мне бумаги прямо на улице возле машины. У меня неожиданно само собой разлилось в груди отчётливо ощутимое тепло (как это бывало с Ив. Серг.). К моему удивлению, Саша вдруг отложил бумаги и, ни с того ни с сего, молча обнял меня. Как он угадал возникшее к нему чувство?»).
«Охота – один из пробных камней, на которых проявляется характер человека. Охота – занятие интеллектуалов хотя бы потому, что они, занимаясь этим, знают об окружающем мире куда больше, чем большинство обывателей», – из дневниковых записей Чернышева.
С 1953 по 1980 год Вадим Борисович работал по институтской профессии, запись 21 июля 1980 года подвела черту под прошлой жизнью: «Освобождён от должности начальника отдела экспорта и технического обслуживания судов по личной просьбе, в связи с переходом на творческую работу». Начальник Чернышев умер, а писатель Чернышев только-только вставал на ноги. В Союз писателей рекомендацию дал маститый Олег Васильевич Волков в 1979 году: Иван Сергеевич Соколов-Микитов, очень любивший Чернышева, к этому времени умер.
1985 год. «Поездом „Вятка“ с О.В. Волковым в мягком спальном двухместном купе на реку Чепцу к М.П. Павлову в его охотничью избушку. Никогда так шикарно не ездил на охоту! Олегу Васильевичу 86-й год. Ночью до рассвета он уплывал на лодке один в свой скрадок посидеть утреннюю зорьку с подсадной уткой на селезней. Прекрасно поохотились почти неделю до Праздника Победы. Михаил Павлович – ветеран войны, должен был участвовать в параде 9 Мая. Охота рано делает мальчиков мужчинами и оставляет их мальчишками до старости».
Надо было бы рассказать ещё о дружбе Чернышева с писателем Юрием Ковалем, но нет задора, а плохо не хочется писать. Прочтёте сами, указка подана.
Вот зарисовка из книги «Дом под буквой „Т“»: «Бывает, коровы заходят на болото. Поматывая головами, охлёстывая хвостами мух и оводов, они однажды наткнулись на медвежье логово. Медведь поднялся, возмущённо крякнул, и перепуганные коровы легко, как козы, прыснули из болота и бежали до самого дома. Коров медведь знает тоже – и толстобокую Липу, и ленивого бычка-слюнтяя по кличке Дубок, и игривую рыжую тёлку Берёзку. Он их не трогает – не „пакостничает“, как говорят в Заонежье, – и лесник зла к нему не имеет. Даёт спокойно доспать в берлоге до весенних сосулек, пока не подойдёт под его мохнатый бок талая вода».
А как может охотник обойти внимание собаку – главного друга и помощника? Чернышев многих своих собак увековечил в рассказах. Главным, пожалуй, героем разных историй стал знаменитый пёс Пыж: «Однажды я задержался на работе и направился домой около восьми вечера. В вестибюле было пусто, гардеробщица подрёмывала в ожидании, когда разберут несколько вразброд висевших оставшихся пальто, у тумбочки с телефоном скучал вахтёр. Я вышел за двойные стеклянные двери с нарисованными на уровне глаз красными квадратами, чтобы сотрудники не ходили сквозь стекло, и увидел на мраморе модернового подъезда свернувшуюся калачом собаку. Она лежала, положив голову на лапы, и безучастно, отрешённо поглядывала на прохожих, на проплывавшие по Садовому кольцу освещённые троллейбусы. Возле её морды валялись нетронутые куски хлеба.
– Она тут с обеда, – выглянул вахтёр, заметив мой интерес к собаке. – На кольце её ударило, она закрутилась, а машины мимо – вжик! вжик! Спасибо, нашёлся парень, вынес её оттуда да тут и положил. Так и лежит. Не ест…
„С обеда”… Значит, мимо собаки прошли сотни моих сослуживцев. Это была чёрно-пегая лайка безукоризненно симметричного окраса, с резко очерченными белыми щеками и белыми бровками на чёрной полумаске. Пёс и на меня не обратил никакого внимания, когда я наклонился к нему, лишь передёрнул бровками, как бы говоря: „Ну что ещё тебе надо? Много вас тут прошло…“
– Это не ваша? Я возьму эту собаку! – вдруг выросла за моей спиной молодая бойкая дама.
— Это лайка, – процедил я. – Охотничья собака, и лучше всего было бы вернуть её хозяину.
– Мы всегда проводим отпуск активно, компанией плаваем на байдарках, – настаивала дама. – Она будет много гулять, ей будет у нас хорошо!
– Вставай, пойдём! – сказал я псу. Он поднялся и, хромая, всё так же отрешённо, бесстрастно направился за мной».
Я помню Пыжа: пёс Чернышева стал общим любимцем, попадая на страницы и обложки журналов «Охота и охотничье хозяйство». «Юный натуралист» и «Мурзилка». Случай, ох уж этот случай, а ведь без удачи, как говорится: удачливый в гору ползёт, а неудачливый и под гору не катится.
Охота – древняя страсть, деятельность, которой занимался человек, когда встал на задние ноги (и до того охотился, само собой). Есть книга «Кинегетикос» Ксенофонта, где человек античного мира пишет: «Охота представляет занятие, более всего похожее на войну. Охота приучает вставать рано, переносить холод и жару, закаляет тело в беге и в марше. <…> Отроку сначала следует научиться хорошо охотиться и только после этого приступить к другим наукам. <…> Познавая на охоте суровую жизнь, отрок тем самым воспитывает в себе характер и закаляет душу. <…> Вид плохо ухоженной собаки способен погасить охотничий пыл и отбить у охотника всякое желание вообще продолжать охоту». Родился этот Ксенофонт около 430 года до нашей эры. Ксенофонт поразил Чернышева, отметившего процитированные выше умозаключения.
Сам он пытался выстраивать свою литературную стезю по образу и подобию «пути» Соколова-Микитова (как уже по всему ранее написанному яснее ясного). Часто нахожу я восхищённые возгласы: ах, ох, Чернышев, какой был писатель! Этого восхищения я не разделяю. Вадим Борисович был весьма средним писателем (и это уже звучало), но у него было иное предназначение. Говорят о некоторых людях: он был для нас совестью. Вот Вадим Борисович Чернышев был такой совестью для молодых (и не только, наверное) литераторов, призывающей чтить заветы великих стариков, стараться писать по лекалам сгинувших гигантов (хотя сам не дотягивал, пусть и очень старался).
Влияние Чернышева на современную охотничью литературу велико (парадокс!), написанная им биография И.С. Соколова-Микитова, собранные и отредактированные «Возвращение» и «Воспоминания об И.С. Соколове-Микитове» – главные и замечательные книги Вадима Борисовича. Остальное – на любителя. Когда Чернышев умер 23 мая 2018 года, кончилась эпоха, начавшаяся в начале 1920-х годов с появлением советской охотничьей литературы. В конце жизни Чернышев писал: «Я уже говорил, что всегда чувствовал близкое присутствие некоего моего Соглядатая, Судии и Охранителя. Мне думается, что и у моей России есть куда более могущественный Судия и Покровитель, терпеливо взирающий на Неё, оценивающий Её мучительные поиски пути к Истине. Прости Ей Её грехи и ошибки в поисках, помоги найти кратчайшую дорогу к Правде и Справедливости, к счастью Её великодушных терпеливых людей». С возрастом суеверность и тяга к мистике растут, но ведь в необъяснимом что-то кроется.
Стоит, пожалуй, напомнить, что Чернышев состоял в редколлегиях журнала «Охота и охотничье хозяйство» и альманаха «Охотничьи просторы» и ставил вопросы, требующие немедленного ответа сейчас же: «Но разве может быть благополучна страна, не говоря уж о процветании её, если люди, живущие в ней, равнодушны к её земле, её природе, к её судьбе? Так чего же хотят те, кто пытается опошлить чувство любви к своей земле, к чему призывают, куда тянут остальных?»
Никак не могу успокоиться, передумывая: кем же был Вадим Борисович Чернышев? А ведь всё просто: он был хорошим человеком, добрым человеком. Это ведь и есть самое главное! И разве мало? На одной лекции, обращаясь к молодёжи, Соколов-Микитов вдруг брякнул: «Я думаю, что какую-то чистоту души писатель обязан беречь… Я не могу себе представить, чтобы какой-нибудь мерзавец, нехороший человек, предатель, чтобы он мог написать подлинно хорошее произведение». Чернышев был хорошим писателем, потому что был хорошим человеком. Уравнение решено.
А пожелание? Подойдут, по случаю, строчки из записной книжки И.С. Соколова-Микитова: «Никогда не надо ожесточаться. Ожесточение – огонь, в котором сгорает, испепеляется талант». Чего всем и желаю. С наступающим Новым годом.
Автор статьи: Алексей Шульгин
Оригинал статьи в журнале «Русский охотничий журнал», декабрь 2025. Не все статьи из этого номера публикуются в Дзене, посмотрите содержание журнала на сайте.
Если вам понравилась статья – подпишитесь на канал
Больше материалов об охоте и оружии есть на нашем сайте huntportal.ru
Чтобы не пропускать посты, подпишитесь на наш телеграм-канал t.me/huntportal
Также следить за новыми публикациями можно в ВКонтакте и Одноклассниках