Чтоб понять психологию людей, живущих 8 лет чуть не на линии боевого соприкосновения в Донбассе, мне пришлось вспоминать себя в обстоятельствах, очень отдалённых от тех, какие описывает Григорюк в начале книги «Пекло войны» (2024). Слаб он насчёт психологии. Просто констатирует, будучи волонтёром. Живут люди и всё. Уповая, что в каждую следующую минуту обстрела не будет. То же и с волонтёрами.
«Заметил старика, который подошёл с ведром к колодцу и собрался набрать воды, а за его спиной стояла опустевшая постройка с зияющими дырами и пробитой крышей».
Через запятую. Без эмоций.
…Я почуял вечером перед сном какой-то подозрительный запах. Открыл дверь на лестницу. Там запах был сильнее. Спустился во двор. Там ещё сильнее воняло. А в полукилометре от нас какие-то заводы. Конфетный (иногда карамелью оттуда тянуло)… Синтетического волокна… На него подозрения больше. – Я вернулся, по справке узнал телефон дежурного по горкому партии и позвонил. Он ничего не знал. Ну, мы и легли спать. – А назавтра на работе, рассказав одному, литовцу, жившему неподалёку, получил неодобрительную оценку, дескать, русские безответственные люди. Он, оказывается, погрузил семью в легковую и умчался из города в деревню к родственникам. – Была, как стало известно, крупная утечка газа.
Отец жены моего родного дяди не захотел эвакуироваться в 41-м. А, наверно ж, ему сказали, - хоть мой отец, - что немцы убивают евреев. Когда мы в 44-м вернулись в город и пошли к нему с мамой (отца уже не было в живых), он, как ни в чём не бывало, нас встретил дома. Его соседи, украинцы, прятали от немцев в подполье, бывшем у них в одной из комнат. Тот был богатый, золото имел, отдал соседям. Они его не выдали. – Тоже безответственный…
Понятно, что, когда за неделю до СВО в Донецке объявили эвакуацию в Ростовскую область, желающих оказалось мало.
«В Ворошиловском, Киевском и Ленинском районах по состоянию на вечер 18 февраля автобусов на месте не оказалось. Только перед зданием ДК XXI съезда КПСС стояли два пустых автобуса».
Но какой суконный язык…
Зато «…какой-то паники в Донецке нет».
У меня даже глаза увлажнились от такой фразы:
«В клумбе донецкой гостиницы на мелкой декоративной гальке кто-то пальцем написал «Спасибо, Россия!»».
Сквозь казёнщину редко прорывается экзотика войны:
«… запёкшиеся овощи в грузовике. Запах печёного картофеля смешался с гарью».
Это – про удар ракетой «Точка-У» по центру Донецка.
«Чуть дальше по улице стоял оранжевый автобус. По рифлёным ступенькам на заднем входе стекала кровь. Её было много».
Казёнщина языка не мешает.
Есть фотография. Не первая.
«На горизонте показался город. Из-за сгоревших домов тянулись клубы дыма. Вдоль дороги шли люди с баулами, мешками за спинами, тележками. Детей везли в колясках, а каких-то малышей несли на руках. Двигались в сторону гуманитарного коридора, по которому можно было выбраться из мариупольского ада».
Неужели нацисты не стреляли по этому коридору? Или им было не до того?
«Уставшие и замученные, будто в прострации, они не шли, а плыли нам навстречу».
Аж образность.
«– Лучше бы помог вещи донести, а не фотографировал, – зло сказал мужчина лет 35, когда я направил на него объектив своей камеры».
Чуждость корреспондентов беде не впервой…
«То истерический смех, то лютая ярость, то безразличие и отчаяние. В толпе людей можно было встретить что угодно, вплоть до презрительных взглядов. Мы были ненужными свидетелями их горя».
Да. Официальные СМИ молчат об этом. Только раз от политолога Максима Юсина я услышал слова о недовольстве его знакомого в Мариуполе, который зол, что, вот, мол, был мир, а теперь пришли и его дом разрушили.
«…среди мариупольцев ходят слухи, что выезжать на подконтрольную ДНР или России территорию опасно, так как якобы там беженцев берут в плен».
Такое не узнаешь по центрально российскому ТВ.
«Бросать в этом аду братьев меньших никто не собирался. Мужчина сложил свои ладони таким образом, чтобы в них можно было налить воды. Собака окунула морду и языком вычерпывала понемногу жидкость».
Ну да. Это репортаж журналиста, а не художественная литература. – Просто плохо работает поисковик на запрос: «проза об СВО».
«До первого марта сидели дома. Хотя уже бомбили…».
Кто бомбил? Ясно. Россияне.
«Куда уезжать? Оно же по всей Украине. Нам сказали уезжать в центр города[речь по-прежнему о Мариуполе]. Мы уехали в центр города. Оно и туда пришло. Жили в доме, а когда начались обстрелы, спустились в подвал».
Нюансы интересны.
«На бронежилет было удобно падать. Телом даже не почувствовал удара. Уставился в землю…
…Среди корректировщиков могли быть и местные, которые сочувствуют националистам из «Азова»».
О!
«…правило, о котором узнал от военных еще в самом начале войны: «Если слышишь свист, то не твоя, свою не услышишь»».
Вполне себе толковое чтение.
«Тела в Мариуполе могут лежать несколько дней, вздуваться на солнце до тех пор, пока кто-то из местных не решится похоронить земляка во дворе жилого дома».
Но. Тяжёлый вздох всё же вызвала эта занимательность.
«…разрезали и раздавали пакеты с продовольствием. Местные брали белые пакеты и шли обратно в горящий Мариуполь».
Всё-таки как велика эта сила инерции…
«Пунктирная линия, тянущаяся из горящего города, курсирующая в обе стороны – из ада и обратно. Затарились, погрузили в баулы – и снова в долину смерти».
Как заворожённые.
«Были и те, кто без оглядки покидал пылающий Мариуполь. Смирившиеся с судьбой шли покорно, подальше от зоны боевых действий. Выпотрошенные внутри, поэтому взгляды пустые, отрешенные. Вокруг гремели орудия, свистели мины, сотрясалась земля, догорали дома, но им будто не было до этого никакого дела. Они уже попрощались со своим домом».
Плакать хочется… Хорошо, мне было только три с половиной года, когда мы на подводе удирали от фронта в 41-м. Я что ни помню, то – интересное приключение.
«…а также можно купить продукты за гривны».
Всё тот же Мариуполь, но с боями преимущественно у «Азовстали».
Рассказ одного мариупольца:
«– Третьего марта я наблюдал такую картину. Примерно в двадцать два пятнадцать была тишина, я открыл на балконе окно. Оно выходит, если так ориентироваться, на южную сторону, улицу Урицкого (после украинской декоммунизации улица стала называться Филиппа Орлика. – Прим. ред.). Я увидел со стороны двадцать первого микрорайона в сторону города пуски «Градов». На то время ДНР в городе еще не было. Как говорили военные, ДНР была на Старом Крыму. Запуски были произведены в направлении центра города… Я открыл карту и посмотрел расположение моего дома и дома, через который совершалась траектория полета. Это были запуски либо по центру города, либо на Слободку, дальше идет море…
Как он рассказал, в той части города находились только частные дома».
То есть нацисты создавали впечатление, что стрельба идёт из Старого Крыма. – Ну что иное от нацистов ждать?
«Любое следующее попадание может обрушить и этот подъезд, и тогда местные будут похоронены в своем убежище. И тем не менее люди не покидают свой дом».
Это ещё и потому, наверно, что тут, собственно, гражданская война. Нацистов нацистами не воспринимают.
«– Расскажите, что мы без адресной помощи не выживем. Если помощь не подвезут, то многие не дотянут. Там, на «Метро», помощь получают одни и те же. Там учет не ведется. А здесь остаются те, кто не может дойти туда, чтобы взять продукты, они остаются без помощи».
Вот мне и суконный язык. Любой изящный слог будет оскорблением.
«Зачищенные от националистов улицы и дома определить просто – местные там ходят совершенно спокойно. Их много, тянут баулы к своим подвалам и уничтоженным строениям, которые ныне служат им домом».
Мокнут глаза… Инерция царит.
«...а композицию дополняли опаленные здания. Мальчишка бегал под звуки канонады с цветастым воздушным змеем».
Откуда он его взял?!.
«Тут же я встретил еще одну маленькую жительницу горячей точки, трехлетнюю Лизу. Малышка пока знает не так много слов. Своими крохотными пальчиками показывала количество лет, которые ей удалось прожить».
Ну как не реветь? Слёзы застилают глаза. Не могу читать.
Молодец этот Григорюк.
«– Вам лучше в тот проем не заезжать. Оттуда летят пули.
Теперь все стало ясно. Хоронить женщину, чье тело лежало посреди двора, было слишком небезопасно».
Волонтёрить не менее опасно, чем воевать…
«– У меня очевидцы, несколько человек, были в драмтеатре во время взрыва. Говорят, человек четыреста сразу полегло. Люди говорят, что взрыв был изнутри. Внутри было около тысячи двухсот человек, это в самом драмтеатре. Были родители полицейских и укропов. За день до взрыва они забрали своих родителей и вывезли. Значит, уже планировалась «акция»».
Я с одним родственником, живущим в Америке, поругался из-за причины этого взрыва.
«…Стеснялась еще больше, чем ее ровесник. Пряталась за ногу своего дедушки, но все поменяли десяток конфет и пара пачек соломки. Малышка держала в своих руках буханку хлеба и не хотела расставаться с ней, чтобы взять сладости. Все же удалось уговорить передать хлеб маме. Саша, так зовут девочку, взяла крохотными ручками пачки с соломкой, а я набил ее карманы желейными конфетами».
Интересно, как он запомнил всё. Ведь не было ж времени записывать.
Талант.
«…многие хотели передать весточку своим родным. Говорили, что они живы, и плакали от этих слов, будто сами не верили, что они пережили. Но уезжать не хотели. Спрашивал о причинах. Кто-то переживает за свое имущество – мародеры орудуют. Кто-то хочет разобраться с тем, что будет с их уничтоженным жильем. Кто-то не желает на шею своим детям садиться. Но все же в этот раз нашлись те, кто захотел уехать из зоны боевых действий».
Не просто инерция.
И не знаю, не конец ли ознакомительного отрывка.
10 декабря 2025 г.
