Найти в Дзене
Чай с мятой

Я не позволила свекрови командовать на моей кухне и выбросила ее "подарки"

– Марина, ну кто же так режет лук? Ты посмотри, у тебя куски размером с кулак! Это же в супе будет плавать, как бревна в половодье. Дай-ка сюда нож, – Галина Петровна решительно отодвинула невестку бедром от столешницы и перехватила рукоятку ножа. Марина застыла с поднятой рукой, чувствуя, как внутри начинает закипать раздражение, похожее на молоко, убегающее из кастрюли. Она глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Это был третий визит свекрови за неделю, и каждый раз сценарий повторялся с пугающей точностью. – Галина Петровна, это не для супа, – как можно мягче произнесла Марина, пытаясь вернуть себе контроль над собственным кухонным пространством. – Я делаю мясо по-французски. Лук будет лежать слоем под сыром и майонезом, он пропечется и станет мягким. Крупная нарезка здесь нужна для сочности. Свекровь скептически хмыкнула, но нож не отдала. Она начала кромсать луковицу в мелкую труху, работая с такой скоростью и яростью, словно этот овощ был ее личным врагом. – Глупости все это. М

– Марина, ну кто же так режет лук? Ты посмотри, у тебя куски размером с кулак! Это же в супе будет плавать, как бревна в половодье. Дай-ка сюда нож, – Галина Петровна решительно отодвинула невестку бедром от столешницы и перехватила рукоятку ножа.

Марина застыла с поднятой рукой, чувствуя, как внутри начинает закипать раздражение, похожее на молоко, убегающее из кастрюли. Она глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Это был третий визит свекрови за неделю, и каждый раз сценарий повторялся с пугающей точностью.

– Галина Петровна, это не для супа, – как можно мягче произнесла Марина, пытаясь вернуть себе контроль над собственным кухонным пространством. – Я делаю мясо по-французски. Лук будет лежать слоем под сыром и майонезом, он пропечется и станет мягким. Крупная нарезка здесь нужна для сочности.

Свекровь скептически хмыкнула, но нож не отдала. Она начала кромсать луковицу в мелкую труху, работая с такой скоростью и яростью, словно этот овощ был ее личным врагом.

– Глупости все это. Мясо по-французски – это вообще не еда, а перевод продуктов. Майонез запекать вредно, там канцерогены. И вообще, Сереженька любит, когда лучок пассерованный, золотистый, а не вареный. Я сейчас быстренько пережарю, будет вкуснее.

– Галина Петровна! – голос Марины стал тверже. – Сережа ест мое мясо по-французски уже пять лет и всегда просит добавки. Пожалуйста, положите нож. Это моя кухня, и я готовлю ужин к приходу мужа так, как считаю нужным.

Женщина замерла, медленно повернула голову и посмотрела на невестку поверх очков. В ее взгляде читалась смесь обиды и снисходительности, с какой смотрят на неразумное дитя, пытающееся играть со спичками.

– Вот как? «Твоя кухня»? – протянула она язвительно. – А я думала, это квартира моего сына, которую он купил, надрываясь на двух работах. И кухня, стало быть, общая. Я же не со зла, Мариночка. Я опыта хочу передать, чтобы ты мужа кормила правильно, а не травила этими вашими модными рецептами.

– Квартира куплена в ипотеку, которую мы платим вместе, – парировала Марина, забирая доску с истерзанным луком. – И кухня эта спроектирована мной. Вы гостья, Галина Петровна. Почетная, уважаемая, но гостья. Пожалуйста, идите в гостиную, включите телевизор. Чай я вам сейчас принесу.

Свекровь поджала губы, вытерла руки о свое платье (хотя полотенце висело в двух шагах) и, громко вздохнув, вышла из кухни. Марина прислушалась: в гостиной зашумел телевизор. Напряжение немного отпустило, но она знала, что это лишь временное перемирие.

Вечером, когда Сергей вернулся с работы, атмосфера в доме была натянутой, как струна. Он сразу почувствовал это, едва переступив порог.

– Привет, мои хорошие, – бодро начал он, целуя жену в щеку и кивая матери, сидевшей на диване с видом мученицы. – Как день прошел? Чем так вкусно пахнет?

– Пахнет твоим любимым мясом, – улыбнулась Марина, накрывая на стол.

– А могло бы пахнуть домашним уютом и уважением к старшим, – громко прокомментировала Галина Петровна, не вставая с дивана. – Но твоей жене, видимо, важнее показать свой характер, чем послушать совета матери, которая жизнь прожила.

Сергей закатил глаза, пока Марина не видела, и пошел мыть руки. За ужином он старательно нахваливал еду, пытаясь сгладить углы, но мать сидела с каменным лицом, демонстративно выбирая вилкой кусочки лука и откладывая их на край тарелки.

– Не пропекся, – констатировала она. – Хрустит. Я же говорила.

Марина молча жевала, глядя в тарелку. Она понимала, что скандал назревает, но не хотела начинать его первой.

На следующий день была суббота. Марина планировала выспаться, потом спокойно прибраться и, возможно, испечь пирог. Но ее планам не суждено было сбыться. В девять утра в дверь позвонили. На пороге стояла Галина Петровна с двумя огромными клетчатыми сумками, какие обычно используют челноки.

– Доброе утро! – провозгласила она, протискиваясь в коридор и чуть не сбив с ног сонную Марину. – Я тут подумала вчера... Ты права, Мариночка. Кухня должна быть удобной. А у тебя там – шаром покати. Ни кастрюли нормальной, ни сковородки. Все какое-то игрушечное, ненадежное. Вот, я привезла приданое.

Сергей выглянул из спальни, почесывая голову.

– Мам? Ты чего так рано? И что это за баулы?

– Это, сынок, забота материнская. Я перебрала кладовку, антресоли, у тети Вали кое-что забрала. Там такие вещи пропадают! Советское качество, на века сделано! Не то что нынешний китайский ширпотреб.

Галина Петровна потащила сумки на кухню. Марина, окончательно проснувшись от дурного предчувствия, поспешила следом.

То, что начала извлекать свекровь из недр сумок, повергло Марину в шок.

Первым на свет божий появился набор алюминиевых кастрюль. Они были мятые, с черным нагаром на дне, который не отмывался, видимо, еще со времен перестройки. Ручки у двух из них были прикручены проволокой.

– Вот! – гордо сказала свекровь, водружая это великолепие на индукционную плиту Марины. – В них молоко не пригорает. И каши варить – одно удовольствие.

Следом пошли сковородки. Чугунные, тяжеленные, покрытые вековым слоем жира, который Галина Петровна называла «естественным антипригарным покрытием».

– Их мыть нельзя химией! – предупредила она. – Только водичкой и тряпочкой, чтобы слой не смыть. На них блины сами отскакивают.

Затем на столешнице из искусственного камня, которую Марина берегла как зеницу ока, появилась гора разномастных тарелок. Некоторые были со сколами, другие – с полустертыми цветочками, третьи – с надписями «Общепит».

– Это для повседневки, – пояснила свекровь. – А то вы из своего сервиза едите, а если разобьете? Жалко же денег. А это не жалко, бей – не хочу.

Но добил Марину финальный аккорд. Галина Петровна достала огромную, литров на пять, пластиковую банку из-под майонеза, доверху набитую старыми полиэтиленовыми пакетами, которые были аккуратно постираны и высушены.

– Пакет с пакетами! – торжественно объявила она. – В хозяйстве всегда пригодится. А то вы мусорные мешки покупаете, деньги на ветер выбрасываете.

Марина смотрела на свою стильную кухню в скандинавском стиле, заваленную этим хламом, и чувствовала, как у нее начинает дергаться глаз.

– Галина Петровна, – тихо сказала она. – Спасибо, конечно, за заботу. Но нам это не нужно. У нас индукционная плита, эти алюминиевые кастрюли на ней просто не будут работать. А сковородки у меня есть, с керамическим покрытием, на них ничего не пригорает и без векового жира.

– Ты просто не умеешь пользоваться хорошими вещами! – отмахнулась свекровь. – Индукционная, шминдукционная... Переходник купите, делов-то. Зато вкус другой!

– Я не буду готовить в кастрюле, которую чинили проволокой, – твердо сказала Марина. – И есть из битых тарелок мы тоже не будем. Это плохая примета, к бедности.

– Ишь ты, приметы она знает! – всплеснула руками Галина Петровна. – К бедности – это когда деньги транжирят на новые кастрюли, когда старые еще сто лет прослужат. Сережа! Иди сюда! Скажи своей жене, чтобы нос не воротила!

Сергей вошел на кухню, оценил масштаб бедствия и тяжело вздохнул.

– Мам, ну правда... У нас места нет это хранить. Ящики и так полные.

– Места нет? Сейчас найдем! – Галина Петровна развила бурную деятельность. Она распахнула шкафчики, где у Марины царил идеальный порядок: крупы в одинаковых стеклянных банках, специи по алфавиту.

– Вот это что? – она ткнула пальцем в баночки. – Зачем столько стекла? Тяжелое, бьется. Пересыплем в мешочки, компактнее будет. А эти банки выкинуть. И вот тут, – она открыла ящик с кастрюлями, – твои кастрюли можно одна в одну сложить, а крышки боком поставить. Или вообще половину на балкон унести.

Не успела Марина опомниться, как свекровь начала переставлять ее вещи. Она действовала как ураган. Баночки с крупами сдвигались в угол, освобождая место для алюминиевых монстров. Красивые полотенца летели на подоконник, а на их место вешались застиранные тряпки, которые свекровь тоже прихватила с собой («Ватные, хорошо впитывают!»).

– Стойте! – Марина схватила свекровь за руку. – Ничего не трогайте!

Галина Петровна вырвала руку и обиженно посмотрела на сына.

– Ты видишь, Сережа? Она меня за руки хватает! Я в своем доме, у своего сына, а мне шагу ступить нельзя!

– Марин, ну пусть поставит пока, – примирительно сказал Сергей, который больше всего на свете ненавидел женские конфликты. – Потом разберемся. Мама же старалась, тащила тяжести. Не выгонять же ее сейчас с этими сумками обратно.

Марина посмотрела на мужа долгим взглядом. В этом взгляде было столько разочарования, что Сергей отвел глаза.

– Хорошо, – ледяным тоном сказала она. – Пусть стоит. Но если вы, Галина Петровна, выбросите хоть одну мою вещь, чтобы освободить место для своего... приданого, мы поссоримся всерьез.

– Да нужна мне больно твоя ерунда, – буркнула свекровь, но победно водрузила чугунную сковороду прямо на белоснежную столешницу, оставив на ней жирный след.

Следующую неделю Марина жила как в аду. Галина Петровна, почувствовав слабину, начала приходить почти каждый день, пока невестка была на работе. У нее были свои ключи («на случай пожара или потопа»), которые Сергей дал ей еще год назад.

Приходя домой, Марина каждый раз обнаруживала новые изменения. То соль была пересыпана из удобной мельницы в щербатую солонку, из которой ничего не высыпалось. То средство для мытья посуды было разбавлено водой («Слишком густое, неэкономно!»). То губка для посуды была разрезана пополам («Зачем целой мыть, половинки достаточно»).

Но последней каплей стал случай в пятницу.

Марина вернулась с работы пораньше, мечтая приготовить лазанью. Она купила дорогие листы теста, хороший фарш, пармезан. Зайдя на кухню, она замерла.

Ее любимая форма для запекания, из закаленного стекла, исчезла. На ее месте, в шкафу, стоял тот самый алюминиевый таз с кривыми боками.

Марина начала лихорадочно открывать ящики. Формы нигде не было. Не было и набора силиконовых лопаток. Исчезла терка.

Сердце колотилось где-то в горле. Она набрала номер свекрови.

– Галина Петровна, где моя стеклянная форма для запекания? И лопатки?

– А, Мариночка, привет, – голос свекрови был безмятежным. – Так я их убрала. На балкон вынесла, в коробку. Они же неудобные. Стекло лопнуть может в духовке, опасно. А лопатки эти твои – резина какая-то, химия, при нагревании яд выделяют. Я тебе деревянные принесла, экологически чистые. А терку я свою принесла, старую, острую, твоя тупая совсем.

– Вы... вы вынесли мои вещи на балкон? – голос Марины дрожал. – Вы приходили в мое отсутствие и рылись в моих шкафах?

– Ну зачем так грубо – рылись? Хозяйничала. Помогала. Ты же работаешь, устаешь, а у меня времени много. Я порядок навела. Крупы перебрала, там в рисе жучок мог завестись, я его прокалить хотела, но он пожелтел, пришлось голубям отдать.

Марина медленно опустила телефон, не дослушав про рис. Ее рис. Ее дорогой рис для ризотто, который «прокалили» и скормили птицам.

Она посмотрела вокруг. Кухня была чужой. Везде стояли уродливые, старые предметы. На крючках висели серые тряпки. На столе красовалась клеенка в ядовитых розочках, которую свекровь, видимо, постелила сегодня.

Это был захват. Тихий, ползучий захват территории. И если она сейчас не даст отпор, то через месяц она обнаружит себя в халате свекрови, варящей щи в алюминиевом тазу под звуки сериала.

Марина сжала кулаки. Хватит.

Она не стала ждать Сергея. Она не стала звонить маме и жаловаться. Она начала действовать.

Первым делом она сорвала со стола клеенку и скомкала ее. Затем открыла шкафы. Все «дары» свекрови – кастрюли, сковородки, тарелки со сколами, пакеты с пакетами, баночки из-под майонеза – полетели в центр кухни, прямо на пол.

Марина работала молча и методично. Она выгребла всё. Каждую щербатую чашку. Каждую ржавую вилку, которую «заботливо» подложила свекровь.

Собрав внушительную гору, она достала большие черные мешки для строительного мусора. Звон стоял страшный, но для Марины это была музыка освобождения. Она безжалостно сваливала в мешки «советское качество» и «приданое».

Заполнив три огромных мешка, она вынесла их в коридор. Затем пошла на балкон. Там, в углу, в пыльной коробке, она нашла свои вещи: форму, лопатки, терку, спрятанные как ненужный хлам. Она вернула их на место, предварительно перемыв.

Следующие два часа Марина драила кухню. Она отмыла столешницу от жирного следа сковороды. Она выбросила серые тряпки и повесила свои чистые полотенца. Она вернула баночки со специями на их законные места.

Когда Сергей вернулся домой, кухня сияла первозданной чистотой и пахла лимоном. А в коридоре стояли три черных мешка.

– Что это? – спросил он, спотыкаясь о пакеты. – Мы ремонт затеяли?

– Нет, – Марина вышла к нему. Она была спокойна, как удав, который только что переварил кролика. – Мы закончили ремонт. Это вещи твоей мамы.

– В смысле? Ты что, все выбросила?

– Я подготовила это к эвакуации. Ты сейчас возьмешь эти мешки, погрузишь в машину и отвезешь маме. Прямо сейчас.

– Марин, ну ты чего... Ночь на дворе. Мама обидится. Зачем так радикально? Ну пусть бы лежало...

– Сережа, – Марина подошла к мужу вплотную. – Сегодня она выбросила мой рис для ризотто и спрятала мою посуду, заменив ее своим хламом. Она приходит сюда, когда нас нет, и перекраивает мой быт под себя. Если эти мешки не уедут отсюда сегодня, завтра уеду я. Вместе со своей ипотекой и мясом по-французски.

Сергей посмотрел на жену. Он видел ее такой всего пару раз в жизни, и каждый раз это означало, что решение принято окончательно и обжалованию не подлежит.

– Ладно, – сдался он. – Отвезу. Но скандал будет вселенский.

– Скандал будет один раз. А жить в этом кошмаре я не собираюсь каждый день. И еще, Сережа. Забери у нее ключи.

– Ключи? Это уже слишком... Она же мать!

– Вот именно. Она мать, а не клининговая служба и не дизайнер интерьера. Ключи. Или я меняю замки завтра же.

Сергей молча кивнул, подхватил мешки и вышел.

Марина налила себе чаю, села за свой чистый, свободный от клеенки стол и закрыла глаза. Она знала, что сейчас начнется телефонная атака, но ей было все равно. Она отвоевала свою крепость.

Через час телефон действительно зазвонил. На экране высветилось «Галина Петровна». Марина не взяла трубку. Звонок повторился. Потом пришло сообщение от мужа: *«Всё выгрузил. Орет. Плачет. Говорит, что у нее давление. Я оставил ключи на тумбочке и ушел. Еду домой. Купи вина»*.

Марина улыбнулась и пошла открывать бутылку красного сухого.

На следующие выходные наступила тишина. Галина Петровна не пришла. Она не звонила всю неделю, демонстрируя смертельную обиду. Сергей ходил немного пришибленный, чувствуя вину, но Марина видела, что и он наслаждается порядком и спокойствием.

В воскресенье вечером звонок в дверь все-таки раздался. Марина и Сергей переглянулись.

– Я открою, – сказал Сергей.

На пороге стояла Галина Петровна. Без сумок. В руках она держала маленький контейнер.

– Привет, – буркнула она, не глядя на невестку. – Я тут пирогов напекла. С капустой. Вы же любите.

Она прошла на кухню, огляделась. Взгляд ее задержался на индукционной плите, на чистой столешнице, на стеклянных банках. Она поджала губы, но промолчала.

– Спасибо, мам, – Сергей взял контейнер. – Садись, чай попьем.

– Нет, я ненадолго, – Галина Петровна вздохнула. – Давление скачет. Я просто хотела сказать... Я там в мешках сковородку свою любимую нашла, чугунную. Хорошо, что ты ее не выкинула совсем, Сережа мне ее занес.

– Я ничего не выкидывала, Галина Петровна, – спокойно сказала Марина, наливая чай. – Я просто вернула вам ваши вещи. Они замечательные, но для вашей кухни. А здесь у нас свои правила.

Свекровь посмотрела на нее. Впервые во взгляде не было той снисходительности. Была обида, была злость, но было и что-то новое. Уважение? Или просто понимание, что здесь ей больше не командовать.

– Правила у них... – проворчала она, отхлебывая чай. – Ладно уж. Живите как хотите. Травитесь своими тефлонами. Но лук ты все равно режешь неправильно.

Марина рассмеялась. Это было уже не страшно. Это было просто ворчание старого человека, который лишился власти, но пытается сохранить лицо.

– Может быть, – согласилась она. – Зато мясо получается вкусное. Попробуете кусочек?

Галина Петровна помедлила, потом махнула рукой.

– Давай. Только маленький. А то на ночь вредно.

С того дня «набеги» прекратились. Свекровь приходила в гости, критиковала еду, давала советы, но больше никогда не пыталась переставить банки или принести свои «дары». Ключи ей так и не вернули, но она и не просила. Видимо, поняла, что цена доступа в этот дом – уважение к его хозяйке. А чугунная сковорода так и осталась жить у нее, жаря самые правильные в мире блины, но только на ее собственной кухне.

Подписывайтесь на канал и ставьте лайк, если считаете, что в своем доме хозяйкой должна быть только одна женщина. Пишите в комментариях, как вы боретесь с непрошеными советами.