"Здравствуйте, Лара.
Я сейчас нахожусь в определённой точке жизни — 40 лет и жизнь в иммиграции.
Я долго не могла вылезти из пузыря инфантильности. Пыталась начать жить во всю силу, но всё время не хватало запала и смелости взять всё в свои руки и мыслить масштабно: сделать карьеру, заработать на квартиру, выбрать и остаться с мужчиной. То есть я себя как-то обеспечивала, но это всё было слишком скромно и базово.
У меня скорее творческая профессия в около-IT сфере. С сегодняшнего взгляда на свои 25–35 лет я жила беспечно, но без почвы под ногами. Я уехала из своего областного центра, но всегда ощущала себя мигрантом, как будто рыбой, выброшенной на берег. Мне было неясно, как укорениться в жизни; я не чувствовала в себе силы, и, скажем так, родители меня не благословляли, а пытались «надоумить» о базовых жизненных историях.
Вокруг меня всегда были интересные образованные люди, а не асоциалы-бездельники.
В какой-то момент человек из круга знакомых меня выдвинул в преподаватели творческих занятий в частной школе. Это дало мне новый толчок, вывело новую субличность (образно говоря). И в этом я стала расцветать, хотя сама развиваться не хотела, точнее — не позволяла себе помыслить, что могу на вырученные деньги оплатить обучение и вложить их в развитие, вырасти в чём-то. Думаю, это и было из-за привязки к родительским мнениям.
Пишу — и печально от этой ограниченности, от неуверенности. У меня были комфортные работы, были работы, с которыми я справлялась, и были такие, с которыми не справлялась, с которых хотела уйти и стать художником.
Слава Богу, я быстро опомнилась и снова вернулась в офис. Много у меня было неуверенности. Я сейчас думаю, почему эту неуверенность я не подкрепляла дополнительными знаниями. В университете из меня сделали скорее художника, чем дизайнера. Я пыталась начинать технические курсы, которые бы меня подняли профессионально, но это было для меня всегда противоестественно. Я просто не хотела этим заниматься, а то, чем хотела заниматься, было либо страшно, либо для этого не было подготовленной почвы.
Я выбирала быть стихийным, неструктурным человеком — художником. Мне нравилось исследовать, что для человека есть творчество, как и зачем человек занимается творчеством, почему от этого испытывают такое облегчение в момент проявления себя.
Ну и да, признаюсь, были йога, телесные практики — и это было для меня близко и понятно, потому что я из тех людей, которые чувствуют “телом, печёнкой, затылком”. Но и в эту сферу я не решилась уйти на 100%. У меня оставалась работа как база, и бесконечное желание проявиться в художественно-чувственной сфере.
Два раза в моей жизни были отношения «скоро поженимся». Не скажу, что это были осознанные отношения, всё это было до 30 лет.
После 30 я встречалась с мужчинами, с любовниками, но весь этот опыт сделал из меня, или проявил во мне, человека с тревожно-избегающим типом привязанности. Особенно после мужчины-абьюзера. Но с другой стороны, это было толчком к закалке — я стала заниматься боевыми видами спорта, и как-то во мне выросли структурность, заземлённость и конкретика и умение справляться с внутренней агрессией.
В конце 21-го года, в поисках баланса между «нужны деньги» и «хочу стать творцом», я устроилась в гэмблинг-сферу.
С началом CBO нас всех попросили релоцироваться. Несмотря на панику, хаос, неопределённость, у меня получилось быстро собраться и почему-то — с какой-то внутренней радостью — выехать в настоящую миграцию.
Было много сложностей, бюрократических тягостей. Я одновременно учила язык по 5 часов в день и работала, стараясь отработать восемь часов. Но быть настоящей эмигранткой и обустраивать жизнь в европейских странах всё же было интереснее, энергетичнее, свободнее. Конечно, руки опускались, но энергия тоже появлялась.
Через два года стала проявляться мамина болезнь. Сначала я сидела без документов и не могла выехать, потом попала в период безработицы. Мама закрывалась. Отец был очень невнимательный, мы редко общались с ним лично. Мама мне помогала, а отец сказал, что он для меня в этой жизни уже всё сделал, и даже не предложил дать денег в долг. У мамы я поздний единственный ребёнок, у отца — третья дочь во втором браке.
К сожалению, затяжная болезнь оказалась онкологией. Врачи поздно диагностировали — была очень запущенная стадия. Мы, родственники по линии мамы, думаем, что это всё от её разочарования в семейной жизни. Сколько я помню, она долго добивалась у отца помощи для меня — помочь с квартирой или хотя бы обустроить уже имеющуюся недвижимость. У мамы была квартира, у отца — дом.
Отец — достаточно закрытый человек, но к себе требует внимания. Оказался единоличником, нарциссом и по факту — не взрослым.
Я пересматривала своё детство и в какой-то момент поняла, что, когда мне было 10 или 11 лет, моя семья стала жить гостевым браком. Под предлогом болезни бабушки, он переехал в свой дом - жить под одной крышей с маминой бабушкой было сложно. Я помню родительские ссоры по поводу денег. Мама выпрашивала у него деньги на обувь для меня в детстве. А он потом звонил мне и рассказывал, что лишит всех наследства и оставит квартиру и дом церкви (семья отца глубоко православная, и он за так и божье спасение работал в церкви каждое воскресенье).
На мой взгляд, он не воспитывал и старших дочек, а точнее — наслаждался отцовством, только когда они были маленькие и можно было получать от них эмоции.
Никогда не помню, чтобы отец спрашивал у меня про школу, про мои планы.
У него были свои какие-то идеи. Основная — сделать из меня религиозного человека и оставить жить в этом городе, чтобы я в конце концов смогла присматривать за ним. Хотя с моего подросткового возраста папа появлялся дома в воскресенье после церкви на обед, отдыхал и ехал чаще домой к себе потому что там собаку кормить нужно, а зимой иногда мыться приезжал.
Я не могу понять, как отец так нерационально распорядился своими ресурсами. Он имел деньги и дом, но в основном тратил их на странные вещи — например, бетонный забор вокруг дома вторым рядом. Скупой, скрытный, отсутствующий отец. Мама говорила, что он просто не эмоциональный и не может проявлять любовь так, как другие.
Он мог купить себе фотокамеру и сказать, что её ему «дала церковь на пользование, чтобы он снимал службу».
Когда мама болела, у отца уже случилась деменция. Он очень плохо с ней себя вёл, был агрессивным, обвинял во пропаже денег, которые где-то спрятал. Ну хоть бы и пропали эта тысяча долларов в руках женщины, которая ему служила и переехала в его грядки. Мама смогла уехать от него в квартиру только перед самой операцией. Да, созависимость присутствовала, ей это сложно давалось. Надо сказать, что моим родителям тогда было 78 (мама) и 86 (отец).
Мама уехала, а отец ничего не мог понять — почему, зачем, что случилось. Только звонил и говорил, что она его бросила, но он её простит. Мы — я, дядя и тётя — считаем, что он её «доканал» своей невнимательностью к её здоровью и небеспокойством о её благополучии. Она, по классике жанра, была образцовой женой: готовила ему диетические блюда по расписанию. И только после её смерти в хосписе он сказал, что прожил с ней лучшие свои годы.
Думаю, свою ошибку он никогда не признает.
Мои родственники и близкие мамины соседки были этим очевидно недовольны. А я балансировала от злости к принятию, что с этого человека уже ничего не возьмешь.
Так вот, своим домом он распорядился очень плохо: не сделал там современных коммуникаций. В целом его «конструкторские» работы, даже с канализацией, были провалом: вода стоит в подвале, приходится постоянно откачивать. В общем — бестолковщина.
Мамина квартира тоже была кое-как присмотрена. Мама задумала, что они эту квартиру продадут, и я смогу купить себе отдельное жильё, а отец обустроит свой дом по-людски, чтобы они могли встретить там старость. Поэтому особо не вкладывалась и жила скромно.
В итоге оказалось, что он ждал, когда в его районе построят новые дома, и хотел там купить себе отдельную квартиру на первом этаже. Мама была в шоке, узнав, что она абсолютно не знает планов человека, с которым живёт уже 35 лет. С одной стороны, я уставала от её недовольства, но оно было просто фрустрацией отцовскими поступками.
Сейчас уже почти год, как мамы нет. Я, к сожалению, не смогла вовремя поучаствовать в её лечении. Хотя вроде бы и помощь была, но она скрывала, не слушала, не просила и в какой-то момент закрылась от всего.
Ее родная сестра жила в своих заботах. Мне очень больно, что человек остался незамеченным в своей ситуации. Хотя она и не хотела идти ни к каким психологам — «слишком молодым», как она говорила.
Сейчас отец остался один в необустроенном частном доме, с деменцией, в 88 лет.
Он считает дом большой ценностью, понятно — своим пространством, в дом престарелых ехать не хочет. У него есть две старшие дочери - они ему мало помогают. По его словам (а он мнительный человек), они предложили ему переписать дом на них, и тогда они будут за ним ухаживать и, почему-то, «отправят в частный дом».
Сейчас я мучаюсь, потому что ничем не могу помочь отцу. Я не могу поехать его досматривать — для меня и моей жизни это самоубийство. В маленьком городе, в 40 лет, начинать всё заново после жизни в европейской столице — это крест на жизни. Я здесь ещё только становлюсь на ноги. Да, 40 лет! Но здесь ко мне есть внимание со стороны мужчин, есть внимание со стороны общества к моему творческому проявлению. Я достаточно спортивная, хотя не «тюнингуюсь» пока по финансовым причинам.
Но я и злюсь на отца, и мне его жалко.
Я пытаюсь одновременно разобраться со своей личной жизнью, профессиональной, и выстроить здесь перспективу для ипотеки.
Абсолютно не понимаю реакцию мужчин на меня: я не понимаю, когда они хотят что-то серьёзное, не понимаю, когда я им действительно нравлюсь как личность, а не как сексуальный объект.
Из-за отцовской модели я стала типичным избегающим типом, и мне всегда тревожно в отношениях. Хотя по логике вещей женщина в возрасте уже «берёт мужчину», и я бы, возможно, со своими данными смогла — но и здесь не уверена. И поэтому я становлюсь той женщиной, которой комфортно без мужчины.
Последнее время у меня либо любовники, либо что-то неопределенное.
Да, после смерти мамы любые отношения виделись как качели.
Но я всё равно голодная до этой отцовской любви и принятия и признания. Может быть, поэтому хочу в отношения — я не могу найти другую причину.
С одной стороны, я отдельная и самостоятельная.
С другой — вижу, как некоторые мои одинокие подружки без детей становятся, что ли, неконтактными, женщины, которые отвыкли от отношений. И как будто бы я в похожем положении, как была мама в её 40. Наверное, если у меня появится мужчина, то мне захочется выложиться так же, как и она в первом браке.
Но отличие мамы от меня — сейчас я в худшем материальном положении.
В моём возрасте материально не обеспеченная женщина уже не такой привлекательный объект. У меня не получилось стать человеком, который пережил иммиграцию ровно и смог сохранить, накопить и построить.
Дорога в родную страну всегда выходила в копеечку. Много времени я провела в больницах, похоронах и решениях вопросов.
Я пытаюсь себя здесь «довзрослить», получить ПМЖ, взять жильё в ипотеку. Но предстоит сделать очень много шагов в нестабильном психологическом состоянии. Пока я не решаюсь на такие смелые поступки, как продать квартиру: которая досталась от мамы и вложить ее в ипотеку. Как будто не хватает поддержки.
Пока моя квартира в родной стране сдаётся.
Изредка думаю о детях. Очевидно понимаю, что ребёнка я себе здесь позволить не смогу. Моё мнение — детей нужно рожать столько, сколько сможешь вырастить без помощи мужчины. Уезжать домой ради этого я тоже не хочу: там я испорчусь, стану сварливой матерью и раньше состарюсь. Мужчины: которые мне встречались тут, через одного - отец.
В сложные моменты меня спасали картины и мастер-классы — это одна из опор. Но «спасали» в смысле: когда я занимаюсь живописью, я чувствую синхронность внутреннего и внешнего, и это для меня очень важно. И радует, когда люди это понимают.
Но здесь тоже не хватает смелости и масштаба. Пока я рисую «в стол» и провожу редкие занятия. Я выживала только с кистью в руках. Когда я чувствую и рисую — это тоже какая-то важная часть меня.
Ну и вот уже год без мамы. Я была в терапии. Мы многое обсуждали, но не обсуждали и не вскрыли тот момент, что, возможно, мне нужна мама. Мне нужно морально чувствовать присутствие человека, который меня поддержит в сложных и ответственных вопросах. Иногда я замечаю, что я в некоторых людях ищу маму. И пытаюсь её в себе вырастить, как бы странно это ни звучало. Возможно, это ключевой момент, чтобы зажить во всю силу.
Сейчас меня на работе отправили в отпуск, потому что у меня осталось много дней, я боялась поехать отдыхать: думала, что надо будет ехать к отцу, а это долго, дорого, и есть вопросы с границами — можно остаться дольше, чем планируемое время.
Ещё я очень хочу обустроенную жизнь. Спокойную, размеренную, с отдыхом и своими людьми вокруг. Но жизненные стрессы меня настолько зажимают, что помыслить широко нет возможности. От этого я боюсь заболеть — такое частенько случается с эмигрантами. Честно скажу, немного у меня опор по пальцам пересчитать.
Тётушка, мамина подруга. Мы иногда созваниваемся, и когда я ей говорю, что у меня «нормально дела», она говорит: «Дорогая, ну, немного далеко от "нормально" всё, что ты рассказываешь».
Мне некогда подумать об итогах своего сорокалетия, и я хочу понять, что мне делать дальше. Я иногда боюсь, что я стану похожа на отца, который тянет внимание, а иногда на мать, которая не попросила помощи.
Хочу вывести свою кривую жизнь вверх, перестать бояться за работу, язык, чувствовать себя спокойно. Но сейчас в своем тексте вижу много рефлексии о прошлом.
Знаете этих людей, от кого сложности будто излучаются — как туман — от переработанных эмоций и противоречий? Хочется переосознаться и начать жить в будущее"
proО Т В Е Т
Дорогая публика при желании может выразить свое мнение в комментариях.
Кто хочет прочитать мой ответ, это можно здесь, доступ к нему платный, стоит 99 рублей.
Письма-с-ответами в свободном доступе по-прежнему здесь
публикуются каждый день - не эти, так
другие. (на канале больше тысячи
писем с ответами в свободном
доступе, читать-не перечитать) - вот недавнее и еще одно - например.
как задать вопрос в рубрику (бесплатно с публикацией или платно но приватно) написано тут