— Как это понимать? Ты продала двушку свою? Я давно своему сыну обещал, что он станет жить там! — кричал супруг, размахивая документами перед Лидией Петровной.
Она сидела за кухонным столом, методично помешивая остывший чай. Пятьдесят восемь лет прожито, из них тридцать два — с этим человеком. И только сейчас она поняла, что никогда не была в этом браке ничем, кроме удобного приложения.
— Моя квартира, мои документы, мое решение, — спокойно ответила она, не поднимая глаз.
— Твоя? — голос Виктора перешел на визг. — Мы тридцать лет вместе! Все общее!
— Квартиру мне родители оставили. Еще до того, как я тебя встретила. Приватизация девяносто третьего года. Хочешь, покажу документы?
— Но Андрей рассчитывал! Он уже невесту туда привозил, планы строил!
Лидия Петровна наконец подняла взгляд. Серые глаза смотрели жестко, без прежней мягкости.
— Пусть строит планы на твою жилплощадь. На эту трешку, например. Или на дачу твою. А моя квартира теперь моей дочери принадлежит.
— Оле?! — Виктор побагровел. — Этой неблагодарной, которая с нами даже не общается? Которая при каждой встрече тебя упреками осыпает?
— Именно ей.
— Но почему?!
Лидия Петровна отпила чай, поморщилась — совсем холодный. Встала, вылила в раковину, налила свежий из чайника.
— Сядь, Витя. Поговорим спокойно.
— Какое спокойно! Ты сделала это втихаря, не посоветовавшись!
— Так же, как ты втихаря продал мою золотую цепочку мамину, чтобы Андрею на машину доложить? Посоветовался тогда?
Повисла тишина. Виктор опустился на стул.
— Это было десять лет назад, — пробормотал он. — Я думал, ты забыла.
— Я многое помню. Например, как ты обещал Андрею мою дачу, которую мне тетя завещала. Как объяснял ему, что «мама не против, просто скромничает». Как при гостях рассказывал, что квартира на Садовой — «наша совместно нажитая», хотя прекрасно знал правду.
— Лида, ну зачем ворошить старое?
— Не старое. Позавчера ты снова при Андрее сказал: «Подожди год-два, мама переедет к нам, а вы с Мариной займете двушку». И посмотрел на меня так, будто это уже решено.
Виктор потер лицо руками.
— Я просто... Он мой сын. Мне хочется ему помочь.
— У тебя два сына, — тихо сказала Лидия Петровна. — Андрей от первого брака, но я его растила с восьми лет. А есть еще Гриша. Наш с тобой. Помнишь?
— При чем тут Гриша?
— А при том, что Грише на квартиру ты ни копейки не дал. «Пусть сам зарабатывает, мужик должен пробиваться». А Андрею — машину, ремонт, свадьбу оплатил. И теперь еще квартиру мою собирался отдать.
— Григорий у тебя ведь учился, потом в аспирантуру пошел. Он справится сам, у него голова работает. А Андрей... ему сложнее.
Лидия Петровна усмехнулась.
— Да, Андрею сложнее. Потому что ты его с детства приучил, что все само придет. А Гриша пусть пашет.
— Не передергивай. Я обоих люблю.
— По-разному любишь. И я устала делать вид, что это нормально.
Виктор встал, прошелся по кухне. Остановился у окна, уставился во двор.
— Значит, ты Оле отдала квартиру назло мне? Чтобы Андрей не получил?
— Нет. Я отдала ее дочери, потому что она моя дочь. И потому что хочу, чтобы хоть что-то у нее было от меня, кроме обид.
— Какие обиды? Мы ее вырастили, выучили!
— Ты ее терпел. Это разные вещи.
Виктор резко обернулся.
— Я никогда ее не обижал!
— Нет, конечно. Ты просто забывал ее на родительских собраниях. Переносил ее выпускной, потому что у Андрея защита диплома совпала. Говорил при гостях, что «мальчики — это радость, а девочки — это нагрузка». Пропустил ее свадьбу, потому что у Андрея как раз родился внук.
— Я заболел тогда!
— Ты три дня пил с Андреем, отмечая рождение Максима. А на следующий день на Олину свадьбу сказал, что температура.
Виктор сжал кулаки.
— Она всегда была колкая, надменная. С детства. Вечно всех умнее.
— Она защищалась как могла. Потому что чувствовала, что в этом доме она лишняя. Папа любит только старшего брата, мама разрывается между всеми, младший брат еще маленький.
— Ну вот! — Виктор ткнул пальцем в воздух. — Сама говоришь, она колкая и злая. И ты ей квартиру! За что?
Лидия Петровна долго молчала. Потом тихо произнесла:
— Позавчера Оля позвонила. Первый раз за два года. Извинилась. Сказала, что понимает теперь — я делала что могла. Что злилась не на меня, а на ситуацию. Что хочет наладить отношения.
— И ты сразу побежала квартиру переписывать?
— Я месяц думала. Вспоминала, как мы с ней спорили последний раз, перед ее отъездом в Питер. Она кричала: «Ты всегда делала вид, что у тебя нет любимчиков, но мы все знали правду! Андрей может все, Гриша — твой умничка, а я просто функция!» И ушла, хлопнув дверью.
— Наговорит всякого в сердцах, — буркнул Виктор. — Молодая еще.
— Ей тридцать пять. И она была права.
Виктор вернулся к столу, плюхнулся на стул.
— Значит, решила загладить вину подарком?
— Я решила дать ей то, что принадлежит мне по праву. И показать, что она не чужая. Что я о ней помню, даже когда мы не общаемся.
— А как же справедливость? У тебя трое детей!
— Справедливость? — Лидия Петровна усмехнулась. — Хорошо. Давай посчитаем. Андрею ты подарил машину за два миллиона. Ремонт в его квартире оплатил — полтора миллиона. Свадьба — миллион. Мебель — еще восемьсот тысяч. Грише — ноль. Оле — ноль. Справедливо?
— Это другое! Я помогал сыну встать на ноги!
— Одному сыну. А теперь я помогаю дочери. Моя квартира стоит четыре миллиона. Я ее отдала Оле. Справедливость восстановлена.
Виктор схватился за голову.
— Лида, ты не понимаешь! Андрей уже Марину привел к этому! Они планировали, обои выбирали! Что я ему теперь скажу?
— Скажи правду. Что квартира никогда не была его. Что ты пообещал чужое, не спросив.
— Он меня не простит.
— Переживет. Марина, кстати, работает врачом. Зарабатывает хорошо. Пусть вместе копят, снимают пока. Как все нормальные люди.
— Но он же рассчитывал!
— Пусть рассчитывает на себя.
Виктор встал, подошел к жене. Положил руки ей на плечи.
— Лид, ну нельзя же так. Я же не со зла. Я просто хотел помочь мальчику устроиться.
Она освободилась от его рук.
— Мальчику сорок два года. У него своя семья, работа. Устроится.
— А Оля? Она хоть спасибо сказала?
— Заплакала. Сказала, что не ожидала. Что думала, я на нее обиделась окончательно.
— Ну вот, расчувствовалась, а через месяц опять пропадет.
— Может быть. Но это мой риск и мое решение.
Виктор вернулся к столу, опустился на стул, помолчал. Потом спросил тише:
— А что, если я попрошу тебя пересмотреть решение? Может, Оле деньги дать, а квартиру оставить?
— Нет.
— Лида, прошу. Я Андрею обещал!
— А я себе обещала перестать жить так, будто мое мнение ничего не значит.
Повисла долгая пауза. Часы на стене мерно тикали. За окном кто-то хлопнул дверью машины.
— Значит, ты решила, — глухо сказал Виктор.
— Решила.
— И мне ничего не остается?
— Остается принять. Или продолжать кричать. Но результат один.
Виктор встал, медленно побрел в коридор. На пороге обернулся.
— Ты изменилась, Лида. Раньше такой жесткой не была.
— Раньше я боялась. Теперь устала бояться.
Он ушел к себе в комнату. Лидия Петровна осталась на кухне, доливала себе чай, когда раздался телефонный звонок. Андрей.
— Мам, папа говорит, ты квартиру Ольге отдала. Это правда?
— Правда.
— Но как так? Мы же договаривались!
— Вы с папой договаривались. Меня не спросив.
— Мам, ну я же рассчитывал! Марина уже шторы присмотрела!
— Андрюш, квартира была моя. От моих родителей. Я решила отдать ее своей дочери.
— Я тоже твой сын!
— Сын моего мужа. И я тебя люблю, растила с детства. Но эта квартира — мое личное имущество. И мой выбор.
— Мам, ну это нечестно!
Лидия Петровна усмехнулась.
— Знаешь, сколько раз за тридцать лет я слышала это слово в твой адрес? «Нечестно, что Андрею всё, а Грише ничего». «Нечестно, что Андрея любят больше». Теперь ты знаешь, каково это — быть в стороне.
— Я не виноват, что папа меня любит!
— Нет. Но ты виноват, что принимал это как должное и не замечал, как обидно остальным.
— Марина тебя не простит. Она так мечтала!
— Пусть мечтает про свою квартиру. Купят, заработают.
— У нас денег нет таких!
— У вас две зарплаты, ипотека есть, господдержка молодым семьям. Справитесь.
— Мам, ну пожалуйста, переделай документы! Скажи Ольке, что передумала!
— Нет, Андрей. Прости.
Она положила трубку. Телефон сразу зазвонил снова — она отключила звук.
Через час пришел Гриша. Младший, тридцать лет, кандидат наук, преподает в университете. Худой, в очках, вечно растрепанный.
— Мам, что случилось? Андрей мне названивает, кричит, что ты квартиру Ольге отдала.
— Отдала, — спокойно подтвердила Лидия Петровна. — Хочешь чаю?
— Хочу. И хочу понять, что происходит.
Она налила ему чай, придвинула вазочку с печеньем. Гриша сел напротив.
— Мам, а что, Андрей правда рассчитывал на ту квартиру?
— Папа ему пообещал.
— Не спросив тебя?
— Угадал.
Гриша покачал головой.
— Ну папа даёт. А Оля как отреагировала?
— Плакала. Благодарила. Обещала приехать на выходных.
— Думаешь, помиритесь?
— Не знаю. Надеюсь.
Гриша помолчал, прихлебывая чай.
— Мам, а можно вопрос? Почему Оле, а не мне?
Лидия Петровна замерла.
— Ты обижаешься?
— Нет, — он улыбнулся. — Просто любопытно. Я ведь тоже твой ребенок. И мне квартира бы пригодилась — снимаю ведь до сих пор.
Она долго смотрела на него. Потом тихо сказала:
— У тебя еще всё впереди. Ты защитишься, пойдешь на повышение, встретишь девушку. Жизнь складывается. А Оля... она столько лет злилась, обижалась, считала себя лишней. Мне нужно было показать ей, что это не так.
— Понял, — Гриша кивнул. — Это правильно, мам.
— Не обижаешься?
— Обижаюсь, что Андрею папа машину купил, а мне нет, — усмехнулся он. — Но на Олю — нет. Она и правда в стороне всегда была.
— Спасибо, сынок.
— Только, мам, скажи честно. Это не из-за обиды на папу?
Лидия Петровна задумалась.
— Может, немножко из-за нее. Устала я, Гриш, делать вид, что всё в порядке. Что нормально, когда у одного ребенка всё, а у остальных ничего. Что нормально, когда муж решает за меня, что делать с моим имуществом.
— Папа не изменится.
— Знаю. Но я изменилась. И пусть хоть это будет моим решением.
Гриша допил чай, встал, обнял мать.
— Держись, мам. Сейчас всё будут давить, упрекать. Не поддавайся.
— Не поддамся.
Вечером раздался звонок в дверь. Марина, невестка, с красными глазами.
— Лидия Петровна, можно войти?
— Входите.
Они прошли на кухню — единственное место в доме, где можно было спокойно поговорить. Виктор демонстративно закрылся в своей комнате.
— Лидия Петровна, — Марина села, сжала руки на коленях. — Я не буду скандалить. Просто хочу понять.
— Слушаю.
— Мы правда рассчитывали на эту квартиру. Андрей говорил, что вы обещали. Мы строили планы, копили на ремонт.
— Андрей рассчитывал. Я не обещала.
— Но Виктор Степанович говорил...
— Муж говорил про мою собственность, не посоветовавшись со мной. Разве это правильно?
Марина помолчала.
— Наверное, нет. Но мы все равно надеялись.
— Марина, вам двадцать восемь. Андрею сорок два. Вы оба работаете. Снимите квартиру, копите, возьмите ипотеку. Как все.
— Но у нас нет денег на первый взнос!
— У Андрея есть машина. Папа ему подарил. Продаст, вот и взнос.
Марина вздрогнула.
— Он никогда не согласится! Это же подарок!
— Значит, машина для него важнее своего жилья. Его выбор.
— Вы жестокая, — тихо сказала Марина.
— Я честная. Тридцать лет жила с мыслью, что должна всем угождать. Теперь буду жить иначе.
Марина встала.
— Ольга не оценит вашей жертвы. Она вас бросила два года назад и снова бросит.
— Может быть. Но это моя дочь и мой выбор.
— Андрей больше не будет вас навещать.
— Переживу.
Марина ушла, громко хлопнув дверью. Лидия Петровна осталась сидеть на кухне, глядя в окно. Стемнело.
Через два дня приехала Оля. Высокая, худая, с короткой стрижкой и усталым лицом. Обнялись молча, долго.
— Мам, спасибо, — выдохнула Оля. — Я не ожидала.
— Проходи, чаю попьем.
Они сели на той же кухне, где несколько дней назад Лидия Петровна выслушивала обвинения.
— Как ты? — спросила мать.
— Нормально. Работаю много, устаю. Женя передает привет.
— Как он?
— Тоже работает. Хотим ребенка, но пока не получается.
— Получится, не переживай.
Оля помолчала, покрутила чашку в руках.
— Мам, я понимаю, что ты сделала это не просто так. Ты хотела показать... что я важна. Что ты обо мне помнишь.
— Именно.
— Но я боюсь, что теперь папа тебя возненавидит. И Андрей. И Марина.
— Переживем.
— Это из-за меня ссора в семье!
Лидия Петровна покачала головой.
— Ссора была давно. Просто все делали вид, что ее нет. Я устала делать вид.
Оля заплакала.
— Прости меня, мам. За все эти годы. За то, что была злая, колкая. За то, что два года не звонила.
— Я не держу обиду. Ты имела право злиться.
— Но ты не была виновата!
— Была. Я видела, как папа к тебе относится. Как Андрею всё прощается, а к тебе придирки. И молчала. Боялась ссоры.
— Ты пыталась сглаживать.
— Этого было мало. Надо было защищать тебя громко, открыто. Не делала. Боялась. Теперь не боюсь.
Оля вытерла слезы.
— Мам, а что, если я продам эту квартиру? Мне и Жене деньги нужнее. Мы хотим переехать, купить что-то свое.
— Это твое право. Я тебе подарила, ты делай что хочешь.
— Спасибо. Правда.
Они долго сидели, разговаривали. Оля рассказывала про работу, про Питер, про планы. Лидия Петровна слушала, радуясь, что дочь наконец открылась, перестала держать оборону.
Когда Оля уехала, Виктор вышел из комнаты.
— Ну что, довольна? Дочка приехала, поплакала, уедет опять.
— Может быть.
— И ради этого ты всех поссорила?
— Я никого не ссорила. Я просто перестала позволять решать за меня.
Виктор махнул рукой и ушел.
Прошла неделя. Андрей не звонил. Марина — тоже. Гриша заходил, но был сдержан, осторожен. Виктор общался с женой односложно.
А Лидия Петровна впервые за много лет почувствовала облегчение. Словно сбросила груз, который тащила всю жизнь. Груз чужих ожиданий, обязательств, страха перед конфликтом.
Оля звонила каждый день. Рассказывала про планы, советовалась. Приглашала приехать в гости. И это было ценнее всех упреков и обид остальных.
Вечером Лидия Петровна сидела на кухне с книгой и чаем, когда вошел Виктор.
— Лид, ну сколько можно? Давай мириться.
— Я не в ссоре. Просто живу по-новому.
— По-новому — это когда в семье раскол?
— Раскол был всегда. Просто теперь все это видят.
Виктор сел напротив.
— Ладно, я неправ был. Не надо было обещать Андрею квартиру, не спросив тебя. Извини.
— Принято.
— Ну и что теперь? Так и будем жить, как чужие?
— А как мы жили раньше? Ты принимал решения, я кивала. Ты помогал одному сыну, я молчала. Ты игнорировал мою дочь, я сглаживала. Это была жизнь?
Виктор нахмурился.
— Я старался для семьи.
— Для своей семьи. Для Андрея. Остальные были фоном.
— Это несправедливо!
— Справедливо. И ты это знаешь.
Долгое молчание. Потом Виктор сказал тише:
— Ладно. Может, ты и права. Не могу сказать, что полностью согласен. Но право твое — распоряжаться своей квартирой.
— Спасибо.
— Только скажи честно. Ты довольна результатом? Андрей обиделся, Марина в слезах. Стоило оно того?
Лидия Петровна посмотрела мужу в глаза.
— Стоило. Потому что впервые за тридцать лет я сделала то, что считала правильным. Не то, что удобно. Не то, что все одобрят. А то, что правильно для меня и моей дочери.
— И плевать тебе на остальных?
— Нет. Мне жаль, что Андрей расстроился. Мне жаль, что Марина плакала. Но я больше не могу жертвовать одними детьми ради других. Или собой ради всеобщего спокойствия.
Виктор встал, подошел к окну.
— Знаешь, Лида, я вот думаю. Может, мы и правда не пару?
У нее сердце екнуло, но голос остался спокойным:
— Может быть.
— Может, надо было разойтись давно?
— Может быть.
Он обернулся, посмотрел на нее долгим взглядом.
— Но мы же не разойдемся?
— Не знаю, Витя. Не знаю.
Он кивнул и вышел из кухни. А Лидия Петровна осталась сидеть с книгой, которую так и не открыла. В голове была пустота и одновременно ясность. Впереди могли быть ссоры, обиды, даже разрыв. Но это будет ее выбор. Ее жизнь. И это было главное.
Через месяц Оля с Женей продали квартиру и купили себе студию в новостройке. Приглашали Лидию Петровну на новоселье. Виктор не поехал. Зато поехал Гриша с букетом и тортом.
Андрей так и не позвонил. Марина написала холодное сообщение про то, что они взяли ипотеку и справятся сами.
А Лидия Петровна научилась пить чай в тишине и не чувствовать вины за то, что наконец выбрала себя.