— Ты вообще понимаешь, что происходит? — Валера вылетел в кухню, как будто кто-то преследовал его по пятам. — Я сейчас еле отбился! Они мне звонят каждые полчаса!
Ася стояла у плиты, облокотившись ладонью о холодный кафель, и смотрела на мужа так, будто увидела его впервые. За окном серый декабрь лениво осыпал двор мокрым снегом, и весь этот унылый фон казался декорациями к сцене, где кто-то вот-вот сорвётся.
— Кто «они»? — устало спросила она.
— Ну эти… — Валера махнул рукой, но тут же переключился на более важное для него: — Ты чай ставила? Горло дерёт, зараза.
Он уселся, как супруг, которому положены удобства по умолчанию. Ася молча развернулась, поставила чайник. Кухня была небольшая, с выбеленными стенами, которые они собирались перекрасить ещё летом, но так и не дошли руки. В углу стоял старый холодильник, гудящий так, будто жил своей жизнью и давно устал от этих людей.
Валерий смотрел, как она ходит туда-сюда, и в его глазах нарастало раздражение — этот взгляд Ася знала наизусть.
— Значит так, — начал он, — я сейчас разговаривал с мамой. И она сказала, что Новый год без подарка ей не нужен.
Ася обернулась.
— Какого подарка?
— Да ты знаешь! — повысил голос Валера. — Мы же обсуждали! Машина!
— Мы «обсуждали»? — в голосе Аси звучала такая тишина, что даже холодильник приглушил гул. — Нет, Валера, ты говорил. Ты ставил условия. Причём не свои — «мамины».
Он откинулся на спинку стула, скрестил руки.
— А что? — сказал он почти вызывающе. — Мама просила. Имеет право.
Ася медленно поставила чашку перед ним. Села напротив.
— Валера. Она еле ходит. Ей автомобиль зачем?
— Чтобы был! — рявкнул он. — Ты не понимаешь, как людям важно показывать уровень. У дяди Ромы сын вон — дом достроил, с нуля, между прочим. У тёщи Андрея — машина новая, и ничего, никто не жалуется.
— Ты хочешь, чтобы мы брали кредиты ради чьего-то уровня?
— У нас есть деньги! — он стукнул по столу. — После продажи квартиры!
Ася сглотнула — горло стало сухим.
— Мы копили на расширение. На ребёнка. Ты сам говорил…
— Сейчас другое время! — оборвал он. — Мама сказала: если ты ей не даришь машину — можешь не приезжать. И меня тоже не пустит, потому что я «твою дудку дую». Так что давай без истерик.
Ася вцепилась пальцами в кружку, будто удерживая себя от чего-то большего.
— То есть это я должна купить твоей матери внедорожник?
— Ты жена! — выкрикнул он одновременно агрессивно и жалобно. — Ты должна поддерживать мужа! Семья должна держаться вместе!
И тут внутри Аси что-то сместилось. Не сломалось — именно сместилось, как мебель, которую двигают после долгих сомнений.
Она тихо спросила:
— Значит, выбор такой: или я покупаю машину твоей маме, или ты с ней меня не пустите за стол на Новый год?
— Ну да, — Валера посмотрел на неё, будто удивился, что она вообще осмелилась уточнять. — Я же тебе объяснил.
«Вот оно. Узкое место, через которое он хочет меня протащить».
Ася выдохнула, но улыбки не было.
— Поняла, — сказала она.
— Что поняла? — подозрительно прищурился Валерий.
— Всё, — ответила она, поднимаясь. — Абсолютно всё.
И ушла в спальню, закрыв дверь. Не хлопнув. Наоборот — слишком тихо.
За дверью Валера ворчал, возился на кухне, звякал посудой. Ася стояла, прислонясь лбом к шкафу, и думала о том, что внутри неё давно уже трескались какие-то пласты. Он не слышал этого треска — но она слышала.
Утром он ушёл, напевая под нос. Уверенный, что она «созрела». Что её можно дальше давить тем же способом, которым он пользовался три года.
Как только дверь закрылась, Ася достала чемодан.
Не чтобы уйти.
Чтобы поехать.
Она решила: прежде чем что-то рушить, нужно разобраться, откуда растут корни.
Электричка до города, где жила свекровь, была холодной, гремучей. В окна били снежные хлопья, и мир за стеклом казался бесцветным. Ася ехала и вспоминала: насколько часто «мамины просьбы» совпадали с тем, что появлялось у Валеры — новый телефон, дорогая куртка, обновлённые кроссовки «чтоб ноги не болели».
И вот это — требование машины — стало последней каплей.
Потому что сейчас, под конец года, когда вокруг все рассказывали о планах, о семейных встречах, о праздничных столах, Ася вдруг поняла: у них нет семьи. Есть спектакль. И плохой.
Дом Ларисы Петровны стоял на краю посёлка. Старый, но ухоженный. Во дворе — чисто, дорожки посыпаны песком. Никакой роскоши, никаких признаков того, что кто-то ждёт внедорожник в подарок.
Лариса Петровна открыла дверь сама. В халате, в носках, лицо уставшее, но глаза цепкие.
— Аська? Ты как тут? Чё-то случилось?
— Поговорить хочу, — сказала Ася. — Серьёзно.
Они прошли на кухню. Старинная мебель, запах травяного чая и старых газет. Всё честно. Всё по-простому.
— Ну? — свекровь поставила чайник, села. — Говори.
Ася не тянула.
— Какую машину вы хотите?
Лариса Петровна поморщилась так, будто Ася попросила её прыгнуть в прорубь.
— Чего? Какую ещё?
— На Новый год. Валера сказал, вы требовали. Что если я вам не подарю внедорожник — вы нас не пустите.
Тишина упала мгновенно.
Свекровь поставила сахарницу на стол. Медленно. Осторожно.
— Девка, ты… не шути так, ладно?
— Я не шучу.
Лариса Петровна нахмурилась.
— У меня прав нет. И глаза — минус семь. Ты что несёшь? Какой внедорожник?
Ася почувствовала, как кусок льда медленно проваливается внутрь груди.
— Это Валера сказал.
Лариса Петровна хмыкнула, но смеха в этом звуке не было.
— Ну надо же… вот артист.
Она встала, пошла к комоду, достала старую шкатулку. Нашла там кнопочный телефон.
— Значит так… — пробормотала она. — Раз он тебе такое говорит… то что тогда он мне впаривал?
— Что?
Свекровь подняла глаза. Глаза были злые. И одновременно — больные, раненые.
— Что ты заболела. Серьёзно. Что нужна операция. Что он собирает деньги. Я ему свои отдала. Последние.
Ася медленно опустилась на стул.
— Какую операцию?..
— Да чёрт его знает! — взорвалась Лариса Петровна. — Я ему верила! Он мне, матери, сказал: «Ася в больнице лежит… хуже становится…»
Ася закрыла глаза.
Теперь пазл сложился слишком чётко.
— Лариса Петровна… я здорова. Абсолютно. Вот медосмотр прошла.
Свекровь села обратно. Уткнулась ладонями в лицо.
— Вот мерзавец…
Наступила тишина, только ходики тикали.
И в этой тишине Ася поняла одну простую вещь:
Если человек ворует чужие чувства — деньги он унесёт без зазрения совести.
— Что делаем? — тихо спросила она.
Лариса Петровна подняла голову. И в её взгляде не было ни растерянности, ни сомнений — только железо.
— Встретим Новый год так, как он заслужил.
Она усмехнулась, но жёстко:
— Научим сыночка понимать, что людям врут не безнаказанно.
И Ася впервые за этот месяц почувствовала облегчение.
Потому что теперь она была не одна.
Ася обхватила ладонями кружку, хотя чай давно остыл. Лариса Петровна молчала, будто перебирала в голове такие варианты мести, которые в приличной компании не озвучивают. За окном темнело — короткий декабрьский день сгорал, как спичка.
— Значит, он тебе сказал… — свекровь подняла глаза. — Что я машину требую? Чтобы ты подарила?
— Да, — тихо ответила Ася. — И что вы нас к себе не пустите на праздник без этого подарка.
— У меня даже сарая нормального нет, куда такую технику поставить! — Лариса Петровна всплеснула руками. — И главное… никогда я подарков таких не просила. И не надо мне ничего! Я и так… — она запнулась, будто слова застряли. — Я думала, у вас там всё хорошо. А оно вон как.
— Он шантажировал мной, — сказала Ася. — И вами.
Свекровь резко встала и подошла к окну. Там, во дворе, ветер гонял снежинки, и слабый свет фонаря освещал старую лавочку у стены дома.
— Значит, так, Аська. — Голос её стал каким-то чужим, властным. — Ты говорила, деньги есть? Те, про которые он ноет?
— Есть, — Ася кивнула. — Но я их не отдам.
— И правильно.
Свекровь развернулась.
— Тогда слушай внимательно. Мы сыграем с ним в его игру. Только по-честному.
— Как?
— Ты скажешь ему, что всё делается. Что он победил. Что машина будет стоять у меня во дворе. А я уж подготовлюсь.
Ася нахмурилась.
— Вы хотите…?
— Я хочу, чтобы он понял, что дорога вранья — это тупик. — Лариса Петровна усмехнулась. — Пусть увидит, каким идиотом выглядит человек, который всех держит за дураков.
Она остановилась, опёрлась на стол.
— И ещё. Мне нужно знать: ты его любишь?
— Нет, — сказала Ася почти шёпотом. — Уже нет.
— Тогда держись крепче. Нам понадобится смелость.
До Нового года оставалось восемь дней. Ася вернулась домой поздно вечером. Валера лежал на диване с телефоном, в режиме царя, раздающего милости.
— Где шлялась? — спросил он даже без намёка на заботу.
— Гуляла, — спокойно ответила она. — Мне нужно было подумать.
Он усмехнулся:
— Ну и думай быстрее. Я тут с мамой говорил… Она говорит, что волнуется, что вдруг передумаешь. Так что я сказал ей, что машина уже оплачена.
— Уже оплачена? — Ася сдержала дрожь в голосе. — Ты что, с ума сошёл?
— Расслабься, — отмахнулся он. — Я сказал, что ты внесла предоплату. Это тебя мотивирует, чтобы не соскочить.
И она вдруг поняла: он вообще не думает, что делает больно. Он считает это нормой.
В ту ночь Ася спала плохо. Она впервые осознала, что рядом с ней живёт человек, который не способен ни к сочувствию, ни к ответственности. И что она три года подгоняла себя под чужой хаос.
За эти восемь дней Валерий стал почти примерным мужем.
— Я елку куплю, — говорил он бодро. — Сам наряжу. Надо же маму впечатлить, а?
И правда: принёс ель, поставил, развесил игрушки — слишком яркие, слишком блестящие, но Ася не спорила.
Покупал продукты к празднику, даже суп приготовил — впервые за всю жизнь. Ходил с довольной ухмылкой, поглядывал в телефон: там его ждали люди, которым он обещал вернуть «крупную сумму».
— Где она? — спросил он однажды вечером.
— Кто? — не поняла Ася.
— Машина. Где она?
— Не у нас, — Ася спокойно подняла глаза. — Я сказала, что сюрприз будет у твоей мамы во дворе. Ты ведь хотел, чтобы она увидела первой?
Он застыл. В его взгляде что-то мелькнуло: недоверие, ошарашенность, страх.
— Почему там?
— Чтобы она почувствовала, что это подарок для неё.
Валера успокоился, хотя беспокойство у него на лице держалось долго. Он то ходил по комнате, то проверял телефон, то звонил кому-то и шепотом говорил: «Да-да, скоро, не кипишуй».
Ася смотрела на него удивительно спокойно. Её это уже не задевало. Она наблюдала за ним, как за человеком, который сам роет себе яму — медленно, методично.
Любопытно было другое: Валера ни разу не заговорил о своих долгах напрямую. Он упорно изображал, что всё под контролем, что деньги у него есть — и что машина для матери найдётся.
Он даже попытался однажды приобнять Асю за талию.
— Скоро всё наладится, — прошептал он. — Новый год же… время чудес.
Ася еле удержалась, чтобы не рассмеяться прямо ему в лицо.
Если он чего-то не понимал — так это того, что чудеса бывают только в сказках. А в реальности есть последствия.
31 декабря. Утро.
Ася проснулась неожиданно легко, будто впервые за долгое время.
Валера носился по квартире, собирая документы, пакет с фруктами, подарки для матери.
— Поехали! — крикнул он из коридора. — Чего ты копаешься? Нас там ждут!
Ася надела пальто, взяла ключи.
— Готова.
— Отлично! — Валера засмеялся, обнял её, даже чмокнул в висок. — Вот увидишь, всё будет супер! Мы все вместе отпразднуем, мама, ты, я…
Ася молча кивнула. Её это уже не касалось.
Они ехали молча. Валера нервно постукивал пальцами по рулю. Телефон звонил каждые десять минут — он сбрасывал.
— Скажу им, что деньги с машины заберу и отдам, — пробормотал он. — Главное, чтобы они не полезли раньше времени, ахаха…
Но смех вышел каким-то жалким, сухим.
Когда подъехали к дому Ларисы Петровны, Валера сразу заметил распахнутые ворота.
— Кто открыл? — нахмурился он. — Она что, машину уже видела?
Ася не ответила.
Они вошли во двор.
И увидели его.
Огромный красный бант.
Под ним — ржавая коробка старого «Запорожца», стоящая на кирпичах.
Снег медленно оседал на крышу, будто издевался.
Валерий застыл. Рот приоткрылся.
— Чего?..
И тут на крыльцо вышла Лариса Петровна. В парадном платье, причёсанная, серьёзная. Рядом — участковый дядя Паша, коренастый, молчаливый.
— Ну здравствуй, сынок, — сказала она. — Вот твоя машина.
— Мама… ты что за цирк устроила?.. Где нормальная машина? Где… где она?!
Лариса Петровна скрестила руки.
— Вот она. Как заказывал. Транспорт. Стоит, ждёт тебя.
И в этот момент внутри Валеры что-то хрустнуло.
— Ася! — он рванулся к жене. — Где деньги?! Где та машина?! Ты что натворила?!
Ася смотрела ему в глаза спокойно, почти холодно.
— Я? Ничего. Это ты натворил, Валера.
Он сделал шаг к ней, но участковый кашлянул.
И только тогда Валера заметил папку с документами в руках у матери.
И понял — против него теперь не слова.
Против него — факты.
— Деньги, которые ты хотел украсть, — сказала Ася ровно, — я вложила в погашение ипотеки. Теперь квартира наша. И я подала на развод.
У Валеры дрогнули губы.
— Чего?.. Ты… ты что несёшь?
И Ася впервые в жизни посмотрела на него так, как смотрят на человека, которому больше не верят и которого больше не боятся.
— Конец спектаклю, Валера.
Валера стоял посреди двора, будто по нему прошёлся бульдозер. Он переводил взгляд с матери на Асю, с Аси — на участкового, и никак не мог понять, когда мир перестал подчиняться его правилам.
— Вы… Вы все против меня, что ли?! — голос его сорвался на визг.
— Нет, сынок, — спокойно сказала Лариса Петровна. — Это ты был против нас. Против всех, кто тебе верил.
Валера шагнул к Асе, но участковый положил ему руку на плечо — аккуратно, но так, что тот вздрогнул.
— Спокойно, Валерий, — произнёс Паша. — Разберёмся без ругани.
Валера попытался вывернуться.
— Да меня подставили! Меня жена предала! Мама, скажи им! Скажи, что ты хотела машину! Я же… я для тебя старался!
Лариса Петровна тяжело вздохнула.
— Если бы ты для меня старался, Валера, ты бы работал. Ты бы с женой по-человечески говорил. Не врал бы. Не клянчил. Не устраивал бы цирк.
Валера упал взглядом на снег. Ему явно нужно было хоть что-то, за что можно было уцепиться, но почва уже ушла.
Ася сделала шаг вперёд.
— Я устала жить в страхе. Устала ждать, когда ты исправишься. Этого не будет. И поэтому — всё. Сегодня точка.
Валера поднял голову. Лицо его перекосило.
— И куда ты без меня?! Кому ты нужна?!
Ася улыбнулась — впервые за долгое время искренне.
— Себе. Этого достаточно.
Он хотел что-то ответить, но в этот момент его телефон снова завибрировал. Он бросил взгляд — и побледнел. Потом второй звонок. Третий.
Те самые люди, которым он был должен.
Он резко повернулся к выходу.
— Мне некогда! — выкрикнул он. — Я… я потом приду! Мы ещё поговорим!
И, не оглядываясь, рванул к воротам.
Никто его не держал.
Дверь хлопнула, двор опустел.
Когда звук его шагов растворился, Лариса Петровна выдохнула и обняла Асю.
— Ну вот, — сказала она тихо. — Теперь можно дышать.
Ася прижалась к ней, чувствуя себя невесткой впервые за три года — по-настоящему принятой, по-настоящему нужной.
— Спасибо вам, — прошептала она.
— Не мне, — Лариса Петровна покачала головой. — Себе. Это ты сегодня стала свободной.
Участковый кашлянул, замахал рукой.
— Ну что, женщины, с наступающим вас. Празднуйте спокойно. Если что — звоните.
Он ушёл, оставив их вдвоём.
Они вошли в дом, и стало вдруг тепло — не из-за печки, а из-за тишины, в которой не было ни угроз, ни манипуляций, ни чужих ожиданий.
Ася сняла шарф, села на диван.
— А машину… Ну… — она смущённо посмотрела на свекровь. — Может, убрать её?
Лариса Петровна рассмеялась.
— Да пусть стоит. На память. Отличный новогодний арт-объект, между прочим.
Обе засмеялись.
И в этот момент, под этот смех, где-то внутри Аси что-то окончательно отпустило.
Вечером они нарезали салаты, включили музыку, зажгли гирлянду. Всё было так просто, так по-доброму, что Ася поймала себя на мысли — она забыла, каким может быть нормальный праздник.
Когда бой курантов заполнил комнату, Ася закрыла глаза и загадала всего одно желание.
Не встретить любовь.
Не разбогатеть.
Не уехать.
А просто — жить свою жизнь, принадлежать себе.
Когда она открыла глаза, Лариса Петровна подняла бокал:
— За свободу, Асенька. Ты её заслужила.
И Ася знала: это был её лучший Новый год.
Конец.