В науке описывают техники. На практике я вижу, как за техникой теряется человек, ради которого всё и затевалось
Я прочитала статью «Современные методы работы с детьми с ЗПР». В нём — исчерпывающая классификация: когнитивные методы, поведенческие, арт-терапевтические. Всё разложено по схеме: проблема — метод — ожидаемый результат. Логично. Структурно. Безжизненно. Такие тексты хороши для изучения базы и я опираюсь на них в своей научной работе.
Этот текст — словно идеальная карта местности. На ней есть все тропы, все ручьи, обозначены крутые склоны. Но когда ты выходишь на эту самую местность, ты понимаешь: карта не передаёт самого главного. Она не передаёт ветра. Не передаёт того, как пахнет хвоей после дождя. Не передаёт выражения лица путника, который стоит перед этим крутым склоном — не с отчаянием, а с любопытством.
Метод — это ответ на вопрос «КАК?». Но прежде, чем искать ответ «КАК?», я вынуждена задавать другой вопрос — «ЗАЧЕМ?». И этот вопрос переворачивает всё с ног на голову.
Вот типичная ситуация из статьи: у ребёнка с ЗПР «недостаточно сформированы пространственные представления». Метод: специальные упражнения, графические диктанты, игры с конструктором.
С точки зрения методики — всё верно. С точки зрения живого семилетнего человека по имени Артём — это может быть бессмысленной пыткой.
Мой первый вопрос Артёму (или его усталой маме) звучит не «как мы будем формировать представления?», а «что в этом мире для него важно?».
Оказалось, что важно — кормить хулиганистого домашнего хомяка. И чтобы тот не разбежался, нужно очень точно открывать дверцу клетки, под определённым углом, рассчитывая силу. Это и есть та самая «проблема пространственных представлений», но не в формате учебного задания, а в формате его личной, жизненно важной миссии.
Мы не стали делать графические диктанты. Мы стали тренироваться открывать воображаемую дверцу. Широким жестом, точно, аккуратно. Он был сконцентрирован, как нейрохирург. Потому что за этим действием для него стоял смысл — ответственность за другое существо. Его мозг искал решение не потому, что «так надо», а потому, что ему было интересно и значимо.
В этом и есть пропасть между работой с диагнозом и работой с ребёнком.
Работа с диагнозом (ЗПР) ищет дефицит и заполняет его по апробированной схеме. Она видит отставание в развитии. Работа с ребёнком ищет его интерес, его мотив, его «огонёк». И через этот интерес уже предъявляет миру те задачи, которые нужно решить. Она видит уникальную траекторию развития.
Статья перечисляет методы: сказкотерапия, песочная терапия, мозжечковая стимуляция. И с каждым методом возникает один и тот же риск: он может превратиться в ещё один обязательный урок, ещё одну область, где ребёнок чувствует себя некомпетентным.
Песочница становится не местом для игры, а полигоном для отработки «мелкой моторики и эмоционального интеллекта». Сказка — не волшебным миром, а инструментом для «проработки страхов».
Мы так боимся потерять время на «бесцельную» деятельность, что убиваем самую суть помощи — безопасный, свободный, личный опыт.
Я не против методов. Я — против рабства у метода и за индивидуальных подход.
Моя «методология», если её можно так назвать, строится на трёх неакадемических принципах:
1. Принцип актуального интереса. Мы занимаемся не тем, что «полезно для коррекции ЗПР», а тем, что сейчас интересно ребёнку. Через этот интерес, как через щель, можно протащить целый вагон «полезного».
2. Принцип минимального вмешательства. Моя задача — не заполнить его собой и своей программой. Моя задача — сделать ровно одно маленькое действие: подкатить мяч, задать неожиданный вопрос, создать лёгкое препятствие — которое спровоцирует его на собственное действие. И затем — отойти в сторону.
3. Принцип санкционированной неудачи. Мы договариваемся, что здесь может не получиться. Можно злиться, что не выходит. Можно бросить и отползти. Это не крах занятия. Это — его часть. Потому что умение регулировать свое состояние - важнее, чем умение идеально сложить пирамидку.
Учёные справедливо пишут о «комплексном подходе». Но комплексность — это не просто сумма логопеда, дефектолога и психолога. Это целостное видение ребёнка, у которого есть не только дефициты по учебнику, но и своя внутренняя логика, свои страхи, свои способы получать радость.
Иногда самый «современный метод» — это вовремя промолчать. Отложить карточки. Посмотреть, куда он сам посмотрит. И увидеть в его взгляде — не симптом «низкой произвольности внимания», а любопытство. И тогда — просто последовать за этим любопытством. Куда бы оно ни вело.
Потому что настоящее развитие запускается не техникой извне. Оно запускается внутренним двигателем ребёнка. А наша работа — не заменить этот двигатель своим, более мощным. А просто почистить свечи, подлить горючего и убрать лишние преграды с его пути.