— Салат сухой. Ты майонеза пожалела? Или денег у Игоря опять нет?
Свекровь отодвинула тарелку. Брезгливо так. Будто там не «Оливье», а дохлая мышь.
Я замерла с противнем в руках. Горячий пар бил в лицо. Утка. С яблоками. Я мариновала ее двое суток.
— Мам, ну чего ты начинаешь? — Игорь, мой муж, даже голову не поднял от телефона. — Нормальный салат. Лен, положи еще хлеба.
— И мне вина подлей! — Это уже золовка, Света. Она сидела, развалившись на моем диване, и ковыряла вилкой в грибах. — Только не того кислого, что в прошлый раз. Открой нормальное. У тебя же стоит в баре.
Я поставила противень на подставку. Руки дрожали.
Десять лет.
Ровно десять лет я это терплю.
Каждый праздник одно и то же. Они приходят в мой дом. Жрут. Критикуют. Оставляют гору грязной посуды и уходят, даже не сказав «спасибо».
Я для них — не Лена. Я «функция». Подай, принеси, помой, улыбнись, выслушай, какая я криворукая. А Игорь? Игорь молчит. «Не обращай внимания, это же мама». «Светка просто устала, у нее дети».
А я не устала? Я работаю на двух работах. У меня ипотека, которую мы платим с моей зарплаты, потому что деньги Игоря «уходят на машину и бизнес».
— Ленка, ты уснула? — Света постучала вилкой по бокалу. Дзынь-дзынь. Как в ресторане. — Вина, говорю. И салфетки принеси, у меня ребенок испачкался.
Ее сын, пятилетний Артем, в этот момент вытирал жирные руки о мою новую штору.
Я посмотрела на пятно. Жирное. Расплывающееся.
Внутри что-то щелкнуло. Тихо так. Будто лопнула струна, на которой держалось мое ангельское терпение.
Я сняла фартук. Аккуратно сложила его. Положила на край стола.
Подошла к бару. Достала бутылку дорогого вина. Того самого, которое берегла на юбилей.
— О, другое дело! — оживилась Света. — Наливай.
Я открыла бутылку. Налила полный бокал.
И выпила его сама. Залпом.
Тишина повисла такая, что слышно было, как тикают часы в прихожей.
Свекровь открыла рот. Закрыла. Снова открыла.
— Ты... ты что творишь? — прошипела она. — Это для гостей.
— Гостей? — Я налила себе второй. — Я здесь гостей не вижу. Я вижу хамло.
— Лена! — Игорь наконец оторвался от экрана. — Ты чего? Перепила?
— Нет, дорогой. Я протрезвела.
Я села за стол. Прямо напротив свекрови. Она инстинктивно отодвинулась, будто я заразная.
— Значит так, — сказала я. Голос был тихий, спокойный. Я сама удивилась, насколько спокойный. — Салат сухой? Не ешьте. Утка жесткая? Не грызите. Вино кислое? Пейте воду из-под крана.
— Ты как с матерью разговариваешь?! — взвизгнула Света. — Мам, ты слышала? Она тебя посылает! Игорь, уйми свою жену!
— Я еще не закончила. — Я посмотрела на золовку. Прямо в глаза. У нее там столько злости, можно электростанцию питать. — Штора, Света. Твой сын испортил штору. Она стоит пятнадцать тысяч. Деньги на карту мне скинешь сейчас. Или я завтра напишу заявление участковому о порче имущества.
— Ты больная? — Света поперхнулась. — Какое заявление? Это же ребенок! Он случайно! И вообще, у нас денег нет, ты знаешь!
— Нет денег? Тогда бери тряпку. Вон там, под раковиной. И оттирай. Пока не станет чисто. Не отмоешь — заберешь штору с собой, а мне купишь новую.
— Мама! — Света повернулась к свекрови, ища защиты. — Скажи ей!
Галина Петровна надулась, как жаба перед дождем. Лицо красное, щеки трясутся.
— Лена, ты переходишь границы. Мы семья. Мы к тебе с душой, а ты мелочишься из-за тряпки. Ты должна быть гостеприимной хозяйкой. Женщина — это очаг, это мягкость...
— Очаг? — перебила я. — Галина Петровна, вы когда в последний раз меня по имени называли? Без «эй», «слышь» и «эта»? Вы когда мне на день рождения хоть цветок подарили? Ах да, в прошлом году. Набор кухонных полотенец из фикс-прайса. С ценником.
— Это внимание! — рявкнула она.
— Это плевок. А теперь слушайте меня внимательно. Я десять лет пыталась быть для вас хорошей. Удобной. Терпела ваши советы, как мне одеваться, как готовить, как мужа ублажать. Терпела, что вы называете мою квартиру «нашей». Но лавочка закрылась.
Я встала. Подошла к Игорю. Он сидел бледный, вжав голову в плечи.
— Ключи, — сказала я.
— Что? — Он моргнул.
— Ключи от квартиры. Твоей мамы и твоей сестры. Я знаю, что ты сделал дубликаты. Чтобы они могли «сюрпризы» мне делать. Приходить, когда меня нет, и проверять холодильник.
— Лен, ну зачем при всех...
— Ключи. На стол. Быстро.
Игорь, трясущимися руками, полез в карман. Выложил связку.
Я сняла два ключа. Бросила их в мусорное ведро.
— А теперь — ужин окончен. Ресторан «У Лены» закрыт на санобработку. От паразитов.
Свекровь встала. Величественно так, будто королева в изгнании.
— Ноги моей здесь больше не будет. Игорь! Собирайся! Мы уходим. Ты не останешься с этой... психопаткой.
Она была уверена. На сто процентов уверена, что сын побежит за ней. Как всегда.
Игорь посмотрел на мать. Потом на меня.
Я крутила в руках бокал. Спокойно смотрела на него.
— Выбирай, — сказала я одними губами.
В комнате повисло напряжение. Света уже натягивала куртку на Артема, попутно пихая в сумку апельсины со стола. Рефлекс, видимо.
— Игорь! — скомандовала мать.
Муж шумно выдохнул.
— Мам... вы идите. Я останусь.
— Что?! — У Галины Петровны глаза полезли на лоб. — Ты променяешь мать на бабу, которая нас из дома выгоняет?!
— Мам, вы правда перегнули. Штора реально дорогая. И салат нормальный был. Идите. Я такси вызову.
Свекровь схватилась за сердце. Классика жанра.
— Сердце! Валидол! Убивают!
— Скорую вызвать? — Я достала телефон. — Только учтите, за ложный вызов штраф. А врачи быстро определят, симуляция это или нет.
Она мгновенно выпрямилась. Здоровья хоть отбавляй.
— Будьте вы прокляты. Оба.
Дверь хлопнула.
В подъезде послышался ор Светы: «Она еще приползет!».
Я закрыла задвижку.
Вернулась на кухню.
Игорь сидел, опустив голову в тарелку с уткой.
— Ты жестко с ними, — буркнул он. — Мать теперь год разговаривать не будет.
— И слава богу. — Я села рядом. — Игорь, я не жестко. Я нормально. Жестко — это когда ты десять лет позволял им вытирать об меня ноги.
— Ну они же родня...
— У тебя теперь одна родня. Я. И если ты еще раз позволишь кому-то открыть рот в моем доме, чемодан полетит следом за ними. Ты меня услышал?
Он поднял глаза. Впервые за вечер посмотрел на меня с... уважением? Или страхом?
— Услышал. Налей вина.
Мы сидели молча. Ели остывшую утку.
Штора была испорчена безнадежно. Но мне было плевать.
В квартире пахло свободой. И немного — дорогим вином, которое я наконец-то позволила себе выпить.
Утром телефон разрывался от сообщений. Тетки, дядьки, двоюродные сестры — вся родня Игоря писала, какая я дрянь. Хамка. Неблагодарная.
Я читала и улыбалась.
Потом нажала кнопку «Сменить номер».
Давно пора было это сделать.
А вы как считаете? Надо было и дальше терпеть ради «худого мира» и мужа, или хамство нужно пресекать сразу и жестко, не глядя на возраст и статус родни? На чьей вы стороне? Пишите в комментариях!