Денийского родственника мы, конечно же, не нашли. То ли он погиб, то ли он вообще был выдуман моими спутниками с самого начала, и они просто решили сохранить этот предлог в силе для последующих вылазок в город. Другое дело, что после увиденного лично мне не особо хотелось куда-либо выбираться, если только не для того, чтобы свалить отсюда ко всем чертям, да побыстрее.
Пока мотались по улицам внутреннего города, мы стали свидетелями ещё одной групповой казни и пары случаев расстрела при попытке побега. Кроме того, мы увидели, как собственно происходит поиск и поимка всё ещё остающихся в городе дайхетов, которых сайхетские власти решили по каким-то причинам пока не лишать жизни. Скорее всего, их отправят на допрос, в ходе которого никто не будет ограничиваться методами, чтобы получить ту информацию, которую от дайхетов хотят услышать. А потом… что ж, потом их судьба, скорее всего, будет такой же, как и у других несчастных, тела которых вывозили в прицепах, буксируемых броневиками и просто на телегах, запряжённых вьючными животными.
Не то, чтобы я был в восторге от дайхетов и того, что они натворили, ввергнув земли сайхетов в хаос, но как по мне, это уже был полный перебор. Нет, меня не мутило от увиденного, и крепости моего желудка могли бы позавидовать многие. Мёртвых людей я тоже видел уже столько, что даже не пытался вести им подсчёт. Так что привыкнуть к виду смерти за последнее время я успел. Я сам её причинял. Всё время моего пребывания здесь это одна сплошная череда смертей и убийств.
Но то, что творилось в городе, нет, это было за рамками понимания. По крайней мере, моего. И то, что нам позволили всё это увидеть, а нам, я уверен, позволили, навевало на нехорошие мысли.
По возвращению, чтобы хоть как-то отвлечься и привести мысли в порядок, я наигрывал простенькие мелодии на ситаре, который нашёл в специальном шкафу для музыкальных инструментов в общем зале. Вернее, пытался играть.
Сидя на низком диване, я перебирал струны, пытаясь изобразить хоть какую-то вразумительную мелодию, но пальцы как назло попадали не по тем струнам, по каким было надо, и аккорды упорно не хотели складываться в музыку. Мысли о происходящем в землях сайхетов никак не хотели покидать мою голову, а перед глазами стояли лица расстрелянных у стены или повешенных в собственных домах дайхетов.
Не хотелось думать, что у сейчас везде так. Ведь должны же быть какие-то рамки для всего? Или у них тут так принято? И что сейчас тогда происходит в захваченном Нечтане? Неужели сайхеты так поступают только потому, что знают, что делают с их соплеменниками в других города, где они составляют меньшинство?
Струна сорвалась с пальца и зацепила заусениц, заставив меня сморщиться от боли. Я слизал маленькую капельку крови, ощутив на языке металлический привкус.
Просто я считал сайхетов вполне цивилизованными хозяевами, которые управляли Великой пустыней, поддерживая в ней хоть какой-то, но порядок. Иллюзий я не строил и понимал, что власть это всегда принуждение, тем более учитывая противоречия между населяющими пустыню племенами. Одни дайхедды чего стоят.
Но то, что происходило сейчас, вызывало во мне сильнейшее чувство неприязни. Это же самая обыкновенная и ничем неприкрытая этническая чистка. Да, это была она самая. И я ничего не мог сделать. Я сам был здесь на птичьих правах и без прикрытия, которое мне сначала обеспечивала Айюнар, а потом её родной дядя.
Может с ситаром что-то не так? Совсем не следят за инструментом.
Кроме меня, в зале больше никого не было, Айна приходила минут десять назад, но, убедившись в моём присутствии, и заметив моё настроение, решила лишний раз меня не тревожить, хотя и попросила быть осторожным в своих словах и действиях. Ну да, напомнила в очередной раз о том, что я и так прекрасно понимал.
Сутейр тоже ощущал себя комфортнее с денийцами, которые всегда были не прочь рассказать какую-нибудь байку из жизни наёмников в пустыне или о том, как они куражились по молодости в Денияре, а заодно показать устройство автомата или пистолета, разобрав и собрав их на время.
В конце концов, кто я ему? Чужемирец, с которым спала его мать, не более. По крайней мере, пока. И признаюсь, я начинал думать, что вся история с поиском и спасением сына Айюнар начинала мне казаться ненужными телодвижениями, способом взять себя в руки после её гибели.
И в этот самый момент, когда у меня в душе царил самый настоящий раздрай, в зал вошёл Дехейр. Он всё так же волочил правую ногу и на нём всё так же был сайхетский мундир пустынной расцветки. Воротник-стойка и верхняя пуговица мундира были расстёгнуты.
- Доброго вечера, – сказал он, как ни в чём не бывало.
Он прошёл к одному из кресел, что стояло в нескольких шагах от меня, и с трудом в него уселся. Раненая нога, судя по всему, доставляла ему множество неудобств. Тут же откуда-то появились служанки, которые принесли и поставили на столик перед ним блюдо с фруктами, кувшин с вином и два стеклянных бокала в серебряной отделке. Быстро разлили вино и исчезли так же незаметно, как и появились.
- Не хотите отведать хорошего вина? – предложил он. – Его делают на полуострове Хадрон, на противоположном берегу океана. Очень благоприятное место для выращивания чотэль. Мягкий климат. Морской воздух. Не то, что Пустыня, где вся жизнь вертится вокруг оазисов и приходится всё время экономить воду. Там чотэль вырастает особенно вкусным и ароматным. Соответственно вино из него получается великолепным. Есть придание, что Хадрон был тем местом, где боги создавали амброзию.
Я бросил на Дехейра короткий взгляд. Что там говорила Айна? Быть осторожней? Что-то кольнуло меня в голову, словно предупреждая.
- Не думал, что скажу это сайхету, но прямо сейчас я хочу вас убить, – честно ответил я, перестав перебирать струны и мысленно попросив прощения у Айны за то, что наплевал на её совет. Я смотрел ему прямо в глаза.
Снова странный укол в затылок. Я даже провёл рукой, чтобы убедиться, что там ничего нет.
Дехейр улыбнулся одними уголками губ и отпил небольшой глоток из бокала, и с легким звоном вернул его на столик. Двумя пальцами взял кусочек вяленого фрукта и отправил его в рот. Казалось, он жуёт бесконечно.
- Я вас прекрасно понимаю, меня многие хотят убить, особенно дайхеты, и ещё нимейцы, и кочевники различных племён, – наконец, произнёс он, при этом он был абсолютно невозмутим, и его как будто даже забавляла эта ситуация. – Но и вы поймите меня. Хотя бы попробуйте примерить сложившуюся ситуацию на себя, так сказать, поставить мысленный эксперимент.
- Вы о гибели вашей жены и детей?
Его лицо на мгновение окаменело, но он тут же взял себя в руки, сказал:
- По-моему, вы должны быть довольны происходящим. Разве нет?
Он что, издевается? Или говорит серьёзно?
- С чего бы это? – уточнил я и вернулся к бесполезному перебору струн.
- По всему Сайхет-Дейтем происходят чистки, - произнёс он совершенно будничным тоном. - Наши службы отлавливают нимейских и дайхетских агентов.
- И почему вы решили, что этот факт должен вызвать у меня чувство удовлетворения? – я с трудом поборол своё закипающее раздражение.
- Разве не нимейцы убили вашу женщину, Вадим? – он посмотрел на меня одновременно пристально и так, словно бы сквозь меня. Это был взгляд человека, который потерял всё, и которому терять больше нечего. – Что может быть лучше, чем вытрясти из них душу? Их подлую, продажную душу... Вы, Вадим, – человек из другого мира и вам простительно не знать историю наших взаимоотношений. И если с нимейцами всё понятно – они были нашими врагами многие века и особо этого не скрывали. То в случае с дайхетами дела обстоят несколько иначе. И то, что произошло, не заслуживает прощения.
- Даже женщины и дети?
Дехейр вскинул ладонь и покачал головой:
- Да простят вас боги, Пророк или в кого вы там верите на своей Земле! - Детей мы не убиваем. А женщины…кому, как ни вам знать, что женщина в своём желании убийства может быть куда как изощрённее мужчины.
Я ничего не ответил, и не стал уточнять, что сайхеты делают с детьми свих врагов. Что касается женщин и их умения убивать, приходилось признать, что он был прав. Да и мои познания в их истории действительно были поверхностными, и получал я их большей частью урывками. Если отец и заложил в меня знания языка аборигенов, то по части истории сайхетов и их обычаев я не мог похвастаться эрудицией.
Из последнего, что мне удалось узнать по разговорам с денийцами, когда мы ехали в Эсхитан, так это про некие Пурпурные войны, которые закончились полной победой сайхетов, и дайхеты были вынуждены признать новую реальность, отказавшись от прежних имперских амбиций. Теперь империю строили сайхеты. Свою империю. Так, как они её видели и понимали. (Денийцы, к слову, выступали в тех войнах на стороне сайхетов)
Тем не менее, последние приняли поражение дайхетов отнюдь ни как полную и безоговорочную капитуляцию, полностью лишив поверженного противника всякого права решать свою судьбу самому. Напротив, это было поражение равного по силе противника, и отношение к врагу было соответствующее. К тому же эти два народа во многом были похожи и исходили из одного корня. В итоге, дайхеты были включены в государственную систему сайхетов, получив право на широкую автономию и самоуправление, а также права практически аналогичные правам сайхетов. Та же дайхетская гвардия служила в Сайхет-Дейтем на правах сайхетской армии.
Но видимо, все эти годы, все прожитые поколения в дайхетах тлела обида за своё поражение. В первую очередь на то, что теперь не они устанавливают правила. С ощущением собственной ущербности, пускай и мнимой, можно жить очень долго, но рано или поздно оно попытается найти выход. Даже если твой победитель вовсе не считал тебя ниже по статусу и всячески пытался сделать тебя частью своей цивилизации. И для того, чтобы затянутая в тугую спираль пружина разжалась, достаточно было небольшого, но выверенного воздействия со стороны.
Понятно, что далеко не все дайхеты были задействованы в мятеже, а, скорее наоборот, абсолютное большинство понятия не имело о том, что готовится. Но, видимо, некоторая критическая масса всё-таки набралась, а учитывая пассионарность народа, эффект снежной лавины, если не сказать камнепада, был обеспечен.
История полна невероятных поворотов, однако, этническая чистка, она и в Африке этническая чистка.
Дехейр перевёл взгляд с меня на хрустальный бокал, в котором искрилось тёмно-красное вино.
- Считаете, меня чрезмерно жестоким? – прямо спросил он.
- Не мне вас судить, - постарался я отвертеться от ответа.
Дехейр помолчал, вздохнул.
- Когда ваш народ пришёл в наш мир, - сказал он, - я был ещё совсем ребёнком. Странные были времена. Никогда ещё иномирцы не приходили к нам в таком количестве и не были вооружены так хорошо, как вы. Вы в курсе, с чего началась война между нами?
Я молча кивнул. Эту историю я слышал. Болезнь, занесённая из другого мира, последовавшая за этим эпидемия, и религиозный пыл фанатиков – отличный рецепт для джихада, где бы он ни разгорелся. И пусть сайхеты втянулись в войну, не придавая ей того значения, каким её наделили племена пустыни, но в какой-то момент количество перешло в качество и они стали воспринимать её как нечто личное. А остановить кровопролитие при таких обстоятельствах, когда люди, потерявшие близких, хотят лишь одного – мести, – было почти невозможно.
Но, согласно официальной версии событий, земляне и сайхеты смогли переломить себя и попытались договориться, подписав Договор, чётко разделяющий границы их влияния в Великой Пустыне. Сайхеты и тогда ещё дайхеты приняли на себя обязательства по приведению кочевых племён к подчинению и минимизации случаев их нападения на пришельцев из другого мира.
- Тогда погибло много людей, - продолжал Дехейр, - И вы, Вадим, могли подумать, что, если мы с вами смогли договориться, и даже начали торговать – посмотрите вокруг, большая часть древесины в этом зале с Земли, – то такие похожие народы как сайхеты и дайхеты уж точно должны найти общий язык.
Думал ли я так? Пожалуй, да, такие мысли меня посещали. Пускай, я и понимал, что всегда есть свои нюансы и важные детали.
- Знаете, - говорил Дехейр, - мы ведь тоже изучали вашу историю, в первую очередь, как вы понимаете, по сведениям, полученным от пленных. По понятным причинам мы ничего не знаем о том, что происходило у вас с того момента, как земляне ушли из нашего мира, вернувшись к себе. Но вот какой я вывод смог сделать из имеющейся информации: чужакам, бывает, договориться значительно проще, чем близким родственникам. Чужаков воспринимаешь иначе. Да, мы ненавидим нимейцев, они ненавидят нас. Ещё с тех пор как мы приняли учение Пророка. И мы сегодня самозабвенно режем один другого, на севере, как вы знаете, сейчас идут по-настоящему серьёзные бои. И мы делали так сотни лет. Но и союзниками мы были неоднократно, – он задумчиво посмотрел на бокал вина с полуострова Хадрон, словно вспоминая, как они вместе с нимейцами разделили империю Дан-а-Утль. – Вы спросите: что будет дальше? Я отвечу, что не знаю. Но я уверен, что с нимейцами мы, в итоге, договоримся. И снова будем торговать, и работать друг у друга и друг на друга. Нимейцы – чужаки, а предательство чужака ранит совсем не так, как предательство брата. Брата, с которым ты был готов поделиться всем, что у тебя есть и детей которого принимал, как своих детей. Но ему оказалось этого мало. Именно поэтому с дайхетами всё обстоит иначе.
Холодная рассудительность Дехейра одновременно пугала и вызывала искреннее уважение. Нет, он всё-таки не сошёл с ума. Совсем нет. Это как-то иначе называется. Но лучше бы он потерял рассудок, так бы мне не пришлось бы пытаться его понять.
Я отставил ситар, прислонив его грифом к дивану, на котором сидел.
- А что будет с вашей дочерью? – напомнил я, произносить слово «полукровка» я всё-таки предусмотрительно не стал.
- Моя дочь – сайхет, - мягко, но всё-таки отрезал Дехейр. – Для всех. И у всех будет право сделать этот выбор. Или вы думали, что в моём подчинении исключительно чистокровные сайхеты?
Он тяжело поднялся с кресла, я тоже встал на ноги.
- Так что, пожалуй, вы правы, Вадим, - добавил он. - Не вам меня судить. И пока мои люди выполняют мои приказы, я буду считать, что поступаю правильно.
Он кивнул и захромал дальше, а я смотрел ему вслед, пока он не скрылся за тяжёлыми высокими дверями.
***
Вадим стоял на крыше высотного здания и обозревал мёртвый город, расположившийся в не менее мёртвой долине. Названия ни того, ни другого он не знал. По прошлому опыту он уже знал, что если он видит этот эту картинку, то он уже здесь бывал раньше.
Отсюда были видны крыши большинства зданий, и даже пригороды с ветками железных дорог, если смотреть в бинокль. Одна из таких веток тянулась к давно остановившейся фабрике.
Тихая зарница полыхнула в тяжелых набрякших тучах. Вот только влаги в них не было ни капли. Не те это тучи, которые даруют дождь измученной жаждой земле. Земля эта давно мертва. И сколько её не поливай, совсем не факт, что она вновь сможет ожить. И нет здесь никакой жизни, кроме манекенов.
А вдали – горы. За ними он никогда не был. И это он знал точно без помощи всяких искинов, внедрённых в его мозг. Никто из землян там не был. Иной информации у него нет. Слишком опасно, слишком много ресурсов надо будет тащить на себе и главный из них – вода. А уйдя слишком далеко, ты рисковал уже больше никогда не вернуться. И это он тоже знал совершенно ясно. Такое уже случалось.
«Ты хочешь сдохнуть раньше времени?» - раздалось сбоку. Голос Дианы был требовательным, если не сказать злым. Так с парнем говорит девушка, когда её планы не совпадают с твоими.
Вадим улыбнулся.
«Так это ты колола меня в затылок?» - спросил он, не оборачиваясь и продолжая наблюдать за городом с высоты птичьего полёта.
На крыше через пару кварталов он заметил на крыше тонкие силуэты. Манекены. Стоят, замерев. Иногда дергаются, как от удара током.
«А как ещё мне привлечь внимание?! – прошипела Диана. - Или ты хочешь, чтобы они увидели, как ты подскакиваешь от голоса в голове? Хочешь, чтобы вместо Даута тебя на части разобрал Дехейр?»
«Тебе-то что?» - пожал плечами Вадим.
«А то, что вместе с тобой исчезну и я!»
Она действительно была зла. И ещё она боялась.
«А разве должно быть как-то иначе?»
Диана не стала отвечать. Но Вадим даже не глядя на неё представил, как она сжимает от злости кулачки, а на милом личике перекатываются желваки.
«Знаешь что, будь так добра, - попросил Вадим, - когда я проснусь, сделай так, чтобы я помнил обо всех наших ночных разговорах. И о том, что я работал на Комитет. Разблокируй всё, что тебе удалось вытащить из моей памяти. И я не знаю, что тебе известно о прошлом этого мира, но будет лучше, если, бодрствуя, я всё-таки буду знать о твоём существовании. А ещё я хочу помнить, что мой отец мне не родной»
«Ты можешь пожалеть об этом, Вадим»
«С чего бы это?»
«Поверь, лучше тебе не знать о том, что я в твоей голове»
«Просто сделай» - сказал Вадим и со свистом вдохнул стерильный воздух.
Какая убедительная иллюзия, подумал он. Кажется, он расслышал, как Диана скрепит зубами от злости.
«Да будет так» - услышал он сухое в ответ.
Диана исчезла. Нет, она не ушла, Вадим не слышал шагов. Зачем искину, или кто она там, ходить ногами в несуществующем иллюзорном мире, сотканном из его личных воспоминаний. Она просто исчезла. Она была зла на него и вела себя соответственно.
А ещё Вадим знал, что она, безусловно, выполнит его прямой приказ.