— Положи нож, Вера. Ты на меня так смотришь, будто это меня сейчас будешь чистить, а не окуня.
Вера не положила. Она с хрустом, медленно и методично, провела лезвием против чешуи. Серебристые брызги полетели на клеенчатый фартук, на кафель, одна чешуйка прилипла к запотевшей бутылке масла. На кухне пахло тиной и сырой речной водой — запах резкий, но честный, в отличие от того разговора, который затеял Игорь пять минут назад.
— Я тебя услышала, — произнесла она глухо, не поднимая глаз от рыбины. — Значит, условие такое. Или ключи от кроссовера на блюдечке с голубой каемочкой, или я персона нон грата.
Игорь, грузный, с уже наметившимся вторым подбородком, который он старательно прятал за аккуратной бородкой, нервно переступил с ноги на ногу. Ему было неуютно. Он привык, что Вера — это надежный тыл, банкомат и решатель проблем в одном лице. Но сегодня этот «тыл» стоял у раковины с большим разделочным ножом и пугающим спокойствием.
— Ну зачем ты утрируешь? — Игорь поморщился, поправляя манжету рубашки. — Мама просто хочет видеть, что мы семья. Что мы успешны. Ты же знаешь, у неё юбилей. Шестьдесят лет. Содерутся все: тётка из Воронежа, бывшие коллеги из министерства, соседи эти, Зубовы, чтоб им пусто было. Маме нужно въехать в этот день, как королеве. А не на такси эконом-класса.
— И поэтому я должна вынуть из оборота полтора миллиона и купить ей игрушку? — Вера наконец подняла глаза. Они у неё были серые, цепкие, как осеннее небо перед первым снегом. — Игорь, у нас ремонт в цеху встал. Ты же сам ныл неделю назад, что крыша течет.
— Крыша подождет! — рявкнул он и тут же осекся, понизил голос до вкрадчивого шепота. — Вер, ну это же мама. Она нас вырастила… То есть меня. Она жизнь положила.
— Жизнь она положила на то, чтобы казаться, а не быть, — отрезала Вера, возвращаясь к рыбе. — Машина ей не нужна. У неё права просрочены лет пять как. Она водить боится.
— Это подарок! Статус! Символ! — Игорь начал терять терпение. Он подошел ближе, нависая над женой. — В общем так. Мама сказала четко: если ты не уважаешь её настолько, чтобы сделать нормальный подарок, то видеть твою кислую физиономию за праздничным столом она не желает. Это ультиматум, Вера. И я с ней согласен.
Он ждал истерики, криков, может быть, слез. Ждал, что Вера начнет считать деньги, а он будет великодушно её успокаивать. Но Вера просто сполоснула руки под ледяной водой, вытерла их вафельным полотенцем и повернулась к мужу всем корпусом.
— Хорошо, — сказала она тихо.
— Что «хорошо»? — растерялся Игорь. — Ты купишь?
— Я сказала «хорошо» на твою вторую часть фразы. Не приходить — так не приходить.
Игорь застыл. Лицо его пошло красными пятнами.
— Ты сейчас серьезно? Ты хочешь опозорить меня перед всей родней? «Где твоя жена, Игорек?» — «А она пожалела денег на подарок любимой свекрови и сидит дома, рыбу чистит». Так, что ли?
— Скажи как есть, — Вера сняла фартук. — Скажи, что у твоей жены нет лишних денег на понты для Галины Петровны. Или соври что-нибудь. Ты же умеешь.
Она вышла из кухни, оставив мужа наедине с недочищенным окунем и тяжелым, липким чувством надвигающейся катастрофы.
Вера работала не в офисе с кондиционерами, а на логистическом складе. Начальником смены. Работа была нервная, пыльная, требовала стальных нервов и умения перекричать водителя фуры, у которого сорвалась поставка. Она привыкла к грубости, к прямым угрозам, к жестким решениям. Именно эта закалка и позволила ей пять лет назад поднять на ноги отцовский бизнес по грузоперевозкам, когда отец слег с инсультом.
Игорь появился в её жизни тогда же. Красивый, с подвешенным языком, он работал менеджером по продажам чего-то эфемерного. Он красиво ухаживал, не лез в дела фирмы, и Вере казалось, что она нашла ту самую «тихую гавань».
Галина Петровна, мать Игоря, поначалу вела себя как английская королева в изгнании. Она жила в старой трехкомнатной квартире в центре, обставленной тяжелой мебелью с запахом нафталина и прошлого величия. В её доме нельзя было громко смеяться, ставить чашку без блюдца и говорить слово «деньги». Деньги там подразумевались, но обсуждать их считалось вульгарным. Правда, деньги эти, как выяснилось позже, зарабатывала Вера, а Галина Петровна лишь благосклонно их принимала в виде помощи сыну.
На следующий день после ссоры Игорь ходил по квартире, демонстративно хлопая дверцами шкафов. Он играл в обиженного аристократа, вынужденного жить с черствой торговкой.
— Ты звонила в салон? — бросил он, проходя мимо Веры, которая заполняла путевые листы за кухонным столом.
— Нет.
— Вера, до юбилея три дня. Машина должна стоять у подъезда с бантом. Красным.
— У меня нет денег на машину, Игорь. Оборотные средства в товаре. Свободных — двести тысяч. Могу купить ей путевку в Кисловодск. Или хороший ортопедический матрас.
Игорь остановился. Его глаза сузились.
— Ты врешь. Я видел выписку. На счету фирмы есть деньги.
Вера медленно отложила ручку. В комнате повисла тишина, тяжелая, как чугунная крышка люка.
— Ты лазил в мои документы? — голос её был ровным, но от этого тона у грузчиков на складе обычно холодело внутри.
— Я муж! — взвизгнул Игорь, давая петуха. — У нас общий бюджет!
— У нас общий бюджет на еду, коммуналку и отпуск. Бизнес — это не «общий бюджет». Это зарплаты тридцати человек, налоги и аренда. Ты в этом месяце принес в дом сорок тысяч. А требуешь подарок за полтора миллиона. Математика не сходится, Игорь.
— Ты меня куском хлеба попрекаешь? — он картинно схватился за сердце. — Как низко. Мама была права насчет тебя. «Мещанка», говорила она. «У неё калькулятор вместо сердца».
— Зато у твоей мамы вместо сердца — бездонная бочка для тщеславия, — Вера встала. — Разговор окончен. Машины не будет. Точка.
Игорь выскочил из квартиры, хлопнув входной дверью так, что посыпалась штукатурка. Вера подошла к окну. Внизу, у подъезда, Игорь кому-то яростно звонил. Судя по жестикуляции — маме.
Вера знала, что просто так это не кончится. Галина Петровна была женщиной стратегического ума, когда дело касалось выжимания ресурсов. Она не скандалила на базаре, она плела интриги.
Вечером Вере позвонила двоюродная сестра Игоря, Леночка.
— Верочка, привет! — прощебетала она. — Слушай, мы тут с тетей Галей обсуждаем меню… Ты же будешь на юбилее? Тетя Галя так волнуется, говорит, ты какой-то сюрприз готовишь грандиозный.
«Ах вот как, — подумала Вера. — Решили взять измором и общественным мнением».
— Сюрприз будет, Лена. Обязательно, — сухо ответила Вера.
— Ой, как здорово! А то Игорь такой загадочный ходит. Говорит: «Вера готовит бомбу». Слушай, а правда, что вы ей «Тойоту» дарите? Тетя Галя уже всем подругам растрезвонила. Даже Зубовым сказала, чтобы они свои корыта со двора убрали, а то места для новой машины не будет.
Вера почувствовала, как сжимаются челюсти. Они не просто просили. Они уже пообещали. Они уже продали шкуру неубитого медведя, и теперь, если Вера откажет, она будет выглядеть не просто жадной, а лгуньей, которая обманула надежды пожилой женщины.
— Лена, передай Галине Петровне, что я приду. И подарок будет. Именно такой, какого она заслуживает.
Положив трубку, Вера долго смотрела на темный экран телефона. Внутри разворачивалась холодная, злая пружина. Она столько лет пыталась быть хорошей. Сглаживала углы. Закрывала глаза на то, что Игорь "забывал" платить за квартиру. На то, что Галина Петровна ни разу не поздравила её с днем рождения вовремя, всегда «путала даты». На вечные поджатые губы свекрови, когда Вера приезжала с работы в джинсах и куртке, а не в платье.
«Хватит, — решила Вера. — Хотят шоу? Будет им шоу».
На следующий день Вера взяла отгул. Она не поехала в автосалон. Она поехала в банк, а потом к нотариусу. То, что она узнала в банке, заставило её не просто разозлиться, а похолодеть от ужаса и брезгливости.
Оказывается, Игорь не просто «смотрел выписки». Две недели назад он пытался оформить потребительский кредит под залог их общей дачи. Банк отказал, потому что дача была оформлена на Веру дарственной от отца, и подпись Игоря ничего не значила. Но сам факт! Он пытался заложить дом, который строил её отец, ради прихоти матери.
Но это было не всё. Вера подняла старые транзакции по карте мужа, к которой у неё был доступ (он сам когда-то попросил настроить автоплатежи и забыл поменять пароль).
Рестораны. Магазины женской одежды больших размеров. Ювелирный.
Последние полгода, пока Вера тянула лямку на складе, экономя на лишней паре обуви, Игорь методично спонсировал «красивую жизнь» Галины Петровны. Пенсия у свекрови была маленькая, но жила она на широкую ногу. Теперь стало понятно, на чью именно.
Вера сидела в машине у офиса нотариуса и смотрела на серый город. Ей не было больно. Было противно, словно она наступила в тухлятину. Она вспомнила слова Игоря про «мещанку» и «калькулятор».
— Ну что ж, Игорек, — сказала она своему отражению в зеркале заднего вида. — Сейчас калькулятор посчитает итоговую сумму.
День юбилея выдался пасмурным. Ресторан Галина Петровна выбрала пафосный, с лепниной, позолотой и тяжелыми бархатными шторами, которые собирали пыль веками.
Вера приехала с опозданием. Она вошла в зал, когда гости уже сидели за столами, но горячее еще не подали. На ней было строгое черное платье — не траурное, а деловое, элегантное, как броня. Волосы собраны в тугой узел, макияж минимальный. Она выглядела чужеродно среди дам в люрексе и мужчин в тесных пиджаках.
Зал затих. Игорь, сидевший по правую руку от матери, вскочил, нервно одергивая пиджак. Он выглядел помятым и напуганным. Видимо, до последнего не знал, приедет ли жена и что выкинет.
Галина Петровна восседала во главе стола как императрица. Высокая прическа, массивное колье (Вера узнала его — чек на тридцать тысяч прошел по карте Игоря месяц назад), надменный взгляд.
— А вот и наша Верочка! — пропела свекровь, но глаза её оставались холодными. — Мы уж думали, ты заблудилась. Или подарок такой большой, что в двери не проходит?
Гости захихикали. Леночка подмигнула с другого конца стола.
Вера медленно прошла к столу. Она несла в руках не ключи, не коробку, а плотную папку для бумаг.
— С днем рождения, Галина Петровна, — голос Веры звучал звонко в тишине зала. — Извините за задержку. Оформляла документы.
Глаза Игоря загорелись надеждой. Он решил, что это документы на машину.
— Ох, Верочка! — Галина Петровна всплеснула руками, на которых сверкали кольца. — Ну зачем же так официально? Могла бы просто ключи положить! Ну, давай, не томи! Какого цвета? Вишневая? Я всегда хотела вишневую!
Вера подошла к имениннице вплотную. Положила папку на стол, прямо поверх накрахмаленной салфетки.
— Не вишневая, Галина Петровна. Прозрачная.
— Что? — улыбка свекрови дрогнула.
— Это ваш подарок. Открывайте.
Игорь, почуяв неладное, дернулся к папке:
— Вера, давай потом, дома…
— Нет, сейчас, — Вера перехватила его взгляд, и Игорь, наткнувшись на эту сталь, осел на стул. — Мама же хотела, чтобы все гости видели, как мы живем. Пусть смотрят.
Галина Петровна дрожащими пальцами открыла папку. Сверху лежал лист с яркими диаграммами и таблицами.
— Что это? — спросила она растерянно.
— Это отчет, Галина Петровна. Финансовый отчет за последние два года. Видите красные столбики? Это деньги, которые ваш сын вытащил из семейного бюджета и перевел на ваши нужды. Рестораны, санаторий в прошлом году (который вы назвали «подарком от собеса»), вот это колье, ремонт у вас в ванной…
В зале повисла гробовая тишина. Слышно было, как где-то на кухне звякнула посуда.
— Здесь чеков на миллион восемьсот тысяч рублей, — продолжала Вера спокойно, как на совещании. — Это как раз стоимость той машины, которую вы требовали. Даже больше. Так что считайте, что вы её уже получили. И съели, и сносили, и потратили.
— Как ты смеешь… — прошипела Галина Петровна, её лицо пошло пятнами. — Считать деньги в чужом кармане! Это деньги моего сына!
— Нет, Галина Петровна. Это мои деньги. Игорь зарабатывает сорок тысяч. Вы тратите в месяц шестьдесят. Разницу покрывала я. До сегодняшнего дня.
Вера обвела взглядом притихших гостей. Соседи Зубовы смотрели на неё с жадным любопытством, тетка из Воронежа застыла с вилкой у рта.
— Игорь, — Вера повернулась к мужу. Тот сидел, вжав голову в плечи, похожий на нашкодившего школьника. — В папке есть еще один документ. На последней странице. Это уведомление о расторжении брака и требование о разделе имущества.
— Вера, ты с ума сошла! — взвизгнул Игорь. — При людях! На юбилее!
— Ты сам сказал: «Если не подаришь машину, можешь не приходить». Машины нет. Но я пришла, чтобы вернуть вам вашего сына. Полностью. Со всеми его доходами и, главное, расходами. Теперь он весь ваш, Галина Петровна. Кормите его, одевайте, и пусть он вам покупает хоть вертолеты.
Вера отступила на шаг. Ей стало вдруг неимоверно легко. Будто она сбросила мешок с цементом, который тащила в гору пять лет.
— Верочка, деточка, — Галина Петровна резко сменила тактику. Слезы брызнули из глаз моментально, профессионально. — Да как же так? Мы же семья! Ну погорячился Игорек, ну я старая ду… женщина, захотела внимания. Зачем же рубить сплеча?
— Семья — это когда вместе, Галина Петровна. А не когда один везет, а двое едут и кнутом погоняют, да еще и жалуются, что трясет.
Вера развернулась и пошла к выходу.
— Стой! — крикнул Игорь, вскакивая. — Ты не можешь уйти! Кто будет платить за банкет?!
Вера остановилась в дверях. Обернулась. Улыбка у неё вышла кривая, но искренняя.
— Как кто? Глава семьи. Ты же хотел, чтобы всё было «по-богатому». Вот и соответствуй.
Она вышла из душного зала в прохладный холл. Швейцар, видевший, видимо, и не такие сцены, молча открыл ей дверь.
На улице шел дождь. Мелкий, противный, осенний. Но Вере он показался живой водой. Она села в свою машину — старенький, но надежный внедорожник, который возил её по складам и объектам.
Телефон начал разрываться звонками. Игорь. Снова Игорь. Лена. Неизвестный номер.
Вера выключила телефон и бросила его на соседнее сиденье.
Она знала, что будет дальше. Будут мольбы, угрозы, попытки манипулировать. Игорь приползет, будет клясться, что мама его заставила, что он был не в себе. Галина Петровна, возможно, даже изобразит сердечный приступ.
Но всё это уже не имело значения. Главное произошло: Вера перестала быть функцией. Она снова стала человеком.
Она завела мотор. Дворники смахнули воду со стекла, открывая вид на серую дорогу.
— Ну что, — сказала она сама себе вслух. — Поехали домой. Завтра рано вставать. Крышу в цеху чинить надо.
Впереди был вечер, тихий пустой дом, где никто не будет требовать невозможного. И почему-то Вере казалось, что этот вечер будет лучшим за последние пять лет. Она заедет в магазин, купит бутылку хорошего вина, настоящего сыра и будет смотреть, как дождь моет город, смывая грязь, фальшь и чужие ожидания.
Душа, свернутая в тугой узел все эти годы, медленно, со скрипом, но начала разворачиваться...
Дверь за Верой закрылась мягко, с дорогим, плотным щелчком, отрезавшим уличный шум и сырой воздух от душного зала. Внутри повисла тишина — не торжественная, а липкая, неловкая. Слышно было, как жужжит кондиционер, гоняя по кругу запах запеченной утки и дорогих духов, который теперь казался приторным до тошноты.
Игорь стоял, опираясь рукой о спинку стула. Его лицо из красного стало землисто-серым. Он смотрел на папку, оставленную Верой. Бумаги в ней лежали ровно, уголок к уголку — так же аккуратно, как она складывала его рубашки после глажки. Только теперь эта аккуратность выглядела как приговор.
— Ну, что застыли? — голос Галины Петровны прозвучал резко, как треск сухой ветки. Она первой опомнилась, расправила плечи и обвела гостей тяжелым взглядом. — У Веры нервный срыв. Бывает. Работа у неё… мужская. Переутомилась девочка, понесла околесицу.
Она нервно поправила массивное колье на шее, то самое, за тридцать тысяч. Пальцы у неё дрожали, и камни в оправе хищно блеснули под люстрой.
— Игорек, сядь! — шикнула она на сына, не разжимая губ. — Не стой истуканом, люди смотрят. Улыбайся.
Игорь рухнул на стул. Его взгляд метался по столу: тарелки с деликатесами, хрусталь, крахмальные салфетки. Все это внезапно превратилось из атрибутов праздника в улики преступления.
— Мама, — прошептал он, и голос его сорвался. — Мама, ты не поняла. Она не вернется.
— Вернется, куда она денется, — отмахнулась Галина Петровна, цепляя вилкой маринованный гриб. Но гриб соскользнул и шлепнулся на скатерть, оставив жирное пятно. — Попсихует и придет. Кому она нужна в тридцать пять лет с таким характером? Ты у меня мужчина видный, а она…
— Мама! — Игорь схватил папку и сунул её матери под нос, едва не опрокинув бокал. — Посмотри сюда! Здесь выписки! Она всё знала. Каждый рубль. Она нас отрезала. Ты понимаешь, что это значит?
Соседка, Тамара Зубова, сидевшая напротив, вытянула шею, пытаясь заглянуть в бумаги. Галина Петровна перехватила её взгляд и захлопнула папку ладонью.
— Не истери, — процедила она. — Разберемся дома. Гости ждут горячее. Где официант?
К ним уже спешил администратор — молодой человек с безупречной осанкой и планшетом в руках. Он чувствовал напряжение в воздухе профессиональным чутьем, как акула чувствует кровь.
— Прошу прощения, — он вежливо, но твердо встал между Игорем и Галиной Петровной. — Мы подаем «Стейки Рибай» и «Каре ягненка», как было заказано? Или будут изменения в связи с… уходом заказчика?
Слово «заказчик» прозвучало как пощечина.
— Конечно подавайте! — воскликнула Галина Петровна, вздернув подбородок. — Праздник продолжается! И шампанское обновите!
— Одну минуту, — администратор не сдвинулся с места. — Дело в том, что Вера Андреевна при бронировании внесла только аванс за холодные закуски. Основной расчет должен был быть произведен перед подачей горячего. Таковы правила нашего заведения для крупных банкетов. Сумма к доплате — сто четырнадцать тысяч рублей.
В зале стало так тихо, что слышно было, как у тетки из Воронежа заурчало в животе.
Игорь почувствовал, как по спине, под рубашкой, течет холодный пот. Он полез в карман за телефоном, открыл банковское приложение. Пальцы скользили по экрану.
Баланс: 4 215 рублей 30 копеек.
Кредитная карта, которой он гордо расплачивался последние месяцы, была дополнительной к счету Веры. Он нажал на иконку карты. «Карта заблокирована владельцем».
— Игорек? — в голосе матери впервые проскользнули истеричные нотки. Она смотрела на него не как на любимого сына, а как на сломанный банкомат. — Расплатись, не томи мальчика.
— У меня нет, — выдохнул Игорь.
— Что значит «нет»? — Галина Петровна попыталась улыбнуться администратору, но улыбка вышла похожей на оскал. — У моего сына временные технические трудности с приложением. Интернет, знаете ли…
— Я могу принести терминал, — бесстрастно предложил администратор. — Или вы можете оплатить картой, мадам?
Все глаза устремились на Галину Петровну. На её кольца, на колье, на дорогую укладку. Зубовы переглядывались с откровенным злорадством. Они жили в одном доме тридцать лет и прекрасно знали, что пенсия у соседки — двадцать две тысячи, а гонору — на миллион.
— Я… я не взяла кошелек, — пробормотала именинница, и её величавая осанка начала осыпаться, как старая штукатурка. — Я же на празднике. Я гостья!
— Игорек, сделай что-нибудь! — зашипела она на сына, хватая его за рукав. Ногти больно впились в ткань. — Позвони Вере! Немедленно! Скажи, что у меня сердце! Что я умираю! Пусть вернется и оплатит!
Игорь посмотрел на мать. Вблизи, под ярким светом ресторанных люстр, он вдруг увидел не «королеву-мать», а перепуганную, жадную старуху с поплывшим макияжем. Она не думала о том, что семья развалилась. Она думала о том, как не опозориться перед Зубовыми из-за котлет.
В нём поднялась волна глухой, темной злости. Не на Веру. На эту женщину, которая всю жизнь твердила ему, что он особенный, что он достоин лучшего, а в итоге превратила его в клоуна без гроша в кармане.
— Не буду я звонить, — сказал Игорь громко.
— Что? — Галина Петровна опешила.
— Не буду. Телефон она выключила. Я знаю. А у тебя сердца нет, мама. У тебя там калькулятор, как ты про Веру говорила. Только он сломался.
Он встал. Ноги были ватными, но сидеть за этим столом он больше не мог.
— Извините, — он обратился к администратору, стараясь не смотреть на гостей. — Горячее отменяется. Банкет окончен.
— Как окончен?! — взвизгнула тетка из Воронежа. — А торт?! Мы же еще торт не ели! Галя, ты же обещала «Наполеон» от шефа!
— Галя много чего обещала, — Игорь усмехнулся, глядя на мать сверху вниз. — Галя обещала, что я буду жить как король, если буду её слушать. А в итоге я стою здесь и не могу заплатить за салат.
Он выгреб из кармана всё, что было — смятые купюры, мелочь, — и бросил на скатерть.
— Вот. Это всё. Остальное — с именинницы. Она у нас женщина обеспеченная, вон сколько золота на ней. В ломбарде за углом как раз хватит, чтобы закрыть чек.
— Ты… ты бросаешь мать? Здесь? — Галина Петровна схватилась за грудь, на этот раз, возможно, по-настоящему. Лицо её пошло багровыми пятнами.
— Я иду домой, мама. Пешком. У меня нет денег на такси. А ты… ты же хотела праздника? Ты в центре внимания. Наслаждайся.
Игорь развернулся и пошел к выходу той же дорогой, что и Вера пять минут назад. Он шел сквозь шепот и смешки, чувствуя спиной взгляды. Ему было стыдно, страшно, но где-то в глубине этого стыда зарождалось странное, злое облегчение.
За его спиной администратор вежливо, но непреклонно наклонился к Галине Петровне:
— Мадам, нам придется вызвать полицию, если счет не будет закрыт. Или, возможно, кто-то из ваших гостей..?
Зубовы тут же увлеченно заговорили между собой, разглядывая потолок. Тетка из Воронежа начала поспешно собирать сумку. За столом воцарился хаос — жалкий, суетливый финал великого юбилея.
Игорь толкнул тяжелую дверь и вышел под дождь. Холодная вода ударила в лицо, отрезвляя. Он поднял воротник пиджака и побрел к метро, впервые за много лет оставшись один на один со своей жизнью, которая, как оказалось, стоила ровно четыре тысячи рублей...