В американском полуфантастическом фильме «Топ Ган» (1986 г.) один из героев утверждает, что во время Корейской войны 1949-1953 г.г. американские летчики сбили в десять (!) раз больше советских самолетов, чем те американских, и полностью «захватили небо» в Корее.
Сразу возникает вопрос – это каким громадным количеством самолетов должны были бы обладать ВВС СССР, если только на Корейской войне потеряли их, судя по словам персонажа фильма, около 10000 машин? Ведь и американские и другие историки авиации согласны в том, что США по самым скромным подсчетам потеряли их в этой войне, не менее тысячи. Конечно все эти утверждения, что в небе Кореи победили американцы, не имеет к истине ни малейшего отношения. Наоборот, они проиграли эту битву в облаках. При этом, на каком-то этапе имея перед нашими лётчиками явное преимущество, в том числе и в численности авиационного парка ВВС и ВМФ США. Одному из тех героев, кто поставил зарвавшихся «асов»-американцев на место, и посвящена данная статья. Его имя Евгений Георгиевич Пепеляев - лётчик-истребитель, командир истребительного авиаполка, наиболее результативный ас войны в Корее, Герой Советского Союза.
На войну не попал...
Будущий ас Корейской войны родился 18 марта 1918 г. на правом берегу реки Витим в посёлке Бодайбо в бараке, гордо именуемым аборигенами «Лондоном». Мать его звали Аполлинарией, она выросла на Ленских приисках в семье ссыльного поляка Эдуарда Тыля. Отсюда же, с приисков, был и отец Евгения - Егор (по паспорту — Георгий) Пепеляев. Слесарь, токарь, кузнец, жнец и на дуде игрец. Короче, мастер на все руки.
В 1927 году семья Пепеляевых переехала в Новосибирск. Отец Евгения устроился машинистом на нефтяные склады. Новосибирск впечатлил мальчишку своими размерами. Здесь он впервые попробовал яблоки: в Бодайбо это считалось роскошью, доступной только обеспеченным семьям. Но больше всего его поразили самолёты над Ельцовкой (район Новосибирска, где он жил). В своих мемуарах Евгений Георгиевич Пепеляев напишет: «...Мы жили на окраине города, кажется, на 1-й Ельцовке, или, как её ещё называли, Нахаловке, от домов, где проживали мы и семьи других рабочих нефтесклада, были хорошо видны самолёты, выполнявшие пилотирование. Мне было 10–11 лет, и в хорошую погоду летом я часами наблюдал, как лётчики крутили замысловатые фигуры в воздухе на высоте порядка 1500–2000 метров. Я стал даже разбираться, какие фигуры они выполняют, и как они называются».
Старший брат Евгения, Константин, был человек различных талантов и страшный непоседа. С детства он много и увлеченно занимался музыкой, обладал хорошим голосом и слухом. Пел в церковном хоре, играл в духовом оркестре на многих музыкальных инструментах. Любил охоту, рыбалку, умел жонглировать различными предметами, увлекался многими видами спорта и ко всему этому пристрастил и своего младшего брата. Оставаться с такими талантами в Новосибирске Константину не хотелось, и он рванул в центр.
В 1932 году Константин пошел в авиацию. Учился в летной школе Осоавиахима, затем в военной школе летчиков и в 1934 году в Одессе окончил школу пилотов. После этого он привез Евгения к себе в Одессу и поспособствовал, чтобы тот стал заниматься в Одесском аэроклубе, а в августе 1936 года по спецнабору поступил в ту же самую Одесскую военную школу летчиков. С началом войны в составе 402-го истребительного полка Константин находился в действующей армии. В августе 1941 года он, к сожалению, был сбит над озером Ильмень при возвращении с боевого задания. Евгений всегда остро переживал, вспоминая Костю. Ему он во многом обязан был тем, что стал летчиком.
В декабре 1938 года Евгений Пепеляев окончил Одесскую военную авиационную школу пилотов и был направлен на Дальний Восток в состав 29-го КИАП.
В декабре 1940 года переведён в состав 300-го ИАП ( истребительного авиационного полка» (254-я ИАД - истребительная авиационная дивизия). Место службы у Евгения был определено на Дальнем Востоке. Почти всю Великую Отечественную войну он прослужил там, хотя и рвался на фронт.
Евгений Пепеляев об этом периоде своей жизни написал «...Только в конце 1943 года мне оказали милость, направив, после сотни рапортов, на стажировку в действующую армию. В ноябре - декабре 1943 года я был на фронте, где пытался продолжать службу. Даже был подписан приказ командира 309-й истребительной авиадивизии 1-й ВА (воздушной армии) о моем назначении командиром авиаэскадрильи 162-го иап, и я приступил к работе. Но приказ этот вскоре отменили сверху, и мне пришлось ехать обратно на Дальний Восток. Стажировался я в 162-м иап 1-й ВА 2-го Белорусского фронта. За 10 боевых вылетов побед не имел, так как попал в полк в период затишья и активных боевых действий в воздухе не велось».
А ему так хотелось отомстить за Костю!
Командировка на юг.
Осенью 1946 г. Пепеляева направили на Высшие лётно-тактические курсы усовершенствования офицерского состава в Липецк. Окончив курсы, в конце ноября 1947 г. подполковник Пепеляев был назначен заместителем командира 196-го истребительного авиаполка ВВС Московского округа. Здесь он активно осваивал новую реактивную технику, принимал участие в авиационных парадах и праздниках. Так, в 1949 г., в Тушине, Пепеляев впервые демонстрировал высший пилотаж на новом тогда Ла-15, а в следующем году вместе с В.В. Лапшиным подготовил встречный пилотаж на МиГ-15: один из самых рискованных и впечатляющих видов воздушного представления, когда сближающиеся с предельной скоростью самолёты расходятся в нескольких метрах.
Предполагалось показать его на тушинском празднике, который, увы, не состоялся из-за непогоды. Зрители увидели этот номер через год, но уже без участия Пепеляева...
Необходимое разъяснение.
До конца Второй мировой Корея была японской колонией. В 1945 году полуостров оказался под совместным управлением СССР и США, а линия разграничения оккупационных зон прошла по 38-й параллели. Считалось, что в будущем пройдут выборы и будет создано единое государство. Но ситуация пошла по иному сценарию. Одиозный южнокорейский политик и впоследствии первый президент Республики Корея Ли Сын Ман активно продвигал идею «форпоста борьбы с коммунизмом». В итоге на Севере и Юге прошли отдельные выборы, и возникло два государства, каждое из которых представляло себя единственно легитимным, и было уверено, что на другой половине марионеточный режим, который скоро падет. После этого и лидер КНДР Ким Ир Сен, и Ли Сын Ман начали обращаться к СССР и США за поддержкой в объединительной кампании — и получали отказы.
При этом еще до 25 июня 1950 года, принятой даты начала войны, на границе происходили вооруженные стычки с использованием артиллерии и авиации, а в Южной Корее действовало партизанское движение. Это, а также вывод Кореи и Тайваня из американского оборонного периметра, в речи государственного секретаря Дина Ачесона стало решающим фактором, повлиявшим на политическое согласие Иосифа Сталина поддержать атаку со стороны КНДР.
На Юге Ли Сын Ман выступал с еще более жесткими заявлениями о «скором сокрушении коммунизма» и, более того, позиционировал будущую войну как священную войну коммунизма и демократии, в которой уничтожение КНДР было только первым этапом, выдвигая территориальные претензии не только к Северу, но и к китайской Маньчжурии и советскому Приморью(!) как частям будущей Великой Кореи. В 1950 году в Корее началась гражданская война. Войска Ким Ир Сена уже почти торжествовали победу, когда на помощь сеульскому режиму пришли войска ООН. Главной ударной силой стали американские военные. Северокорейцев оттеснили за 38-ю параллель и продолжали громить при мощной поддержке с моря и с воздуха. Американцы не стеснялись в выборе средств, заливая напалмом деревни, забрасывая тяжелыми бомбами города.
Ким Ир Сен запросил теперь уже военной помощи у Сталина и Мао Цзэдуна. В 1950 году вмешаться в корейские дела для СССР означало оказаться на грани ещё одного мирового конфликта. Но рядом был тогда ещё братский Китай, которому никто не мог помешать оказать помощь соседям. По призыву Мао тысячи китайских добровольцев пополнили армию Пхеньяна. Однако, пока небо было в руках американцев, рассчитывать на какие-либо успехи на сухопутном фронте было невозможно. Тогда свое слово сказал Сталин. В Китай были направлены новейшие истребители МиГ-15 и люди: летчики, техники, переводчики.
Сначала предполагалось, что наши специалисты в боевых действиях участвовать не будут и лишь научат китайских и корейских летчиков воевать на МиГ-15. Но война диктует свои правила. Истребительную дивизию для корейской войны формировал легендарный Иван Никитович Кожедуб, трижды Герой Советского Союза.
Это была 324-я истребительная авиационная дивизия в составе 64-го истребительного авиационного корпуса, которым командовал генерал-майор авиации Иван Белов.
Летчиков для Кореи отбирали придирчиво и осторожно. Главная ставка делалась на пилотов, имевших опыт Великой Отечественной войны и уже переучившихся на реактивную технику. Таких набиралось не так уж много. Поэтому и призыв был добровольно-принудительный: "Вы, разумеется, вправе отказаться, но...". "Но" было слишком прозрачным, чтобы его игнорировать.
Евгений Пепеляев вспоминает: «... Большинство летчиков не проявляли большого желания отправляться в командировку, так как уже знали, что такое война. Я тоже отлично понимал, что нас ждет и чем это может закончиться. Но ехал с большим желанием. Во-первых, я был твердо уверен в своей личной готовности как воздушного бойца. Во-вторых, я всегда помнил, что прошедшая Отечественная война лично меня коснулась очень мало. Большинство моих сверстников-летчиков, хороших друзей и товарищей, в том числе и мой родной брат Костя, погибли в воздушных боях этой войны. Поэтому я был обязан перед светлой памятью погибших друзей, а также перед государством, которое сделало меня летчиком, отдать долг. Я без раздумий дал согласие».
Евгений Георгиевич был назначен командиром 196-го истребительного авиаполка. В числе первых эта часть прибыла в Китай и, согласно первоначальному плану, занялась обучением и подготовкой китайских авиаторов.
Инструкторские будни.
Рассказывает бывший летчик 196-го полка, подполковник в отставке Алексей Антонович Тирон: «... Наши ученики были от сохи, а их сразу на реактивный самолет... Но учились они с потрясающим желанием, фанатично, осваивались очень быстро. Так что во время совместных с ними полетов задача у нас была как у пастухов - следить, чтобы подопечные не заблудились, при необходимости помочь им вернуться на аэродром. Что нас очень неприятно удивляло - это отношение китайских командиров к своим пилотам. Например, техников у них кормили лучше, чем летчиков, потому что считалось, что техники работают, а летчики катаются. Действительно, советским инструкторам приходилось долго и упорно доказывать, что голодный и физически слабый летчик не сможет на равных вести воздушный бой с противником. Лишь первые потери заставили китайцев задуматься. Но пилотам по-прежнему не прощали никаких ошибок».
Алексей Тирон припомнил случай, когда китайский лётчик при посадке разбил свой МиГ: «... Едва коснувшись бетона, самолёт начал "козлить". Парень не справился. Слетел с полосы, машина вдребезги. Сам чудом уцелел. Мы подумали - слава Богу, хоть живой остался. Оказалось, ненадолго. Над ним состоялся суд, летчика объявили гоминьдановцем и публично повесили».
Несмотря на отличную советскую технику и огромное желание воевать, китайские и корейские летчики не могли на равных противостоять американцам. Бомбовозы и штурмовики с белыми звездами практически безнаказанно утюжили позиции войск, ровняли с землей города Северной Кореи.
Тогда Москва решилась выпустить в бой своих асов - с китайской территории, с аэродрома Аньдунь. Переодетые в форму добровольцев армии Китая, без документов и летных книжек, наши пилоты пошли в бой. Воевали советские летчики на своих машинах, но имевших номера и символику северокорейских ВВС: официально советских военных в Корее никогда не было. Органы безопасности напутствовали: "Если кто-нибудь из вас окажется в плену, Родина откажется и от самого изменника, и от всех его родных и близких".
Такая озабоченность сотрудников госбезопасности вполне объяснима. Неофициально все знали, кто летает на красноносых МиГах, но, чтобы доказать это и потом поднять шум в ООН, нужен был хотя бы один советский пилот, который оказался бы в руках американцев, живой или мертвый. Листовки с соответствующими призывами и обещаниями наград щедро разбрасывались над Северной Кореей и в приграничных районах Китая.
Чтобы как-то зашифроваться, советским пилотам предписали вести радиопереговоры на корейском языке. Из-за этого началась неразбериха, появились нелепые, неоправданные потери. Лётчики-истребители стали возмущаться, с каждым вылетом напряжение росло, и в конце концов разгорелся нешуточный скандал. Командир полка Пепеляев был одним из главных возмутителей спокойствия: "Пусть сами по-корейски разговаривают, умники! Невозможно одним глазом смотреть в прицел, а другим - в разговорник!".
Пока вышестоящие отцы-командиры советовались, как быть, полеты из Аньдуня временно приостановили. Любопытно, что американцы были неплохо осведомлены о происходящем. Однажды над аэродромом пронесся самолет, с которого сбросили листовки с одним-единственным словом: "Бастуете?". Комдив Кожедуб, рискуя званием и положением, поддержал подчиненных. Корейский язык для русских пилотов отменили. Оставили только одно ограничение: не залетать за 38-ю параллель и не уходить далеко в сторону моря.
«Чёрный день» для американцев.
12 апреля 1951 года вошло в историю американской авиации как "Чёрный четверг". Для бомбардировки города Синыйджу, куда из Пхеньяна переехало руководство КНДР, и моста через реку Ялуцзян, по которому поступала помощь из Китая, американцы выслали целую армаду. Полковник Кожедуб поднял в воздух все 48 боеспособных истребителей дивизии, оставив на земле лишь дежурную пару. "Миги" раз за разом атаковали "суперкрепости", несмотря на попытки истребителей прикрытия им помешать. Из записок Бориса Абакумова: "Кожедуб с командного пункта руководит боем, нацеливает всех нас на подходящие в район моста бомбардировщики… И вот уже первые факелы огромных машин потянули дымные следы к земле…". Из воспоминаний лётчика Сергея Крамаренко: "Это походило на настоящую бойню". Из строя было выведено 25 из 48 "суперкрепостей" (сбито, по разным оценкам, от девяти до тринадцати, другие получили серьёзные повреждения). Кроме того, "приземлили" несколько истребителей-бомбардировщиков F-84 "Тандерджет".
Все "миги" благополучно вернулись на базу, хотя у нескольких имелись пробоины (по сведениям Пепеляева, повреждённый самолёт капитана Яковлева сел вне аэродрома, лётчик получил травмы). В американских источниках приводятся несколько другие данные, но общий итог бесспорен: американцы понесли серьёзнейшие потери, советские лётчики погибших и сбитых не имели.
Тем не менее, в первых боях проявились некоторые недостатки МиГ-15 с двигателем РД-45. Советский истребитель успешно сражался со штурмовиками F-80 и F-84, с палубными истребителями F9F «Пантера». Но в бою против истребителей F-86 «Сейбр» (Сабля) ему не хватало мощности двигателя. Схватки с ними были трудным делом и не всегда заканчивались победой советских летчиков. Поэтому Пепеляев сразу начал бомбардировать начальство требованиями перевооружить полк на более современные МиГ-15 бис с двигателем ВК-1. Впрочем, руководство и само понимало необходимость такой замены. Она произошла уже в конце апреля. У командира полка много забот, тем более на новом месте базирования. Поэтому Евгению Пепеляеву редко удавалось летать самому.
Первый воздушный бой состоялся у него лишь 20 мая 1951 года. Летчики 196-го полка двумя восьмерками вылетели на помощь 20 истребителям 18-го гв. ИАП, которые сошлись с почти 40 «Сейбрами». Первую восьмерку вел Евгений Пепеляев и с ходу бросил ее в бой с 12 самолетами противника. Зайдя в хвост одному из F-86, он с расстояния 500–600 м поразил его пушечной очередью.
По результатам дешифровки плёнки кинофотопулемётов (КФП) Пепеляеву была засчитана победа. Однако, как было установлено позднее, американскому пилоту удалось дотянуть до базы и сесть. Но самолет был списан. Так что победа засчитана вполне законно.
Конец первой части.
Ссылка на вторую часть: