Свадьба была похожа на выставку достижений народного хозяйства, только вместо племенных быков и снопов пшеницы здесь демонстрировали бриллианты, кутюрные платья и раздутое эго. Алиса чувствовала себя чужой на этом празднике жизни, хотя, по иронии судьбы, была здесь главной героиней. Или, вернее, декорацией.
Зал ресторана «Метрополь» утопал в белых орхидеях. Запах цветов был настолько густым, что казался приторным, смешиваясь с ароматами дорогих духов гостей и изысканных блюд. Алиса поправила фату — тончайшее кружево, которое стоило, наверное, больше, чем годовая зарплата ее отца-учителя.
— Улыбайся, — шепнул ей на ухо Кирилл, сжимая ее ладонь чуть сильнее, чем следовало. — Мама смотрит.
Алиса скосила глаза в сторону главного стола. Регина Львовна восседала там, словно королева в изгнании, вынужденная терпеть присутствие черни. Ее платье цвета стального клинка идеально гармонировало с выражением лица. Свекровь не улыбалась. Она сканировала гостей, официантов и, конечно, невестку взглядом, от которого вяли орхидеи.
Вхождение Алисы в семью Вороновых было скандальным мезальянсом. Кирилл, наследник строительной империи, золотой мальчик с дипломом Оксфорда, и Алиса — выпускница филфака из провинциального городка, работавшая корректором в издательстве. Их роман был бурным, стремительным и, по мнению Регины Львовны, абсолютно неуместным.
— Золушка, — фыркнула свекровь при первом знакомстве, даже не пытаясь понизить голос. — Только учти, милочка, в полночь карета превратится в тыкву, а ты останешься с тем, с чем пришла. С ничем.
Но Кирилл проявил неожиданную твердость, и свадьба состоялась. И вот теперь настал момент вручения подарков. Гости, один за другим, подходили к микрофону, соревнуясь в щедрости. Ключи от квартир, путевки на Мальдивы, антиквариат. Родители Алисы, скромно сидевшие в самом дальнем углу, подарили старинную икону и конверт, в котором, Алиса знала, лежали все их сбережения за последние пять лет. Ей хотелось плакать от стыда и благодарности.
Очередь дошла до Регины Львовны. Зал затих. Мать жениха поднялась, эффектно откинув палантин. Она подошла к молодым, цокая каблуками в полной тишине.
— Дорогие мои, — ее голос звучал бархатно, но в нем звенели металлические нотки. — Мой сын выбрал себе спутницу. Я уважаю его выбор, каким бы... экзотическим он ни был. Говорят, что в брак нужно вступать с чистым сердцем и открытыми руками.
Она повернулась к Алисе, и ее губы растянулись в улыбке, больше похожей на оскал хищника перед прыжком.
— Алиса, деточка. Ты пришла в наш дом налегке. Мы ценим скромность. Поэтому мой подарок будет особенным. Символичным.
Она протянула Алисе плотный, дорогой конверт из кремовой бумаги с золотым тиснением. Он был тяжелым на вид. Алиса, растерянно улыбаясь, взяла его.
— Открой, — приказала Регина. — Прямо сейчас. Пусть все видят.
Дрожащими пальцами Алиса надорвала клапан. Она ожидала увидеть чек. Или документы на недвижимость. Или, может быть, брачный контракт с драконовскими условиями.
Она заглянула внутрь. Пусто.
Алиса моргнула и посмотрела снова. Внутри конверта не было ничего. Абсолютная пустота. Она подняла глаза на свекровь, чувствуя, как кровь отливает от лица.
— Что это? — тихо спросил Кирилл, заглядывая через плечо жены.
Регина Львовна рассмеялась — легко, звонко, на весь зал.
— Это, сын мой, точное отражение того, что твоя жена принесла в нашу семью. Ничего. Пустота. Ноль. — Она повернулась к гостям, наслаждаясь моментом. — Я дарю тебе этот конверт, Алиса, чтобы ты всегда помнила свое место. Ты можешь наполнить его сама, если у тебя хватит ума и таланта. Но пока что ты — просто красивая обертка без содержания. С праздником!
Зал ахнул. Кто-то хихикнул, кто-то возмущенно зашептал, но никто не посмел возразить владелице строительного холдинга. Алиса стояла, сжимая пустой конверт так, что побелели костяшки пальцев. Слезы жгли глаза, но она запретила им течь. Только не здесь. Только не перед этой женщиной.
— Спасибо, Регина Львовна, — голос Алисы дрогнул, но прозвучал отчетливо. — Я сохраню ваш подарок. Он очень... поучительный.
Кирилл пытался сгладить ситуацию, увести мать, что-то бормотал в микрофон, но вечер был безнадежно испорчен. Той ночью, пока муж спал, утомленный алкоголем и стрессом, Алиса сидела на краю огромной супружеской кровати. Она держала в руках пустой конверт.
Она не выбросила его. Напротив, она спрятала его в самую глубину своего чемодана, под стопки белья.
Следующие три года стали для Алисы персональным адом в золотой клетке. Регина Львовна не упускала случая унизить невестку. «Голодранка», «приживалка», «бесприданница» — эти слова стали привычным фоном семейных ужинов. Кирилл, зависимый от материнских денег и влияния, предпочитал отмалчиваться или просил Алису «быть мудрее».
Но Алиса действительно оказалась мудрой. Она не стала тратить время на скандалы. Используя связи, которые давала фамилия мужа, она начала учиться. Не на деньги свекрови — она принципиально не брала у нее ни копейки, перебиваясь фрилансом и копирайтингом. Алиса погрузилась в мир дизайна интерьеров. У нее оказался врожденный вкус и чувство пространства. Пока Регина Львовна высмеивала ее «пописывания в интернете», Алиса закончила курсы, взяла первый маленький заказ, потом второй. Она работала ночами, стиснув зубы, вспоминая пустой конверт.
Через пять лет Алиса открыла свое небольшое бюро. Через семь — ее имя стало узнаваемым в узких кругах. Она перестала быть «женой Кирилла» и стала «Алисой Вороновой, тем самым дизайнером».
А потом грянул гром. Не просто гром, а настоящее землетрясение, которое похоронило под собой империю Вороновых.
Крах наступил не в одночасье, но для семьи он стал полной неожиданностью. Сначала начались проверки. Налоговая, прокуратура, следственный комитет. Оказалось, что фундамент строительной империи покойного мужа Регины Львовны держался не на бетоне, а на взятках и серых схемах.
Регина Львовна, привыкшая решать вопросы одним телефонным звонком, вдруг обнаружила, что на том конце провода больше никто не берет трубку.
Алиса наблюдала за происходящим со стороны, с пугающим спокойствием. К тому времени они с Кириллом жили фактически как соседи. Его слабость и неспособность защитить жену убили любовь, оставив лишь привычку и жалость.
— Мама говорит, что это временно, — твердил Кирилл, нервно расхаживая по гостиной их пентхауса, который, как выяснилось позже, уже находился под арестом. — Просто нужно переждать. Друзья помогут. Дядя Миша из министерства обещал...
Но дядя Миша ушел в отставку по состоянию здоровья на следующий день после начала скандала. А остальные «друзья» — те самые, что пели дифирамбы и дарили антиквариат на свадьбе — растворились в тумане, словно их никогда и не существовало.
Удар был сокрушительным. Счета арестовали. Недвижимость изъяли за долги. Особняк на Рублевке, гордость Регины Львовны, ушел с молотка за бесценок, чтобы покрыть часть кредитов.
В тот день, когда судебные приставы выселяли Регину из дома, шел мокрый снег. Алиса приехала помочь собрать вещи. Она ожидала увидеть истерику, крики, угрозы. Но свекровь сидела в холле на единственном оставшемся стуле, прямая как палка, и смотрела в одну точку. Ее лицо, лишенное привычного дорогого макияжа, вдруг резко постарело, обвисло, превратившись в маску скорби.
— Они забрали даже картины, — прошептала она, не глядя на Алису. — Сказали, что это вещдоки. Мой портрет работы Сафронова... Вещдок.
— Регина Львовна, машина ждет, — мягко сказала Алиса. — Пора ехать.
— Куда? — Свекровь подняла на нее пустые глаза. — В ту конуру, которую снял Кирилл?
Кирилл действительно снял двухкомнатную квартиру в спальном районе. На большее у него не было денег — его личные счета тоже были заморожены, а работать он не умел. Его диплом Оксфорда оказался бесполезной бумажкой в реалиях кризисного менеджмента, а начинать с низов ему не позволяла гордость.
— Другого варианта пока нет, — сухо ответила Алиса.
Жизнь перевернулась. Теперь не Алиса была «бедной родственницей», а семья Вороновых превратилась в иждивенцев. Основной доход в семью приносила именно Алиса. Ее дизайн-бюро процветало — богатые люди делали ремонты даже в кризис, а репутация у Алисы была безупречной.
Она оплачивала аренду квартиры свекрови. Она покупала продукты. Она давала деньги Кириллу «на карманные расходы», видя, как это унижает его, но не находя в себе сил бросить его в такой момент.
Регина Львовна изменилась. Из властной львицы она превратилась в озлобленную, желчную старуху. Она не могла простить Алисе ее успеха. Каждый раз, когда невестка привозила пакеты с едой или оплачивала счета за лекарства (на нервной почве у свекрови обострился диабет), Регина поджимала губы.
— Думаешь, купила нас? — шипела она, когда Кирилл выходил из комнаты. — Наслаждаешься нашей нищетой? Ждешь, что я буду кланяться тебе в ноги за палку колбасы?
— Я просто помогаю семье, — спокойно отвечала Алиса, раскладывая продукты в холодильник.
— Это не помощь, это подачки! — кричала Регина. — Ты мстишь мне! Ты специально все это делаешь, чтобы показать свое превосходство. Грязь! Ты как была грязью, так и осталась, сколько бы денег ты ни заработала!
Алиса обычно молча уходила. Но однажды случилось то, чего боялись все.
Регина Львовна упала на улице. Инсульт. Не слишком обширный, но требующий немедленной и дорогостоящей реабилитации, иначе — паралич. Бесплатная медицина предлагала очередь на полгода вперед. Платная клиника выставила счет, от которого у Кирилла затряслись руки.
— У меня нет таких денег, — пробормотал он, глядя в смету. — Машину я уже продал... Алиса?
Они сидели на кухне той самой съемной «двушки». Обои отклеивались в углах, за окном выла сигнализация.
— У меня есть сбережения, — сказала Алиса. — Мы откладывали на расширение студии, но...
— Нет! — Голос донесся из спальни. Дверь была приоткрыта. Регина Львовна лежала в постели, перекошенная, слабая, но ее слух оставался острым. — Я не возьму у нее ни копейки! Лучше сдохну здесь, чем буду обязана этой... этой...
— Мама, ты не понимаешь! — Кирилл вбежал в спальню. — Речь идет о том, сможешь ли ты ходить!
— Я сказала нет! — Свекровь попыталась приподняться, но упала обратно на подушки, тяжело дыша. — Пусть убирается. Пусть забирает свои подачки. Я позвоню Изольде. Она поможет. Мы дружили тридцать лет.
Изольда Марковна была единственной подругой, которая еще иногда отвечала на звонки Регины. Вдова нефтяного магната, она сохранила свои капиталы.
— Звони, — сказала Алиса, стоя в дверях. — Прямо сейчас. Включи громкую связь, Кирилл.
Кирилл дрожащими пальцами набрал номер. Гудки шли долго. Наконец, трубку сняли.
— Алло? Регина? Дорогая, я сейчас немного занята, у меня массаж...
— Изольда, — голос Регины звучал жалобно, чего она сама стыдилась. — Мне нужна помощь. Беда. Я заболела. Нужны деньги на клинику. Я отдам, как только...
— Ох, Регина... — голос в трубке стал ледяным. — Ты же знаешь ситуацию. Кризис, санкции... У меня у самой каждая копейка на счету. И потом, дорогая, давай честно: с чего ты будешь отдавать? У тебя ничего нет. Ты банкрот. Извини, мне пора.
Короткие гудки прозвучали как выстрелы. Регина Львовна лежала, глядя в потолок. По ее виску, теряясь в седых волосах, скатилась одинокая слеза. Это был конец. Полный, безоговорочный крах гордости.
Алиса молча вышла из комнаты. Она поехала домой, но не спать. Она полезла на антресоли, нашла старую коробку с памятными вещами. И достала оттуда пожелтевший от времени кремовый конверт с золотым тиснением.
Утро выдалось солнечным, что казалось издевательством на фоне гнетущей атмосферы в квартире свекрови. Алиса вошла тихо, без стука — у нее были свои ключи. В руках она держала небольшую сумку.
Кирилл спал на диване в гостиной, свернувшись калачиком, как ребенок. Алиса прошла мимо него прямо в спальню к Регине Львовне.
Свекровь не спала. Она лежала с открытыми глазами, уставившись в стену, на которой висел дешевый ковер предыдущих жильцов. Увидев Алису, она даже не повернула головы. Ее гордость была сломлена вчерашним звонком, раздавлена реальностью, но остатки яда все еще циркулировали в крови.
— Пришла добить? — хрипло спросила она. Речь после инсульта была немного нечеткой. — Злорадствовать? Ну давай, твой выход. Великая благодетельница.
Алиса присела на край кровати. Стул скрипнул.
— Я пришла не злорадствовать, Регина Львовна. Я пришла вернуть долг.
Свекровь нахмурилась, с трудом повернув голову:
— Какой еще долг? Ты мне ничего не должна. Ты жила в моем доме, ела мой хлеб...
— Я про другой долг. — Алиса открыла сумку и достала тот самый конверт.
За десять лет бумага немного потускнела, но золотое тиснение все еще блестело, напоминая о былой роскоши. Глаза Регины расширились. Она узнала его. Конечно, она узнала. Тот день был триумфом ее власти и остроумия.
— Ты... хранила его? — прошептала она. — Зачем? Чтобы проклинать меня?
— Нет, — спокойно ответила Алиса. — Чтобы помнить. Вы тогда сказали: «Ты можешь наполнить его сама, если у тебя хватит ума и таланта». Я запомнила эти слова. Они стали моим топливом. Каждый раз, когда мне хотелось все бросить, когда я плакала от усталости или от ваших слов, я смотрела на этот пустой конверт и говорила себе: я его наполню. Не злостью, не обидой, а тем, что действительно имеет вес.
Алиса протянула конверт свекрови.
— Возьмите.
Рука Регины дрожала так сильно, что она с трудом ухватила край бумаги. Конверт был не пустым. Он был пухлым.
— Что там? — испуганно спросила она.
— Откройте.
Регина, помогая себе здоровой рукой, надорвала край (он был заклеен скотчем, так как клей давно высох). Из конверта выпала пачка денег — плотная, перетянутая резинкой. Доллары. И сложенный лист бумаги.
— Здесь ровно столько, сколько нужно на операцию и полный курс реабилитации в лучшем центре, — сказала Алиса. — А бумага... это договор. Я оплатила палату "Люкс" на ваше имя. Машина скорой помощи будет здесь через час.
Регина смотрела на деньги, потом на Алису, потом снова на деньги. Она пыталась найти подвох.
— Почему? — спросила она, и голос ее сорвался на визг. — Почему ты это делаешь?! Я же унижала тебя! Я ненавидела тебя! Я подарила тебе пустоту! Зачем ты помогаешь мне?! Чтобы я чувствовала себя ничтожеством?
— Нет, — Алиса покачала головой. — Потому что семья — это не про деньги и не про гордость. Это про то, кто останется рядом, когда все остальные отвернутся. Вы дали мне урок жестокости, Регина Львовна. А я даю вам урок милосердия. Считайте, что мы квиты.
Свекровь замолчала. Она сжала конверт в руках, прижимая его к груди. Крупные слезы покатились по ее морщинистым щекам, оставляя мокрые дорожки. Впервые за все эти годы Алиса видела в этих глазах не надменность, а страх и... стыд. Настоящий, жгучий стыд.
— Прости меня, — еле слышно прошептала Регина. Это слово далось ей труднее, чем потеря всех миллионов. — Я была... дурой. Слепой, богатой дурой.
— Не нужно, — Алиса встала. Ей вдруг стало невероятно легко, словно огромный камень упал с плеч. — Главное — поправляйтесь. Кириллу нужна мать. А мне... мне нужно идти работать. Чтобы наполнять новые конверты.
Она вышла из комнаты, оставив свекровь плакать в обнимку с деньгами той, кого она называла «голодранкой».
В коридоре стоял Кирилл. Он все слышал. Он смотрел на жену с восхищением и страхом.
— Алиса... ты святая.
— Нет, Кирилл, — она устало улыбнулась, надевая пальто. — Я просто человек, который выучил урок. Кстати, я подала на развод.
Кирилл замер:
— Что? Сейчас? Но как же...
— Я оплатила лечение твоей мамы. Я помогу вам на первое время. Но жить с тобой, Кирилл, я больше не могу. Я переросла этот брак. Я наполнила свой конверт, а твой... твой так и остался пустым. Ты не пытался его наполнить ничем, кроме жалости к себе.
Она открыла входную дверь.
— Ключи я оставлю на тумбочке. Прощай.
Алиса вышла на улицу. Воздух был морозным и свежим. Она глубоко вдохнула. Десять лет она доказывала кому-то свою ценность. Сегодня она наконец поняла, что доказывать больше нечего.
Жизнь — штука переменчивая, думала она, садясь в свой автомобиль. Иногда пустота — это не конец. Это просто место для чего-то нового. И теперь ее жизнь принадлежала только ей.
