Лена осторожно закрыла дверь в спальню, придерживая ручку, чтобы та не щёлкнула. Уже было за полночь, дом спал. В кухне негромко тикали часы, в комнате свекрови время от времени раздавалось негромкое покашливание и тяжёлый вздох — обычный ночной фон в их тесной двухкомнатной квартире.
Лена прислонилась спиной к двери и на секунду прикрыла глаза. Ноги гудели после смены, в висках пульсировала тупая боль. День был как всегда: работа в офисе до шести, потом подработка — удалённые тексты до позднего вечера. «Ещё немного, ещё пару месяцев, и мы уедем…» — повторяла она себе как мантру.
Она посмотрела на потёртый ковёр, на старый комод, ещё «мамкин». Всё в этой квартире напоминало о том, что она здесь чужая. Чужая в шкафах, в сервизах, в занавесках. Даже в воздухе, пропитанном запахом валерьянки и жареного лука.
Лена подошла к комоду. Руки привычным движением потянули нижний ящик. Он выдвинулся с привычным скрипом. Сверху ровной стопкой лежало аккуратно сложенное постельное бельё, которое Тамара Петровна бережно берегла «на гостей, если приличные будут». Лена отодвинула простыни и наволочки в сторону и нащупала пальцами заднюю стенку.
Где-то там, в небольшом зазоре, была приклеена жестяная коробка из-под печенья — её тайник, её маленькая надежда, её билет на свободу и море.
Сегодня она решила ещё раз пересчитать деньги — просто чтобы успокоиться. Андрей накануне невзначай спросил:
— Лен, а сколько там уже собралось? Нам же на всё хватит? И на билеты, и на гостиницу?
Она тогда уверенно ответила:
— Хватит. Даже останется. Я ещё премию жду.
Она уже почти видела в голове отель: белые простыни, балкон с видом на море, утренний кофе не на кухне свекрови, а на террасе, где пахнет не котлетами, а солёным ветром.
Пальцы нащупали холодный металл. Лена чуть подалась вперёд и вытащила коробку. В тот же миг её сердце ёкнуло. Коробка стояла как-то не так, чуть повернута. Раньше Лена всегда клала её плотной стороной к стенке, а теперь крышка была развёрнута к выходу.
«Могла сама не так положить… Устала была…» — мелькнуло в голове, но в животе уже завязался тугой узел.
Она села на край кровати и открыла крышку.
Внутри было пусто.
Не осталось ни одной купюры, ни одного чека, даже бумажки. Пустой жестяной «гробик» её мечты.
Лена пару секунд просто смотрела в эту пустоту, никак не в силах связать происходящее с реальностью. Потом резко перевернула коробку, тряхнула, заглянула в щели, словно деньги могли высыпаться из невидимой щёлки.
Ничего.
— Нет… нет… нет… — прошептала она, зажимая рот ладонью.
Два года. Два года экономии. Новое пальто? «Потом». Маникюр в салоне? «Сама как-нибудь покрашу». Поход в кафе с подругами? «Давайте лучше дома, я пирог испеку». Андрею она тоже часто говорила «потом», когда он предлагал заказать суши или сводить её в кино. Зато каждую свободную тысячу — в коробку.
Сначала это была просто подстраховка, «финансовая подушка». А год назад, когда на работе заговорили о горящих турах, Лена впилась в идею отпуска на море как утопающий в спасательный круг. И Андрей, уставший, вечно мятый от двух смен, тоже загорелся. Они вечерами сидели над ноутбуком, смотрели отели, спорили о стране.
— Турция, — мечтательно говорила Лена. — Чтобы без визы, чтобы «всё включено», чтобы я хоть раз в жизни подумала, не что приготовить, а просто что выбрать с шведского стола.
— Главное — море, — улыбался Андрей. — И чтобы без мамы.
Они тогда оба засмеялись. Но сейчас Лене было не до смеха.
Она вскочила, снова сунула руку в ящик, проверила подкладку, углы, даже приподняла комод — вдруг деньги куда-то провалились? В голове вспыхнула дикая, нелепая мысль: «Может, Андрей взял на что-то срочное?».
«Нет, он бы сказал… Или записку оставил… Или хотя бы смущался весь вечер…»
А он был обычный, слегка уставший, привычно жаловался на начальника и пробки. Ничего подозрительного.
Лена выпрямилась. Дыхание стало частым, колючим. В коридоре скрипнула половица — Тамара Петровна ворочалась в комнате. Она однажды уже намекала, что «в доме деньги держать небезопасно», и предлагала отдать ей на хранение. «У меня заначка есть, я спрячу, точно никто не найдет». Лена тогда промолчала и перевела тему.
Теперь кусала губы до крови: надо было тогда насторожиться сильнее.
Мысль, которую она до этого гнала от себя, медленно, как ядовитый дым, заполняла сознание. «Она… Могла…»
Лена вышла в коридор босиком, стараясь не ступать на скрипучие доски. Дверь в комнату свекрови была приоткрыта — по её принципу «я в своём доме ничего закрывать не обязана». Из щели пробивался тусклый свет ночника.
Лена остановилась у порога. Тамара Петровна лежала на боку, лицом к стене, но глаза были закрыты. На тумбочке — стакан с водой, пачка таблеток от давления, очки, телефон… и несколько длинных чеков, небрежно брошенных стопкой.
Лена, затаив дыхание, потянулась и осторожно взяла верхний чек. Бумага шуршала, но свекровь не шелохнулась.
«Магазин электроники… Смартфон… 79 990… Оплата наличными». Она взяла следующий: «Микроволновая печь… 42 990». Дальше: «Ювелирный салон… Цепочка золотая, подвеска… 24 500».
В сумме — почти вся её коробка.
У Лены закружилась голова. Чеки поплыли перед глазами. Она вцепилась пальцами в дверной косяк, чтобы не упасть. В голове гулко стучало: «Это она. Это правда она».
В этот момент в замке входной двери щёлкнул ключ. Лена вздрогнула, инстинктивно прижала чеки к груди и выскочила в коридор.
Андрей зашёл, тяжело ступая, как всегда после смены. В руках пакет с хлебом и молоком.
— О, не спишь ещё? — он устало улыбнулся, но, увидев её лицо, остановился. — Лен, ты как? Ты белая вся…
Она шагнула к нему почти вплотную.
— Андрей, наших денег нет, — выдавила она хрипло.
— Каких… — начал он по инерции и осёкся. — Подожди. В смысле нет?
— В прямом. Тайник пустой. Коробка пустая. Всё — исчезло.
Он шумно выдохнул, поставил пакет на пол.
— Может, ты… пересмотрела? Другой тайник? Ты же что-то ещё прятала в шкафу…
— Не путай меня с твоей мамой, у неё в каждом углу «заначки». У меня был один тайник, Андрей. Один. И вот он — пустой.
Она разжала руку и сунула ему под нос чеки.
— Посмотри. Сегодняшние покупки. Общая сумма — почти сто пятьдесят тысяч. Микроволновка, телефон, золотая цепочка. Твоя мама отлично провела день.
Андрей сморщился, пробежался глазами по чекам.
— Да ладно… Может, она действительно копила? Она говорила, что экономит… На чёрный день…
Лена почувствовала, как в груди поднимается волна ярости.
— На чёрный день у неё под матрасом семь тысяч неснятой пенсии и две старых сберкнижки. Она каждый месяц при тебе жалуется, что денег нет даже на новые тапки, Андрей! Ты серьёзно считаешь, что с её пенсии можно накопить на это всё за один день?!
Андрей открыл было рот, но дверь в комнату свекрови скрипнула, и в коридор выскользнула сама Тамара Петровна. Она выглядела совсем не сонной: глаза горели мелким злобным огоньком.
— А вот и наш ревизор, — процедила она. — Шарится по ночам, чужие чеки считает. Не стыдно?
— Мама, — Андрей растерянно поднял на неё глаза. — Это правда твои покупки? Ты… откуда деньги взяла?
— А тебе какое дело? — вскинулась она. — Я что, отчитываться теперь должна перед этой… — она кивнула в сторону Лены, — приживальщицей?
— Перед законом — да, должны, — тихо сказала Лена. — Вы украли мои деньги. Из моего тайника. Это уголовная статья.
— Ой, напугала! — свекровь всплеснула руками. — Нашлась прокурорша! Какие такие «твои» деньги? Ты где живёшь? В моей квартире! Коммуналку кто за все годы платил? Я? Я! Свет, газ, ремонт — всё на мне! Вот я и взяла плату за проживание. Поздно спохватилась, но лучше поздно, чем никогда!
— Плату? — Лена изумлённо ухмыльнулась. — А ничего, что мы с Андреем уже три года как платим за коммуналку пополам? Что продукты покупаем мы? Что вы свою пенсию тратили на своих «бедных детей» — Наташу и Виталика?
— Не смей трогать моих детей! — взвизгнула Тамара Петровна. — Это мои кровиночки! У них жизнь тяжёлая! У Наташи двое детей, ипотека, салон красоты закрыли — без работы сидела! У Витальки всё никак не наладится, начальство козлы, его не ценят! А вы тут, понимаешь, на моря собрались! Жировали! На «всё включено»! Нет уж, я восстановила справедливость.
— Какую, к чёрту, справедливость?! — сорвалась Лена. — Вы знали, что я эти деньги коплю. Видели, как я отказывала себе во всём. Как после работы ещё фриланс брала. И всё равно полезли в мой тайник, как…
Слово «вор» повисло в воздухе, незаконченной петлёй.
— Говори уже, не бойся! — свекровь подалась вперёд. — Как вор? Да? Так вот, девочка: в этом доме всё моё! Стены мои, пол мой, воздух мой! И деньги твои — тоже мои, пока ты под моей крышей живёшь. Поняла?
Андрей нервно сглотнул.
— Мама, ну ты перегибаешь, — неуверенно сказал он. — Это всё-таки наши с Леной накопления были. Мы...
— «Наши с Леной»! — передразнила его мать. — Нашлась тут жена! Пять лет живёте, а детей всё нет! Что вы вообще делаете кроме как деньги на свои глупости тратите? Не родня она мне! Вот Наташа — родная дочь, Виталик — сын! Вот им и помогла.
Имя Наташи и Виталика резануло Лену как ножом. Она тут же представила Наташу в новом блестящем платье, Свету — с новой цепочкой, Виталика с телефоном, который стоит как две Лениных зарплаты.
— Они меня терпеть не могут, — прошептала она, глядя свекрови прямо в глаза. — Они даже «здравствуйте» через раз говорят. Наташа меня за глаза шестерёнкой называла, помните? «Крутится и крутится, а толку ноль». И этим людям вы отдали мои деньги?
— Хватит уже орать! — Тамара Петровна хлопнула в ладоши. — Деньги потрачены. Подарки куплены. Назад ничего не вернёшь. Хватит истерик! Наработаешь ещё. Молодая, ноги есть, руки есть.
Лена повернулась к Андрею.
— Ты будешь что-то делать? — спросила она медленно, чётко выговаривая каждое слово. — Ты потребуешь, чтобы она вернула украденные деньги? Ты поедешь завтра с ней и заберёшь подарки обратно? Или хотя бы скажешь, что она неправа?
Андрей беспомощно посмотрел на мать, потом на жену.
— Лен, ну… — он поёрзал. — А что я сделаю сейчас? Подарки уже у Наташи и Витальки будут. Ну не забирать же из рук… Это некрасиво. И скандал поднимать на всю родню… Мама же… Ну, перегнула, да. Но она из лучших побуждений…
— Из лучших побуждений — воровать у невестки? — голос Лены стал ледяным. — Поняла. «Это же мама». Всё ясно.
— Всё, разговор окончен! — отрезала Тамара Петровна, демонстративно положив ладонь на грудь. — У меня сердце щемит, давление поднялось. Вы меня до инфаркта доведёте. Ишь, полиция ей! Поживёшь с моё — по-другому запоёшь.
Она ушла к себе, громко притворив дверь. Через секунду послышался щелчок замка — впервые за пять лет.
Лена осталась в коридоре с Андреем. Между ними словно выросла невидимая стена.
— Я спать, — тихо сказал он. — Завтра обсудим, хорошо? Я правда устал, голова вообще не варит.
— Конечно, — Лена кивнула, чувствуя, как внутри всё обрывается. — Ты же устал. А я — нет. Я просто лишилась двух лет своей жизни. Пустяки.
Он вздохнул, но ничего не ответил. Ссутулившись, прошёл в комнату, захлопнул дверь.
Лена ещё долго стояла в тёмном коридоре. Тишина стала вязкой, липкой. Внутри медленно, но неумолимо что-то перегорало.
Потом она пошла на кухню, налилa воды и села к окну. За стеклом тянулись редкие машины, в соседнем доме горел телевизор. Лена достала телефон, открыла заметки и набрала: «План».
Строчить пункты было проще, чем плакать. Вдруг мысли стали ясными.
Пункт первый: завтра подарки поедут к «любимой родне».
Пункт второй: там будет вся компания, включая мужа Наташи.
Пункт третий: если Андрей боится скандала — она не боится.
Лена сделала последний глоток воды и закрыла глаза.
— Хотели справедливости… — тихо сказала она в темноту. — Будет вам справедливость.
Утро началось с грохота кастрюль и деланного кашля Тамары Петровны. Лена вышла на кухню уже полностью собранная на работу, но вид свекрови заставил её остановиться.
Та была при полном параде: платье «на выход», аккуратно уложенные локоны, лёгкий макияж. На столе — три больших пакета с логотипами магазинов, из одного выглядывал уголок коробки с микроволновкой.
— О, проснулась, — бросила свекровь, не глядя на Лену. — Я уезжаю к детям. Праздник у них. Не жди.
— С подарками за сто пятьдесят тысяч, — спокойно сказала Лена, наливая себе чай. — Которые куплены на мои деньги.
— Опять началось… — закатила глаза Тамара Петровна. — Ты, Лена, убей себе в голову: в этом доме «моё» важнее любого «твоего». Я старшая. И точка.
В этот момент на кухню вошёл Андрей, потирая глаза.
— Доброе утро, — пробормотал он, чмокнув Лену в макушку по привычке. — Мама, ты уже собралась?
— А то! — свекровь вспыхнула радостью. — Виталик за мной заедет. У нас стол накрыт будет — и для тебя, кстати, место есть. Наташа вчера звонила, спрашивала, будете ли. Я сказала, что ты, Андрюша, обязательно приедешь. А вот Лене там делать нечего. Она человек мелкий, завистливый.
Лена усмехнулась.
— Конечно. Особенно теперь, когда ей есть чему завидовать: чужой микроволновке и телефону.
Андрей дёрнул щекой, но промолчал.
— Мам, Лена тоже часть семьи, — слабо возразил он. — Нехорошо так говорить.
— Семья — это те, кто кровь, — отрезала свекровь. — Ладно, не злись. Приедешь — увидишь, как Наташенька обрадуется. У неё, между прочим, волосы опять полезли — нервничает из‑за старой микроволновки, представляешь?
Лена чуть не поперхнулась чаем. Андрей тоже досадливо вздохнул.
— Я сегодня не поеду, — сказал он. — Смена, потом в гараж заехать надо. Поздравьте от меня.
— Как знаешь, — свекровь нахмурилась, но спорить не стала. — Значит, я одна поеду. Мне там и так рады.
Через полчаса во дворе прозвучал сигнал машины. Тамара Петровна засуетилась, натянула пальто, подхватила пакеты. Перед тем как выйти, остановилась и, демонстративно не глядя на Лену, сказала Андрею:
— Ты с ней поговори. Объясни, что так себя не ведут. Я её ещё простить готова, если рот закроет.
Дверь хлопнула, в квартире наступила непривычная тишина.
Лена поставила кружку в раковину и повернулась к мужу.
— Тебя всё это устраивает? — спросила она. — То, что произошло вчера. То, что происходит сейчас.
Он потер лоб.
— Лен, меня не устраивает, конечно. Но что теперь? Деньги всё равно не вернёшь. Подарки уже у них будут. Ну не ехать же нам сейчас и отбирать, серьёзно? Я поговорю с мамой, чтобы такого больше не повторялось. И… ну, давай кредит возьмём. Съездим всё равно.
— В кредит? — Лена горько усмехнулась. — То есть идея такая: она ворует, а мы платим банку проценты, чтобы всё осталось как есть? Удобно.
— Не переворачивай всё, — Андрей начал раздражаться. — Я пытаюсь найти решение без скандала! Ты же знаешь, у мамы сердце, давление. Любой стресс…
— Любой стресс — это когда у тебя два года жизни пропали в одну ночь, — перебила его Лена. — Ты хоть на секунду поставил себя на моё место?
Он отвёл взгляд.
— Ладно, — устало сказал он. — Делай как знаешь. Только, пожалуйста, не устраивай цирков. Мне и так по ушам надавали вчера: и мама, и Наташа.
Лена ничего не ответила. Внутри щёлкнуло что‑то окончательно.
После того как Андрей ушёл на работу, она быстро переоделась. Вместо привычных джинсов выбрала своё лучшее платье — строгого кроя, тёмно-синее, подчёркивающее фигуру. Подчеркнула глаза, уложила волосы. Смотрелась она сейчас не как забитая невестка, а как женщина, которая пришла решать вопросы.
Такси довезло её до коттеджного посёлка на окраине города. Высокие заборы, одинаковые дома, припаркованные внедорожники — мир, к которому Лена никогда не принадлежала и, казалось, не стремилась. Во всяком случае, раньше.
Дом Наташи выглядел эффектно: белый фасад, широкие окна, на крыльце — ёлочные гирлянды, оставшиеся ещё с Нового года. Во дворе уже стояло несколько машин, из дома доносился смех и музыка.
Лена глубоко вдохнула и нажала на звонок.
Дверь почти сразу открыла Наташа. На ней было обтягивающее блестящее платье, губы ярко накрашены, волосы уложены локонами. В руках — бокал шампанского.
— Ой… — вытянула она губы. — А ты что тут делаешь? Я вроде тебя не звала.
— Зато ваша мама звала свои подарки, — ровно ответила Лена. — Решила лично посмотреть, как тратятся мои деньги.
Наташа хмыкнула, хотела что‑то сказать колкое, но в гостиной послышался голос Тамары Петровны:
— Кто там, Наташенька? Это, наверное, тётя Зина!
Лена просто отодвинула золовку плечом и вошла в дом.
В гостиной за большим столом сидела вся «любимая родня»: Виталик с женой Светой, какой‑то дальний дядя с пузом и тётка с ярко окрашенными волосами. На столе — салаты, нарезки, горячее. На тумбе у стены — новая микроволновка, гордо красующаяся в упаковке. На шее у Светы — та самая золотая цепочка. Виталик вертел в руках новый телефон.
При виде Лены разговоры стихли.
— Лена? — голос Тамары Петровны прозвучал фальшиво-удивлённо. — А ты чего тут? Мы про тебя не говорили…
— Верю, — кивнула Лена. — Вряд ли вы вспоминали меня добрым словом. Хотя должны были бы — я же главный спонсор этого торжества.
Света насмешливо фыркнула, Наташа поджала губы. Виталик ухмыльнулся:
— О, спонсор подъехал. Ну давай, расскажи нам, как тебе жалко для семьи пару рублей.
Лена сделала шаг вперёд, так чтобы видеть всех сразу.
— Не пару рублей, а сто пятьдесят тысяч, — отчётливо сказала она. — И не «для семьи», а из моего тайника, без моего ведома. Это называется «кража», если кто забыл.
— Ты чё, с ума сошла? — Наташа поставила бокал на стол. — Мама сказала, что это её сбережения. Она три года копила! Ты вообще кто такая, чтобы её обвинять?
— Та, у кого эти деньги лежали в тайнике два года, — спокойно ответила Лена. — Я копила на отпуск. На первый нормальный отпуск за все годы. Ваша мама знала об этом. И всё равно полезла в мои вещи.
Тамара Петровна вскочила.
— Врёшь! — заорала она. — Это мои деньги! Мои, слышите?! Я из пенсии откладывала, по тысяче, по две! Вы же знаете, детки!
Она обвела виновато-испуганным взглядом родню, явно ожидая поддержки. Но на лицах читалось скорее удивление и раздражение, чем сочувствие.
Лена неторопливо достала из сумочки телефон и какую‑то бумагу.
— Тамара Петровна, у меня есть привычка: все крупные суммы, которые откладываю, я записываю. — Она подняла взгляд. — С датами, суммами и, да, с серийными номерами некоторых купюр. Пунктик такой. Я уже проверила по чекам: суммы совпадают до рубля. Оплата — наличными. Хочешь или нет, но выглядит это очень похоже на то, что вы взяли деньги именно у меня. Поэтому у меня два варианта: либо прямо сейчас мы решаем вопрос мирно, и деньги в ближайшее время возвращаются. Либо я звоню в полицию и пишу заявление о краже с указанием всех деталей.
Это был блеф, но уверенный тон делал его почти правдой.
Помолчав, Лена добавила, глядя прямо в глаза свекрови:
— И да, у меня в телефоне есть фото вашей жестяной коробки и тайника. На всякий случай.
— Да она ненормальная! — взвилась Тамара Петровна, хватаясь за сердце. — Валерьянку мне! Давление! Она меня в могилу сведёт! Деточки, ну скажите ей!
Света быстро сняла цепочку с шеи и нервно положила на стол. Дёрнула плечом:
— Я не хочу никаких проблем. Мне подарки проблем не нужны.
Виталик нахмурился, прижал к себе телефон.
— А я ничего не знаю, — буркнул он. — Мне мама сказала, её деньги. При чём тут я?
Наташа повернулась к мужу, который всё это время молча наблюдал за сценой. Геннадий Викторович, солидный мужчина в дорогой рубашке, медленно отодвинул тарелку.
— Тамара Петровна, — сказал он негромко, но так, что все сразу замолчали. — Откуда у вас были сто пятьдесят тысяч?
— Я же сказала! — затараторила свекровь. — Копила! Экономила! Себе ни в чём не отказывала…
— Именно: вы себе ни в чём не отказывали, — сухо заметил он. — Вы пенсионерка. Три года назад у вас уже были долги за коммуналку, мы их помогали закрывать. С тех пор вы регулярно просили то у Наташи, то у Виталика взаймы. Простите, но версия про «копила» у меня не бьётся.
Он перевёл взгляд на Лену:
— Вы уверены, что деньги пропали именно из вашего тайника?
— Сто процентов, — кивнула Лена. — Я вчера проверяла. Сегодня утром — пусто. Больше ни у кого ключа от нашей квартиры нет. Андрей был на работе. И у меня есть фото и переписка с ним, где мы обсуждаем сумму накоплений. Тамара Петровна прекрасно знала, сколько и где лежит.
Свекровь затряслась.
— Ты… ты меня в тюрьму хочешь посадить? — зашептала она. — Родную мать твоего мужа? Да ты бесстыжая!
— Я хочу только вернуть своё, — устало ответила Лена. — А тюрьма — это уже следствие, не моё.
Секунду все молчали. Потом Геннадий Викторович откинулся на спинку стула.
— Так, — сказал он. — Мы делаем так. Виталик, телефон — в магазин назад. Если примут с уценкой — разницу платишь сам. Света, цепочку тоже сдаём. Микроволновку — назад. Если продавцы откажутся, я выкуплю её сам. Деньги, вырученные за всё, переводим Лене. Остаток — я доплачу. Мне не нужна в доме техника, купленная на украденные деньги.
— Гена! — взвизгнула Наташа. — Ты что творишь? Это же мама! Она же из лучших побуждений! Из‑за какой‑то чужой бабы…
— Не перебивай, — резко оборвал её муж. — «Чужая баба» — законная жена твоего брата. И она имеет право на защиту. А твоя мама, между прочим, сейчас стоит на границе уголовного преступления. Тебе нужен такой скандал? Мне — нет. Поэтому мы ситуацию гасим сейчас, пока она не вышла на уровень полиции.
Виталик вскочил.
— Да какого чёрта я должен возвращать телефон?! — заорал он. — Я уже всё перенёс! Это подарок, между прочим! Я вообще в курсе не был, откуда деньги!
— Ты взрослый мужик, — устало сказал Геннадий. — Должен понимать, что бесплатный сыр только в мышеловке. Захочешь телефон — купишь сам. На заработанные.
Света, наоборот, молча положила цепочку в коробочку.
— Я не хочу, чтобы меня потом тыкали носом, — прошептала она. — И дети слышали, что мама носит ворованное.
Наташа зло сверкнула глазами, но промолчала. Только вцепилась в бокал так, что побелели костяшки пальцев.
Тамара Петровна расплакалась в полный голос.
— Неблагодарные! — причитала она. — Всю жизнь вам отдала, а теперь вы меня с вором сравниваете! Лучше бы я вообще ничего не покупала! Я ж хотела как лучше! Чтобы у вас всё было!..
— А получилось как всегда, — сухо подытожила Лена. — Деньги можете перевести на карту Андрея, номер у него есть. Я подожду до завтра. Если что‑то пойдёт не так — заявление в полицию будет уже следующим шагом. Без истерик и криков.
Она развернулась и пошла к двери. Никто её не остановил. Лишь в спину донеслось всхлипывающее:
— Я ей ещё и прощу! Скажу, что вспылила… А она…
Лена вышла на улицу, глубоко вдохнула холодный воздух. В груди было пусто. Не радость, не злость — просто странное онемение.
Она открыла в телефоне список контактов, нашла номер Андрея. Пальцы дрогнули, но она телефон всё же убрала. Звонить сейчас — бессмысленно. Он всё равно спросит первое: «Лена, ну зачем ты так? Ты же знаешь маму…»
Такси отвезло её не домой, а к небольшой гостинице недалеко от центра. Она заранее забронировала там номер на пару ночей, ещё ночью, составляя свой план.
На ресепшене она впервые за долгое время назвала себя просто:
— На имя Елены Сергеевны. Номер на двое суток, с завтраком.
Вечером телефон взорвался звонками и сообщениями. Андрей звонил, писала свекровь, даже Наташа нашла её в мессенджере, чтобы вывалить: «Ты разрушила семью, ненормальная». Лена выключила звук и легла на жёсткую, но чистую гостиничную кровать.
И вдруг почувствовала… облегчение. Как будто из её жизни вынули огромный гвоздь, который давно впивался в сердце.
Утро в гостинице началось с запаха свежего кофе и выпечки. Лена спустилась в небольшой зал для завтраков и поймала себя на мысли, что просто сидит и смотрит в окно, никуда не торопясь. Никто не бурчит, что «ты опять долго в ванной», никто не шлёпает по кухне в тапках, не ставит на плиту свою вездесущую овсянку.
Телефон на столе снова загорелся: «Входящий: Андрей». Лена взяла трубку — молчать вечно она не собиралась.
— Алло.
— Ленка! — голос мужа был взвинченным. — Ты где? Я с ума схожу! Мама всю ночь рыдала, давление, скорую вызывали! Что ты там устроила у Наташи? Они на нас всех обозлились, Гена с Наташкой поругались, Виталик матом орёт, что его позорят! Ты вообще понимаешь, что натворила?!
— Деньги вернули? — спокойно спросила Лена.
— Да вернули, — раздражённо выпалил он. — Гена перевёл. Мама тут в обморок чуть не упала, когда узнала, что он за всё заплатил. Сказал, что «выкупает её глупость». Но ты… ты могла всё решить по‑другому! По‑тихому! Зачем при всех позорить?
— Чтобы ты наконец увидел свою маму такой, какая она есть, — ответила Лена. — И чтобы все остальные тоже увидели. А не эту картинку «бедной пенсионерки, которая всем жертвует».
В трубке на секунду воцарилась тишина.
— Слушай, — голос Андрея стал жёстче. — Мама готова тебя простить. Она сказала, что вспылила. Ты тоже перегнула. Вернись домой, мы всё обсудим. Кредит возьмём, на море поедем. Я готов был уже тур смотреть.
Лена горько рассмеялась.
— «Мама готова тебя простить»… — повторила она. — Ты хоть понимаешь, как это звучит? Это не она должна меня прощать, Андрей. Это она должна просить прощения. И не только у меня.
— Ой, не начинай этой демагогии, — вспылил он. — Ты что, из‑за денег сейчас всё разрушишь? Пять лет вместе, Лена! Пять! Я что, так плохо к тебе относился? Я же не пил, не гулял, деньги в дом приносил! А ты… как будто я тебя бил и издевался!
— Ты меня не бил, — тихо согласилась Лена. — Ты просто всегда был на стороне мамы. Каждый раз, когда она меня унижала, ты просил «потерпи, она пожилая». Когда она меня называла бесплодной, ты говорил: «Ну она не со зла, ей внуков хочется». Когда она влезла в наш бюджет и стала указывать, что нам покупать, ты опять сказал: «Ну что поделать, мы у неё живём». А вчера… вчера, когда она украла наши деньги, ты первым делом сказал: «Ну она уже потратила, что теперь».
Андрей тяжело дышал в трубку.
— Я просто хотел мира, — глухо сказал он. — Я не хочу войны в семье. Ты… ты всегда слишком остро реагируешь. Мама вот лежит, таблетки пьёт, давит её, а ты где? В гостинице кофе пьёшь?
Лена посмотрела на дымящуюся чашку, на аккуратные тарелочки.
— Да, — честно ответила она. — Пью. И знаешь, Андрей, это лучший кофе за последние годы. Потому что я его пью там, где меня никто не обсуждает за спиной и не считает мои копейки.
— Ты вернёшься или нет? — резко спросил он.
Она помолчала. За окном медленно проезжала маршрутка, на улице кто‑то смеялся. Жизнь продолжалась.
— Нет, Андрей, — ответила она наконец. — Не вернусь. Я подам на развод.
Он будто не сразу понял.
— В смысле… развод? — переспросил он глухо. — Ты серьёзно? Из‑за этого?
— Не «из‑за этого», — терпеливо сказала Лена. — Это не начало, это конец. Конец всему, что копилось годами. Деньги — просто последняя капля. Я не хочу больше жить в доме, где меня не уважают. Не хочу быть «приживалкой» у твоей мамы. Не хочу каждый раз смотреть, как ты прячешь глаза, когда меня оскорбляют. Я устала.
В трубке раздался нервный смешок.
— Да кому ты нужна будешь в свои тридцать пять? — выдохнул он. — Квартира мамина. Ты куда пойдёшь? К родителям своим в деревню? К подружкам по углам?
— Это уже моя проблема, — спокойно ответила Лена. — У меня есть работа, есть сбережения. И да, мои сто пятьдесят тысяч вернулись ко мне. С ними можно начать новую жизнь.
— Это были деньги на отпуск, Лена! — закричал Андрей. — На наш отпуск! Ты сама говорила!
— Передумала, — устало бросила она. — Отпуск подождёт. Сначала — свобода. Потом — море.
Она нажала «отбой», не давая ему договорить, и выключила телефон.
Развод прошёл быстрее, чем Лена ожидала. Дети у них так и не появились — Тамара Петровна долгие годы рассказывала всем, что это «по вине Лены, у неё здоровье слабое», хотя врачи говорили о стрессе и постоянном напряжении. Делить особо было нечего: квартира — мамино наследство, машину Андрей записал на себя ещё до брака. Из мебели Лена забрала только свои вещи, рабочий ноутбук и пару подарков от родителей.
Сцен было много.
Свекровь кричала на лестничной площадке:
— Воровка! Верни деньги! Это Гена нам дал, а не ты заработала! Ты развалила семью! Счастья тебе не будет!
Андрей пытался то уламывать:
— Давай начнём сначала, я маму уговорю, переедем потом…
То давить на жалость:
— Я без тебя никто, я привык, что ты рядом…
То запугивать:
— Никто тебя замуж больше не возьмёт, так и будешь одна в своей конуре сидеть.
Лена молча подписывала бумаги, сдавала ключи, нанимала грузчиков. В тот день, когда она окончательно выехала, в квартире пахло борщом и валидолом. Она положила связку ключей на тумбочку, рядом поставила пустую жестяную коробку из‑под печенья.
Секунд пять смотрела на неё. Потом развернулась и ушла, не закрыв дверь — пусть сами за собой закрывают.
Первые месяцы в съёмной студии были странными. Тихо. Слишком тихо. Никто не хлопал дверьми, не ронял ложки, не включал телевизор на полную громкость. Лена несколько раз ловила себя на том, что вслушивается вечером — вдруг крикнет кто‑нибудь из соседней комнаты: «Лена! Чайник поставь!».
Но постепенно тишина перестала пугать. Стала фоном. Новой нормой.
Она купила себе наконец‑то новое пальто — то самое, которое откладывала покупать два года. Сделала стрижку, записалась к нормальному мастеру, а не к «дешёвой ученице». Через пару месяцев сменила работу: перешла в другую фирму на чуть большую зарплату и с более адекватным графиком. Однажды вечером поймала себя на мысли, что за весь день ни разу не подумала о Тамаре Петровне. И стало как‑то легко.
Прошло полгода.
Лена сидела в шезлонге на берегу моря. Настоящего моря, не «озера под Москвой». Солнце грело плечи, волны размеренно накатывали на песок. Люди вокруг говорили на разных языках, пахло кремом от загара и кофе из прибрежного кафе.
Она всё‑таки купила тур — но уже только для себя. Не «семейный», не «с Андреем». Просто — для Лены. Оплатила из тех самых денег, которые вернулись со скандальным праздником.
Она смотрела на бирюзовую воду и думала о том, как странно иногда возвращается справедливость. Не так, как нам бы хотелось, не тогда, когда мы этого ждём, но — возвращается.
Телефон тихо пискнул. Уведомление из соцсети: «Новая запись от пользователя Наталья А.».
Лена по привычке нажала.
На экране — фотография: заплаканная Тамара Петровна сидит на диване, рядом — Наташа с перекошенным лицом. Подпись крупными буквами: «Срочно нужна помощь! Мама попала на мошенников! Взяла кредит на миллион под «выгодные инвестиции», отдала все свои сбережения, включая деньги, одолженные у родственников! Брат Виталик уговорил её вложиться, а теперь телефон недоступен! Помогите, кто чем может!»
Под постом — комментарии: «Ох, бедная женщина», «Как жалко маму», «Надо помогать родителям, а не бросать их».
Лена пролистала ниже: среди отметившихся был и Андрей. Его комментарий: «Мы с мамой держимся, но очень тяжело. Любая помощь важна».
Она почувствовала лёгкий укол — не жалости даже, а какого‑то странного сожаления. Не о том, что ушла, а о том, что они так и не сделали ни одного верного вывода.
Пальцы сами потянулись к полю комментария. Но Лена остановилась, усмехнулась и вместо этого нажала на три точки в углу: «Заблокировать пользователя».
Экран телефона погас. Перед глазами снова было море.
Лена откинулась на спинку шезлонга, закрыла глаза и медленно вдохнула солёный воздух.
Теперь это было её море. Её жизнь. Её решения.
Никаких тайников в чужой квартире. Никаких «это же мама, потерпи». Никаких «под одной крышей, значит, всё моё».
Только она и горизонт — открытый, свободный, такой же, как её будущее.
