— Это что?
Карина подняла с кухонного стола распечатанный автобусный билет и уставилась на мужа. Арсений стоял у окна, разглядывая вечерние огни города, и молчал. Молчание длилось слишком долго.
— Сень, я тебя спрашиваю, — Карина почувствовала, как внутри все начинает холодеть. — Что это за билет?
— Мама едет на праздники, — Арсений развернулся, и по его лицу было видно, что он уже готовится к бою. — Двадцать третьего декабря приезжает.
Карина опустилась на стул, руки задрожали, и она положила билет обратно на стол, чтобы муж не заметил. Год назад они договорились. Четко, ясно, без недомолвий. Новый год только вдвоем. Больше никаких свекровей, которые неделю изводят невестку сладкими улыбками и колкостями за спиной.
— Мы же говорили, — Карина старалась держать голос ровным. — В прошлом году договорились.
— Она одна, — Арсений провел рукой по волосам, и этот жест Карина знала наизусть. Так он делал всегда, когда чувствовал себя виноватым, но не хотел признавать. — Не могу я ей отказать. Это моя мать.
— Одна? — Карина встала. — У твоей матери полгорода подруг в Светлогорске! Эта ее Людмила каждый день к ней в гости ходит!
— При чем тут Людмила? Речь о новогодних праздниках. Мама хочет с сыном их провести.
Карина закрыла глаза. В памяти сразу всплыли картинки прошлогоднего кошмара. Эмма Романовна стояла на кухне с широкой улыбкой, а вокруг нее лежала рассыпанная мука — белые следы тянулись по всему полу.
«Ой, Кариночка, ты, наверное, так устала на работе, что забыла вытереть. Ничего-ничего, я сама сейчас уберу».
А Карина прекрасно помнила, как вытирала за собой. Помнила, как ставила пакет с мукой на верхнюю полку шкафа, подальше и повыше. А свекровь почему-то полезла именно туда, хотя сахар стоял на нижней полке, куда ее и отправляли.
Или история с посудой. Эмма Романовна переставила все тарелки и чашки в шкафах, а когда Карина вернулась с работы и не смогла найти привычные вещи, свекровь округлила глаза:
«Разве так хранят посуду? Ой, извини, я просто хотела помочь. Ну ладно, молодежь сейчас по-другому все делает».
— Послушай, — Карина открыла глаза и посмотрела мужу прямо в лицо. — Я не хочу повторения прошлого года.
— Какого прошлого года? Вы же нормально общались!
— Нормально? Сеня, твоя мать за неделю довела меня до того, что я рыдала в ванной! Ты просто не видел, потому что постоянно был на работе!
— Преувеличиваешь, — Арсений отвернулся к окну. — Мама вообще-то добрая женщина. Она просто хотела помочь по хозяйству.
Карина сжала кулаки. Добрая женщина. Та самая добрая женщина, которую Карина случайно услышала в разговоре по телефону с этой Людмилой. Свекровь стояла на балконе, думая, что невестка в ванной, и говорила таким ядовитым голосом, какого Карина никогда не слышала от нее при Сене.
«Бесплодная стерва, Людочка. Сеньку моего захомутала, а толку никакого. Ни готовить не умеет, ни убираться нормально. Я в квартире грязь увидела! Пыль на подоконнике! А она еще права качает».
Карина тогда стояла в коридоре и слушала каждое слово. Стояла и думала — зайти на балкон, высказать все в лицо или промолчать? Промолчала. Потому что понимала: начни она разговор, Эмма Романовна тут же изобразит невинную овечку. Скажет, что Карина все неправильно поняла. Или что она пошутила. Или что Карина подслушивает. А Сеня встанет на защиту матери, потому что для него она — святая.
— Твоя мать должна уехать до праздников. Я с ней Новый год встречать не хочу, — Карина произнесла это медленно, четко.
Арсений резко обернулся:
— Ты что несешь?
— То, что думаю. Пусть приезжает в январе. Или в феврале. Но не сейчас.
— Билет уже куплен!
— Верни его. Или пусть едет к твоему отцу. Григорий Сергеевич всегда рад гостям.
— К отцу? — Арсений смотрел на нее так, будто она предложила отправить мать на Северный полюс. — Они с мамой пятнадцать лет не общаются нормально!
— Потому что твоя мама такая же с ним была, как со мной, — Карина устало прислонилась к стене. — Только он это терпел пятнадцать лет, а я больше не могу.
— Господи, откуда ты это взяла?!
— От него самого, — Карина подняла руку, останавливая возражения. — Григорий Сергеевич мне все рассказал. Как Эмма Романовна при людях изображала идеальную жену, а дома точила его по любому поводу. Как он был виноват во всем — в том, что мало зарабатывает, в том, что много работает, в том, что тебе уделяет мало внимания. Знакомо звучит, правда?
Арсений молчал. Карина видела, как в его глазах мелькнуло сомнение, но он быстро подавил его.
— Это другое, — он качнул головой. — Отец вообще был странным. Замкнутым.
— Странным он стал после развода? Или до? Спроси у него сам.
— Я не собираюсь копаться в их прошлом!
— А я не собираюсь терпеть твою мать! — Карина повысила голос впервые за этот разговор. — Сеня, пойми. Я не против того, чтобы она приезжала. Но не на Новый год. Я хочу встретить праздник спокойно. С тобой. Без человека, который улыбается мне в лицо и называет стервой за спиной!
— Когда она тебя так назвала?!
— В прошлом году. По телефону со своей Людмилой. Я случайно услышала.
Арсений замер. Потом медленно покачал головой:
— Может, тебе послышалось?
— Мне ничего не послышалось! — Карина почувствовала, как по щекам катятся слезы, и разозлилась на себя. Она не хотела плакать. Не хотела выглядеть слабой. — Она стояла на балконе и говорила подруге, что я бесплодная стерва, которая не умеет ни готовить, ни убираться! При том, что мы с тобой вообще не планировали детей в ближайшие годы!
— Ладно, хватит, — Арсений поднял руки. — Я не хочу это слушать. Мама приезжает двадцать третьего, и точка.
Он развернулся и пошел в прихожую. Карина услышала, как хлопнула дверь, потом звук шагов по лестнице — лифт, видимо, не дождался. Села на пол прямо у стены и обхватила колени руками.
Пять лет брака. Пять лет она строила отношения с этой женщиной. Пыталась быть хорошей невесткой. Звонила по праздникам, отправляла подарки, приезжала в гости. И все эти пять лет чувствовала, что играет в какую-то странную игру, правила которой знает только Эмма Романовна.
Телефон завибрировал. Сообщение от Арсения: «Я у Бориса. Подумаю».
Карина швырнула телефон на диван. Подумает. О чем тут думать? Она поставила условие предельно четко. Либо свекровь уезжает до праздников, либо Карина сама уезжает. И никакие уговоры не помогут.
***
Утром следующего дня Карина приехала на работу раньше обычного. В офисе торговой компании, где она занималась поставками бытовой химии, было тихо — большинство сотрудников еще не приехало. Она села за свой стол, включила компьютер и уставилась в экран, не видя цифр.
— Ты чего такая помятая? — Ольга Ветрова, ее коллега, заглянула в кабинет с кружкой в руках. — Ночью не спала?
— Почти не спала, — Карина откинулась на спинку кресла. — Сень ушел ночевать к приятелю.
— О как. Поссорились?
Карина коротко пересказала вчерашний разговор. Ольга слушала, кивала, а под конец присвистнула:
— Так твоя свекровь просто монстр какой-то! Я думала, у меня теща та еще штучка, но твоя Эмма ее переплюнула.
— Понимаешь, при Сене она совершенно другая, — Карина провела руками по лицу. — Сладкая, заботливая, вся такая правильная. А стоит ему уйти — начинается. То она случайно что-то разобьет. То случайно переставит. То случайно обольет мою кофту на кухне. И всегда с этой улыбочкой: ой, извини, я не специально.
— А ты Сене говорила?
— Говорила. Он не верит. Для него мама святая. Она его растила, работала, все такое.
Ольга задумчиво покачала головой:
— Слушай, а почему бы тебе не поговорить с ней напрямую? Ну, встретиться, выложить все как есть?
— Бесполезно. Она изобразит жертву.
— Попробуй. Хуже-то не будет.
Карина хотела возразить, но промолчала. А действительно, почему бы не попробовать? Она всегда избегала прямых конфликтов со свекровью, потому что знала — при свидетелях Эмма Романовна мастерски играет роль обиженной матери. Но что, если встретиться наедине? Без Сени. Без свидетелей. Просто две взрослые женщины и откровенный разговор.
— Знаешь что, — Карина выпрямилась, — давай я правда попробую. Позвоню ей, встречусь. Скажу все, что думаю.
— Вот это правильно! — Ольга довольно кивнула. — А то сидишь, переживаешь. Лучше выяснить отношения раз и навсегда.
В обеденный перерыв Карина вышла на улицу и набрала номер свекрови. Телефон Эммы Романовны она записала еще три года назад, когда та настояла: «Кариночка, а вдруг Сеньке что-то случится, а я тебе не дозвонюсь? Давай обменяемся номерами». Тогда Карина подумала, что это нормальная забота. Теперь понимала — свекровь просто хотела иметь возможность контролировать ситуацию.
Эмма Романовна ответила после третьего гудка:
— Да, слушаю?
Голос был настороженным. Видимо, не ожидала звонка от невестки.
— Эмма Романовна, это Карина, — она сделала глубокий вдох. — Мне нужно с вами поговорить.
— О, Кариночка! — голос свекрови мгновенно стал медовым. — Что-то случилось? Сеня в порядке?
— Сеня в порядке. Речь не о нем. Давайте встретимся. Поговорим.
Пауза. Карина слышала, как Эмма Романовна дышит в трубку. Потом:
— Встретимся? А о чем разговор-то?
— О праздниках. И вообще о наших отношениях.
— Ааа, — протянула свекровь, и в ее голосе появились жалобные нотки. — Так Сенечка мне вчера вечером звонил, расстроенный весь. Говорит, ты против моего приезда. Я так расстроилась, Кариночка! Я ведь ничего такого не хотела. Если я что-то не так делала в прошлый раз, ты прямо скажи!
— Вот об этом и хочу поговорить, — Карина сдержала раздражение. — Встретимся завтра? На полпути между нашими городами есть кафе на трассе.
— Хорошо, — Эмма Романовна вздохнула так горестно, будто ее приговорили к пыткам. — Приеду. Может, я действительно что-то не понимаю. Давай поговорим по душам, как женщины.
Они договорились на два часа дня. Карина отключилась и сунула телефон в карман. Руки слегка дрожали. Она не привыкла к конфронтации. Всю жизнь старалась быть дипломатичной, находить компромиссы, не обострять. Но со свекровью это не работало. Эмма Романовна воспринимала любую уступчивость как слабость и давила еще сильнее.
Вечером Арсений вернулся домой. Выглядел усталым и растерянным. Молча разделся в прихожей, прошел в комнату, сел на диван.
— Я завтра встречаюсь с твоей матерью, — сказала Карина, стоя в дверях. — Поговорим.
Арсений поднял на нее взгляд:
— Зачем?
— Хочу попробовать объяснить ей, что меня не устраивает в ее поведении.
— И что толку? Вы все равно не договоритесь.
— Может, договоримся. Может, нет. Но хотя бы попытаюсь.
Сеня покачал головой, но возражать не стал. Карина ушла в спальню. Легла, укрылась одеялом и долго смотрела в потолок. Завтра будет тяжелый разговор. Очень тяжелый.
***
Кафе на трассе между их городом и Светлогорском было обычным придорожным заведением — пластиковые столики, меню на стене, запах жареной картошки. Карина приехала за десять минут до назначенного времени и села у окна. Заказала себе просто воду — есть не хотелось, в желудке все сжалось от напряжения.
Эмма Романовна появилась ровно в два. Карина увидела ее через окно — свекровь выходила из маршрутки, поправляла сумку на плече, оглядывалась. На ней была та самая бордовая куртка, которую Сеня подарил ей на день рождения два года назад. Эмма Романовна вошла в кафе, увидела Карину и расплылась в улыбке:
— Кариночка! Ну вот и встретились!
Она подошла, обняла невестку за плечи — Карина застыла, не ответив на объятие. Свекровь села напротив, сняла куртку, оглядела интерьер:
— Место, конечно, не ахти какое, но для разговора сойдет.
— Эмма Романовна, давайте сразу к делу, — Карина сцепила руки на столе. — Я хочу, чтобы вы не приезжали на Новый год.
Улыбка свекрови померкла. Эмма Романовна наклонила голову набок, изобразив удивление:
— Почему, Кариночка? Что я такого сделала?
— Вы прекрасно знаете, что сделали. В прошлый раз вы неделю изводили меня.
— Изводила? — свекровь округлила глаза. — Я тебе помогала! Убиралась, готовила!
— Вы рассыпали муку и сказали, что это я не убралась. Вы переставили всю посуду и сделали вид, что я неправильно ее храню. Вы случайно обл...
— Подожди-подожди, — Эмма Романовна подняла руку. — Мука? Так это правда была я! Я хотела достать сахар, а рука соскользнула! Ты же знаешь, у меня артроз!
Карина сжала кулаки под столом. Началось.
— У вас артроз, но вы полезли на верхнюю полку шкафа, хотя сахар стоит на нижней?
— Я просто перепутала, — свекровь развела руками. — Господи, ну бывает же! А ты так восприняла, будто я специально! Кариночка, может, ты слишком чувствительная?
— Я не чувствительная. Я слышала ваш разговор с Людмилой.
Эмма Романовна замерла. На секунду. Потом снова улыбнулась:
— Какой разговор?
— Вы стояли на балконе и говорили ей по телефону, что я бесплодная стерва. Что не умею готовить и убираться. Что захомутала Сеньку.
Свекровь побледнела. Потом покраснела. Потом снова побледнела. Карина видела, как в ее глазах меняются эмоции — сначала шок, потом злость, потом попытка взять себя в руки.
— Ты... подслушивала?
— Я не подслушивала. Вы говорили так громко, что невозможно было не услышать.
— И сколько времени ты вынашивала эту обиду?! — Эмма Романовна повысила голос. — Целый год молчала, а теперь выдаешь!
— Я молчала, потому что знала: при Сене вы изобразите невинную овечку. Так и произошло.
— Да ты... — свекровь осеклась, потом продолжила уже тише: — Ты меня провоцируешь. Специально. Хочешь разлучить Сеньку с матерью.
— Я не хочу никого разлучать, — Карина почувствовала, как внутри закипает. — Я хочу, чтобы вы были честной. Если вам что-то не нравится во мне — скажите в лицо. А не за спиной.
— Да что мне в тебе нравиться-то?! — Эмма Романовна сорвалась окончательно. — Ты моего сына от отца отвернула! Теперь от меня отворачиваешь!
— Я никого не отворачивала! Сеня сам регулярно ездит к Григорию Сергеевичу!
— Потому что ты ему это внушила!
— Я ему ничего не внушала. Сеня взрослый мужчина, он сам принимает решения.
Эмма Романовна резко встала. Лицо у нее было красным, губы дрожали:
— Ты... ты змея, вот кто ты! Я сразу это поняла, когда Сенька тебя привел! Тихая, скромная, правильная. А на деле — разлучница!
— Разлучница? — Карина тоже поднялась. — С кем я вас разлучила? С сыном, которого видите раз в месяц? Или с бывшим мужем, с которым вы сами развелись?
— Да как ты смеешь мне такое говорить?!
— Так же, как вы смели называть меня стервой по телефону!
Несколько посетителей кафе обернулись. Карина почувствовала, как щеки горят. Она не привыкла к публичным скандалам. Но остановиться уже не могла.
— Эмма Романовна, я не собираюсь вас оскорблять, — она взяла себя в руки, говорила тише. — Я просто хочу честности. Если вам что-то не нравится в моем поведении — скажите мне прямо. А не строчите гадости за моей спиной. Я готова работать над отношениями. Но только если вы тоже готовы.
Свекровь схватила сумку и куртку:
— Я ничего тебе не должна! И не собираюсь ни над чем работать! Ты хочешь, чтобы я не приезжала на праздники? Прекрасно! Приеду! И буду там столько, сколько захочу! А ты хоть уезжай!
Она развернулась и вышла из кафе, громко хлопнув дверью. Карина медленно опустилась на стул. Руки тряслись. Она сделала глубокий вдох, потом еще один. Официантка подошла с беспокойным видом:
— Девушка, у вас все нормально?
— Да, спасибо, — Карина достала кошелек. — Сколько за воду?
Она расплатилась и вышла на улицу. До машины дошла медленно, будто в тумане. Села за руль, положила голову на рулевое колесо. Попытка провалилась. Полностью.
***
Домой Карина вернулась под вечер. Арсений был на кухне, разогревал что-то в микроволновке. Увидел ее лицо и сразу понял:
— Не договорились?
— Не договорились, — Карина прошла мимо него в комнату, сбросила туфли. — Она устроила истерику. Обвинила меня во всех грехах.
— Что ты ей сказала?
— Правду. Что слышала ее разговор с Людмилой. Что устала от ее двуличности.
Арсений молчал. Карина повернулась к нему:
— Сень, я попыталась. Честно попыталась. Но твоя мать не способна на откровенный разговор. Для нее любая критика — это нападение.
— Может, ты слишком резко начала?
— Резко? Я начала с того, что хочу наладить отношения! А она сразу в атаку!
Карина прошла в ванную, включила воду, умылась холодной водой. В зеркале отражалось усталое лицо с красными пятнами на щеках. Она выглядела так, будто не спала трое суток.
Вернулась в комнату. Арсений сидел на краю кровати, смотрел в пол.
— Я уезжаю двадцать третьего, — сказала Карина тихо. — Сниму гостиницу. Встречу Новый год одна. Твоя мама пусть приезжает.
Арсений вскинул голову:
— Ты о чем вообще?
— О том, о чем говорю. Я не буду встречать праздники с человеком, который меня ненавидит.
— Господи, откуда ты взяла, что она тебя ненавидит?!
— Из ее же слов! Которые я сегодня еще раз услышала!
— Ты жена! — Арсений встал. — Твое место здесь, в нашей квартире, а не в какой-то гостинице!
— Тогда пусть она не приезжает, — Карина посмотрела ему в глаза. — Выбирай, Сень. Либо я остаюсь, но твоя мать не приезжает. Либо она приезжает, но я уезжаю. Третьего не дано.
— Это шантаж!
— Это мое решение.
Они стояли напротив друг друга. Карина видела, как напрягается его челюсть. Так он делал, когда злился, но сдерживался.
— Ты ведешь себя как капризный ребенок, — произнес он.
— А ты ведешь себя как муж, который не способен защитить жену, — ответила Карина.
Арсений развернулся и вышел из комнаты. Через минуту хлопнула входная дверь. Карина осталась одна.
Она легла на кровать, не раздеваясь. Закрыла глаза. Внутри все болело — от обиды, от бессилия, от того, что муж снова выбрал мать. Даже не попытался разобраться. Даже не спросил, что именно говорила Эмма Романовна сегодня в кафе.
Телефон завибрировал. Сообщение от Арсения: «Я у Бориса. Приеду утром».
Карина откинула телефон в сторону. Пусть идет к своему Борису. Пусть жалуется ему на жену. Пусть рассказывает, какая она несговорчивая и неразумная. Ей все равно.
Следующий день она провела на работе как в тумане. Ольга несколько раз пыталась заговорить, но Карина отмахивалась. Не хотелось обсуждать вчерашнюю встречу. Не хотелось снова переживать тот разговор.
Вечером позвонил Григорий Сергеевич. Карина удивилась — обычно он звонил Сене, а не ей.
— Кариша, привет, — голос у него был встревоженный. — Сенька мне все рассказал. Можно к тебе подъеду? Поговорим?
— Конечно, — Карина устало кивнула, хотя он не мог ее видеть. — Приезжайте.
Григорий Сергеевич появился через час. Высокий, седой, с добрыми глазами — Карина любила своего свекра. С ним всегда можно было поговорить по-человечески. Он никогда не лез со своими советами, но если спросить — подскажет.
Они сели на кухне. Григорий оглядел пустую квартиру:
— Сенька где?
— У Бориса второй день живет, — Карина пожала плечами. — Обижается.
— На тебя обижается?
— На меня.
Григорий качнул головой:
— Вот дурень. Извини, что про сына так, но правда дурень.
Карина впервые за два дня слабо улыбнулась:
— Почему вы так решили?
— Потому что повторяет мои ошибки, — свекор откинулся на спинку стула. — Я пятнадцать лет жил с Эммой. И все эти пятнадцать лет думал, что проблема во мне. Что я недостаточно хороший муж. Что я что-то делаю не так. Она умела внушать это — очень умело.
Карина молчала, слушала.
— При людях Эмка была образцовая, — продолжал Григорий. — Улыбчивая, приветливая, заботливая. А дома превращалась в другого человека. Начинались придирки. Я не так сказал. Я не так сделал. Я не то купил. Я не туда поехал. Первые годы я оправдывался. Потом стал молчать. А потом просто ушел.
— Но Сеня же вырос нормальным, — Карина нахмурилась. — Он не такой, как она.
— Сенька вырос, видя только одну сторону Эммы — материнскую. Она любит его, это правда. Но любит по-своему. Для нее сын — это продолжение ее самой. И когда появилась ты, Эмма увидела конкурентку. Понимаешь?
— Понимаю, — Карина кивнула. — Но что мне делать? Сеня не верит, что его мать такая.
— Он не хочет верить, — поправил Григорий. — Потому что тогда придется признать, что она не святая. А это больно. Сенька всю жизнь слышал: мама ради тебя жертвует, мама ради тебя старается, мама ради тебя работает. И он привык чувствовать себя должным.
— Что мне делать? — повторила Карина. — Я не хочу уходить из своей квартиры. Но и жить с Эммой Романовной не могу.
Григорий задумался. Потом сказал:
— А давай я предложу Эмме приехать ко мне. Скажу, что снял квартиру побольше на праздники, хочу с сыном время провести. Она, конечно, откажется сначала. Но если Сенька тоже попросит...
— Она обидится, — Карина покачала головой. — Скажет, что ее отталкивают.
— Пусть обижается. Зато ты и Сенька нормально Новый год встретите.
Карина хотела согласиться, но остановилась. Это было бы решением проблемы. Временным. Но разве в этом суть? Разве она хочет просто спихнуть свекровь на Григория Сергеевича? Или ей нужно, чтобы Арсений наконец понял, что происходит?
— Знаете что, — она медленно проговорила, — давайте пока не будем ничего предлагать. Пусть Сеня сам подумает и решит.
— Уверена?
— Уверена.
Григорий Сергеевич уехал поздно вечером. Карина осталась одна в пустой квартире. Арсений так и не появился.
***
Девятнадцатое декабря началось со звонка. Карина была на работе, разбирала накладные, когда телефон завибрировал. Незнакомый номер. Она нажала на зеленую кнопку, ожидая услышать очередного менеджера по продажам, но в трубке раздался знакомый медовый голос:
— Кариночка, это Эмма Романовна.
Карина замерла. Свекровь звонила ей впервые за все годы знакомства. Обычно все общение шло через Сеню.
— Слушаю, — Карина сделала голос нейтральным.
— Кариночка, давай встретимся еще раз, — в голосе Эммы слышались просительные нотки. — Поговорим спокойно. Может, я действительно неправильно себя веду. Хочу понять, что тебя не устраивает.
Карина откинулась на спинку кресла. Вот это поворот. После вчерашнего скандала в кафе она ожидала чего угодно — но не звонка со свекровью с предложением поговорить снова.
— Мне кажется, мы уже все обсудили, — осторожно произнесла Карина.
— Нет-нет, я была в эмоциях, — Эмма Романовна говорила быстро. — Понимаешь, я так расстроилась от твоих слов, что не смогла нормально ответить. Давай встретимся. Только не в кафе. Может, у тебя дома? Или я могу приехать в ваш город, прогуляемся?
Карина почувствовала, как внутри все напрягается. Что-то было не так в этом предложении. Слишком уж сладко говорила свекровь. Слишком уж старательно изображала раскаяние.
— Хорошо, — она решила рискнуть. — Приезжайте. Встретимся в парке возле нашего дома. Завтра в три часа.
— Договорились, Кариночка! — Эмма Романовна почти пропела. — Я обязательно приеду!
Карина отключилась и задумчиво посмотрела в окно. Что задумала свекровь? Неужели действительно хочет наладить отношения? Или это очередная игра?
Вечером Арсений наконец вернулся домой. Выглядел помятым — видимо, у Бориса спал плохо. Карина молча подогрела ужин, поставила тарелку на стол. Сеня сел, начал есть. Молчали оба.
— Твоя мать звонила мне на работу, — нарушила молчание Карина. — Хочет встретиться еще раз.
Арсений поднял голову:
— Серьезно?
— Серьезно. Говорит, что была в эмоциях и хочет спокойно поговорить.
— И ты согласилась?
— Согласилась. Встречаемся завтра.
Сеня кивнул. Потом вдруг сказал:
— Мне отец звонил вчера.
— Я знаю. Он приезжал.
— Рассказал мне про свою жизнь с мамой, — Арсений отложил вилку. — Такое... я не знал многого.
Карина ждала. Сеня продолжил:
— Оказывается, они развелись не только из-за того, что не сошлись характерами. Мама постоянно устраивала скандалы. Обвиняла отца во всем. При мне она была другой, поэтому я не видел.
— И что ты теперь думаешь?
— Я думаю... — Арсений помолчал, подбирая слова. — Может, ты и правда не преувеличиваешь. Может, мама действительно ведет себя с тобой не так, как при мне.
Карина почувствовала, как внутри что-то разжалось. Наконец. Наконец он начал сомневаться.
— Я не хочу тебя настраивать против твоей матери, — тихо сказала она. — Правда не хочу. Но я не могу терпеть, когда меня унижают. Пусть даже исподтишка.
— Я понимаю, — Сеня кивнул. — Давай посмотрим, что будет завтра. Может, вы правда договоритесь.
Но Карина уже не верила в это. Слишком много лет она наблюдала Эмму Романовну. Слишком хорошо знала ее повадки.
Следующий день тянулся бесконечно. Карина не могла сосредоточиться на работе. В два часа она ушла раньше, приехала домой, переоделась. В парк пришла за десять минут до назначенного времени.
Эмма Романовна уже ждала. Стояла у фонтана, закутанная в ту же бордовую куртку. Увидела Карину и помахала рукой:
— Кариночка! Вот и ты!
Подошла, снова попыталась обнять — Карина уклонилась. Свекровь сделала вид, что не заметила.
— Ну что, прогуляемся? — она взяла Карину под руку.
Карина высвободилась:
— Давайте просто поговорим. Здесь, на лавочке.
Они сели. Эмма Романовна повернулась к ней, на лице — выражение искреннего раскаяния:
— Кариночка, я много думала после нашей встречи. И поняла — ты права. Я действительно могла говорить лишнее. Людмила — старая подруга, мы привыкли болтать обо всем. Иногда проговариваешься, сама не замечаешь.
— Вы назвали меня бесплодной стервой, — Карина смотрела ей прямо в глаза. — Это не проговорка. Это ваше мнение обо мне.
Свекровь замялась. Потом вздохнула:
— Я была расстроена тогда. Сенька рассказал, что вы с ним пока не планируете детей. А я так хотела внуков... Вот и сорвалась. Прости, Кариночка. Я неправильно выразилась.
— Дело не в выражениях, — Карина покачала головой. — Дело в том, что вы одна при Сене, а другая без него. И это меня выматывает.
— А может, это ты слишком чувствительная? — в голосе Эммы появились металлические нотки. — Может, ты просто ищешь во мне врага?
— Я не ищу врага. Я вижу то, что есть.
— Да что ты видишь-то?! — свекровь повысила голос, забыв об изображаемом раскаянии. — Я приезжаю к сыну раз в несколько месяцев! Пытаюсь помочь по хозяйству! А ты мне тычешь какими-то мелочами! Мука рассыпалась, посуда переставлена! Да ты вообще понимаешь, сколько я для Сеньки сделала?!
— Понимаю, — Карина встала. — И я уважаю вас за это. Но это не дает вам права оскорблять меня за спиной и изводить при каждом визите.
— Да что я тебе сделала?! — Эмма Романовна тоже поднялась. — Мы же еще ничего не обсудили толком! Ты сразу в атаку!
— Потому что вы снова начали с обвинений. Сначала я слишком чувствительная. Потом я ищу врага. Потом я тычу мелочами.
— Но это правда! — свекровь махнула рукой. — Ты разрушаешь нашу жизнь из-за ерунды!
— Разрушаю? — Карина почувствовала, как терпение лопается. — Эмма Романовна, вы сами разрушаете отношения со мной! С первого дня нашего знакомства! Вы не хотите принимать меня такой, какая я есть! Вам нужна покорная невестка, которая будет молча терпеть ваши выходки!
Свекровь схватила сумку:
— Вот оно что! Выходки! Значит, я для тебя просто старая дура, которая мешает жить!
— Я такого не говорила!
— Но думаешь! — Эмма Романовна ткнула пальцем в ее сторону. — Думаешь, что я лезу не в свое дело! Что я вмешиваюсь! А я просто хочу быть рядом с сыном!
— Тогда будьте рядом! Но без оскорблений! Без манипуляций! Без попыток выставить меня виноватой во всем!
— Да ты сама виновата! — свекровь кричала уже в полный голос. — Ты отвернула Сеньку от меня! От родной матери! Он раньше каждую неделю звонил, а теперь раз в месяц, и то через силу!
— Он звонит раз в месяц, потому что вы каждый разговор превращаете в допрос! — Карина тоже не сдерживалась больше. — Почему он не приехал? Почему не позвонил раньше? Почему я не передала ему привет от вашей Людмилы? Вы душите его своей заботой!
Эмма Романовна замерла. Лицо у нее было бордовым от злости. Потом она медленно произнесла:
— Ты... ты просто завидуешь. Нашим отношениям с Сенькой. Потому что у тебя с собственными родителями все плохо.
— Оставьте моих родителей в покое, — Карина сжала кулаки. — Они к этому не имеют отношения.
— Имеют! — свекровь кивнула, будто нашла главный аргумент. — Ты выросла без нормальной семьи, вот и не понимаешь, как должны строиться отношения!
Карина развернулась и пошла прочь. Слышала, как Эмма Романовна кричит ей вслед что-то еще, но не разбирала слов. Дошла до дома, поднялась на свой этаж. Руки тряслись так сильно, что не могла попасть ключом в замок.
Арсений открыл дверь — видимо, услышал шум в коридоре. Увидел ее лицо:
— Что случилось?
— Ничего не случилось, — Карина прошла мимо него в квартиру. — Просто твоя мать показала свое истинное лицо. Снова.
Она прошла в спальню, легла на кровать. Сеня сел рядом:
— Расскажи.
И Карина рассказала. Подробно. Как свекровь сначала изображала раскаяние, а потом сорвалась. Как обвиняла ее во всем. Как упомянула ее родителей.
Арсений слушал молча. Когда она закончила, он долго смотрел в стену. Потом достал телефон.
— Что ты делаешь? — спросила Карина.
— Звоню матери.
Он набрал номер. Эмма Романовна ответила сразу:
— Сенечка!
— Мам, что ты сказала Карине про ее родителей? — голос у Арсения был ровным, но жестким.
Пауза. Потом:
— А она тебе нажаловалась? Сенечка, я просто...
— Мам, я спрашиваю — что ты сказала?
— Я сказала правду! Что она выросла в неполной семье и не понимает...
— Хватит, — оборвал ее Сеня. — Ты переходишь все границы.
— Какие границы?! Я твоя мать!
— Да. И я люблю тебя. Но ты оскорбила мою жену. И это недопустимо.
Карина смотрела на мужа широко открытыми глазами. Он продолжал:
— Мам, не приезжай на Новый год. Приедешь позже, когда успокоишься. А сейчас нам нужна пауза.
— Ты что, выгоняешь собственную мать?!
— Я не выгоняю. Я прошу не приезжать. Это разные вещи.
— Сенька, ты с ума сошел! Она тебе мозги промыла!
— Никто мне мозги не промывал. Я сам все вижу и слышу. До свидания, мам.
Он отключился. Эмма Романовна тут же перезвонила. Арсений сбросил звонок и отключил телефон.
— Сень... — начала Карина.
— Прости, — он повернулся к ней. — Прости, что не поверил сразу. Отец рассказывал, как с ним было, но я думал, что с тобой по-другому. Оказалось, нет.
Карина обняла его. Впервые за несколько дней почувствовала, что они снова вместе. Снова на одной стороне.
***
Двадцать первое декабря выдалось спокойным. Карина ушла на работу, Арсений уехал на объект — на стройке аврал перед праздниками. Вечером они вместе готовили ужин, молчали, но это было комфортное молчание. Не напряженное, как раньше.
Эмма Романовна звонила Сене весь вечер. Он не брал трубку. Писала сообщения — длинные, с обвинениями, с попытками давить на жалость. Арсений читал их и качал головой.
— Она не изменится, — сказал он вдруг. — Правда?
— Вряд ли, — Карина пожала плечами. — Ей пятьдесят восемь лет. В этом возрасте люди редко меняются.
— Значит, так и будет вечно? Я буду разрываться между вами?
— Не обязательно разрываться. Можно просто держать дистанцию. Созваниваться, поздравлять с праздниками, иногда приезжать. Но не жить вместе. Не проводить все время рядом.
Сеня кивнул. Потом обнял ее:
— Я на твоей стороне. Хочу, чтобы ты это знала.
Двадцать второго декабря позвонил Григорий Сергеевич. Попросил зайти — Карина и Арсений приехали вечером. Свекор встретил их с бутылкой вина и тарелкой нарезки:
— Ну что, молодежь, садитесь. Поговорим.
Они сели на кухне. Григорий налил вина, поднял бокал:
— За то, чтобы вы жили дружно. И не повторяли моих ошибок.
Выпили. Потом свекор посмотрел на сына:
— Сенька, я тебе никогда толком не рассказывал, почему мы с твоей матерью развелись. Думал, не надо. Вырос — сам поймешь. Но вижу, что не понял. Хочешь, расскажу?
— Хочу, — Арсений кивнул.
И Григорий Сергеевич рассказал. Подробно. Как Эмма с первых лет брака начала его пилить по любому поводу. Как он старался угодить, но она находила новые причины для недовольства. Как при знакомых и родственниках она была образцовой женой, а дома превращалась в придирчивого судью.
— Когда тебе было десять лет, я понял, что больше не могу, — говорил Григорий. — Ушел. Эмка устроила скандал, конечно. Говорила, что я бросаю семью. Что я плохой отец. Что из-за меня ты будешь несчастным. Но я ушел. И знаешь, что самое интересное? После развода она стала ко мне лучше относиться. Когда я приезжал за тобой, когда мы виделись — она была почти нормальной. Потому что я больше не был ее мужем. Не был объектом контроля.
Арсений слушал, не перебивая. Карина видела, как меняется его лицо — от недоверия к пониманию.
— Твоя мать, Сень, не плохой человек, — продолжал Григорий. — Но у нее есть проблема. Она не умеет любить без попыток контролировать. Для нее любовь — это власть. И когда появляется кто-то, кто угрожает этой власти — начинается война. С Кариной то же самое. Она для Эммы — соперница. За твое внимание, за твою любовь, за твое время.
— Но я же не собираюсь забывать про мать, — Арсений нахмурился. — Я ее люблю.
— Знаю. И это правильно. Но ты должен понимать, что любить мать и жертвовать ради нее женой — разные вещи. Ты можешь звонить ей, помогать ей, приезжать к ней. Но ты не обязан терпеть, когда она оскорбляет твою жену. Или изводит ее при каждом визите.
Григорий повернулся к Карине:
— А ты, Кариша, молодец. Что не побежала к подруге ночевать, когда Сенька ушел. Многие бы побежали. Но ты осталась. Потому что это твой дом. Твое место.
Карина кивнула. Свекор был прав — она даже не думала об уходе. Квартира была их с Сеней. Это была их территория. И уступать ее свекрови не было в ее планах.
Домой они вернулись поздно. В лифте Арсений вдруг сказал:
— Прости.
— За что? — Карина посмотрела на него.
— За то, что не поверил сразу. За то, что думал, будто ты преувеличиваешь. За то, что не защитил тебя от матери.
— Ты защитил. Позвонил ей, сказал не приезжать.
— Поздно защитил. Надо было раньше.
Карина взяла его за руку:
— Лучше поздно, чем никогда.
Они вошли в квартиру. Арсений сел на диван, достал телефон. На экране — четырнадцать пропущенных от Эммы Романовны. Он вздохнул:
— Надо позвонить. Сказать окончательно.
— Уверен?
— Уверен.
Он набрал номер. Мать ответила после первого гудка:
— Сенечка! Наконец-то! Я так волновалась!
— Мам, слушай внимательно, — Арсений говорил спокойно, но твердо. — Ты не приезжаешь на Новый год. Мы с Кариной встречаем его вдвоем. После праздников, в январе, можешь приехать. Погостишь несколько дней. Но только если будешь вести себя уважительно.
— Что значит уважительно?! — голос свекрови дрожал. — Я всегда веду себя уважительно!
— Нет, мам. Ты оскорбляешь мою жену. При мне ты одна, а без меня — другая. И я больше не хочу это терпеть.
— Да что вы там себе навоображали?! — Эмма Романовна перешла на крик. — Я ничего такого не делала!
— Делала. И я это вижу. Билет отмени или перенеси. Мне все равно. Но двадцать третьего декабря не приезжай.
— Ты выбираешь ее вместо родной матери?!
— Я выбираю свою семью. Карина — моя семья. Ты — моя мать, и я тебя люблю. Но Карина — моя жена. И ее я не дам в обиду. Даже тебе.
Пауза. Долгая. Потом:
— Хорошо. Не приеду. Но запомни, Сенька. Ты пожалеешь об этом.
— Может быть. Но решение принято.
Он положил трубку. Карина подошла, обняла его сзади:
— Тебе было тяжело.
— Очень, — он прикрыл глаза. — Но правильно. Впервые в жизни я сказал матери нет. И выжил.
Они просидели так долго. Потом Арсений развернулся к ней:
— Давай больше никогда не будем ссориться из-за моей матери.
— Давай, — Карина улыбнулась. — Но для этого тебе придется держать границы.
— Буду держать. Обещаю.
***
Тридцать первое декабря выдалось снежным. Карина проснулась рано, посмотрела в окно — город был покрыт белым одеялом. Красиво. Спокойно.
Арсений еще спал. Она тихо встала, прошла на кухню. Начала готовить завтрак. Обычный, простой — яичница, тосты. Без суеты, без спешки.
Сеня появился через полчаса. Обнял ее со спины:
— С наступающим.
— Еще рано. До Нового года целый день.
— Все равно. С наступающим.
Они позавтракали вместе. Потом начали украшать квартиру. Гирлянды, шары, мишура — все то, что обычно делала Карина одна, пока Арсений был на работе. Сейчас он брал выходной. Специально, чтобы провести день с ней.
В обед позвонила соседка Вера Петровна. Принесла пирог — с яблоками, румяный, ароматный:
— Держите. Испекла много, вам отнесла. Вы помирились с мужем?
— Помирились, — Карина улыбнулась.
— И правильно. Свекрови — это отдельная история. Моя меня десять лет пилила. Пока я мужу не сказала: либо я, либо она. Он выбрал меня. И знаешь, она после этого притихла. Стала вежливее.
— У нас похожая ситуация, — призналась Карина.
— Вижу, — Вера Петровна кивнула. — Ну ничего. Главное, что муж на твоей стороне. Остальное приложится.
Она ушла. Карина закрыла дверь и вернулась на кухню. Арсений резал салат — старательно, с высунутым от усердия языком. Она засмеялась:
— Ты как ребенок.
— Я просто редко этим занимаюсь, — он пожал плечами. — Вот и стараюсь.
Вечером они накрыли на стол. Простой стол — салаты, горячее, фрукты. Без излишеств. Сели напротив друг друга. Арсений поднял бокал:
— За нас. И за то, чтобы я научился защищать то, что важно.
Карина чокнулась с ним:
— За нас.
Выпили. Потом Сеня вдруг сказал:
— Мама сегодня писала. Поздравила с наступающим.
— И что ты ответил?
— Спасибо. И тоже поздравил.
Карина кивнула. Это было правильно. Эмма Романовна оставалась его матерью. Он мог общаться с ней, любить ее, помогать ей. Но держать дистанцию. Не давать снова садиться себе на шею.
В полночь они вышли на балкон. Город сверкал огнями. Где-то взрывались петарды. Кто-то кричал «С Новым годом!». Арсений обнял Карину:
— Знаешь, я думал, что мы разойдемся. Серьезно думал.
— Я тоже думала, — призналась она. — Когда ты ушел к Борису, я сидела и думала — все, конец.
— Но мы справились.
— Справились.
Они стояли так долго. Потом вернулись в квартиру. Тепло. Уютно. Спокойно.
Через неделю, уже в новом году, Эмма Романовна прислала Сене сообщение. Карина видела его на экране телефона мужа: «Может, я погорячилась. Приеду в феврале на несколько дней, если не против. Хочу увидеть сына».
Арсений показал ей сообщение:
— Что скажешь?
Карина задумалась. Потом ответила:
— Три дня. Не больше. И только если она будет вести себя нормально. Первая же колкость — и она уезжает.
— Договорились, — Сеня кивнул и начал печатать ответ.
Карина не питала иллюзий. Эмма Романовна не изменится. Она останется такой же — двуличной, манипулятивной, неспособной признавать свои ошибки. Но теперь это было не так важно. Потому что Арсений наконец понял, что происходит. Увидел настоящее лицо матери. И сделал выбор.
Он выбрал Карину. Выбрал их семью. Выбрал то, что строили вместе пять лет.
И этого было достаточно.
Карина подошла к окну, посмотрела на заснеженный город. Впереди был целый год. Новые проблемы, новые конфликты, новые испытания. Но они пройдут через это вместе. Потому что теперь точно знали — они на одной стороне.
А свекровь... Свекровь останется свекровью. Со своими претензиями, со своими обидами, со своим желанием контролировать. Но больше она не будет разрушать их жизнь. Больше не будет стоять между ними.
Потому что у них теперь были границы. Четкие, ясные, не подлежащие обсуждению.
И Карина впервые за долгое время почувствовала спокойствие. Настоящее, глубокое, без тревоги за завтрашний день.
Она повернулась к Арсению. Он сидел на диване с телефоном, печатал ответ матери. Лицо сосредоточенное, серьезное. Когда закончил, показал ей экран:
«Мам, приезжай в феврале. Но на три дня. И давай договоримся сразу — никаких колкостей в адрес Карины. Иначе придется уехать раньше».
Карина прочитала и кивнула. Коротко. Ясно. Без лишних объяснений.
Эмма Романовна ответила через несколько минут: «Хорошо, Сенечка. Приеду. Постараюсь вести себя правильно».
Карина усмехнулась. Постараюсь. Не «буду», а «постараюсь». Даже в этом слове чувствовалась недоговоренность. Но пусть. Главное, что теперь Арсений не станет закрывать глаза на ее поведение. Не станет оправдывать. Не станет требовать от Карины терпения.
Вечером они сидели на кухне. Арсений листал ленту в телефоне, Карина читала книгу. Обычный вечер. Обычная жизнь. Без драм, без скандалов, без напряжения.
— Слушай, — вдруг сказал Сеня, — а давай в феврале, когда мама приедет, попросим отца тоже зайти? Пусть они хоть раз нормально пообщаются. Прошло столько лет, может, уже и помирятся.
Карина отложила книгу:
— Ты серьезно?
— Серьезно. Они же не враги. Просто не сошлись характерами.
— Сень, твоя мать не простила отцу, что он от нее ушел. Если они встретятся, будет скандал.
Арсений задумался. Потом кивнул:
— Наверное, ты права. Пусть живут, как живут.
Карина снова взяла книгу. А Арсений продолжал листать ленту. И в этой тишине, в этом спокойствии было что-то правильное. Что-то настоящее.
Новый год начался без свекрови. Без напряжения. Без попыток угодить всем сразу.
И это было лучшее начало года из всех возможных.