Дождь забарабанил по крыше внезапно, как будто кто-то наверху опрокинул огромное сито. Не ливень, а та мелкая, назойливая морось, что за полчаса промочит до костей.
— Ну вот, идеально, — пробормотала Надя, отрываясь от телефона. Она смотрела в боковое окно, где мир растворился в серой водяной мути. — «Романтичная поездка по глухим дорогам», ты сказал. Я уже представляла солнечные просёлки, поля… а не это болото.
— Я не говорил «романтичную», — поправил Толя, стараясь, чтобы в голосе не сорвалось знакомое раздражение. — Я говорил «короткий путь». Трасса в ремонте, помнишь?
— Короткий путь к пневмонии, — фыркнула жена, но без злобы. — Кофе кончился и вода. Я пить хочу.
— Держись. Должна быть какая-нибудь заправка.
Заправка появилась внезапно, как мираж: ржавый навес, две колонки, покосившийся кирпичный домик с выцветшей вывеской «Кафе-магазин». Выглядело все, как оазис из далеких 90-х.
Толя заглушил двигатель и тишину тут же заполнил стук капель по железу.
— Заправлюсь, заодно и купим чего, — сказал он, выходя. Холодный влажный воздух обжег лицо. — Карта у тебя?
— В сумке, — она потянулась на заднее сиденье, кожа куртки скрипнула. — Ладно, схожу. Может, там есть что-то съедобное, кроме сухарей.
— Возьми мне тоже воды. И… сникерс, если будет.
— Сникерс? — Надя приподняла бровь, и в уголках её губ дрогнуло что-то похожее на улыбку. — Ты же его не любишь. «Слишком приторно».
— Сахар нужен для энергии. А то за рулём засыпаю.
— Поняла, — она открыла дверь. — Пять минут.
Муж кивнул, глядя, как она, сгорбившись от дождя, перебегает короткое расстояние до стеклянной двери магазина. Толя вздохнул и повернулся в сторону помещения, откуда должен был появиться заправщик.
Мужчина лет пятидесяти в промасленной куртке, вышел из будки нехотя, словно его потревожили во время важного дела.
— До полного? — сипло спросил он, даже не глядя на Толю.
— Да.
Пистолет щёлкнул, пошло мерное шипение. Толя отвернулся к полю. Мысли лениво текли по накатанной колее: давление в шинах проверить, может, дворники пора менять… Он обернулся к магазину. Никого. Стекло было мутным от конденсата и грязи, внутри двигались неясные тени.
— У вас тут кафе? — спросил Толя, чтобы разрядить молчание.
— Кафе, — буркнул заправщик, не оборачиваясь. — Бутерброды, вендинг кофе. Всё.
— Жена любит капучино, — неуместно, просто чтобы сказать что-то, добавил Толя.
Заправщик молчал.
Щелчок. Заправка закончена. Мужик протянул чек.
— Без сдачи, — Толя махнул рукой, уже торопясь. Прошло минут семь. Что она там, кофе сама варит?
Он шагнул к магазину, толкнул дверь.
Колокольчик звякнул жалобно. Внутри пахло пылью, сыростью и чем-то сладковато-приторным. За прилавком дремала женщина в платке, подперев щеку кулаком. На полках — стандартный дорожный набор. Нади не было.
«В туалете», — мгновенно пронеслось в голове. Но туалета здесь не просматривалось.
— Девушка… Моя жена, — голос Толи прозвучал громко в маленьком помещении. — Она заходила сюда. В красной куртке.
Женщина вздрогнула, открыла глаза. Мутные, невыспавшиеся.
— Никто не заходил, — проскрипела она.
— Как не заходила? Я сам видел! Она минуту назад!
— Говорю же, не было никого. Я тут одна. — Женщина с подозрением оглядела его, словно он был пьян или не в себе.
Лёд прошел по спине. Толя шагнул назад, на улицу. Дождь тут же ударил по лицу.
— Надя! — его крик был сметён шумом дождя и ветром, гулявшим по пустой площадке.
Ни ответа, ни движения. Машина стояла там же, пустая. Он рванулся к ней, дико надеясь, что жена уже внутри. Нет. Только её шарф на сиденье. Синий, с оленями. Он только что видел его на ней.
Паника, острая и тошнотворная, ударила в солнечное сплетение. Он обежал машину, заглянул под неё, бросился к будке заправщика.
— Вы видели, куда она пошла? Девушка! — Толя хватал его за рукав.
Тот выдернул руку,лицо оставалось каменным.
— Какая девушка? Вы один были.
— Мы вместе приехали! Она зашла в магазин!
— Не заходил никто. И не кричите. — В глазах заправщика мелькнуло раздражение, смешанное с брезгливостью.
Толя отпрянул. Руки сами потянулись к телефону. Он тут же набрал номер жены и послышались длинные гудки, а потом, почти сразу же… «абонент временно недоступен». Мужчина написал в соцсеть. Галочки не проставились. Сообщение не дошло.
— Камеры! — выдохнул он. — У вас же есть камеры! Покажите!
Заправщик тяжко вздохнул,как будто Толя попросил его сдвинуть гору.
— Не работают.
— Что?
— Сломаны. Месяц как. Хозяин говорит, починим — всё равно никто не ворует тут ничего.
— Вы что… Вы что мне говорите?! — Голос Толи сорвался. Он был на грани. — Моя жена пропала! Вызывайте полицию! Сейчас же!
Он ворвался обратно в магазин.
— Позвоните в полицию! Немедленно!
Женщина в платке сжалась,испуганно глядя на него.
— По какому поводу? Что я скажу?
— Скажите, что человек пропал! Что я требую!
Она нерешительно потянулась к старому кнопочному телефону, набирая номер медленно, одним пальцем.
Тем временем Толя выбежал и начал метаться по периметру. Заброшенный сарай за заправкой — пусто. Поле, уходящее в серую даль, — ни души. Он кричал её имя, пока не охрип. Ветер носил его крики, не встречая ответа.
Прошло двадцать минут. Полиция приехала в виде одного уставшего полицейского в мокром от дождя плаще.
— Документики, — попросил он, не глядя в глаза Толе.
Толя, запинаясь, задыхаясь, изложил суть. Участковый что-то записывал в блокнот, изредка переспрашивая: «И Вы уверены, что она зашла? А свидетели? Камера не работает, говорите?
— Она не могла просто уйти! Мы…
— Не ссорились? — участковый прервал его, подняв глаза. В них читалась привычная, циничная усталость.
— Нет! То есть… не сейчас. Мы ехали нормально.
— Понимаю. Взрослый, дееспособный человек. Могла и передумать, уехать с попутчиками… Такое бывает. Оформляем ориентировку. Если не объявится через три дня — будет основание для возбуждения дела.
— Три дня?! — Толя почувствовал, как земля уходит из-под ног. — Да за три дня её… за три дня её на другом конце страны найдут! Или вообще…
— Процедура такая, — участковый пожал плечами, закрывая блокнот. — Советую самим объехать окрестности, позвонить родным, друзьям. Чаще всего находятся.
И уехал, оставив Толю одного посреди этого проклятого места, под дождем, который теперь казался не просто водой, а вселенским равнодушием, льющимся с небес. Он стоял, сжимая в кулаке её шарф, и смотрел на дверь магазина. Ту самую дверь, в которую она вошла и не вышла. И мир вокруг больше не был просто дорогой. Он стал гигантской, беззвучной ловушкой.
***
Следующие часы слились в один сплошной кошмар наяву. Анатолий носился по просёлочным дорогам, петляющим между полей и редких деревень. Останавливался у каждого дома, где горел свет, стучал в двери, показывал фото на телефоне.
— Не видели. Нет, простите.
— Красная куртка?Нет, не было такой.
— Может, к речке пошла? Там дачники иногда…
Он звонил. Сначала её лучшей подруге, Кате.
— Толь, привет! — бодрый голос сменился настороженным после первых же его слов. — Пропала? Что значит пропала? Вы… всё в порядке было?
— Всё было нормально! Надя зашла в магазин и не вышла! Моя жена исчезла! Пропала! Вернее, она пошла в сторону магазина… я не видел, зашла ли туда. Но, черт возьми, должна была зайти! Куда же еще? Там пусто, ни одной живой души!
— Боже… Слушай, а… может, она… — в голосе Каты зазвучала неловкость. — Она в последнее время была какая-то странная. Задумчивая. Ничего не говорила?
— Ничего особенного. Устала, говорила. От работы.
— М-да… Ладно, я позвоню всем, кого знаю. Держись. Наверняка всё обойдётся.
«Наверняка всё обойдётся». Эта фраза стала таким же пустым звуком, как гудки в её телефоне.
Потом он позвонил своему другу Сергею.
— Ты где? — сразу спросил Сергей.
— В какой-то дыре. Надя пропала.
Короткая пауза.Потом осторожный, снисходительный вздох.
— Братан… Вы опять? В прошлый раз она тоже к маме уезжала на неделю, помнишь? А ты тогда…
— Это не то! — перебил его Толя, едва сдерживая ярость. — Она не уехала! Она исчезла за пять минут! Её нет!
— Ладно, ладно, не кипятись. Просто… подумай. Может, ей нужно было время? А ты, как всегда, в панику. Полицию вызвал?
— Вызывал. Бесполезно.
— Ну вот. Сами же всё и решили. Расслабиться хочет человек. Давай я позвоню её маме, так, по-тихому?
— Не надо, — отрезал Толя. — Я сам поеду.
Мысль о теще, о Марии Степановне, вызывала у Толи животный страх. Не перед ней — перед тем, что ему придётся стать вестником конца её мира. Как посмотреть в эти ясные, всё понимающие глаза и сказать: «Вашей дочери больше нет»? Точнее, она есть, но её нет. Она пропала.
Дорога к её дому превратилась в путь на Голгофу. Рассвет застал его на подъезде к знакомому спальному району. Серые панельки, детская площадка, где они как-то летом жарили шашлык. Он вышел из машины, и ноги подкосились. Опираясь на дверь, он сделал несколько глотков воздуха, который здесь, в городе, казался густым и чужеродным после полей.
Толик поднялся на третий этаж и позвонил в дверной звонок. Звонок прозвучал оглушительно в тишине подъезда.
Дверь открылась не сразу. Через глазок на мгновение мелькнул свет. Потом щелчок замка.
Марья Степановна стояла на пороге в тёмном домашнем платье, волосы аккуратно убраны. Она не выглядела сонной. Её взгляд, острый и безжалостно ясный, скользнул по его лицу, впился в глаза, опустился к дрожащим рукам, снова поднялся.
— Толя, — произнесла она ровно. Не вопрос. Констатация.
— Марья Степановна… — голос у него сдавил ком в горле. — Надя… Мы… Она…
Он не смог. Просто покачал головой, и по щеке предательски скатилась горячая капля. Он смахнул её с яростью, стыдясь этой слабости. Женщина отступила, распахнув дверь шире.
— Заходи.
Анатолий вошел в знакомую, уютную, пропахшую пирогами и геранью квартиру. Всё здесь было как при Наде. Казалось, вот-вот она выйдет из комнаты, улыбнётся.
— Садись, — сказала мать, указывая на диван. Сама села напротив, на краешек стула, сложив руки на коленях. — Рассказывай. Всё. Без паники.
Сбивчиво, путаясь, возвращаясь к деталям, Толик рассказал про дождь, про заправку, про пять минут, про сломанную камеру, про женщину в платке, которая «не видела», про равнодушного участкового. Он ждал, что сейчас эта ледяная тишина в ней расколется. Что она закричит, заплачет, обвинит, но Мария Степановна слушала не шевелясь. Только её пальцы слегка сжали колени, когда он произнес: «Они сказали — три дня ждать».
Когда он закончил, в комнате повисло гнетущее молчание. Потом она тихо, но очень чётко сказала:
— Враньё.
— Что? — Толя поднял на неё опухшие глаза.
— Всё это — враньё. И продавщица врёт, и этот заправщик. Может, не всё. Но что-то — врёт точно. Надя не могла исчезнуть в никуда. Не такая она. — Мать встала, подошла к старому комоду, открыла верхний ящик. — Она приходила ко мне с разговором, недели три назад.
— Почему… Почему я не знаю? – еле шевеля губами спросил Анатолий.
— Просила не говорить. Говорила: «Толя и так зашивается, не хочу его грузить ерундой». — Мария Степановна достала сложенный листок бумаги, бережно развернула его. Внутри лежал засушенный цветок, маленький, синеватый, с тонкими лепестками. — Принесла это. Говорила, подкидывают в конверте под дверь, на работе. Сначала думала — ты. Потом поняла, что нет.
— Кто? — прошептал Толя.
— Не знает. Говорила, будто за ней следят. Не то, чтобы точно, но ей так казалось. Мол, чувствовала… «чужой взгляд». Как будто кто-то постоянно знает, где она, но не подходит.
— И что? В полицию нужно было сразу же обратиться!
— Я ей говорила — иди, а она отказывалась. Стыдно, говорила. «Что я скажу? Мне цветы дарят? Высокомерной покажусь, или параноиком». А потом… потом она стала бояться. По-настоящему. — Голос Марьи Степановны впервые дрогнул. Она сжала листок с цветком. — Я видела этот страх. Я её растила. Она не паникёрша. А тут… глаза были как у затравленного зверька.
Толя смотрел на этот жалкий, засушенный цветок и он показался зловещим артефактом, первой материальной уликой в мире, где все улики испарились.
— И что мы можем сделать? Полиция не верит. Свидетелей нет. Камер нет. Только этот… — он кивнул головой в сторону цветка.
Марья Степановна села обратно, положила листок на стол между ними, немного подумала и вздохнула…
— Мы можем думать. Она приходила ко мне не просто так. Она искала защиты. Не нашла её тогда. Значит, мы найдём её сейчас. У тебя есть её ноутбук?
— В машине.
— Принеси. Я знаю пароли от её почты и соцсетей. Она оставляла на случай… — женщина сделала паузу, — на случай чего-то плохого. Будем искать какие-нибудь зацепки. Не сидеть же эти три дня без действий. А потом…
Мать посмотрела прямо на Анатолия. В её взгляде не было ни капли надежды в привычном смысле. Была только холодная, стальная, почти отчаянная решимость дойти до конца, даже если конец этот окажется пропастью.
— Потом мы поедем обратно, по вашей дороге. И будем смотреть не на дорогу, а на обочины. На поля, на людей. Мы будем искать не Надю, Толя. Мы будем искать её страх. Его следы виднее.
Комната погрузилась в синеватый полумрак, исходящий от экрана ноутбука. На столе, рядом с чашкой остывшего чая, лежал засушенный цветок, будто обвиняя присутствующих своим хрупким существованием.
Толя сидел на краешке стула, сжав кулаки, а Мария Степановна, надев очки для чтения, методично, как хирург, изучала цифровую жизнь своей дочери. Её пальцы бесшумно скользили по тачпаду.
— Она сменила пароль на основном аккаунте месяц назад, — тихо сказала женщина. — Но у неё оставался старый почтовый ящик, привязанный ко всему. Тот, что я знаю.
Она открыла переписку Нади с Катей, её лучшей подругой. Толя, не выдержав, встал и начал похаживать по комнате.
— И что? Что там?
— Терпение. Ищи не слова, а промежутки между слов.
Она прокручивала обычный женский чат: обсуждение работы, сериалов, смешные видео. И вдруг — пауза. Датированная как раз тем временем, когда Надя приходила к матери.
Надя (20:34): Кать, ты не поверишь. Опять.
Катя (20:35):Опять ЦВЕТОЧЕК? Охренеть. Ты хоть поняла от кого?
Надя (20:37): Нет. Никакой логики. Сегодня в моём ящике на работе. Просто лежал. Синий такой, маленький.
Катя (20:38):Это уже не мило, это стрёмно. Надо заявление писать.
Надя (20:40):И что писать? «Мне дарят полевые цветы, найдите и остановите этого человека»? Меня поднимут на смех. И Толя… он и так вечно на взводе из-за проекта.
Катя (20:42): А я думаю, надо Толе сказать.
Надя (20:43):Нет. Он или взорвётся и устроит сцену на работе, или… или не поймёт. Скажет, что я выдумываю специально. Станет смотреть на меня как на истеричку. Не могу сейчас этого.
Толя застыл посреди комнаты. Словно получил удар в грудь.
— Она… она думала, что я не пойму? — вырвалось у него хрипло.
— Она думала, что ты не увидишь разницы между страхом и истерикой, — не глядя на него, отчеканила Марья Степановна. — Ты всегда был человеком действий, Толя. «Надо делать» — твой девиз. А ей нужен был человек, который просто выслушает. Посмотри.
Она прокрутила дальше, на несколько дней.
Катя (11:15): Как дела? Цветов не подбросили?
Надя (11:20): Нет. Но стало хуже.
Катя (11:20):???
Надя (11:25):Чувствую взгляд. В метро, в кафе. Оборачиваюсь — никого знакомого. Как будто кто-то научился становиться невидимым. Вчера у подъезда сидела в машине, разговаривала по телефону. И вижу в зеркале заднего вида — на скамейке мужик сидит. В капюшоне. И смотрит. Прямо на меня. Не отрываясь.
Катя (11:27): Надь, это уже перебор! Ты позвони в полицию! Или дай я позвоню!
Надя (11:30): А что скажешь? «Мне кажется, что на меня смотрят»? Это не преступление. Я, может, и правда схожу с ума от всего этого. Мне иногда кажется, что он… что он не настоящий. Как призрак.
— Призрак, — прошептал Толя. — Она говорила Вам про «чужой взгляд». Один в один.
Мария Степановна кивнула, продолжая читать. Лицо её было непроницаемым, только губы плотно сжались.
— Вот, — она ткнула пальцем в экран. — Последнее, за неделю до вашей поездки.
Катя (19:10): Слушай, а может, это кто-то из старых поклонников? Может, вспомни кого? Из института? Тот странный тип, помнишь, с геофака? Что на тебя пялился всё время?
Надя (19:15): Кирилл? Богучаров? Боже, я о нём лет сто не думала. Он тогда… он был не от мира сего. Собирал гербарии, говорил про «души растений». Но он же уехал куда-то в свою деревню, поднимать родовую усадьбу, кажется.
Катя (19:17): Гуглишь?
Надя (19:30): Забила в поиск. Ноль. Ни в соцсетях, ни где. Стерся. Как и не было.
Катя (19:31): Стрёмно как-то. Ладно, держи ухо востро. И расскажи обязательно Толе.
На этом переписка обрывалась. Дальше — обычные бытовые темы, как будто Надя старалась забыть, убежать от этого разговора.
— Кирилл Богучаров, — медленно проговорила Марья Степановна, сняв очки. — Она упоминала его как-то… давно. «Случай из другой жизни», говорила. Тихий, настойчивый. Наивный до странности.
Толя сел, наконец, чувствуя, как почва под ногами меняется. От абстрактного ужаса «она исчезла» они перешли к чему-то конкретному. К призраку из прошлого.
— Значит, это он? Но почему? Почему сейчас? Прошли годы!
— Для таких, как он, годы могут не значить ничего, — сказала мать. — Время для них течёт иначе. Они консервируют чувство, как этот свой гербарий. А потом решают, что пора… распаковать.
Мама Надежды открыла фотоархив Нади. Листала. Праздники, отпуска, их совместные фото. Толя видел их и чувствовал острую физическую боль. Вот она смеётся, обнимая его. Казалось, так просто. А что происходило за кадром? Какие тени уже подбирались?
— Стой, — Мария Степановна приблизила одно фото. Недавнее, сделанное на балконе их же квартиры. Надя с чашкой кофе. А на заднем плане, на столике, в простой стеклянной банке…
— Боже, — выдохнул Толя. — Это они. Те самые цветы.
Маленький, скромный букетик синеватых цветов стоял у них дома. Он его видел. Спросил как-то: «Что за сорняки?» Она ответила: «Понравились, у бабушки на рынке купила». И он поверил. Он не разглядел в них ничего, кроме сорняков.
— Она лгала, — прошептал он, и в его голосе было больше боли, чем гнева. — Прямо мне в глаза. Потому что боялась моей реакции.
— Она не лгала. Она искала слова, чтобы не пугать тебя, — поправила мать. — И сама себя убеждала, что это ерунда. Пока ерунда не стала похищением.
Теща закрыла ноутбук. Тишина в комнате стала густой, наполненной невысказанным.
— Что дальше? — спросил Толя. — Искать этого Богучарова? Как? Его нет в сети.
— Он есть в реальном мире, — сказала Мария Степановна, подходя к окну. — Там, где есть поля и эти цветы. Ты вспомнил про бардачок? Ты там что-то видел?
Как молния, в памяти Толи вспыхнул образ. Когда он рылся в бардачке в поисках сигарет, его пальцы задели что-то бумажное и хрустящее. Он не придал значения. Вытащил пачку, отшвырнул в сторону.
Он сорвался с места и выбежал в подъезд, к лифту. Мария Степановна не двинулась с места, лишь наблюдала за ним с тем же неумолимым спокойствием.
Через пять минут он вернулся, запыхавшийся, с смятой пачкой влажных салфеток в одной руке. В другой — аккуратный, плоский конверт из крафтовой бумаги. Тот, что валялся на дне бардачка.
Дрожащими руками он вскрыл его. Внутри, переложенные пергаментной бумагой, лежали несколько засушенных стеблей с теми самыми синеватыми цветочными головками. И короткая записка. Не напечатанная, а выведенная старомодным, чётким почерком, чернилами:
«Нашедшему — вернуть на место. Они ждут свою пару. Почва у дома каменистая, но корни глубокие. К.Б.»
Толя поднял глаза на Марию Степановну. В её глазах, наконец, отразилось то же самое леденящее понимание, что сковывало и его.
— «К.Б.». Кирилл Богучаров, — прошептала она. — Он положил это в вашу машину. До того, как она исчезла. Или после…
— Он знал, что мы поедем этой дорогой, — голос Толи звучал чуждо даже для него самого. — Он… подложил это как послание. Или как метку.
— Это не метка, — медленно проговорила Марья Степановна, беря в руки конверт. Она поднесла его к свету, рассматривая бумагу. — Это… инструкция. «Вернуть на место». Какое место? «Почва у дома каменистая». Какой дом?
Она резко повернулась к Толе.
— Ты помнишь свой маршрут? Точный? Все повороты, все заправки, все заметные места?
— Конечно помню! Я его уже сто раз в голове прокрутил!
— Прекрасно. Значит, мы поедем обратно. Мы поедем искать место, где растут эти цветы. Место, куда он хочет, чтобы их «вернули».
Она говорила это с такой железной уверенностью, что сомневаться было невозможно. В её глазах горел новый огонь — огонь холодной, целеустремлённой ярости охотника, взявшего след.
— А полиция? — спросил Толя. — Может, теперь, с этим… — он показал на конверт.
— Что мы им скажем? Что нашли старый конверт с цветами в собственной машине? Они спросят: «А почему вы решили, что это связано? А почему не показали сразу?» Они снова отправят нас ждать еще трое суток, чтобы написать заявление. — Она положила конверт в свою сумку. — Нет. Сначала мы найдем это место сами. Узнаем, с чем имеем дело. А потом… потом решим, звать ли кого-то на помощь.
Толя смотрел на эту хрупкую с виду пожилую женщину, которая в два счёта взяла управление ситуацией в свои руки. В нём боролись стыд («почему не я всё это придумал?»), облегчение («я не один») и новая, острая тревога.
— А если мы найдём… и он окажется там? С Надей? Что мы будем делать?
Мария Степановна посмотрела на него прямо.В её взгляде не было и намёка на страх, только решимость.
— Тогда мы заберём её. Ты, Толя, заберёшь свою жену, а я заберу свою дочь. Как бы это ни пришлось сделать.
Она подошла к телефону, начала набирать номер.
— Кому Вы звоните?
— Виктору, — ответила она просто. — Моя старенькая «Лада» для такой охоты не годится. Нужна машина надёжнее и водитель, который умеет молчать. У меня такой есть, а твоя машина слишком приметная, ее знают преступники или преступник.
Толя понял, что поездка обратно, навстречу тому месту, где его мир разломился, будет совсем другой. Раньше он метался вслепую. Теперь у них был призрачный, но след из засушенных цветов и страха, который его жена пыталась скрыть даже от него.
Он посмотрел на экран ноутбука, где всё ещё светилась заставка — их общее фото. И впервые за эти сутки ощутил жгучее желание вернуть не только жену, а и доверие между ними. И доказать, что он может быть не только человеком действия, но и тем, кто услышит даже самый тихий, самый запрятанный крик о помощи.
*****
Их было трое в машине: Толя на пассажирском сиденье, сжав в руках распечатку карты с начерченным маркером маршрутом, Марья Степановна сзади, и водитель — немолодой, угрюмый мужчина по имени Виктор, которого все звали просто «Витя». Он был дальним родственником Марьи Степановны, «человеком, который умеет решать вопросы». В его молчаливой компетентности и быстром, почти беззвучном старте было что-то обнадёживающее.
— Едем смотреть, — сказала Мария Степановна, как только городские кварталы сменились за окном серой лентой загородного шоссе. — Внимательно смотреть на поля, на кромку леса, на каждый проселок. Нам нужны эти синие цветы. Живые.
— Их сотни видов, — мрачно заметил Толя, в сотый раз просматривая фото на телефоне. — Как мы узнаем?
— Мы узнаем, — ответила мать. — Когда увидим.
Они двигались в обратном порядке, от заправки-призрака, где всё началось. Толя впивлся глазами в обочину, пока его не начинало тошнить от мелькания бурой пожухлой травы и редких жёлтых одуванчиков. Ничего синего. Ничего похожего.
— Стой, — вдруг сказала Мария Степановна, когда они проезжали мимо покосившегося указателя на деревню «Долгое». — Поворачивай сюда.
Витя без слов свернул на грунтовку. Машину затрясло. Спустя полкилометра дорогу преградила покосившаяся изба с забором из жердей. У калитки, со стороны двора, сидел старик, такой же древний и высохший, как его владения, и чистил картошку прямо в ведро.
Мария Степановна вышла, не дожидаясь остановки. Толя последовал за ней.
— Добрый день, — голос её звучал непривычно мягко, по-деревенски. — Не подскажете, у вас тут окрест… такие цветы синие, мелкие, с резным листом? — Она показала фотографию на телефоне.
Старик поднял на неё мутные, выцветшие глаза, долго смотрел, будто вспоминал, как разговаривать с людьми.
— Гвоздичка-трава, — наконец проскрипел он. — Лесная. Её редко где увидишь. Не на каждом поле растёт.
— А где можно увидеть? — не удержался Толя, шагнув вперёд.
Старик перевёл на него взгляд,оценивающе.
— Вы кто? Ботаники?
—Мы… ищем человека, — честно сказала Марья Степановна. — Она собирала такие цветы.
Лицо старика стало непроницаемым.Он снова опустил глаза к картошке.
— Не знаю я. Цветы они и есть цветы.
Чувствовалось, что разговор окончен. Но Мария Степановна не уходила. Она достала из сумки засушенный цветок в пергаменте и осторожно протянула старику.
— Вот такой. Засушенный.
Что-то изменилось в старике. Он не взял образец, но кряхтя поднялся, подошёл ближе, вгляделся. Потом резко отпрянул, будто увидел не цветок, а змею…
Уважаемые читатели, на канале проводится конкурс. Оставьте лайк и комментарий к прочитанному рассказу и станьте участником конкурса. Оглашение результатов конкурса в конце каждой недели. Приз - бесплатная подписка на Премиум-рассказы на месяц.
Победители конкурса.
«Секретики» канала.
Самые лучшие и обсуждаемые рассказы.