Будильник прозвенел в 6:30, как звенел все последние двадцать три года. Резкий звук разорвал вязкую тишину спальни, и Ирина по старой привычке протянула руку к другой половине кровати.
Пусто. Холодная, аккуратно застеленная половина, на которой уже десятый месяц подряд никто не спал.
Ирина несколько секунд смотрела на безупречно ровную подушку, потом резко выключила будильник и села на кровати, обхватив голову руками. Когда‑то в это время Андрей ворчал, что «опять на работу как на каторгу», тянул одеяло на себя и, щурясь, улыбался ей. Теперь там было только молчание.
На тумбочке лежала потёртая фотография — они вдвоём на море, ей там тридцать два, ему тридцать пять. Андрей, загорелый и ухмыляющийся, обнимает её за плечи, она стесняется камеры и всё равно светится. Ирина взяла фото, посмотрела пару секунд и поставила в ящик. Сколько можно жить прошлым?
Она встала, накинула старый махровый халат, который давно потерял форму, и пошла на кухню. Навстречу ей, как всегда, важно вышагивая, появился рыжий кот.
— Доброе утро, Марсик, — вздохнула Ирина. — Хоть кто‑то в этом доме рад новому дню.
Кот потёрся о её ноги, замурлыкал и принялся требовательно мяукать у пустой миски. Ирина засыпала корм, поставила миску на пол и только потом включила чайник. В окно сочился серый ноябрьский свет; редкий дождь стучал по подоконнику. В теле всё ныло — то ли от усталости, то ли от погоды.
Год назад в это же время она варила две порции каши, гладила рубашку Андрею и мысленно перебирала список дел: купить продукты, оплатить коммуналку, забежать в аптеку. Сейчас список был проще: дожить до вечера и не разреветься в коридоре поликлиники, где она так и числилась бухгалтером на полставки.
Уход Андрея не был громким скандалом. Не было битья посуды, криков, истерик. Было тихое, почти деловое объявление за вечерним чаем:
— Ира, нам надо серьёзно поговорить.
Он не смотрел ей в глаза, перекатывал чашку в руках.
— Я влюбился, — сказал он, словно признался, что купил новый галстук. — По‑настоящему. В Алину. Ей двадцать пять. Я... я впервые за много лет чувствую себя живым.
Ирина тогда не сразу даже поняла смысл сказанного.
— А мы что, мёртвые были? — спросила она глухо.
— Мы... — он поморщился. — Мы жили по инерции. Быт, кредиты, работа. Ты всё время в халате, вечно уставшая, тебе ничего не надо. А я хочу... жить, а не существовать.
Эта фраза врезалась в память. «Жить, а не существовать». Потом он собирал вещи, жалобно оправдываясь, что «так будет лучше для всех», что «они с Алиной всё равно помогут, если что». Забрал телевизор, новый ноутбук, часть техники с кухни, вынес их совместные сбережения с общего счёта — «я же больше зарабатывал, мне честно положено». Оставил ей трехкомнатную хрущёвку, старую мебель, кота и ворох неподписанных бумаг.
И долги.
Тогда Ирина не сразу это поняла. Первый месяц после его ухода прошёл как в тумане. Она приходила с работы, бросала сумку в прихожей и ложилась на диван, уставившись в потолок. Иногда включала телевизор, но не могла сосредоточиться ни на одной программе. Еду заменили бутерброды и дешёвая лапша. Звонки подруг она сбрасывала, на расспросы коллег отвечала: «Всё нормально, просто не выспалась».
Плакать не получалось. Было только ощущение огромной, вязкой пустоты внутри.
Перелом случился в самый обыденный день. В дверь позвонили настойчиво, требовательно. Ирина открыла — на пороге стоял молодой парень в дешёвой куртке и с папкой в руках.
— Ирина Владимировна Кравцова? — вежливо уточнил он.
— Да.
— Меня зовут Олег, агент коллекторского агентства. Прибыл по вопросу погашения задолженности по автокредиту.
— Какому ещё автокредиту? — Ирина нахмурилась.
— Автомобиль Hyundai Solaris, две тысячи двадцать второго года выпуска, кредит оформлен на ваше имя. Просрочка уже три месяца. Задолженность на сегодняшний день — триста двадцать семь тысяч рублей.
Слова не сразу сложились в смысл. Машина, на которой Андрей увёз часть вещей к Алине, числилась на ней. Кредит — на ней. Долг — тоже.
Когда дверь за коллектором закрылась, Ирина какое‑то время стояла, прислонившись лбом к косяку. Потом молча прошла на кухню, достала с антресоли коробку с документами и вывалила всё на стол.
К ночи перед ней лежала полная картина их «семейной жизни». Автокредит на её имя. Потребительский на сто пятьдесят тысяч — якобы на ремонт, который так и не начался. Долг за коммуналку, долги по карте. Распечатки подсказали неприятную правду: деньги со счёта он снимал задолго до ухода.
Ирина сидела над бумагами, сжимая в руках старенький калькулятор. Цифры складывались в безжалостную сумму. При её зарплате и экономии «до скрипа» жить придётся очень долго и очень скромно.
Она подняла глаза и увидела в окне своё отражение: уставшая женщина в заношенном халате, с неухоженными волосами, с серыми от недосыпа кругами под глазами. Женщина, которую Андрей назвал «погрязшей в быту».
— Ну что, Золушка, — горько усмехнулась она сама себе. — Вот он, бал после полуночи.
Марсик вспрыгнул ей на колени, ткнулся мордой в подбородок. Ирина машинально погладила кота и вдруг чётко, почти физически почувствовала: всё. Предел. Дальше или пропасть, или рывок.
Она достала чистую тетрадь, на первой странице написала крупно: «ПЛАН» и принялась выводить пункты.
- Найти нормальную работу с достойной зарплатой.
- Закрыть кредиты, договориться о реструктуризации.
- Привести себя в порядок — здоровье, внешний вид.
- Ни при каких условиях не просить помощи у Андрея.
На следующий день она впервые за много месяцев накрасилась — чуть‑чуть, тушь и тональный крем. На работе это вызвало шёпот за спиной, но ей было всё равно. В обеденный перерыв она нашла в интернете курсы по новой версии 1С, позвонила, записалась, оформила рассрочку. Вечером, вместо привычного лежания на диване, сидела за стареньким ноутбуком и с сосредоточенным видом тыкала в клавиши.
Первые недели были тяжёлыми. Мозг отвык учиться, глаза слезились от экрана, всё время хотелось пожалеть себя и бросить. Но каждый раз, когда рука тянулась закрыть ноутбук, перед внутренним взором всплывал Андрей, весело подмигивающий из водительского сиденья новенькой машины.
— Нет, милый, — шептала Ирина. — На этот раз я сама за рулём.
Через три месяца она получила сертификат. Ещё месяц мониторила вакансии, отказывалась от явно сомнительных предложений и ходила на собеседования, где молодые кадровички скептически поджимали губы, увидев дату рождения в резюме.
И всё равно нашлась компания, где её возраст не стал приговором.
Строительная фирма «СоколСтрой» искала главного бухгалтера. Когда Ирина пришла на собеседование, её сердце ухало в груди так, как не билось, наверное, с институтских экзаменов. В приёмной пахло дорогим кофе и свежей типографской краской. Секретарь с идеальным маникюром предложила ей воду.
Сначала был разговор с начальницей отдела кадров — деловой, чёткий, по существу. Потом её пригласили к генеральному директору.
— Проходите, Ирина Владимировна, — раздался низкий голос.
Ирина вошла и неожиданно растерялась. За большим столом сидел мужчина лет пятидесяти восьми. Высокий, подтянутый, с благородной сединой на висках и внимательными серыми глазами. Он поднялся, пожал ей руку — рукопожатие было крепким, уверенным.
— Виктор Павлович Соколов, — представился он. — Присаживайтесь. Расскажите о своём опыте.
Ирина говорила. О районной поликлинике, о предыдущих местах работы, о том, как внедряла новые программы, как вытаскивала предприятия из «болота» долгов. Виктор Павлович почти не перебивал, только иногда задавал уточняющие вопросы. В какой‑то момент она поймала себя на том, что не мямлит, не оправдывается, а спокойно и уверенно рассказывает о своих профессиональных победах.
— Вы справлялись с объёмом одна? — уточнил он, заглянув в её резюме.
— Да. Ну, иногда привлекали стажёров, но вся ответственность была на мне.
— Понятно, — он ненадолго задумался. — Честно говоря, я сомневался из‑за возраста.
Ирина внутренне сжалась.
— Но, — продолжил он, слегка улыбнувшись, — сейчас понимаю, что был бы дураком, если бы не попробовал с вами поработать. Люди с таким опытом и дисциплиной нынче редкость. Если вы готовы к интенсивному графику и периодическим авралам, место ваше.
Когда она вышла из кабинета, ноги дрожали, как после марафона. Вечером, вернувшись в свою старую хрущёвку, Ирина позволила себе роскошь — купила торт и маленькую бутылку шампанского. Она сидела на кухне с Марсиком, ела по кусочку и впервые за долгое время чувствовала не пустоту, а что‑то похожее на гордость.
— Видишь, Марсик, — сказала она, чокаясь бокалом с воздухом. — Нас списали в утиль, а мы ещё покажем.
Через месяц работы в «СоколСтрой» она уже ловила себя на том, что просыпается без тяжести в груди. Да, было сложно, да, приходилось задерживаться, но каждый закрытый отчёт, каждое «спасибо, Ирина Владимировна, всё чётко» возвращали ей самоуважение.
Она погасила первый кредит. Потом договорилась о реструктуризации второго. Стала закупать продукты по списку, без импульсивных трат, завела отдельный конверт «на подушку безопасности».
Параллельно менялась она сама. Записалась в бассейн — давно болела спина. Врач строго сказал: «Либо начнёте двигаться, либо через пять лет костыли». Три раза в неделю, по вечерам, Ирина ездила в спорткомплекс, медленно наматывала дорожки и сначала задыхалась, а потом вдруг поймала кайф от лёгкой приятной усталости.
Волосы она покрасила в пепельно‑русый, стрижка стала короче, моложе. Старые бесформенные свитера отправились в баулы «на дачу» — вместо них в гардеробе появились простые, но аккуратные блузки, пара элегантных платьев, удобные, но стильные брюки.
Однажды, собираясь на работу, она остановилась перед зеркалом в коридоре и присмотрелась к себе внимательнее. Морщинки никуда не делись, возраст не исчез, но взгляд... взгляд стал другим. Не потухшим, не смирившимся — живым.
— Жить, а не существовать, — произнесла она вслух и усмехнулась. — Кажется, я тоже этого хочу.
И именно в этот момент жизнь решила сделать первый по‑настоящему неожиданный поворот.
Тот день выдался тяжёлым с самого утра. Налоговая требовала отчёты «ещё вчера», один из менеджеров неправильно оформил документы по крупной сделке, телефон не умолкал. К восьми вечера офис опустел, а Ирина всё ещё сидела над цифрами, щёлкая по клавишам.
Голова гудела, спина ныла, глаза слезились. Она сняла очки, потерла переносицу и в который уже раз проверила таблицу. Всё сошлось. Можно было, наконец, выключать компьютер.
На улице к тому времени разгулялся дождь — не весёлый летний, а затяжной, промозглый, с ледяными порывами ветра. Ирина посмотрела в окно и поморщилась: до метро идти десять минут по лужам и грязи.
Когда вышла в холл первого этажа, там было пусто и тихо. Охранник дремал за стойкой, где‑то гудел кондиционер. Ирина уже потянулась к двери, как вдруг за спиной раздался знакомый голос:
— Ирина Владимировна? Вы ещё здесь?
Она обернулась. По лестнице спускался Виктор Павлович. Без пиджака, в чуть закатанной белой рубашке, с папкой в руках. На его запястье поблёскивали часы, от которых веяло дорогим минимализмом.
— Да вот, с отчётностью задержалась, — ответила она, чуть смущённо поправляя волосы. — Налоговая завтра утром.
Он подошёл ближе, бросил взгляд в окно, где стекло заливали косые струи дождя.
— Вы как домой добираться собираетесь? — усмехнулся он. — Плавать умеете?
— Пешком до метро, а там уже как‑нибудь, — попыталась отшутиться Ирина.
— Никуда вы пешком не пойдёте, — отрезал он. — Подвезу. Всё равно в ту сторону. Не спорьте, простужаться компании невыгодно.
Она хотела было возразить, но холодный сквозняк от двери и воспоминание о промокших накануне ботинках сделали своё дело.
— Спасибо, — кивнула она. — Если вам не трудно.
В машине пахло чем‑то ненавязчиво мужским — смесь кожи, свежести и лёгких древесных нот. Виктор Павлович включил обогрев сидений, музыку убрал почти до нуля.
Первые несколько минут они ехали молча. За окном проплывали жёлтые фонари, мокрый асфальт, редкие прохожие в капюшонах. Ирина ловила себя на том, что чувствует себя неловко — не как подчинённая с начальником, а как женщина на свидании, хотя никакого свидания не было и быть не могло.
— Я сегодня смотрел ваши цифры по прошлому кварталу, — неожиданно сказал он. — Очень впечатлён. Вы вытащили нас из таких дебрей, куда загнал прошлый бухгалтер.
— Просто делала свою работу, — пожала плечами Ирина.
— Не скромничайте, — он на секунду отвёл взгляд от дороги и улыбнулся. — За двадцать лет руководства я насмотрелся на «просто бухгалтеров». Вы — не просто.
Она почувствовала, как к щекам приливает кровь.
— А вы... давно руководите компанией? — спросила, чтобы сменить тему.
Разговор потёк сам собой. Он рассказывал о том, как начинал бизнес в девяностые, как терял и снова поднимал компанию, как уходила жена — не к любовнику, а от болезни. Как взрослый сын живёт в другом городе и приезжает только по праздникам. Как каждый вечер он возвращается в большой пустой дом, где его ждёт только овчарка Герда.
— Стареем, — усмехнулся он. — Дом построил, когда казалось, что там будет бегать куча внуков. А в итоге хожу по этим квадратным метрам и думаю, как бы не сойти с ума от тишины.
— Тишина — не самое страшное, — тихо сказала Ирина, глядя в боковое окно. — Хуже, когда в доме есть человек, а тишина внутри.
Он не стал спрашивать, что она имеет в виду, но взгляд его стал внимательнее.
— Вы давно... одна? — осторожно уточнил он.
— Год, — ответила Ирина после паузы. — Муж ушёл к молодой. Оставил долги и кота. Кот, кстати, оказался надёжнее.
Он усмехнулся, но в этой усмешке не было насмешки, только сочувствие.
— Кредит за машину на вас оформил? — спросил неожиданно.
Ирина вздрогнула:
— Откуда вы...
— Видел документы, когда мы запрашивали справки по вашим обязательствам для трудоустройства. Не переживайте, это стандартная процедура. Тогда только отметил, что муж у вас... предприимчивый.
— Бывший, — поправила она.
— Тем более, — кивнул он. — Просто знайте: то, что вы выкарабкиваетесь после такого, — это сильно. Многие ломаются.
Машина остановилась у её подъезда. Старый облупленный фасад, тусклый фонарь, скамейка с перекошенной спинкой — всё это выглядело особенно жалко на фоне кожаного салона и мягкого света в машине.
— Спасибо, что подвезли, — Ирина потянулась к ручке двери.
— Ирина Владимировна, — окликнул он. — Если вам когда‑нибудь понадобится помощь... любая, не только профессиональная... Не стесняйтесь.
Она кивнула и вышла. Пока поднималась на пятый этаж пешком, думала: «Вот ещё, нуждаюсь я в чьей‑то помощи». Но где‑то глубоко внутри маленький тёплый огонёк благодарности всё же зажёгся.
После того вечера всё действительно изменилось. Виктор Павлович стал чаще заглядывать в бухгалтерию — иногда с реальными вопросами, иногда с откровенно надуманными. Оставлял на её столе кружку кофе «по дороге мимо автомата», интересовался не только отчётностью, но и тем, как она себя чувствует, как идёт плавание, не перегружает ли работу.
Однажды, на общей планёрке, он, обсуждая успешное завершение крупного проекта, сказал:
— Отдельное спасибо бухгалтерии и лично Ирине Владимировне. Без её работы нас бы давно закрыли к чёртовой бабушке.
Коллеги зааплодировали. Ирина смутилась, но внутри её расправились невидимые крылья.
Через пару недель она нашла на своём столе конверт. Внутри лежали два билета в театр на премьеру спектакля, о котором они как‑то говорили, ожидая задержавшийся лифт.
«Если будет желание и возможность, — было написано его почерком на маленькой записке, — рекомендую. Виктор С.»
Вечером, вертя билеты в руках, Ирина долго колебалась. «Он просто оценил сотрудника». «Он из вежливости». «Он старше, у него другая жизнь». В конце концов она взяла в руки телефон и набрала короткое сообщение: «Спасибо за билеты. Великолепный подарок».
Ответ пришёл почти сразу: «Если вы ещё не нашли компанию, с удовольствием присоединюсь. Обещаю не мешать смотреть спектакль».
Она долго смотрела на эти слова, потом, неожиданно для самой себя, написала: «Буду рада компании».
Театр, ужин после, лёгкий смех, разговоры о книгах и старом советском кино, о том, как они в юности стояли в очередях за билетами на Высоцкого, о первом заработке и первых глупых тратах — всё это случилось как‑то очень естественно, будто они продолжали давно начатый разговор.
На прощание он бережно поцеловал её в руку. Не по‑юношески пылко, а по‑взрослому уважительно. Ирина возвращалась домой в такси, глядя в тёмное окно, и думала: «Неужели в моём возрасте ещё возможно вот это лёгкое головокружение?»
Последней каплей стала служебная командировка. Нужно было срочно съездить в соседний город на важное совещание с партнёрами. Поехать должен был финансовый директор, но тот заболел. Вопрос решился за пять минут.
— Ирина Владимировна поедет со мной, — сказал Виктор Павлович, не оставляя места для возражений.
Дорога, гостиница, совместный обед после успешных переговоров — всё складывалось так, будто сама судьба решила ускорить события. Вечером, сидя в лобби отеля с чашкой чая, они долго молчали, а потом он вдруг сказал:
— Я не умею красиво ухаживать. И комплименты делать не мастер. Но... — он замялся, подбирая слова. — С тех пор как вы появились в компании, мне меньше хочется приходить в пустой дом.
Ирина подняла на него глаза. В его взгляде не было ни жалости, ни игры, ни привычной начальственной надменности. Там было тёплое, взрослое, спокойное чувство.
— Я думала, — честно сказала она, — что в моём возрасте про такое уже можно читать только в книжках.
— В моём тоже, — усмехнулся он. — Но, видимо, мы оба ошибались. Давайте ошибаться вместе?
Он протянул руку, не требовательно, а как приглашение. Ирина положила свою ладонь в его и почувствовала, как что‑то щёлкнуло внутри. Старые обиды, страхи, боль от предательства — всё не исчезло, но отступило на второй план.
Через три месяца они расписались. Тихо, почти по‑домашнему. В загсе были только они вдвоём и двое случайных свидетелей. После росписи они поехали не в ресторан, а в его загородный дом.
Дом оказался не холодной показной виллой, а настоящим тёплым гнездом. Просторная кухня с большим деревянным столом, каминная с мягкими креслами, библиотека с запахом бумаги и кофе. В саду — яблони, груши, кусты сирени.
— Переезжай ко мне, — сказал Виктор, когда они сидели на веранде с бокалами шампанского. — Здесь слишком пусто без хозяйки. А твоя квартира... Мы можем её сдавать, будет дополнительный доход. Или оставить как запасной аэродром.
— У меня кредиты, — возразила она по привычке. — Не хочу, чтобы ты...
Он махнул рукой:
— Завтра же едем в банк. Закроем всё. И больше никогда в этом доме не будет слова «долг» между нами. Ты и так уже слишком многое тащила одна.
Марсика они перевезли на следующий день. Кот был потрясён пространством и первое время прятался под кроватью от лаем Герды, но через неделю уже вальяжно разлёгся на диване, а ещё через месяц спал в ногах у Виктора, как будто делал это всю жизнь.
Ирина иногда ловила себя на том, что ждёт подвоха. Слишком всё было правильно, спокойно, надёжно. Но дни шли, недели сменялись месяцами, и подвоха всё не случалось. Они работали, вечером вместе готовили ужин, смотрели старые фильмы, ездили по выходным в театр или просто гуляли по лесу за домом.
Однажды вечером, лёжа в постели, Ирина поймала себя на мысли, что больше не вспоминает Андрея с болью. Только с лёгким недоумением: как она могла прожить рядом с ним столько лет и не заметить, насколько они разные?
Она лежала, слушая ровное дыхание Виктора рядом, и думала: «Вот она, сказка о Золушке после пятидесяти. Только вместо принца — взрослый, умный мужчина, вместо хрустальных туфелек — справки из банка об отсутствии задолженностей, а вместо кареты — старая, но надёжная машина, на которой мы ездим за город. И всё равно — сказка».
Она даже не подозревала, что настоящая кульминация этой истории ещё впереди.
Ровно год назад, день в день, Андрей хлопнул дверью их хрущёвки и ушёл «жить, а не существовать». Ирина вспомнила об этом, увидев дату на экране телефона в воскресное утро.
Солнце заливало кухню мягким светом. За окном медленно таял снег — весна в этом году запоздала, но всё равно пришла. На плите тихо кипела каша, в кофеварке булькало, наполняя дом густым ароматом. Герда лежала у двери, положив морду на лапы, Марсик грелся на подоконнике, лениво следя за воробьями.
— О чём задумалась? — Виктор подошёл к Ирине, обнял за плечи и поцеловал в висок. Он был в домашних джинсах и мягком свитере; без делового костюма казался моложе лет на десять.
— Дата, — ответила она, глядя на телефон. — Ровно год, как Андрей ушёл.
— Хочешь, испечём торт и отметим годовщину твоего освобождения? — усмехнулся Виктор.
— Освобождения... — она покачала головой. — Раньше это слово пугало бы. А сейчас звучит правильно.
Они сели завтракать. Ирина разливала по тарелкам кашу, Виктор рассказывал о новом проекте, который должен был стартовать летом. Они обсуждали, не съездить ли на майские на море — просто вдвоём, без встреч и совещаний.
Когда они собирались допить вторую чашку кофе, в дверь неожиданно позвонили. Звонок был настойчивый, требовательный, чужой в этой уютной тишине.
— Я открою, — сказал Виктор, откладывая газету и вставая из‑за стола. — Наверное, курьер. Я кое‑что заказывал.
Ирина даже не посмотрела в сторону прихожей — привычно встала, чтобы убрать со стола. До неё донёсся звук открывающейся двери, короткая пауза... и звенящая тишина. Такая, от которой по коже побежали мурашки.
— Кто там? — окликнула она, вытирая руки о полотенце.
Ответа не последовало. Только тяжёлый, чуть охрипший голос, который Ирина не слышала уже двенадцать месяцев, но узнала мгновенно:
— Виктор Павлович?..
Сердце ухнуло куда‑то в пятки. Она медленно вышла из кухни в коридор.
На пороге, сгорбившись, стоял Андрей. Тот самый, который уходил от неё в дорогой куртке и с новой сумкой. Только теперь куртка была мятая, местами протёртая, джинсы — с засаленными коленями, ботинки — в засохшей грязи. Волосы отросли, в них проступала серая прядь, под глазами залегли тяжёлые тени. Пахло от него дешёвым одеколоном, в котором безуспешно пытались утопить запах вчерашнего алкоголя.
Он смотрел то на Виктора, то на Ирину, которая появилась в дверях кухни, и лицо его вытягивалось всё больше.
— Ира?.. — прошептал он. — Это... что... вы...
— Это мой дом, Андрей, — спокойно сказала Ирина, удивляясь своему голосу. Он звучал ровно, без дрожи. — А Виктор — мой муж.
Слово «муж» прозвучало особенно отчётливо. Она сама отметила, как оно лёгло на язык — легко, без привычного комка.
— Какой ещё... — он осёкся, переводя взгляд на руку Ирины. На безымянном пальце сверкнул тонкий обруч с маленьким бриллиантом. — Вы... вы поженились?..
— Восемь месяцев назад, — кивнул Виктор. — Доброе утро, Кравцов. Давно не виделись.
В голосе Виктора не было ни злорадства, ни сарказма — только усталая взрослость человека, который уже всё понял и вынес свой вердикт.
— Вы... здесь живёте? — Андрей явно пытался сообразить, что происходит. — В этом доме?.. Вместе?..
— Да, — всё с тем же спокойствием ответил Виктор. — А ты зачем пришёл, Кравцов? Вопрос по работе? Так ты уволен уже больше года.
Ирина ощутила, как внутри поднимается волна воспоминаний. Как Андрей собирал чемоданы. Как говорил про «существование». Как закрывал за собой дверь, не оглянувшись. Как потом пришли коллекторы. Как она сидела с калькулятором среди кипы бумаг. Как по ночам перед глазами стояла его довольная физиономия за рулём новенького автомобиля.
Но вместе с воспоминаниями не пришла ни ненависть, ни желание отомстить. Было только... странное чувство завершённости. Как будто старую книгу наконец‑то дочитали и поставили на полку.
— Я... — Андрей сглотнул, переводя взгляд с одного на другого. — Я хотел с Ириной поговорить. Лично. Это важно.
— Говори, — ответила Ирина. — Ты уже стоишь в нашем коридоре, куда уж личнее.
Он на секунду закрыл глаза, будто собираясь с силами.
— У меня всё плохо, — выдохнул он. — Правда. Алина... она ушла. Денег у меня нет. Квартиру, которую мы с ней снимали, забрали за долги. На старой работе меня... — он бросил короткий взгляд на Виктора, — уволили. На новой долго не держусь. Сейчас живу у знакомого на диване. Мне не к кому больше пойти, Ира. Ты же не железная... столько лет вместе. Я думал... может, ты простишь. Может, мы начнём сначала.
Он говорил быстро, сбиваясь, голос то срывался на жалобный, то становился агрессивным. В каждом слове слышалось: «Мне плохо, поэтому ты должна».
— Начать сначала? — переспросила Ирина. — С чего? С того, что ты снова оформляешь кредиты на моё имя? Или с того, что объясняешь молодой любовнице, как я тебя «тянула на дно»?
Его глаза расширились:
— Кто тебе сказал?..
Виктор тихо хмыкнул.
— Сам, Кравцов. На корпоративе, помнишь? Когда в тебя влезло лишних сто граммов, ты жаловался мне на «тяжёлую семейную ношу». А когда Ирина пришла на собеседование и я увидел её фамилию, всё сразу сложилось. Только вот, в отличие от тебя, я умею отличать реальность от выдуманных жалоб.
Андрей открыл рот, но слов не нашёл. Ирина смотрела на него и видела перед собой не мужика, которого любила когда‑то, а чужого мужчину с пустыми глазами. Было в нём что‑то подростково‑обиженное, как у ребёнка, которому не дали конфету.
— Ира, — сменил он тактику, поднимая на неё взгляд снизу вверх. — Я же признаю, что был неправ. Ну, оступился. Все ошибаются. Ты сильная, ты смогла всё потянуть... А я... я без тебя пропал. Мне нужен дом, нужна семья. Нужна ты.
«Нужна ты — чтобы снова на тебя всё загрузить», — отчётливо сформулировала внутри себя Ирина. Раньше подобные слова ранили бы, вызывали жалость, желание спасать. Сейчас — нет.
— Андрей, — сказала она, и голос её по‑прежнему оставался ровным. — Ты знаешь, за что я тебе благодарна?
Он моргнул, явно не ожидая такого поворота.
— За что?
— За то, что ты ушёл, — ответила Ирина. — Если бы ты остался, я бы до сих пор сидела в старом халате на кухне, считала копейки и думала, что это и есть жизнь. Я бы не пошла учиться, не пошла бы на собеседование, не встретила бы Виктора. Ты своим предательством вытолкал меня из болота.
Он побледнел.
— То есть ты... ты счастлива? — в его голосе звучало искреннее удивление. Словно в его мире брошенная сорокапятилетняя женщина не могла быть ни с кем, кроме как с воспоминаниями о нём.
Ирина коротко посмотрела на Виктора. Тот стоял рядом, не вмешиваясь, но его присутствие ощущалось, как надёжная стена за спиной. Она увидела в его глазах ту самую спокойную уверенность, которая помогла ей поверить в себя.
— Да, Андрей, — ответила она. — Я счастлива.
Пауза повисла тяжёлой, почти осязаемой. На лестничной площадке кто‑то шаркал тапками, где‑то наверху хлопнула дверь, но всё это казалось очень далёким.
— Ты не имеешь права так со мной, — вдруг сорвался он. — Я же тебе всё честно сказал! Я не изменял за спиной, я честно ушёл! Я признаю, что был неправ, а ты... ты даже шанса не даёшь!
— Шанс? — тихо переспросила Ирина. — У тебя был шанс, Андрей. Двадцать три года. Ты мог говорить, мог решать проблемы вместе, мог не оформлять кредиты на моё имя, мог не разбрасываться словами, что я «погрязла в быту». Ты выбрал другой путь. И теперь хочешь, чтобы я заплатила за твоё решение ещё раз. Не будет так.
Виктор наконец вмешался:
— Кравцов, — его голос стал жёстким, деловым. — Разговор зашёл в тупик. Ирина сказала всё, что хотела. Мы не выгоним тебя сейчас на улицу просто так — не звери. Я дам тебе адрес центра социальной адаптации. Там помогут с временным жильём, с работой. Но в этот дом ты больше не войдёшь. Никогда. И в жизни Ирины твоему месту тоже нет.
Он достал из бумажника визитку, что‑то быстро написал на обороте и протянул Андрею.
— Вот. Там нормальные специалисты. Скажешь, что от меня, — добавил он. — Но рассчитывать на что‑то ещё не стоит.
Андрей смотрел на визитку, как на приговор. В его глазах мелькнули злость, отчаяние, обида, жалость к себе — всё вперемешку. В какой‑то момент Ирина даже подумала, что он швырнёт бумажку ей в лицо. Но он лишь сжал её в кулаке до белизны костяшек.
— Значит, вот так, — хрипло сказал он. — Я год живу, как собака, выживаю, а ты тут в доме, с начальником моим бывшим... В золушку заигралась? Принца себе нашла?
Ирина впервые за разговор улыбнулась — спокойно, даже немного тепло.
— Знаешь, Андрей, в сказке про Золушку есть один момент, который ты упустил, — произнесла она. — Принц не сделал её счастливой. Он просто пришёл в тот момент, когда она уже перестала плакать в золе и решилась выйти из кухни. Счастливой она стала сама.
Виктор усмехнулся краешком губ, но промолчал.
— Уходи, Андрей, — мягко, но твёрдо сказала Ирина. — Тебе действительно нужно учиться жить заново. Только теперь — самому. Без чужих плеч, на которые можно свесить ноги.
Он ещё секунду стоял, словно надеясь, что она передумает. Но, увидев в её глазах ту же твёрдость, с которой она когда‑то считала его долги, медленно развернулся и вышел за порог.
Виктор спокойно закрыл дверь. Щёлкнул замок. Звук шагов по лестнице постепенно стих.
В коридоре повисла тишина. Ирина прислонилась спиной к стене и глубоко вдохнула. Её немного трясло, ладони вспотели, сердце колотилось. Но где‑то внутри, совсем рядом с этой дрожью, распускалось ощущение... лёгкости.
— Ну что, Золушка, — улыбнулся Виктор, подходя ближе и обнимая её за плечи. — Бал удался?
— Бал давно закончился, — ответила она, устроившись у него на груди. — Сейчас у меня нормальная взрослая жизнь. Без тыкв, мачех и мышей.
— Без мышей никак, — фыркнул он. — Марсик обидится.
Из кухни как по заказу донёсся возмущённый мяу. Они оба рассмеялись — сначала чуть нервно, потом искренне, до слёз.
— Ты в порядке? — осторожно спросил Виктор, заглядывая ей в лицо.
Ирина прислушалась к себе. Было ли ей жаль Андрея? Немного — по‑человечески. Страшно за своё будущее без него? Нет. Обидно за прошедшие годы? Нисколько. Эти годы сделали её той, кем она стала.
— В порядке, — кивнула она. — Знаешь, какое чувство самое сильное?
— Какое?
— Облегчение, — ответила Ирина. — Как будто я наконец‑то поставила последнюю точку в старой книге. Закрыла её и могу спокойно поставить на полку. Не сжечь, не выкинуть, а просто... не возвращаться.
— Тогда пора открывать новую, — сказал Виктор. — У нас там, если ты помнишь, по плану море на майские.
Они вернулись на кухню. Солнце всё так же заливало стол, каша остыла, кофе чуть подгорело, но всё это казалось мелочами. Марсик запрыгнул Ирине на колени, требуя, чтобы его погладили. Герда положила голову Виктору на колено, заглядывая ему в глаза.
— Виктор, — вдруг сказала Ирина, глядя на мужа. — Ты никогда не сожалел, что связался с женщиной «с прицепом»? С прошлым, с долгами, с котом, в конце концов?
Он на секунду задумался, потом покачал головой:
— Сожалею только об одном.
— О чём? — она насторожилась.
— Что не встретил тебя раньше, — ответил он просто. — Когда у меня было меньше седины и больше глупостей в голове. Может, и жизнь у нас была бы на несколько счастливых лет длиннее.
Ирина улыбнулась, чувствуя, как к глазам подступают слёзы — не горькие, а тёплые.
— У нас и так всё впереди, — сказала она. — И это главное.
Она взяла в руки телефон, открыла контакты и нашла там номер Андрея. Секунду смотрела на него, потом тихо нажала «Удалить». Ни торжества, ни драматизма — просто ещё одна лишняя строка, которую убрали из списка.
За окном солнце поднялось выше, луч лег прямо на её лицо. Ирина прищурилась, на секунду закрыла глаза и позволила себе просто ощутить этот момент: уютный дом, шумящий где‑то вдалеке город, муж, кот, собака, запах кофе и какое‑то тихое, прочное счастье внутри.
Сказки, оказывается, бывают и после пятидесяти. Просто в них меньше фей и хрустальных туфелек, но больше взрослой честности, работы над собой и смелости открыть дверь новому. И иногда финальная встреча с прошлым — это не повод вернуться назад, а тот самый миг, когда понимаешь: историю предательства можно дописать так, чтобы она стала историей спасения.
