— Матери пришли счета за коммуналку еще неделю назад. Ты чего не оплатила?! — возмутился бывший муж, едва переступив порог.
Марина застыла у плиты с половником в руке. Аромат наваристого борща, который еще минуту назад наполнял кухню уютом и спокойствием, вдруг показался ей тяжелым и душным. Она медленно положила половник на подставку, вытерла руки о полотенце и только потом повернулась к незваному гостю.
В прихожей, не разуваясь, стоял Денис. Лицо красное, потное, куртка расстегнута, а в руке зажат телефон, словно граната, с которой он только что сорвал чеку. Вид у него был воинственный, но какой-то помятый, словно он бежал сюда марафон.
— Здравствуй, Денис, — спокойно произнесла Марина, прислонившись плечом к дверному косяку. — Ты бы хоть поздоровался для начала. Или тебя мама и этому разучила?
— Не уходи от темы! — взвизгнул он, тыча экраном смартфона ей в лицо. — Ты что творишь? Мать звонит, плачет, у нее давление под двести! Пришли квитанции за прошлый месяц, там долг висит. Ты почему не оплатила? Мы же договаривались!
Марина удивленно приподняла бровь. Внутри нее, где раньше при виде мужа все сжималось от страха сделать что-то не так, теперь была звенящая тишина. Ни страха, ни любви, ни жалости. Только легкое недоумение.
— Договаривались? — переспросила она, глядя ему прямо в глаза. — Денис, напомни мне, пожалуйста, когда именно мы с тобой договаривались, что я буду оплачивать квартиру чужой мне женщины спустя два года после развода?
— Как это чужой? — он даже поперхнулся воздухом от возмущения. — Это Валентина Петровна! Она тебе семь лет была как родная мать! Ты обещала помогать.
— Я ничего не обещала, Денис. Это ты решил, что так будет. А я просто молчала, потому что устала спорить. Но молчание — это не согласие.
Он набрал в грудь воздуха, собираясь разразиться новой тирадой, но Марина его перебила:
— Проходи на кухню, раз уж пришел. В коридоре топтаться не будем. Только обувь сними, я полы помыла.
Денис, сбитый с толку ее спокойствием, послушно стянул ботинки и прошел на кухню. Сел на привычное место у окна, огляделся. Квартира была съемная, но уютная. На подоконнике цвели фиалки, на столе лежала красивая скатерть. Здесь пахло свободой, той самой, которой ему так не хватало, хотя он сам боялся себе в этом признаться.
Марина налила себе чаю, мужу не предложила. Села напротив.
— Давай проясним ситуацию, — начала она. — Мы в разводе. У каждого своя жизнь. Почему счета твоей мамы должны волновать меня?
— Потому что ей тяжело! — воскликнул Денис, снова заводясь. — Ты же знаешь, какая у нее маленькая пенсия. А цены? Ты видела цены в магазинах? Лекарства, продукты, коммуналка эта проклятая... Ей не хватает!
Марина смотрела на него и видела не взрослого сорокалетнего мужчину, а испуганного мальчика, который до сих пор боится расстроить мамочку. Картинки прошлого пронеслись перед глазами, словно кадры старой кинопленки.
Семь лет брака. Семь лет, которые должны были стать самыми счастливыми, но превратились в бесконечный марафон по обслуживанию прихотей Валентины Петровны. Свекровь, овдовевшая довольно рано, возвела единственного сына в культа, а появление невестки восприняла как приобретение новой функциональной бытовой техники.
Сначала это подавалось под соусом заботы. «Мариночка, зачем вы тратитесь на кафе? Приезжайте ко мне, я пирогов напекла». А потом начиналось: «Ой, раз уж приехали, Денис, посмотри розетку, а ты, Марина, помоги мне шторы постирать, у меня спина не гнется». И так каждые выходные.
Но самое страшное началось, когда дело коснулось денег.
— Деничка, мне тут врач прописал витамины, очень дорогие, — жалобным голосом тянула Валентина Петровна в телефонную трубку. — У меня совсем денег не осталось до пенсии.
И Денис мчался. Снимал деньги с их общего счета, отложенные на отпуск или на ипотеку, и вез маме.
— Ей нужнее, Мариш, — говорил он тогда, отводя глаза. — Это же мама. Она старенькая, болеет.
Марина верила. Сначала. До того случая, когда, приехав к свекрови без предупреждения завезти продукты, застала там веселую компанию подруг. Стол ломился от деликатесов, дорогого коньяка, а сама «больная» Валентина Петровна хвасталась новым платьем.
— А это мне сыночек подарил, заботливый мой, — ворковала она, не замечая застывшую в дверях невестку.
Тогда Марина промолчала. Дома попыталась поговорить с мужем, но наткнулась на стену.
— Ты считаешь деньги моей матери? — возмутился тогда Денис. — Как тебе не стыдно! Она экономит на всем!
И Марина начала платить сама. Пять тысяч в месяц, потом десять. Это стало своеобразным налогом на спокойствие в семье. Хочешь, чтобы муж не ворчал, а свекровь не звонила с жалобами каждые пять минут? Плати.
Чаша терпения переполнилась в день ее тридцатилетия. Марина так ждала этот день. Они с Денисом забронировали столик в хорошем ресторане, она купила потрясающее синее платье. Гости были приглашены.
За час до выхода позвонила Валентина Петровна.
— Денис! — кричала она в трубку так, что Марине было слышно даже с другого конца комнаты. — Срочно приезжай! У меня трубу прорвало! Вода хлещет, я соседей сейчас затоплю! Сантехник просит три тысячи за срочность, а у меня нет ни копейки наличных!
— Мам, но у нас ресторан через час... — попытался возразить Денис.
— Какой ресторан?! У матери потоп! Тебе еда важнее матери? Я сейчас с сердцем слягу от нервов!
Денис побледнел. Он посмотрел на Марину виноватым взглядом побитой собаки.
— Мариш, я быстро. Туда и обратно. На такси метнусь. Ты пока встречай гостей, я сразу в ресторан подъеду. Дай денег, у меня на карте пусто.
Он забрал конверт, где лежали деньги, отложенные на оплату банкета, и убежал.
Марина просидела в ресторане одна три часа. Гости ели, пили, поздравляли, косились на пустой стул рядом с именинницей. Денис не брал трубку. Он вернулся домой только в полночь. Усталый, пахнущий не сыростью подвала, а мамиными котлетами и валокордином.
— Извини, — буркнул он. — Там такой стресс был у мамы. Пришлось с ней посидеть, успокоить. Поела она, давление мерили. Не мог же я ее бросить. Перенесем твой праздник на следующие выходные, а?
Марина тогда молча сняла синее платье, аккуратно повесила его в шкаф и пошла спать на диван в гостиной. Праздник не перенесли. Через три дня она подала на развод.
И вот теперь, спустя два года, этот человек сидит на ее кухне и снова требует денег.
— Ты меня слышишь? — голос Дениса вырвал ее из воспоминаний. — Я говорю, коммуналку надо оплатить. Там восемь тысяч набежало. У мамы нет таких денег.
— Денис, — Марина отставила чашку. — Давай посчитаем. Какая у твоей мамы пенсия?
— Ну... я точно не знаю. Тысяч двадцать, наверное. Маленькая!
— У Валентины Петровны пенсия двадцать восемь тысяч рублей. Плюс она ветеран труда, там льготы. И она работает в библиотеке на полставки, это еще тридцать тысяч. Итого пятьдесят восемь тысяч рублей в месяц. На одного человека. Без ипотеки, без кредитов, без детей.
Денис заморгал.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что я семь лет вела вашу семейную бухгалтерию, пока ты играл в благородного рыцаря. Я знаю каждую копейку, которая приходила и уходила. И знаю, что за квартиру она платит со скидкой.
— Ну и что? — насупился он. — Цены растут! Ей все равно тяжело.
— Тяжело? Денис, средняя зарплата в нашем городе — сорок пять тысяч. Люди на эти деньги семьи содержат. А у твоей мамы остается пятьдесят тысяч свободных денег после оплаты коммуналки. Куда она их девает?
— На лекарства! Она болеет!
— На какие лекарства? В прошлый раз, когда я привезла ей пакет из аптеки, она попросила чек, чтобы вернуть налог, а сами таблетки я потом нашла в мусорном ведре нераспечатанными. Зато на тумбочке стоял новый крем за пять тысяч.
Лицо бывшего мужа пошло красными пятнами.
— Не смей! Не смей так говорить о ней! Она святая женщина, она жизнь на меня положила!
— Она положила жизнь на то, чтобы сделать из тебя удобный инструмент, — жестко отрезала Марина. — И у нее это прекрасно получилось. Ты даже сейчас, спустя два года после нашего развода, прибежал ко мне трясти деньги, потому что мама сказала «фас». Тебе самому не унизительно?
— Я не трясу деньги! Я призываю к твоей совести! Ты жила в ее квартире...
— Я жила в нашей ипотечной квартире, за которую мы платили вместе, а после развода ты благородно оставил долг мне, забрав машину. Я ничего не должна твоей матери. Ни копейки.
— Значит, отказываешься? — процедил он сквозь зубы.
— Отказываюсь.
Денис резко вскочил, стул с грохотом отлетел назад.
— Хорошо. Тогда скажи это ей сама.
Он дрожащими пальцами набрал номер и включил громкую связь. Гудки шли долго, тягуче. Наконец трубку сняли.
— Деничка? Ну что, сынок? Ты забрал квитанции? А то мне уже звонили из ЖЭКа, грозились свет отключить! — голос Валентины Петровны звучал бодро и требовательно, ни намека на умирающую лебедь.
— Мам... Я у Марины.
Повисла пауза. Затем голос свекрови изменился, став сладким, как перезрелая дыня:
— Ой, у Мариночки? Передай ей привет. Скажи, я очень скучаю. Пусть заходит на пирожки. Денис, ты деньги взял? Мне сегодня еще мастер по маникюру звонила, запись подтвердить надо.
Марина усмехнулась. Денис покраснел так, что казалось, у него сейчас кровь пойдет из ушей.
— Мам, Марина не даст денег, — выдавил он.
— Что?! — сладость исчезла мгновенно, сменившись визгливыми нотками. — Как это не даст? Ты что, не объяснил ей, в каком я положении? Я же старая женщина, одинокая!
— Валентина Петровна, здравствуйте, — громко сказала Марина, не вставая со стула. — Я все слышу.
— А, ты здесь... — голос свекрови стал ледяным. — Ну что ж, Марина. Я не ожидала от тебя такой черствости. После всего, что я для тебя сделала. Я тебя в семью приняла, как дочь! Учила тебя, наставляла!
— Учили? — Марина почувствовала, как внутри поднимается волна праведного гнева, который она подавляла годами. — Вы меня критиковали. Каждый божий день. Суп недосолен, полы грязные, выгляжу я вульгарно, смеюсь громко. Вы помните, как на мой день рождения выдумали потоп, чтобы Денис не пошел со мной в ресторан?
— Я не выдумала! — взвизгнула трубка. — Там капало!
— Сантехник потом сказал Денису, что прокладку просто нужно было подтянуть, работы на две минуты. Но вы устроили спектакль на три часа.
— Денис! Ты позволяешь ей так со мной разговаривать?! — закричала Валентина Петровна. — Заткни ее! Она неблагодарная тварь! Я знала, я всегда знала, что она тебе не пара!
Денис стоял посреди кухни, переводя взгляд с телефона на бывшую жену. Его рука с телефоном медленно опускалась.
— Мам, погоди, — тихо сказал он.
— Что погоди? Ты мужик или тряпка? Стукнул кулаком по столу и заставил! Она обязана! Она семь лет пользовалась нашей добротой!
— Мам, — голос Дениса окреп. — А про какой маникюр ты говорила?
— Что? Причем тут это?
— Ты сказала, что тебе звонила мастер по маникюру. Ты же говорила мне утром, что у тебя нет денег даже на хлеб. Что ты последнюю корку доедаешь.
В трубке воцарилась тишина. Напряженная, звенящая тишина.
— Ты... ты считаешь мои копейки? — наконец прошипела мать. — Родной сын попрекает мать куском хлеба? Да я тебя вырастила! Я ночей не спала! А мне, значит, и ногти на старости лет в порядок привести нельзя? Хочешь, чтобы мать ходила как оборванка?
— У тебя пенсия и зарплата почти шестьдесят тысяч, мам, — в голосе Дениса звучала не злость, а какая-то бесконечная, смертельная усталость. — Коммуналка восемь. Где остальные деньги?
— Не твое дело! Ах ты неблагодарный! Снюхался с этой... Они меня в могилу свести хотят! Сердце! Ой, сердце колет! Валидол! Где мой валидол?!
Раньше Денис сорвался бы с места. Побежал бы вызывать скорую, ловить такси, лететь через весь город. Но сейчас он стоял неподвижно, глядя на экран телефона, где высвечивалось родное имя "Мамочка".
— Мам, прекрати спектакль, — сказал он ровно. — Я сейчас не приеду. Выпей воды и успокойся.
— Ты бросаешь мать?! Умирающую мать?!
— Ты не умираешь. Ты просто хочешь, чтобы все крутилось вокруг тебя. Я больше не буду платить твою коммуналку. И Марина не будет. Разбирайся сама. У тебя достаточно денег.
Он нажал на красную кнопку "Отбой". Телефон жалобно пискнул и погас.
Денис опустился на стул, обхватив голову руками. Плечи его вздрагивали. Марина молча встала, налила в стакан воды и поставила перед ним.
— Она всегда так, да? — глухо спросил он, не поднимая головы.
— Всегда, Денис. Просто ты не хотел этого видеть.
— Я думал... я думал, это любовь. Что мы — семья. Что надо помогать.
— Помогать надо, когда действительно беда. А когда тебя используют как ресурс — это не семья, это паразитизм.
Он поднял на нее глаза. В них было столько боли и растерянности, что Марине на секунду стало его жаль. Но только на секунду.
— Прости меня, Марин. За тот день рождения. И за всё. Я был идиотом.
— Был, — согласилась она. — И хорошо, что это в прошлом.
— Может... — он запнулся, глядя на нее с робкой надеждой. — Может, не все потеряно? Я ведь люблю тебя до сих пор. Теперь я все понял. Я поставлю ее на место. Мы могли бы попробовать снова?
Марина грустно улыбнулась. Она обвела взглядом свою кухню, свои цветы, вспомнила свои спокойные вечера с книгой, свои путешествия в выходные, когда никто не требует ехать копать картошку или чинить краны.
— Нет, Денис. Разбитую чашку не склеить. А даже если склеить, пить из нее уже нельзя — порежешься. Ты сделал свой выбор много раз. Каждый раз, когда выбирал мамины капризы вместо моих слез. Сейчас ты прозрел, и я рада за тебя. Правда рада. Но нам не по пути.
Денис сидел еще минуту, переваривая ее слова. Потом медленно встал, застегнул куртку. Теперь он не выглядел воинственным. Он выглядел постаревшим лет на десять.
— Я понял. Ты права. Я заслужил.
Он пошел к двери. Марина не стала его провожать, осталась стоять у окна.
— Прощай, Марин, — донеслось из прихожей. Хлопнула дверь.
Марина подошла к плите. Борщ уже немного остыл, но аромат все еще был божественным. Она включила газ, чтобы подогреть ужин.
Телефон на столе коротко вибрировал. Сообщение. С незнакомого номера, но Марина знала, кто это.
«Ты ведьма. Ты отняла у меня сына. Будь ты проклята».
Марина спокойно нажала «Заблокировать» и удалила чат.
В этот вечер она ужинала одна, но ей не было одиноко. Тишина в квартире была не пустой, а наполненной покоем. Она думала о том, как странно устроена жизнь. Иногда нужно потерять всё — семью, мужа, стабильность — чтобы наконец найти себя.
Через полгода она познакомится с Андреем. На первом свидании он скажет, что не сможет встретиться в следующие выходные, потому что везет маму на дачу. Марина напряжется, готовая бежать. Но Андрей добавит: «Отвезу ее утром, помогу выгрузить рассаду и вернусь к обеду. Она у меня мировая женщина, понимает, что у молодых своя жизнь, и никогда не лезет без спроса. Кстати, она передавала тебе банку домашнего лечо, если ты не против».
И Марина поймет, что бывает по-другому. Что любовь к родителям не означает рабство. Что слово «нет» — это не предательство, а защита своих границ.
Но это будет потом. А пока она налила себе тарелку горячего борща, отрезала кусок свежего хлеба и улыбнулась своему отражению в темном окне. Она была свободна. И никому ничего не должна.
Если вам понравилась история просьба поддержать меня кнопкой палец вверх! Один клик, но для меня это очень важно. Спасибо!