Максим Игоревич Державин сидел у окна бара на двадцать пятом этаже и рассеянно водил пальцем по мокрому следу от бокала. За стеклом разливался внизу вечерний город: фары тянулись светящимися нитями, по крышам ползли отблески реклам, небо медленно темнело. В баре играла приглушённая музыка, пахло дорогим табаком и обжаренным мясом из кухни.
— Ну, за успех, — сказал Максим Игоревич и поднял бокал янтарного напитка. — Завтра всё подпишем, и можно будет, наконец, выдохнуть.
Напротив, откинувшись в кресле, сидел его давний партнёр и друг, Игорь Семёнович. Он крутил в руках рюмку, смотрел на Максима прищуренными глазами и как будто никак не решался заговорить.
— Ты хотя бы сделай вид, что рад за меня, — усмехнулся Максим. — Филиал за два миллиарда — это тебе не киоск у метро купить.
— Рад, — спокойно ответил Игорь. — Только ты опять ведёшь себя так, будто уже забрал у них все печати, подписи и ключи от сейфов. А у людей, между прочим, тоже юристы не с улицы.
— Наши лучше, — отрезал Максим. — Три месяца работы. Три. Каждую запятую проверили. Им останется только расписаться и улыбнуться на камеру.
— Ты забываешь одну вещь, — Игорь покачал головой. — Контракты — это не только запятые. Это люди, их характеры и игры. Ты сидишь напротив, а не над ними. И если начнёшь опять изображать царя, можешь и сорвать всё.
Максим помрачнел.
— Да сколько можно мне это вспоминать, — буркнул он. — Французов этих… Сколько лет прошло.
— Не годы важны, — мягко сказал Игорь. — Важно, сделал ли выводы. Тогда ты тоже был уверен, что всех переиграешь блеском и напором. В итоге они ушли к другим. А ты неделю потом в этом же баре сидел и заказывал всем подряд, чтобы только не думать.
Максим собирался что-то ответить, но рядом с их столиком остановилась тележка. Женщина в синей форме клининговой службы осторожно потянулась за пустым стаканом, едва слышно звякнул металл об металл. Она протёрла стол у соседей, поправила стул, даже не глядя на мужчин.
— Извините, — тихо произнесла она, когда тень от стола легла ей на путь.
— Да ради бога, — махнул рукой Максим, отодвигая кресло.
Женщина была лет пятидесяти с небольшим. Лицо простое, с мелкими морщинками у глаз, подбородок упрямый. Из-под аккуратно завязанного платка выбивалась серебристая прядь. Руки сухие, жилистые, с красными следами от моющих средств.
Игорь проводил её взглядом и вдруг странно усмехнулся.
— Хочешь доказать, что ты изменился? — спросил он, снова глядя на Максима.
— Опять началось, — вздохнул тот. — Что ещё придумал?
— Давай на спор, — в голосе Игоря зазвенела знакомая нотка азарта. — Любишь же ты всё проверять на прочность.
— Какой ещё спор? Мне завтра в девять утра судьбоносные переговоры вести, а ты со своими играми.
— Вот именно, — кивнул Игорь. — Спор будет про завтра. Ты сядешь на встречу не один.
Максим фыркнул:
— У меня и так будет полкоманды. Заместители, юрист, экономист, переводчик, если понадобится.
— Я не про них, — Игорь наклонился вперёд. — Завтра ты посажешь эту уборщицу в кресло директора. Рядом с собой. Как будто она — твой внутренний консультант. Она будет молча сидеть, полчаса хотя бы. А мы посмотрим, что ты за человек в сложной ситуации.
— Ты с ума сошёл, — изумился Максим. — Ты представляешь себе эти лица, когда они войдут и увидят… это?
— Вот, — Игорь даже обрадовался. — Уже боишься, что потеряешь лицо. А я тебе про то и говорю: половина успеха переговоров — умение держать удар. Если тебя может выбить из колеи наличие одной непривычной фигуры за столом, какой из тебя игрок на уровне миллиардов?
Максим выдохнул сквозь зубы, глядя в бокал.
— И что на кону? — спросил он наконец.
— Наконец-то разговор пошёл как надо, — оживился Игорь. — Твой новый чёрный «Бентли» против моей яхты. Ты ею и так почти не пользуешься.
Максим усмехнулся краешком рта. «Бентли» был его гордостью: свежая покупка, блестящий кузов, кожаный салон, запах новой машины. Яхта Игоря же стояла на стоянке почти без дела, но стоила куда дороже.
— Условия? — уточнил он.
— Простые, — Игорь поднял палец. — Завтра ты сажаешь её в кресло директора. Не объясняешь никому, не оправдываешься, не нервничаешь. Ведёшь переговоры так, будто всё в порядке вещей. Если сорвёшься, накричишь на неё, выгонишь, начнёшь объяснять, что это спор и шутка, — ты проиграл. Если выдержишь и проведёшь переговоры достойно — победил.
Максим медленно кивнул. Внутри уже зашевелился знакомый азарт. Риск, ставка, чужой скепсис — всё это всегда подталкивало его вперёд.
— Принято, — сказал он. — Машина против яхты.
Они крепко пожали друг другу руки.
— А если она не согласится? — спросил Максим.
— Сейчас узнаем, — ответил Игорь и обернулся. — Простите, девушка… то есть, женщина… Можно вас на минутку?
Уборщица обернулась, вопросительно глядя на них. Подошла осторожно, придерживая тележку.
— Да? — голос у неё был низкий, чуть хрипловатый, но приятный.
— Как вас зовут? — поинтересовался Игорь.
— Вера Николаевна, — ответила она, чуть сжав губы. Видно, не привыкла, что её спрашивают по имени.
— Вера Николаевна, — Игорь вежливо улыбнулся, — у нас к вам необычное предложение. Завтра утром, в девять, в этой башне будут очень важные переговоры. Нам нужен человек, который полчаса просто посидит в кресле директора, ничего не делая и не говоря. Мы готовы заплатить вам за это пятьдесят тысяч рублей.
Она моргнула.
— Это шутка, да? — осторожно спросила она. — Типа розыгрыш для телевидения?
— Никаких камер, — вмешался Максим. — Обычный спор между взрослыми людьми. Вам нужно только прийти чуть пораньше, надеть что-нибудь простое, строгое, сесть рядом со мной и молчать. Ни слова. Всё.
— А я… — она беспомощно посмотрела на свою тележку, на тряпки. — Я же уборщица. Зачем я вам за столом?
— Именно поэтому и интересно, — усмехнулся Максим. — Никто не узнает, кто вы на самом деле. Скажем, что вы консультант по внутренним вопросам компании. Это правда: вы же знаете наш бизнес-центр изнутри лучше всех.
Вера Николаевна нахмурилась. В глазах мелькнула осторожность, потом — какая-то боль.
— А если я всё испорчу? — спросила почти шёпотом. — Вдруг слово какое лишнее скажу, растеряюсь… Я никогда ни на каких переговорах не сидела.
— Всё будет в порядке, — мягко заверил её Игорь. — Ваша задача — просто молчать и смотреть. Даже если вам станет скучно, терпите. Остальное — не ваша ответственность.
Она перевела взгляд с одного на другого. Двое уверенных, хорошо одетых мужчин предлагали сумму, которую она в своей жизни за месяц и представить не могла.
— Паспорт с собой взять? — спросила наконец.
— Возьмите, — кивнул Максим. — И что-нибудь более… официальное, чем форма. Хотя бы простое платье.
— У меня есть тёмное, — задумчиво сказала она. — На похороны и праздники одно… Ладно. Приду.
— Тогда договорились, — Игорь достал из внутреннего кармана кошелёк, отсчитал несколько купюр. — Вот задаток, чтобы вы поверили, что не шутим.
— Не надо, — вдруг упрямо сказала она, отступая на шаг. — Сначала сделаю, потом платите. Так честнее.
Игорь удивлённо поднял брови, но спорить не стал.
— Как скажете, Вера Николаевна. Тогда до завтра, к восьми сорока пяти, на двадцать шестой этаж, переговорная «Большая».
Она кивнула, всё ещё не веря в происходящее, и покатила тележку дальше. Колёса тихо поскрипывали по ковролину, запах хлорки тянулся за ней тонкой полоской.
Когда лифт увёз её вниз, Максим не выдержал:
— Ну ты даёшь. Нашёл себе игрушку на ночь.
— Не говори о людях так, — нахмурился Игорь. — Она согласилась не из-за денег, а потому что слово дала. Видел, как задаток отвергла?
Максим отмахнулся.
— Завтра увидим. Главное — не забыть про наш спор.
***
Домой Вера Николаевна шла пешком. До её остановки было недалеко, но она специально не спешила: надо было успокоиться и как-то уложить в голове случившееся. В кармане хрустела сложенная вчетверо бумажка с названием переговорной и временем. Она несколько раз на ощупь проверила, на месте ли листок.
В комнате общежития для персонала бизнес-центра было тесно и чисто. Узкая кровать, старый шкаф, табуретка у окна, чайник на подоконнике. На стене — выцветшая фотография: она моложе лет на тридцать, в мантии и квадратной шапочке, рядом улыбается мужчина с букетом гвоздик. Дальше — снимок девочки-подростка с косичками, в пионерском галстуке.
Вера Николаевна аккуратно сняла платок, повесила его на гвоздик, подошла к зеркалу. Морщины, синеватые круги под глазами, тонкая шея. Впрочем, глаза оставались всё такими же цепкими и внимательными.
— Консультант по внутренним вопросам, — пробормотала она, примеряя слово к себе. — Тоже мне… консультант с тряпкой.
Она открыла шкаф, достала оттуда тёмно-синее платье, в котором была в последний раз на похоронах сестры. Платье пахло нафталином и чем-то родным, детством. Вера повесила его на спинку стула, пригладила подол.
Села на край кровати, потянулась к нижней полке. Оттуда достала потрёпанную папку с застёжкой. Открыла. Внутри лежали аккуратно сложенные документы: диплом с гербом, пожелтевшие копии статей из юридических журналов, удостоверение некогда престижной компании. Пальцы привычно скользнули по сухим строчкам, по печатям и подписям.
Она задержала взгляд на строке: «Кандидат юридических наук, тема диссертации: особенности правового регулирования иностранных инвестиций».
— Я же обещала себе, что не буду возвращаться к этому, — тихо сказала она в пустоту. — Сколько можно смотреть назад…
Сняла очки, протёрла, снова надела. Потом медленно убрала папку обратно, так же аккуратно. Закрыла шкаф.
Перед сном она ещё долго лежала, глядя в потолок, и думала о завтрашнем утре. Её тянуло туда не только из-за денег. Где-то глубоко внутри просыпалось давно забытое чувство — предвкушение работы разума, настоящего разговора, пусть даже в чужом молчании.
***
Утром переговорная «Большая» была похожа на декорацию к фильму о большой политике. Длинный стол из тёмного дерева отражал в своей полированной поверхности свет люстр. На стене мерцал огромный экран с логотипами двух корпораций. По подоконнику тянулись стеклянные графины с водой и тонкие стаканы.
Максим вошёл одним из первых. На нём был безупречный серый костюм, галстук глубокого синего цвета, часы поблёскивали на запястье. Он обвёл комнату взглядом, проверил, стоит ли папка с контрактом на своём месте, затянул узел галстука.
— Всё готово? — спросил он у помощницы.
— Да, Максим Игоревич, — девушка поправила планшет. — Перечень документов на столе, презентация загружена, кофе-брейк заказан. Американская делегация уже внизу, поднимаются. Переводчик на подстраховке тоже едет лифтом.
— Хорошо, — коротко ответил он и посмотрел на дверь. — Где Вера Николаевна?
Он сам удивился, заметив в своём голосе нетерпение. Вчера он относился к спору как к забаве, но сейчас, за несколько минут до начала, присутствие уборщицы вдруг стало для него чем-то вроде экзамена. Не на переговорах, на себе.
Дверь негромко скрипнула. Внутрь вошла Вера Николаевна. Тёмно-синее платье сидело на ней просто, но удивительно к месту. Волосы она собрала в аккуратный пучок, слегка подкрасила губы, надела старенькие, но чистые туфли. В руках держала небольшую чёрную сумку.
— Доброе утро, — сказала она и остановилась у порога, словно боялась ступить дальше.
— Проходите, — Максим кивнул на кресло справа от себя, самое заметное после его собственного. — Садитесь туда. Помните: полное молчание. Слова — только если я к вам обращусь. Лишних движений минимум.
— Понимаю, — кивнула она.
Она опустилась в кресло неожиданно легко, словно и не в первый раз сидела за таким столом. Положила сумку на колени, сложила руки одна поверх другой. Лицо сделала спокойным, почти суровым.
Игорь, сидевший в углу, якобы изучая телефон, незаметно улыбнулся. По глазам Максима он видел, как тот собирается, будто перед выходом на арену.
Дверь снова распахнулась. Вошла делегация. Пять человек: высокий седовласый мужчина с живыми глазами, двое помоложе, женщина в строгом костюме и ещё один, с папкой подмышкой. Их шаги гулко отразились от стен.
— Доброе утро, господа, — по-русски, с лёгким акцентом, произнёс седой. — Рад встрече.
— Добро пожаловать, — Максим поднялся, пожал ему руку. — Очень рады видеть вас в нашем городе.
Они обменялись короткими любезностями, расселись по местам. Взгляды иностранных гостей скользнули по присутствующим. Кто-то чуть дольше задержал глаза на Вере Николаевне, но ни один не задал вопроса. Для них она действительно могла быть кем угодно — от консультанта до аудитора.
Максим почувствовал, как у него внутри что-то отпускает: никто не засмеялся, не удивился вслух, не спросил, кто эта женщина. Спор пока складывался в его пользу.
— Итак, перейдём к делу, — сказал он, раскрывая папку. — Мы внимательно изучили ваши предложения и готовы обсудить финальные условия.
Разговор за столом зазвучал глухо и напряжённо. Цифры сменяли друг друга: выручка, активы, долги, прогнозы. Максим был в своей стихии. Он уверенно оперировал данными, подкидывал аргументы, ловко обходил острые углы. Переводчик вмешивался всё реже: лидеры обеих сторон понимали друг друга без труда.
— И всё-таки, — седой наклонился вперёд, — цена в два миллиарда, о которой мы говорили изначально, отражает реальную стоимость нашего европейского подразделения. Вы ведь сами видели отчёты.
— После внутренней проверки мы увидели некоторые несоответствия, — холодно ответил Максим. — Активы оценены слишком оптимистично. Есть вопросы к недвижимости, к износу оборудования, к стабильности некоторых контрактов. Наша справедливая оценка — один миллиард восемьсот миллионов.
Их взгляды схлестнулись. В комнате сгущалось напряжение. Вера Николаевна сидела неподвижно, лишь иногда слегка меняла положение рук. Она слушала. Весь её вид говорил о сосредоточенности, хоть глаза и были опущены.
— Хорошо, — наконец произнёс седой, медленно кивнув. — Один миллиард восемьсот миллионов. Но при одном условии. Вы берёте на себя все пенсионные обязательства перед сотрудниками нашего подразделения. Целиком. Без исключений.
— Согласен, — почти не раздумывая, сказал Максим. — Мы готовы заботиться о людях, которых берём в компанию.
Юрист Максима подвинул к нему толстую папку с документами.
— Здесь уже учтены все озвученные вами правки, — почтительно сказал он. — И пункт о пенсионных обязательствах тоже прописан.
Максим взял в руки контракт. Сорок с лишним страниц мелкого текста, приложения, перечни, даты. Он бегло пролистал несколько листов, увидел знакомые формулировки, кивнул.
— Тогда давайте подпишем и пойдём обедать, — сказал он с лёгкой улыбкой.
— Минуту, — вдруг раздался тихий голос рядом.
Слова прозвучали так неожиданно, что все одновременно повернули головы. Вера Николаевна подняла взгляд от стола. Лицо её было по-прежнему спокойным, но в глазах появился стальной отблеск.
Максим ощутил, как привычная уверенность на мгновение качнулась.
— Вера Николаевна, — холодно произнёс он, — мы договаривались…
— Можно мне взглянуть на контракт? — перебила она, но голосом вежливым, даже мягким. — Всего на пару минут.
Наступила тишина. Юрист удивлённо приподнял брови. Один из гостей усмехнулся краешком губ. Седой перевёл взгляд с Максима на уборщицу, как он её про себя уже назвал, и обратно.
Отказать было можно. Но Максим внезапно почувствовал, как жёстко упирается в затылок чужой интерес. Любое резкое «нет» сейчас выглядело бы странно, даже подозрительно: зачем мешать своему собственному «консультанту» просто посмотреть бумаги?
Он медленно протянул ей папку.
— Только быстро, — сдержанно сказал он. — Люди ждут.
— Постараюсь, — ответила она и надела очки.
Она раскрыла контракт, перевернула пару страниц, задержалась на первой части. Потом перешла к разделу о сотрудниках, о социальных гарантиях. Вела пальцем по строкам, иногда возвращаясь назад, словно сопоставляя фразы. Пальцы её двигались уверенно, без суеты.
Минуты текли тяжёлыми каплями. Кто-то тихо откашлялся. Один из молодых зарубежных участников начал шептаться с коллегой, но седой лёгким жестом его остановил.
— Вера Николаевна, — нетерпеливо произнёс Максим. — Мы всё это уже читали десятки раз. Тут всё чётко.
— Подождите, — не поднимая глаз, сказала она.
Она дошла до семнадцатого пункта, потом до его подпункта, нахмурилась, перелистнула в конец, к приложениям. Достала из папки вложенный список: фамилии, даты увольнений, должности, стаж.
Провела пальцем по колонке дат, вернулась обратно к подпункту. Сжала губы в тонкую линию.
— Вот здесь, — наконец сказала она и подняла голову, глядя прямо на Максима. — В семнадцатом пункте, подпункт «в». Видите формулировку? «Покупатель берёт на себя все пенсионные обязательства в отношении сотрудников, состоящих в штате на момент подписания контракта».
— Ну, вижу, — раздражённо ответил Максим. — В этом и был смысл условия. В чём проблема?
— В приложении, — спокойно пояснила она. — В списке указаны сто двадцать человек, уволенных за последние три месяца. Их здесь уже нет как действующих сотрудников. Но обязательства по их пенсиям по закону остаются за тем, кто владеет компанией на момент увольнения.
Юрист резко подался вперёд, выхватил у неё список.
— Покажите, — почти прохрипел он.
Его взгляд метался по строчкам. Он перелистывал листы всё быстрее, щеки его побледнели.
— Не может быть… — прошептал он, вытирая вспотевшую ладонь о брюки. — Даты… Формулировка… Чёрт.
— Сколько это в деньгах? — глухо спросил Максим.
Юрист судорожно достал телефон, открыл калькулятор. Начал шептать цифры, множить, складывать. Наконец отложил аппарат, проглотив сухой ком.
— Примерно триста миллионов долларов в пересчёте, — выдохнул он. — Может, чуть меньше, но порядок такой. На протяжении тридцати лет. Мы обязались бы выплачивать их, если подпишем в таком виде.
В комнате вдруг стало душно. Даже кондиционер, тихо шуршавший где-то над потолком, не спасал от липкого жара.
Максим медленно повернулся к седому.
— Вы специально уволили этих людей непосредственно перед сделкой? — спросил он тихо, почти без интонации.
Седой пожал плечами.
— Реструктуризация, — спокойно произнёс он. — Оптимизация штата. Мы никого не увольняли ради сделки. Все процедуры соблюдены. Списки были вам предоставлены заранее.
— Формально — да, — вмешалась Вера Николаевна. — Но по смыслу вы пытались переложить на покупателя обязательства, которые по справедливости должны остаться на вас. Это ловушка, завуалированная под нормальный пункт.
Она сняла очки, положила их рядом с папкой.
— Я не знаю подробностей вашего законодательства, — продолжила она, глядя прямо на седого, — но общие принципы в таких сделках везде похожи. Иначе это было бы слишком удобной схемой для ухода от обязательств.
Седой посмотрел на неё внимательнее. В его взгляде мелькнуло нечто похожее на уважение, пусть и хорошо спрятанное.
— Мы ничего не скрывали, — медленно произнёс он. — Вы получили все документы. Включая списки уволенных. Если ваши юристы не обратили на это внимания, вина не на нас.
Максим почувствовал, как внутри поднимается ярость — не резкий всплеск, а тяжёлая волна. На секунду ему захотелось швырнуть папку в стену, заорать, выгнать всех. Вместо этого он сжал пальцы так, что побелели костяшки.
— Переговоры окончены, — отчётливо сказал он. — В таком виде контракт подписан не будет. Мы не собираемся покупать с завязанными глазами.
— Вы уверены, что хотите всё сорвать из-за нюанса? — прищурился седой. — Предложение действительно только сегодня. Завтра сумма будет другой, и условия будут другими.
— Тогда будем считать, что мы вовремя это узнали, — твёрдо ответил Максим. — И вам тоже будет урок: не стоит недооценивать людей, которые сидят за столом, даже если они молчат.
Он взял папку, закрыл её и отодвинул от себя. Встал. Стул тихо скрипнул.
Седой смотрел на него ещё мгновение, затем тоже поднялся.
— Жаль, — произнёс он. — Но в бизнесе у каждого своя правда.
Они обменялись формальными рукопожатиями. Иностранная делегация вышла, оставив после себя лёгкий запах чужого одеколона и недопитую воду в стаканах.
Когда дверь за ними закрылась, тишина в переговорной стала почти звенящей.
Юрист опустился на стул, упёрся ладонями в лицо.
— Простите, Максим Игоревич, — глухо проговорил он. — Я виноват. Я смотрел, честно. Но не сопоставил даты. Приложения шли отдельным файлом, я… я не связал это с формулировкой в пункте. Это недопустимая ошибка. Хотите — пишите заявление об увольнении прямо сейчас.
— Потеряем не только юриста, но и человека, который сегодня всё понял до конца, — вмешался Игорь из угла. — Ошибки бывают, вопрос — что ты с ними делаешь дальше.
Максим ничего не ответил. Он стоял, облокотившись о край стола, и смотрел на Веру Николаевну. Та сидела прямо, не опуская глаз, но и не пряча смущения.
— Как вы это заметили? — наконец спросил он. — У нас три юриста три месяца всё изучали. А вы… пять минут.
— Привычка, — тихо ответила она. — Я тридцать лет работала юристом в одной международной компании. Занималась как раз сделками по слияниям и поглощениям. Всякие «мелкие нюансы» были моей специализацией. После пенсии зарплаты стало не хватать, вот и пошла убираться. Здесь жильё дают, с голоду не умрёшь.
Она будто извинялась за свою биографию.
— Юрист, — еле слышно повторил Максим. — Вы — юрист.
— Была, — поправила она. — Сейчас я уборщица. Обычная. Зарплата двадцать две тысячи. Премия к праздникам, если начальство вспомнит.
— Какой вуз? — хрипло спросил юрист, всё ещё не поднимая глаз от стола, будто ему было особенно больно услышать ответ.
— Московский государственный университет, юридический факультет, международное право, — спокойно ответила она. — Кандидатская диссертация в восемьдесят девятом году. Тогда это казалось важным. Потом были контракты, перелёты, командировки. А потом… — она замолчала, слегка пожала плечами. — Потом всё как у всех: кризисы, сокращения, болезни.
Максим перевёл взгляд на своего юриста. Тот получал полмиллиона в месяц. И только что чуть не «подарил» триста миллионов чужой стороне. А эта женщина за пять минут спасла компанию от катастрофы.
— Вера Николаевна, — произнёс он, уже без прежней бравады. — У меня к вам деловое предложение.
Она слегка улыбнулась краешком губ.
— Вы уже одно сделали вчера, — напомнила она. — Я ещё своё обещание не отработала. Полчаса-то не просидела, помешала вам.
— Если бы вы не «помешали», я бы сейчас подписал себе приговор на триста миллионов, — резко сказал он. — Так что это самая полезная помеха в моей жизни.
Он сел, отодвинул стул ближе к ней, словно хотел сократить расстояние не только физически, но и по смыслу.
— Будьте моим главным юристом по международным сделкам, — сказал он, глядя ей прямо в глаза. — Зарплата семьсот тысяч в месяц. Плюс процент от сэкономленных денег по результатам года. И сейчас я обязан вам минимум три миллиона премии за то, что вы только что сделали.
Вера Николаевна растерянно моргнула. Игорь тихо хмыкнул в углу, наблюдая за сценой.
— Мне шестьдесят два года, — негромко напомнила она. — Сейчас все хотят молодёжь. Компьютерные программы, новые подходы, иностранные языки… У меня английский уже не такой, как раньше.
— Опыт не стареет, — отрезал Максим. — А законы за эти годы не превратились в сказки. Ваши глаза видят то, что другие пропускают. Мне нужен не человек, который красиво говорит на совещаниях, а тот, кто вытаскивает компанию из ловушек, пока остальные делают вид, что всё под контролем.
Он обернулся к своему юристу.
— А ты, — добавил он уже более мягко, — останешься. Но теперь будешь у неё учиться. Если не хочешь — пиши заявление, и я без претензий тебя отпущу. Но, по-моему, это уникальный шанс.
Юрист поднял глаза, полные и стыда, и внезапной надежды.
— Я останусь, — твёрдо сказал он. — Если Вера Николаевна согласится взять меня в ученики.
— Посмотрим, — ответила она, и в её голосе прозвучала неожиданная твёрдость. — Если вы готовы слушать и читать мелкий шрифт, а не только заголовки.
Она повернулась к Максиму.
— Мне нужно хотя бы день подумать, — добавила она. — Это слишком… неожиданно. Но если честно, у меня внутри всё дрожит от мысли, что можно снова заняться тем, что у меня когда-то получалось.
— Думайте, — кивнул он. — Но учтите: я буду очень расстроен, если вы откажетесь. И да, о вчерашнем споре… — он перевёл взгляд на Игоря. — Формально я проиграл. Я сорвался, хотел сказать вам, чтобы вы молчали, чуть не выгнал. Если бы не их взгляды, точно бы это сделал.
— А я уже насладился тем, как ты корчишься, — усмехнулся Игорь, подходя ближе. — Так что, выходит, я выиграл. Где ключи от «Бентли»?
Максим достал ключи из кармана, задумчиво повертел на пальце. Металл холодил кожу.
— Ты их заслужил, — сказал он. — Если бы не твой спор, я бы и не посмотрел в сторону этой женщины. И не увидел бы, кто она на самом деле.
Он протянул ключи Игорю. Тот взял их, покрутил в руках, затем неожиданно положил на стол.
— Знаешь что, — проговорил он. — Оставь себе машину. Мне яхты с головой хватает, да и надоело мне всё это железо. Подаришь мне лучше ящик хорошего виски. Настоящего. По стоимости, конечно, не сравнить, но зато совесть будет чище.
— Согласен, — впервые за день искренне рассмеялся Максим. — Ящик так ящик. За такой урок дешёвая плата.
Вера Николаевна улыбнулась. На её лице эта улыбка выглядела так, будто кто-то осторожно приоткрыл окно в давно закрытой комнате.
***
Дальше всё закрутилось быстро, хотя для самой Веры Николаевны каждый шаг давался непросто. Вечером ей вынесли из бухгалтерии аванс — те самые пятьдесят тысяч, о которых они договаривались. Она долго держала конверт в руках, потом всё-таки взяла, понимая, что теперь эти деньги — не плата за «стул», а маленький знак уважения за спасённую сделку.
Уборщицей она проработала ещё ровно две недели, пока оформляли документы, трудовой договор, согласовывали должностные обязанности. Она всё так же мыла полы, вытирала пыль, но теперь люди в коридорах почему-то начали здоровкаться с ней первыми, а охранник у входа — открывать дверь.
В юридическом отделе в первый день её появления все притихли. Молодые сотрудники смотрели на невысокую женщину в строгом костюме, не понимая, как к ней относиться. Кто-то шепнул: «Говорят, она уборщицей была». Другой ответил: «Зато спасла триста миллионов».
Вера Николаевна прошла мимо, сделала вид, что не слышит, хотя слышала каждое слово. Села за стол, аккуратно разложила ручки, блокноты, стала знакомиться с делами. Листы, папки, электронные файлы — всё это снова постепенно становилось её привычной средой.
Она действительно пересмотрела все международные контракты. День за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем. Нашла забытые пункты об штрафах, странные формулировки о гарантиях, двусмысленные условия о форс-мажоре. Где-то удалось пересогласовать условия и сэкономить десятки миллионов, где-то — избежать рискованных обязательств. Юристы поначалу ворчали, что она придирается к мелочам, но через некоторое время стали сами тянуть к ней проекты: «Посмотрите, пожалуйста, вдруг мы что-то не так понимаем».
Максим со временем стал ловить себя на том, что перед любой крупной сделкой первым делом спрашивает: «А Вера Николаевна видела документы?» Если она кивала и говорила: «Да, можно подписывать», он чувствовал себя спокойнее, чем после любых презентаций аналитиков.
С годами её седины стало больше, но глаза оставались такими же внимательными. Она научила свой отдел не бояться толстых папок и не лениться заглядывать в приложения. Молодые специалисты, которые поначалу снисходительно относились к «старой школе», теперь говорили между собой: «Если Вера Николаевна говорит, что пункт плохой, значит, он плохой. Даже если на первый взгляд вроде всё нормально».
Однажды на корпоративной встрече, когда подводили итоги нескольких крупных сделок, финансовый директор осторожно произнёс:
— Если сложить всё, что мы не потеряли благодаря вниманию нашего юридического отдела, получится сумма, превышающая миллиард долларов. В основе многих этих решений были замечания Веры Николаевны.
Она покраснела, как девчонка, когда все зааплодировали. Потом подошла к Максиму и шёпотом сказала:
— Не надо было так громко. Я же просто делала свою работу.
— Никто не запрещает делать её блестяще, — ответил он.
Вера Николаевна иногда всё ещё проходила мимо своих бывших коллег из клининга. Они махали ей швабрами, смущённо улыбались. Она всегда останавливалась, спрашивала, как дела, не обижают ли, платят ли вовремя. У неё не исчезло чувство, что любой человек в коридоре может оказаться тем, кем никто не ожидает его увидеть.
Максим тоже изменился. Он перестал бросать небрежные фразы вроде: «Ну что он там понимает, он всего лишь…». В каждом «всего лишь» ему слышался тот вечер в баре, спор, «Бентли» на кону и женщина с тележкой, которая спасла ему компанию простым внимательным чтением.
Иногда он заходил в тот самый бар на двадцать пятом этаже и садился за их с Игорем столик. Город за окном всё так же мерцал огнями, музыка звучала похожая. Но на тележку уборщицы он теперь смотрел иначе. В каждом лице, в каждом усталом взгляде ему чудились скрытые истории, дипломы, таланты, сломанные и восстановленные судьбы.
— Не место красит человека, — сказал как-то Игорь, когда они снова подняли бокалы в том же баре. — Это ты у нас теперь ходячий пример.
— Это не я пример, — усмехнулся Максим. — Пример — это шестидесятидвухлетняя женщина, которая не побоялась поднять голову и сказать: «Стоп, тут ошибка».
И добавил уже вполголоса:
— И ещё один пример — мой друг, который придумал спор, поставив на карту мою машину, но спас мне всё остальное.
Игорь только отмахнулся.
— Всё равно тот ящик виски был самым дорогим в моей жизни, — сказал он. — Но оно того стоило.
Вера Николаевна в это время сидела у себя в кабинете, в очках, с очередной толстой папкой перед собой. Мелкий шрифт больше не пугал её глаза. За окном по-прежнему менялся свет, шуршали машины, кто-то мыл коридоры. Мир оставался тем же, но она в этом мире снова заняла своё место.
Она по-прежнему берегла старую рабочую форму уборщицы в шкафу — как напоминание о том времени, когда про неё никто не вспоминал иначе, как: «Вера, тряпку сюда». И иногда ей казалось, что именно та швабра помогла ей однажды вновь взять в руки папку с договорами. Потому что в жизни бывает так: чтобы снова встать к большому столу, надо однажды протереть его тряпкой и увидеть, что под слоем пыли всё ещё лежат твои собственные силы.
Если вам понравилась история просьба поддержать меня кнопкой палец вверх! Один клик, но для меня это очень важно. Спасибо!