Звук разбивающегося стекла показался мне оглушительным в той тишине, что стояла в нашей кухне последние полчаса. Это была не просто ваза — подарок свекрови на нашу десятую годовщину, — это была последняя капля моего терпения.
— Ты меня вообще слышишь, Марина? — голос Виктора звучал раздраженно, но в нем проскальзывали нотки вины, которые он тщетно пытался замаскировать агрессией. — Я сказал, что ухожу. Всё. Финита.
Я стояла, прислонившись спиной к холодному дверному косяку, и смотрела на мужчину, с которым делила постель, завтраки и ипотеку семнадцать лет. Семнадцать. Моя дочь, Алина, только закончила школу и уехала поступать в Питер. Мы остались одни. Я думала, это будет наш «второй медовый месяц», время для нас двоих. А оказалось, это время для него и его новой секретарши, которой едва исполнилось двадцать три.
— К ней? — тихо спросила я. Голос не дрогнул. Странно, но внутри меня образовалась ледяная пустота. Ни слез, ни истерик. Только холод.
Виктор нервно поправил галстук. Он выглядел моложаво для своих сорока пяти: спортзал, дорогие костюмы, которые я же ему и выбирала, модная стрижка. Рядом с ним я, в своем домашнем кардигане и с небрежным пучком на голове, наверное, выглядела как уютная, но старая мебель. Удобно, но не престижно.
— Да, к ней. К Лене, — он выплюнул это имя, как вызов. — Послушай, Марин, не делай вид, что ты удивлена. Мы давно живем как соседи. У нас разные интересы. Я развиваюсь, расту, а ты... ты застряла. Борщи, сериалы, дача по выходным. Мне душно. Я хочу жить, понимаешь? Жить, а не доживать!
Я молча прошла к столу и начала собирать осколки вазы.
— Я застряла? — переспросила я, не поднимая глаз. — Витя, когда ты открывал свою фирму, кто вел бухгалтерию ночами? Кто договаривался с первыми клиентами, пока ты пил коньяк от стресса? Кто отказался от карьеры переводчика, чтобы у нас был «надежный тыл»?
— Не начинай, — он махнул рукой. — Это было сто лет назад. Сейчас я другой человек. И мне нужна женщина, которая соответствует моему статусу. Лена... она живая. Она вдохновляет. А ты превратилась в функцию.
Эти слова ударили больнее всего. Функция. Не любимая женщина, не партнер, не мать его ребенка. Бытовая техника.
Он пошел в спальню, и я слышала, как с грохотом открываются дверцы шкафа. Чемодан на колесиках зашуршал по паркету. Я продолжала сидеть на кухне, глядя на узор клеенки. Семнадцать лет. Семнадцать лет я строила этот дом, этот быт, эту семью, кирпичик за кирпичиком. И теперь он просто забирает чемодан и уходит в новую жизнь, оставляя меня на руинах.
Через десять минут он вышел в прихожую, одетый в пальто. В руках — две сумки.
— Квартиру оставляю тебе, — бросил он барским тоном, будто делал великое одолжение, хотя квартира была куплена на деньги моих родителей. — Машину заберу, она на фирме числится. Алине буду помогать, как и раньше. А ты...
Он на секунду замялся, взявшись за ручку двери. Обернулся. В его глазах я увидела странную смесь жалости и презрения.
— Наслаждайся свободой, Марина! Ты же вечно ныла, что у тебя нет времени на себя. Вот тебе время. Вот тебе свобода. Делай что хочешь. Вяжи носки, смотри свои мелодрамы. Ты теперь вольная птица.
Дверь захлопнулась. Щелчок замка прозвучал как выстрел.
Я осталась одна в пустой трехкомнатной квартире. Тишина давила на уши. Первые пять минут я просто стояла. Потом медленно сползла по стене на пол. И только тогда пришли слезы. Я рыдала так, что перехватывало дыхание. Я выла, как раненый зверь. Мне было сорок два года. У меня не было работы — последние пять лет я действительно занималась только домом и редкими подработками. У меня не было мужа. Моя дочь была далеко.
«Наслаждайся свободой», — эхом звучало в голове.
Утром я проснулась с чудовищной головной болью и опухшим лицом. Зеркало в ванной отразило женщину, которую я едва узнала: потухший взгляд, серый цвет лица, морщинки у глаз, ставшие глубже за одну ночь.
— Ну что, вольная птица? — хрипло сказала я своему отражению. — Пора учиться летать. Или хотя бы ползать.
Первая неделя прошла как в тумане. Я механически ела, механически убирала квартиру, которая теперь казалась огромной и пустой. Виктор не звонил. Алина прислала пару сообщений в мессенджере — она была занята учебой и новыми друзьями, я не хотела ее грузить.
На десятый день я наткнулась на старую папку с документами. Мой диплом иняза. Сертификаты курсов гидов-переводчиков, которые я закончила еще до замужества. Я вспомнила, как когда-то мечтала водить экскурсии по нашему старинному городу, показывать туристам скрытые дворики и рассказывать легенды. Но потом появился Виктор, его бизнес, Алина, бесконечные «надо» и «должна».
Я включила компьютер. Пальцы неуверенно легли на клавиатуру. Сайт объявлений. Вакансии. «Требуется переводчик», «Требуется администратор», «Требуется... до 35 лет». Везде возрастной ценз или требование опыта за последние три года.
Меня охватила паника. Неужели он прав? Неужели я — отработанный материал? Тетка с борщами?
Злость — удивительное чувство. Она сжигает боль и дает энергию. Я разозлилась. На него, на Лену с ее молодостью, на себя за свою слабость.
— Свобода, говоришь? — прошептала я, открывая сайт для создания авторских экскурсий. — Хорошо. Я тебе покажу свободу.
Я решила начать с малого. Разработала маршрут «Мистические тайны купеческого квартала». Неделю я сидела в библиотеке, поднимала архивы, искала то, чего нет в Википедии. Я ходила по улицам, замеряла время, искала лучшие ракурсы для фото.
Первая группа набралась через две недели. Пять человек. Всего пять. Я волновалась так, что дрожали колени. Но когда я начала говорить, когда увидела в их глазах интерес... страх ушел. Я вспомнила, кто я. Я не просто «бывшая жена Виктора». Я — Марина. Умная, начитанная, интересная женщина.
Через месяц у меня уже была запись на выходные вперед. А еще через два я встретила Елену Сергеевну, владелицу небольшого туристического агентства, которая случайно попала на мою экскурсию.
— У вас талант, милочка, — сказала она, прищурившись. — И прекрасный французский. Я слышала, как вы объясняли дорогу тем туристам. Не хотите поработать с иностранными делегациями? У меня горит контракт, а переводчик сломал ногу.
Это был шанс. Шанс вылезти из скорлупы, в которую меня загнал брак.
Тем временем до меня доходили слухи о Викторе. Город у нас не такой уж большой. Общие знакомые, отводя глаза, рассказывали, что он купил Лене новую машину. Что они летали на Мальдивы. Что он выглядит счастливым.
Каждая такая новость была как укол иглой. Но с каждым разом игла становилась всё тоньше, а боль — всё глуше. У меня просто не было времени страдать. Я учила новые тексты, обновляла гардероб (строгие костюмы, элегантные шарфы — теперь я сама выбирала свой стиль), и впервые за много лет начала делать макияж не для мужа, а для себя.
Однажды вечером, спустя полгода после развода, я сидела в кафе, готовясь к встрече с французами. Зазвонил телефон. Номер был незнакомый, но голос я узнала сразу.
— Привет, — голос Виктора звучал неуверенно. — Как ты?
— Здравствуй, — спокойно ответила я. — У меня всё хорошо. Что-то случилось с Алиной?
— Нет-нет, с Алиной всё в порядке. Я просто... проезжал мимо нашего дома. Свет горел. Решил узнать, как ты там. Справляешься? Деньги нужны?
В его голосе я услышала скрытое самодовольство. Он ожидал услышать жалобы, просьбы, слезы. Он хотел убедиться, что без него я пропала.
— Спасибо, Виктор, деньги не нужны. Я работаю. И у меня встреча через пять минут. Извини, не могу говорить.
— Работаешь? — он хмыкнул. — В библиотеке?
— Нет. В международном туризме. Всего доброго.
Я положила трубку и почувствовала, как уголки губ ползут вверх. Это была маленькая победа. Но я даже не догадывалась, что главная битва еще впереди.
Жизнь после развода оказалась не черной дырой, а чистым холстом. И краски на нем становились всё ярче. Моя работа с Еленой Сергеевной быстро переросла из разовой помощи в полноценное партнерство. Оказалось, что мои навыки организатора, отточенные годами ведения домашнего хозяйства и помощи Виктору в начале его бизнеса, были на вес золота. Я умела договариваться, сглаживать конфликты, предугадывать желания клиентов.
Спустя год я уже не просто водила экскурсии. Я курировала направление VIP-туризма в нашем регионе. Французы, китайцы, деловые делегации из столицы — все проходили через меня.
Я изменилась. Из зеркала на меня смотрела уверенная женщина с модной стрижкой «каре», в стильном бежевом пальто. Я похудела на восемь килограммов — не от стресса, а от активного образа жизни и того, что перестала готовить тяжелые ужины из трех блюд каждый вечер. Вечерами я теперь пила травяной чай и читала книги на языке оригинала, или шла в театр с новыми подругами.
Свобода. Виктор кинул мне это слово как кость собаке, как проклятие, а оно стало моим благословением.
А что же Виктор? Новости о нем становились всё более тревожными, хотя я и не искала их специально. «Доброжелатели» доносили.
Бизнес Виктора начало лихорадить. Оказалось, что Лена, та самая «муза» и «вдохновение», не очень-то любила экономить. Ей нужны были курорты, брендовые сумки и вечеринки. Виктор, пытаясь соответствовать молодой любовнице, начал выводить деньги из оборота фирмы. Клиенты стали жаловаться на срыв сроков. Старые партнеры, которые уважали Виктора за надежность (ту самую, которую обеспечивала и я своим тылом), начали отворачиваться.
Первый «пьяный звонок» раздался в два часа ночи в пятницу. Прошел ровно год и два месяца с того дня, как он ушел.
— Алло? — я ответила сонным голосом, испугавшись, что звонит дочь.
— Маринка... — голос Виктора был вязким, тягучим. Он был сильно пьян. — Спишь? А я вот не сплю.
— Виктор? Ты в своем уме? Два часа ночи.
— А Лена тоже не спит, — он горько усмехнулся в трубку. — Она в клубе. С подружками. Сказала, я душный. Представляешь? Я! Душный! Я ей машину купил, а я душный.
Я села на кровати, окончательно проснувшись.
— Витя, иди спать. Мне неинтересно.
— А кому интересно? — вдруг заорал он. — Ты же жена моя! Была... Ты всегда слушала. Почему ты не спросишь, как у меня дела? Почему ты такая... ледяная стала?
— Потому что я наслаждаюсь свободой, Виктор. Как ты и велел.
Я сбросила вызов и выключила телефон. Сердце колотилось, но уже не от боли, а от жалости. Жалкий. Он стал жалким.
Через неделю мы встретились случайно. В торговом центре. Я выбирала подарок Алине на день рождения, а он сидел на фудкорте с чашкой кофе. Один.
Он увидел меня и замер. Я видела, как его взгляд сканирует меня: новые сапоги, дорогая сумка, расслабленная поза, сияющие глаза. Я не выглядела брошенкой. Я выглядела женщиной, у которой все отлично.
— Марина? — он встал, чуть не опрокинув стул. — Ты... прекрасно выглядишь.
— Здравствуй, Витя. Спасибо. Ты тоже... ничего.
Я соврала. Он выглядел уставшим. Под глазами залегли тени, рубашка была не слишком свежей. Куда делся тот лоск?
— Может, кофе выпьем? — в его голосе прозвучала мольба.
Я посмотрела на часы.
— У меня есть пятнадцать минут.
Мы сели. Он смотрел на меня так, будто видел впервые.
— Слышал, ты теперь большая шишка в туризме, — начал он, нервно крутя салфетку. — Лена Сергеевна тебя хвалит. Говорят, ты контракт с французами выбила, который никто не мог получить.
— Да, есть такое. Работаю.
— А я... у нас сейчас временные трудности, — он отвел глаза. — Рынок просел. Конкуренты давят.
— Бывает, — сухо ответила я. — Но ты же «развиваешься», Витя. Ты же хотел жить.
Он скривился, как от зубной боли.
— Лена... она другая, Марин. С ней сложно. Она требует постоянного праздника. А я устал. Я прихожу домой, хочу тишины, ужина... А там пустой холодильник и ее претензии, что мы давно никуда не ходили.
— Так ты нашел то, что искал. Молодость, драйв. Разве не этого тебе не хватало со мной? Борщи и уют тебя душили.
— Я был дураком, — тихо сказал он. — Я перепутал туризм с эмиграцией, понимаешь? Страсть и жизнь — это разное.
Он вдруг накрыл мою руку своей. Его ладонь была влажной.
— Мариш, может, попробуем... ну, поговорить нормально? Я скучаю. Честно. По нашему дому. По нашим вечерам. Лена — это ошибка. Я могу все исправить. Я выгоню ее. Вернись, а?
Я посмотрела на его руку, потом на его лицо. Год назад я бы отдала всё за эти слова. Я бы ползла к нему на коленях. Но сейчас...
Я аккуратно высвободила руку.
— Исправить? Витя, ты разбил вазу. Помнишь? Ту, на кухне. Ты можешь ее склеить, но она уже никогда не будет целой. И вода в ней держаться не будет.
— Но у нас же семнадцать лет! Дочь!
— Дочь у нас есть. И останется. А «нас» больше нет. Ты сам это выбрал. Ты подарил мне свободу. И знаешь что? Мне понравился этот подарок. Я не хочу его возвращать.
Я встала, поправила пальто и ушла, не оглядываясь. Я чувствовала его взгляд спиной. Тяжелый, растерянный взгляд человека, который понял, что потерял не просто «удобную мебель», а фундамент, на котором стояла его жизнь.
Но это был еще не конец. Виктор не привык проигрывать. Началась осада. Цветы курьером (которые я передаривала консьержке), сообщения с извинениями, попытки встретить меня у подъезда.
Апогеем стал его приход к Алине, когда та приехала на каникулы. Он пытался через дочь повлиять на меня. «Мама сошла с ума, — говорил он ей. — Она рушит семью из гордости. Поговори с ней».
Алина, моя мудрая девочка, пришла ко мне вечером. Мы сидели на кухне — той самой, где все закончилось, — пили чай.
— Мам, папа хочет вернуться, — сказала она, глядя в кружку. — Он выглядит плохо. Говорит, что расстался с этой Леной. Что любит только тебя.
— А ты что думаешь? — спросила я.
Алина подняла на меня глаза.
— Я думаю, что он эгоист, мам. Он ушел, когда ему захотелось праздника. А теперь, когда праздник кончился и началось похмелье, он хочет обратно в тепло. Туда, где его обслужат и пожалеют.
Я обняла дочь. Она поняла всё лучше, чем я ожидала.
В ту ночь телефон зазвонил снова. Три часа ночи.
— Ну что, добилась своего? — голос Виктора был пьяным и злым. — Настроила дочь против меня? Королева! Бизнес-леди! Да кто ты без меня была? Ноль! Пустое место! Это я тебя сделал!
В этот раз я не стала сбрасывать. Я молча слушала его пьяный бред.
— Я банкрот, Марина! Почти банкрот! Лена утащила половину денег, налоговая на хвосте. Мне нужна помощь! Мне нужен мой дом! Ты не имеешь права жить там одна и радоваться, пока я тону! Это и моя квартира!
— Квартира, Витя, — спокойно перебила я его истерику, — оформлена на меня дарственной от моих родителей. Ты забыл? А насчет помощи... У тебя есть свобода. Наслаждайся ею.
Я заблокировала его номер. Впервые за все это время. Это была не месть. Это была гигиена. Я просто убрала мусор из своей жизни.
Но судьба любит иронию. Через неделю я получила приглашение на городской бизнес-форум. Меня пригласили как спикера в секцию «Женское предпринимательство: успешный старт после 40». И в списке участников я увидела название фирмы Виктора.
День форума выдался солнечным, но ветреным. Я стояла перед зеркалом в холле конференц-центра, поправляя микрофон-петличку на лацкане темно-синего жакета. Сердце билось ровно. Страха больше не было. Был азарт.
Зал был полон. Женщины, уставшие, ищущие вдохновения, молодые девушки, только начинающие свой путь. Я вышла на сцену и начала рассказывать свою историю. Не как драму брошенной жены, а как кейс антикризисного управления собственной жизнью. Я говорила о том, как страх парализует, а действие — лечит. О том, что ресурсы всегда внутри нас, просто иногда они завалены бытовым мусором.
В середине выступления я заметила его. Виктор стоял в задних рядах, прислонившись к стене. Он выглядел... помятым. Костюм сидел мешковато, будто он похудел на пару размеров, но не успел обновить гардероб. В руках он нервно крутил телефон. Он смотрел на меня не отрываясь.
Когда я закончила, зал взорвался аплодисментами. Ко мне подходили люди, задавали вопросы, просили визитки. Я краем глаза следила за Виктором. Он не уходил, но и не подходил. Он ждал.
Когда толпа схлынула, я направилась к выходу. Он преградил мне путь.
— Блестящее выступление, — сказал он. Голос был хриплым. Трезвым, но каким-то надломленным. — Особенно та часть про «избавление от балласта». Это ты про меня?
— Это про страхи и сомнения, Виктор. Но каждый слышит то, что хочет.
— Я закрываю фирму, Марин, — вдруг выпалил он. — Банкротство. Долги. Лена... она не просто ушла. Она слила базу клиентов конкурентам. Моим конкурентам.
Я смотрела на него и не чувствовала злорадства. Только легкую грусть. Это был человек, которого я когда-то любила. Отец моего ребенка. Сейчас передо мной стоял неудачник, который сам разрушил свою империю.
— Мне жаль, Витя. Правда.
— Жаль? — он горько усмехнулся. — Тебе не жаль. Ты победила. Ты теперь на коне, а я в грязи. Знаешь, зачем я звонил тебе по ночам?
— Чтобы пожаловаться?
— Чтобы услышать, что тебе тоже плохо. Что ты не справляешься. Что без меня ты — никто. Мне нужно было это знать, чтобы чувствовать себя мужчиной. А ты... ты становилась всё сильнее. И это меня убивало.
В этом признании была вся суть нашего брака последних лет. Ему нужна была не я. Ему нужен был фон, на котором он выглядел бы героем. Слабая, зависимая жена, оттеняющая его величие. А когда фон стал самостоятельной картиной, его это взбесило.
— Виктор, — я посмотрела ему прямо в глаза. — Я не соревнуюсь с тобой. Я просто живу. Живу той жизнью, которую ты мне «подарил», оставив одну. И я благодарна тебе за тот пинок. Без него я бы так и осталась на кухне.
Он молчал. Потом вдруг спросил, тихо, почти шепотом:
— У меня никого не осталось. Друзья отвернулись, когда узнали, что я без денег. Лена... понятно. Дочь холодна. Марин, мне некуда идти. Я снимаю студию на окраине. Можно я... можно я приду сегодня? Просто поужинать. Как раньше. Пожалуйста.
Это был момент истины. Момент, когда можно было проявить великодушие, впустить блудного мужа, накормить его котлетами, утешить. Многие женщины так и делают. Прощают. Принимают. Тянут этот крест дальше.
Я представила его на своей новой кухне. Его нытье, его запах перегара и неудач, его попытки снова самоутвердиться за мой счет, теперь уже давя на жалость.
— Нет, Виктор, — твердо сказала я. — Ужина не будет. Как раньше уже никогда не будет.
— Ты жестокая, — прошептал он.
— Нет. Я свободная.
Я обошла его и направилась к выходу. На улице меня ждало такси. Вечером у меня было свидание. Настоящее свидание с мужчиной, который видел во мне не кухарку и не «функцию», а интересную женщину. Его звали Андрей, он был архитектором, и мы познакомились на выставке. Он не знал про мои борщи, но восхищался моим знанием истории города.
Сидя в такси и глядя на проплывающие огни вечернего города, я достала телефон. Пять пропущенных от «Бывший». И одно сообщение: «Прости меня».
Я нажала «Удалить».
История с Виктором была закончена. Книга закрыта, сдана в архив. Я больше не оглядывалась назад. Впереди была целая жизнь. Моя дочь заканчивала первый курс и собиралась приехать на лето. Мой бизнес рос. Мое сердце было открыто для нового.
Семнадцать лет коту под хвост? Нет. Это была школа. Долгая, трудная школа выживания. Я сдала экзамен экстерном и получила диплом с отличием. А главный приз — это я сама. Настоящая. Сильная. Счастливая.
Телефон звякнул. Сообщение от Андрея: «Заказал столик у окна. Жду тебя. Ты любишь джаз?».
Я улыбнулась и набрала ответ: «Обожаю. Буду через десять минут».
Машина свернула на набережную. Ветер с реки был свежим и бодрящим. Это был ветер перемен, и он дул в мои паруса. Я глубоко вздохнула. Как же вкусно пахнет свобода.
Свидание с Андреем прошло идеально, но, возвращаясь домой, я чувствовала странную тревогу. Ту самую, что бывает перед грозой, когда воздух становится плотным и тяжелым. Подходя к подъезду, я поняла причину.
На скамейке у парадной сидел Виктор. Но не тот Виктор, которого я видела на форуме — помятый, но все еще в костюме. Этот человек напоминал тень. Спортивный костюм, давно не видевший стирки, щетина, переходящая в бороду, и пакет из дешевого супермаркета в руках.
— Гуляешь? — его голос скрипел. Он даже не встал.
— Живу, Витя. Я же тебе сказала: ужина не будет.
— А я не за ужином. — Он поднял на меня мутные глаза. — Я к дочери хотел зайти. Ключей-то нет. Замки сменила... Предусмотрительная.
Сердце пропустило удар. Алина должна была приехать завтра утром, но планы могли измениться.
— Алины здесь нет. Она в Питере. Уходи, или я вызову полицию.
Виктор вдруг рассмеялся. Зло, отрывисто.
— Полицию? На мужа? У нас штамп в паспорте о разводе есть, а вот раздела имущества не было, Марин. Квартирка-то... совместно нажитая. То, что твои родители деньги давали — это еще доказать надо. Расписки есть? Нет. Значит, половина моя.
Меня обдало холодом. Вот оно. Он перестал давить на жалость и перешел к угрозам. Это была агония зверя, загнанного в угол.
— Ты же сам кричал: «Оставляю квартиру!». Ты же барин, Витя.
— Барин тогда был богатый. А теперь барину жить негде. Лена, стерва, переписала мою машину на своего брата, пока я спал. Кредиты на мне. Коллекторы звонят. Так что, Марин, двигайся. Я имею право здесь жить. По закону.
Я молча прошла мимо него, набрала код домофона и, как только дверь открылась, юркнула внутрь, захлопнув ее перед его носом. Руки тряслись. Я знала, что он блефует насчет «просто заехать», но юридически он мог попортить мне много крови. Дарственная от родителей была оформлена правильно, но если он наймет беспринципного адвоката и начнет судиться, доказывая, что делал здесь ремонт на свои деньги... Это суды, нервы, грязь.
На следующий день приехала Алина. Она выглядела повзрослевшей и какой-то слишком серьезной.
— Мам, папа звонил, — сказала она, даже не разобрав сумку. — Он плакал. Говорил, что ему нечего есть. Что он ночует у какого-то друга на полу.
— Алина, он взрослый мужчина. У него есть руки, ноги и голова.
— Мам, но он... жалок. Он просил денег. Немного, пять тысяч. Я перевела.
Я села на стул, чувствуя, как закипает гнев.
— Ты перевела ему деньги со своей стипендии? Тому, кто променял нас на секретаршу и Мальдивы?
— Он мой отец! — выкрикнула Алина. В её глазах стояли слезы. — Да, он козел. Но я не могу знать, что он голодает, и спокойно есть твои пироги!
В этот момент я поняла, что моя «свобода» была иллюзией, пока Виктор имеет рычаги давления. Он решил бить по самому больному — по нашему ребенку. Он использовал дочь как кошелек и жилетку, высасывая из нее ресурсы, которых у студентки и так было немного.
Вечером я встретилась с Андреем. Мне не хотелось грузить его своими проблемами на третьем свидании, но он, будучи человеком проницательным, сразу заметил мое состояние.
— Кто обидел? — спросил он просто, разливая чай.
Я рассказала всё. Про визит, про угрозы судом, про манипуляцию дочерью. Андрей слушал внимательно, не перебивая, только морщинка на лбу становилась все глубже.
— Знаешь, Марина, — сказал он, когда я закончила. — У архитектуры и жизни есть общее правило: нельзя строить новое здание на гнилом фундаменте. Пока ты не решишь вопрос с ним окончательно, он будет тянуть тебя назад.
— Но что я могу? Убить его?
— Нет. Но можно лишить его зубов. Юридически. У меня есть хороший адвокат, специалист по семейному праву. Зверь, а не женщина. Она разберет твою ситуацию за день. Но тебе придется быть жесткой. Готова?
Я вспомнила слезы Алины. Вспомнила его пьяный смех у подъезда.
— Готова.
Следующий месяц превратился в кошмар наяву. Виктор перешел в активное наступление. Он подал иск о разделе имущества, требуя половину квартиры и компенсацию за автомобиль, который «оставил мне» (хотя машина была оформлена на фирму и давно продана за долги). Но самое страшное было не это.
Он начал приходить к нам домой. Каждый день. В 7 утра, в 11 вечера. Он стучал в дверь, звонил, кричал на весь подъезд:
— Алина! Дочка! Открой папе! Твоя мать хочет моей смерти!
Соседи начали коситься. Бабки у подъезда, которые еще вчера здоровались со мной с улыбкой, теперь шептались: «Довела мужика, выгнала на улицу, а сама хахаля завела». Общественное мнение в нашем доме качнулось в сторону «бедного несчастного мужа». У нас ведь как принято: пьет, бьет — терпи, а если выгнала — значит, стерва.
Алина была на грани нервного срыва. Она перестала выходить из дома, боясь встретить отца.
— Мам, может, отдадим ему деньги за долю? — плакала она ночью. — Пусть он просто исчезнет!
— У нас нет таких денег, милая. И даже если бы были — это шантаж. Стоит дать слабину один раз, он будет доить нас до конца дней.
В один из таких вечеров, когда Виктор снова устроил концерт под дверью, ко мне пришел Андрей. Он просто отодвинул меня от глазка двери.
— Открой, — спокойно сказал он.
— Ты что? Он пьян и агрессивен!
— Открывай.
Я повернула замок. Виктор стоял на пороге, взъерошенный, готовый к очередной тираде, но, увидев перед собой высокого, крепкого Андрея, осекся.
— Ты кто еще такой? — буркнул Виктор, пытаясь заглянуть ему за плечо. — Где моя жена?
— Твоя бывшая жена занята. А я тот, кто сейчас вызовет наряд за хулиганство, если ты не исчезнешь через минуту.
— Ты мне не угрожай! Я собственник! Я здесь прописан... был!
— Виктор, — Андрей говорил тихо, но от этого тона даже мне стало не по себе. — Я навел справки. Твои долги перед банками — около пяти миллионов. На тебе висит два исполнительных производства. Если сейчас приедет полиция, они очень заинтересуются твоим местонахождением. А еще у меня есть видеозапись, как ты вчера царапал машину соседа, перепутав её с машиной Марины. Сосед, кстати, полковник в отставке. Хочешь, я ему видео скину?
Виктор побледнел. Его бравада сдулась, как проколотый шарик.
— Я... я просто хотел поговорить с дочерью.
— Алина не хочет с тобой говорить. Уходи.
Виктор бросил на меня взгляд, полный ненависти, развернулся и поплелся вниз по лестнице.
Но главная битва была в суде. Адвокат Андрея, железная леди по имени Жанна, раскопала то, о чем я даже не подозревала. Оказалось, что, пока мы были в браке, Виктор тайком брал кредиты под залог нашего дачного участка (оформленного на него), и деньги эти уходили не в бизнес, а на счета подставных фирм. А еще всплыли переводы на имя некой Елены за два года до нашего развода.
— Марина, — сказала Жанна перед заседанием. — У нас есть доказательства, что он выводил семейный бюджет на сторону. Мы подаем встречный иск. Мы потребуем компенсацию за растрату общих средств. И главное — мы докажем, что в квартиру вложены средства от продажи жилья ваших родителей. У меня есть архивные выписки из банка, которые вы мне дали.
На суде Виктор выглядел жалко. У него был государственный адвокат, уставшая женщина, которая явно хотела поскорее закончить дело. Когда Жанна начала выкладывать факты о его тратах на любовницу в период брака, о фальсификации отчетности фирмы, Виктор вжался в стул.
Он надеялся на легкую победу, на то, что я испугаюсь и откуплюсь. Но он забыл, что «свобода», которую он мне подарил, научила меня драться.
Судья вынесла решение в мою пользу. Квартира осталась за мной. Более того, Виктора обязали выплатить часть суммы за растраченные общие средства, хотя взять с него было нечего.
Когда мы вышли из здания суда, пошел дождь. Виктор стоял под козырьком, куря одну сигарету за другой. Я хотела пройти мимо, но он окликнул меня.
— Довольна? — спросил он. — Теперь я бомж. Официально.
— Ты сам выбрал этот путь, Витя. Ты хотел молодость и драйв. Ты их получил. А то, что в конце пути оказалась пропасть — это не моя вина.
— Алина меня ненавидит, — глухо сказал он. — Я звонил ей. Она сменила номер.
— Она просто повзрослела, Витя. Она увидела не папу, а человека, который готов уничтожить её дом ради денег. Это сложно простить.
Я открыла зонт.
— Прощай. Надеюсь, ты найдешь в себе силы начать все с нуля. Руки и голова у тебя все еще есть.
— Марин... — он сделал шаг ко мне, и я увидела в его глазах настоящий страх. Страх одиночества. — У меня правда никого нет. Ленка... она сказала, что я импотент и неудачник. Представляешь?
— Представляю, — кивнула я. — Ты же сам учил меня: «Наслаждайся свободой». Вот и твоя очередь.
Прошло еще полгода.
Зима в этом году выдалась снежной и красивой. Я стояла у окна своего нового офиса. Да, я решилась. Ушла от Елены Сергеевны и открыла свое маленькое бюро авторских путешествий. Страшно было до дрожи, но Андрей сказал: «Если ты смогла победить в войне с прошлым, бизнес для тебя — это просто игра». И он был прав.
Алина закончила сессию на отлично. Она все еще переживала из-за отца, но боль притупилась. Мы узнали через знакомых, что Виктор уехал в другой город. Вроде бы устроился прорабом на стройку, живет в общежитии. Пьет, но работает. Это был его выбор, его жизнь, и я, наконец, перестала чувствовать вину за его судьбу. Я перестала быть его «мамочкой».
В дверь кабинета постучали.
— Марина Владимировна, к вам курьер, — заглянула моя помощница, шустрая девочка Катя.
— Пусть войдет.
Курьер внес огромную корзину белых тюльпанов. В декабре.
Я достала записку. «Свобода — это прекрасно. Но свобода вдвоем — это счастье. Выходи за меня. Андрей».
Я стояла, вдыхая свежий запах весенних цветов, и слезы катились по щекам. Не от горя. От невероятного, звенящего облегчения.
Вечером мы сидели в ресторане. Алина, Андрей и я. Андрей волновался, как мальчишка, когда надевал мне кольцо на палец. Алина сияла. Она приняла его не сразу, присматривалась, проверяла, но после той истории с «осадой» и судом, Андрей стал для нее авторитетом. Он не пытался заменить ей отца, он стал старшим другом.
— Мам, — шепнула мне Алина, когда мы вышли попудрить носик. — Ты такая красивая. Ты никогда такой с папой не была.
— Какой?
— Живой. У тебя глаза горят.
Я посмотрела в зеркало. Семнадцать лет брака коту под хвост? Нет. Я больше так не думала. Эти семнадцать лет были гумусом, почвой, на которой выросла я нынешняя. Если бы Виктор не предал меня, если бы не выкинул из зоны комфорта, я бы до сих пор варила борщи и считала копейки, мечтая о несбыточном. Его предательство стало катализатором. Он хотел сломать меня, чтобы почувствовать свою силу, а в итоге — выковал из меня сталь.
Мы вышли из ресторана. Город был украшен гирляндами, скоро Новый год. Андрей обнял меня за плечи, защищая от ветра.
— О чем задумалась? — спросил он.
— Думаю о том, что козыри иногда приходят в конце игры, — улыбнулась я. — И что «свобода» — это не когда ты никому не нужна. Свобода — это когда ты выбираешь сама, кто тебе нужен.
В кармане завибрировал телефон. Я достала его. Сообщение с незнакомого номера.
«Слышал, ты замуж выходишь. Поздравляю. Надеюсь, он не подарит тебе такую же свободу, как я».
Это был Виктор. Даже из другого города, даже со дна своей жизни, он пытался уколоть. Пытался посеять сомнение. Раньше я бы расстроилась. Я бы начала оправдываться мысленно.
Но теперь?
Я показала экран Андрею.
— Ответим? — спросил он с улыбкой.
— Зачем? — я пожала плечами и нажала кнопку «Заблокировать». — У мертвых нет голоса в мире живых.
Я убрала телефон в сумку. Взяла под руку мужчину, которого любила, и мы пошли вперед, по заснеженной улице, оставляя за спиной следы, которые тут же заметала метель. Прошлое осталось там, под снегом. А впереди был только свет.
Моя свобода закончилась. Началась моя жизнь.