Женщина вышла из вагона, слабо покачиваясь после долгой дороги, словно земля под ногами ещё продолжала вибрировать в такт колёсам. Морозный воздух вокзала ударил в лицо так резко, что она на секунду прикрыла глаза. За спиной негромко хлопнула дверь поезда, по платформе потянулась суета: кто-то торопливо стаскивал вниз тяжёлый чемодан, кто-то звал ребёнка, кто-то громко смеялся, облегчённый тем, что, наконец, добрался.
Ей казалось, что весь этот шум проходит где-то в стороне, будто она стоит под стеклянным колпаком. Усталость давила на плечи, пальцы чуть подрагивали от холода, но где-то в груди грелась тихая радость: ещё немного — и будет дома. Там тепло, знакомые стены, привычный запах подушки, тишина вечерней кухни, где можно поставить чайник и никуда больше не спешить.
Она прижала к себе сумку, поправила шарф и сделала первый шаг по платформе. Нетерпение было почти болезненным, как перед важным разговором. Хотелось поскорее вырваться из этого людского потока, пройти через вокзал, свернуть на знакомую улицу и увидеть в окнах своей квартиры мягкий, спокойный свет.
Она шла, осторожно обходя людей, и ловила на себе редкие, рассеянные взгляды. Кто-то нечаянно задел её локоть, кто-то прошёл так близко, что задел краем чемодана её колено. Всё это казалось обычным, даже слишком привычным, и в этой привычности было что-то успокаивающее, пока вдруг пространство перед ней будто не замедлилось.
Она сделала ещё шаг и ощутила странное чувство, будто воздух впереди стал плотнее. Лариса — так звали женщину — остановилась и нахмурилась. И в этот миг сбоку, неожиданно, почти неслышно, словно порыв холодного ветра вырвался из тени, к ней подскочила невысокая фигура.
Перед ней стояла цыганка. Яркая длинная юбка чуть касалась грязного, припорошенного снегом пола платформы, тёмный платок был завязан так туго, словно удерживал не только волосы, но и чьи-то тайны. Глаза — большие, тёмные — блеснули и удивительно быстро поймали взгляд Ларисы.
До того как Лариса успела отпрянуть, тонкие, тёплые пальцы коснулись её запястья.
— Красавица, стой, — негромко сказала цыганка, но голос прозвучал так отчётливо, что легко прорезал вокзальный шум.
Лариса дёрнула рукой, но цыганка не держала её крепко, словно вовсе не сила пальцев удерживала, а странная тяжесть взгляда.
— Оставьте меня, пожалуйста, — устало произнесла Лариса, стараясь говорить спокойно. — Мне не до этого.
— Домой торопишься? — цыганка склонила голову набок, всматриваясь в её лицо. — А зря торопишься. Дом он разный бывает.
— Не нужно мне ничего говорить, — твёрже ответила Лариса и попробовала сделать шаг в сторону.
Цыганка не преграждала дорогу, но отступила так, что оказалась чуть впереди, почти лицом к лицу.
— Не туда ты идёшь, — тихо прошептала она, и от её голоса по спине Ларисы пробежал холодок.
Теперь Лариса почувствовала запах, исходящий от незнакомки: дым, сушёные травы и лёгкая сладковатая нота чего-то терпкого.
— Что значит — не туда? — спросила она, сама удивившись, что вступает в разговор.
— Там сейчас чужая рука хозяйничает, — цыганка говорила спокойно, без напора и привычной для таких людей напускной игривости. — Там тепло, да не твоё. И свет горит, да не для тебя.
Лариса чуть усмехнулась, хотя усмешка вышла кривой.
— Вы всем так говорите? — попыталась она отшутиться. — Придумали сказку — и деньги давай?
Цыганка даже не моргнула.
— Деньги свои оставь, — неожиданно мягко ответила она. — Мне не они от тебя нужны.
— А что тогда? — Лариса почувствовала, как внутри поднимается раздражение, переплетённое с тревогой. — Предупредить хотите? О чём?
Цыганка чуть приблизилась, её глаза потемнели ещё сильнее.
— Сегодня жизнь твоя круто повернёт, — одними губами произнесла она. — Пойдёшь домой — увидишь. Только помни, не бойся. Смотри внимательно. В твоём доме уже чужая тень живёт.
— Хватит, — твёрдо сказала Лариса, чувствуя, как дрожат пальцы. — Оставьте меня в покое.
Она снова оглянулась по сторонам: люди шли мимо, тащили сумки, смеялись, ругались, кто-то говорил по телефону. Никто не обращал внимания на них двоих. Всё вокруг казалось обычным, и именно это обычное ещё сильнее подчёркивало странность происходящего.
— Выдумки всё это, — почти шёпотом проговорила она, скорее для себя, чем для собеседницы.
— Выдумки позже вспомнишь, — усмехнулась цыганка, но не зло, а устало. — Ступай. Только помни: свет в окне — не знак, а испытание.
Лариса хотела спросить ещё что-то, но в следующую секунду её запястье стало свободным. Она моргнула и обернулась: рядом никого не было. Ни яркой юбки, ни туго повязанного платка. Толпа текла так же, как и минуту назад.
Она постояла, прислушиваясь к собственному дыханию. Сердце билось чаще обычного, ладони вспотели в шерстяных перчатках.
— Помешалась, — выдохнула Лариса, поправляя сумку на плече. — Устала, вот и мерещится.
Она двинулась к выходу с платформы, ступая осторожно, будто каждый шаг мог снова столкнуть её с той странной женщиной. Чем дальше она отходила от поезда, тем явственнее становились знакомые звуки города: низкий гул машин за окнами вокзала, крик торговки, ругательство какого-то таксиста.
Выйдя на улицу, она глубоко вдохнула морозный воздух.
— Всё, хватит, — сказала она себе вслух. — Дом. Душ, чай, под одеяло.
До дома можно было доехать на троллейбусе, но Лариса решила идти пешком. Хотелось проветрить голову, привести мысли в порядок.
Она зашагала по заснеженному тротуару, ощущая, как снег слегка поскрипывает под подошвами. Фонари уже горели, рыжеватый свет ложился на деревья, на припаркованные вдоль дороги машины.
Через несколько минут она поймала себя на том, что всё время оборачивается.
— Ну вот, — пробормотала Лариса, — ещё и паранойя.
Она ускорила шаг. Сумка неприятно врезалась в плечо, ремень натирал кожу через ткань пальто. Хотелось зайти в ближайший магазин, купить хлеб, молоко, но при мысли о том, что придётся задерживаться среди людей, слушать чужие голоса, разглядывать витрины, стало тоскливо. Она решила, что обойдётся тем, что есть дома.
Мимо прошли две пожилые женщины, о чём-то оживлённо споря. Одна из них на секунду посмотрела на Ларису внимательнее, будто хотела что-то сказать, но тут же отвернулась.
Телефон в кармане тихо пискнул. Лариса остановилась на перекрёстке, достала его, взглянула на экран: сообщение от дочери.
«Мам, как доехала? Напиши, когда будешь дома».
Она торопливо набрала ответ:
«Доехала нормально. Иду пешком. Напишу, когда зайду».
Пальцы чуть дрожали, но она решила списать это на холод. Убрала телефон и пошла дальше.
Чем ближе была её улица, тем отчётливее становилось неприятное ощущение в животе, словно перед каким-то известием, которое уже летит к тебе, но ещё не достигло.
Когда она свернула к своему двору, заметила у подъезда чёрную машину. Гладкий кузов блестел под фонарём, стекла были тёмные.
— Не видела такую раньше, — машинально отметила она и тут же одёрнула себя: — Да сколько у нас машин во дворе, всех и не упомнишь.
Она прошла мимо, опуская глаза на заснеженную плитку у подъезда. Достала ключ от домофона, потянулась к панели, но вдруг подняла голову.
В окнах её квартиры на третьем этаже горел свет. Яркий, ровный, тёплый.
Лариса застыла у двери подъезда.
— Я же… — прошептала она. — Я точно всё выключала.
Она вспомнила, как перед поездкой торопливо проверяла квартиру: плита выключена, утюг выдёрнут, лампы погашены. Она никогда не оставляла свет, тем более уезжая на несколько дней.
В этот миг слова цыганки всплыли в памяти так ясно, словно их снова прошептали у неё за ухом:
«Свет горит, да не для тебя. В твоём доме чужая тень живёт».
— Чушь, — упрямо сказала Лариса и вошла в подъезд.
Лестничная клетка встретила её знакомой сыростью, запахом пыли и старой побелки. Под потолком мигала лампочка, как всегда, чуть потрескивая.
Она остановилась, прислушиваясь. Сверху, где-то над третьим этажом, хлопнула дверь, потом послышались шаги, чей-то смех. Обычные звуки дома, которые всегда были фоном её жизни. Но теперь даже они казались подозрительными.
Лариса поднялась на первый пролёт. Шаги отдавались в тишине так, будто она шла одна во всём доме. На втором этаже чья-то дверь была приоткрыта, сквозь щель тянуло запахом жареного лука.
Из этой двери выглянула соседка — невысокая, полноватая женщина лет шестидесяти, Наталья Ивановна.
— О, Лариса, ты уже вернулась? — удивлённо подняла брови соседка. — Я думала, ещё в гостях у сестры.
— Только приехала, — выдавила Лариса, почему‑то чувствуя неловкость. — А вы откуда знаете, что я уезжала?
— Так ты же говорила, — улыбнулась соседка. — Я ещё запоминала, чтоб цветы твои не забыть полить, если вдруг долго не будет. Слушай, а к тебе вроде кто‑то заходил вчера.
Сердце Ларисы толкнулось в груди.
— Как... заходил? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
— Мужчина какой‑то, — Наталья Ивановна понизила голос, как будто делилась особой тайной. — Высокий, в тёмной куртке. Я в окно увидела, как он из машины вышел, с чемоданчиком небольшим. Зашёл в подъезд, а через пару минут в твоём окне свет загорелся. Я подумала, может, родственник, мало ли. Хотела тебе позвонить, да потом делами закрутилась.
— Какой ещё родственник… — тихо сказала Лариса. — У меня никого тут нет.
Наталья Ивановна нахмурилась.
— Может, ошиблась, — неуверенно произнесла она. — Хотя… ключом дверь открыл. Я из окна видела, как он у твоей квартиры копошился, но недолго.
— Ключом? — переспросила Лариса, и пальцы сами крепче сжали ремень сумки.
— Может, и не твоей, у нас же на площадке две квартиры, — поспешно добавила соседка. — Ладно, не пугайся раньше времени. Поднимайся, посмотри. Если что не так — стучи, позовёшь.
— Спасибо, Наталья Ивановна, — едва слышно сказала Лариса.
Она двинулась дальше, чувствуя, как колени стали чуть ватными. Каждая ступень казалась выше, чем обычно.
На площадке третьего этажа взгляд сразу упал на коврик у её двери. Тот самый коврик с выцветшими розами, который она перед отъездом аккуратно выровняла, чтобы край ровно прилегал к стене. Сейчас он был немного сдвинут, словно кто‑то торопливо вытирал об него ноги.
Она остановилась и прислушалась.
За дверью стояла тишина. Не слышно было ни шагов, ни шороха, ни звона посуды. Но эта тишина показалась настороженной, как будто за стеной кто‑то тоже замер и прислушивается.
Лариса осторожно опустила сумку на пол и достала из кармана ключи. Металл звякнул, звук показался ей слишком громким. Она зажала связку в ладони, глубоко вдохнула и медленно, почти неслышно, вставила ключ в замок.
— Если сейчас дверь не откроется, значит, всё в порядке, — подумала она. — Значит, это просто совпадение.
Ключ повернулся удивительно легко.
Щёлкнул замок.
Лариса толкнула дверь и чуть приоткрыла её. В лицо сразу ударил тёплый воздух квартиры, смешанный с запахом, которого здесь раньше не было: табак, мужской одеколон, что‑то металлическое, сухое.
Первое, что она увидела, — свет. Горели все лампы: в прихожей, в кухне, в комнате. Яркий, ровный, почти праздничный свет. Будто кто‑то только что прошёлся и специально всё включил.
Лариса отступила на полшага.
— Кто здесь? — громко спросила она, сама удивившись, как глухо прозвучал её голос.
Ответа не было.
Она взяла сумку, перешагнула порог и аккуратно прикрыла за собой дверь, оставив замок незапертым.
В прихожей всё вроде бы было на своих местах: её куртка висела на крючке, сапоги стояли у стены. Но на тумбочке для ключей лежала чужая связка — массивная, с тяжёлым металлическим брелоком.
Лариса чуть тронула её пальцем. Ключи были холодными.
— Простите? — снова позвала она, уже тише. — Кто здесь?
С кухни донёсся лёгкий скрип стула.
Лариса шагнула туда, вглядываясь. На столе — чужая кружка, ещё влажная, недавно помытая. Рядом раскрытая газета, такие она никогда не читала. В раковине блестела тонкая струйка воды, кто‑то плохо закрыл кран.
— Какого чёрта… — едва слышно выдохнула она.
Из комнаты донёсся негромкий звук, похожий на щелчок пульта.
Лариса медленно повернула голову и посмотрела в сторону гостиной.
Там, на её диване, сидел мужчина. Совершенно незнакомый.
Он сидел, закинув ногу на ногу, словно у себя дома. Одна рука лежала на подлокотнике, в другой он держал её пульт от телевизора. Экран мигал, показывая какую‑то передачу, звук был убавлен.
Мужчина не вздрогнул, не вскочил, даже не удивился. Медленно повернул голову и посмотрел на неё спокойно, пристально, внимательно, словно ждал именно этого момента.
— Ну вот ты и пришла, — сказал он тихо.
Голос у него был низкий, ровный, и по‑своему приятный, но от этого Ларисе стало только холоднее.
— Кто вы? — спросила она, сама поражаясь, что голос почти не дрогнул. — Что вы здесь делаете?
Мужчина чуть приподнял ладонь, словно успокаивая.
— Не бойся, — спокойно проговорил он. — Нам нужно поговорить.
— Я вызову милицию, — резко сказала Лариса и потянулась к телефону, лежащему на тумбочке у входа в комнату.
— Звони, — пожал плечами он. — Только сначала выслушай.
Она замерла с телефоном в руке.
— Вы взломали дверь? Как вы сюда попали? — заговорила она быстрее, чем успевала осмысливать слова. — Уходите немедленно, иначе я…
— Иначе ты что? — без насмешки, но с лёгкой усталостью спросил он. — Ты же видишь: я не прячусь. Сижу при свете, телевизор не выключаю. Дверь не запер. Зачем мне это?
Лариса вдруг поняла, что он прав: всё делалось настолько открыто, будто он был уверен в своём праве находиться здесь.
— Ключ у вас откуда? — медленно произнесла она, чувствуя, как по спине снова пробегает холод.
— Мне его передали, — коротко ответил мужчина.
— Кто? — Она сделала шаг вперёд. — Немедленно скажите, кто вам дал ключ от моей квартиры!
Он помолчал, всматриваясь в её лицо, как будто пытаясь решить, с чего начать. Потом отложил пульт на журнальный столик, выпрямился и чуть склонил голову.
— Меня зовут Андрей, — сказал он. — Я не враг тебе.
— Мне всё равно, как вас зовут, — отрезала Лариса. — Объясните, что вы делаете в моём доме.
— В твоём? — спокойно повторил он, и в голосе не было ни насмешки, ни спора. — Вот об этом и надо поговорить.
— Это моя квартира, — медленно, с нажимом проговорила Лариса. — Я здесь живу уже много лет. У меня есть документы, соседи подтвердят. Вы сейчас же уходите, и я забуду, что вы сюда вообще заходили.
Андрей кивнул, будто отмечая про себя каждое её слово.
— Ты здесь жила много лет, — согласился он. — Никто не спорит. Только за последнее время много чего изменилось.
— Ничего не изменилось, — твёрдо сказала она, хотя где‑то глубоко внутри уже шевельнулось нехорошее предчувствие. — Я просто уезжала на несколько дней. А вы…
— Когда ты уезжала, — перебил он спокойно, — ты была уверена, что, вернувшись, застанешь всё, как оставила. Так?
— Естественно, — вспыхнула она. — А как ещё?
— А вот так, что пока тебя не было, решалась твоя судьба, — произнёс он почти буднично. — И судьба этой квартиры тоже.
Лариса почувствовала, что ей нужно сесть, иначе ноги могут подогнуться. Она опустилась в кресло напротив дивана, не отпуская из рук телефон, словно он был единственной ниточкой к привычному миру.
— Говорите ясно, — попросила она. — Без загадок.
Андрей вздохнул, провёл рукой по лицу, будто стирая невидимую усталость.
— У тебя есть бывший муж, — не спрашивая, а утверждая, сказал он.
— Есть, — настороженно ответила она. — И что? Мы давно не общаемся.
— А он, оказывается, не забыл о тебе, — усмехнулся уголком губ Андрей. — Точнее, не о тебе. О квадратных метрах.
— Не понимаю, о чём вы, — Лариса крепче сжала телефон. — Квартиру мне оставили по решению суда. Всё оформлено.
— Был суд, — кивнул он. — А потом был ещё один документ. Без твоего участия.
— Я ничего не подписывала! — воскликнула она.
— Не обязательно, чтобы ты подписывала, — тихо ответил Андрей. — Бывают доверенности, подделанные подписи, сделки, о которых человек узнаёт последним.
Лариса замолчала. В голове мелькали обрывки мыслей: банк, долги, какие‑то истории знакомых, у которых «отобрали жильё».
— Вы хотите сказать… — медленно произнесла она, — что моя квартира… что?
— Что сейчас она принадлежит не только тебе, — спокойно закончил Андрей. — По документам здесь появился ещё один собственник.
— Это бред, — выдохнула Лариса. — Я бы знала. Мне бы пришло уведомление.
— Приходило, — спокойно сказал он. — Ты давно проверяла почтовый ящик?
Она вспомнила, как перед отъездом, в спешке, вытащила из ящика пару брошюр и одну квитанцию, а остальное оставила на потом.
— Вы… кто? — спросила она, вдруг осознавая, что до сих пор так и не поняла этого. — Риелтор? Адвокат? Представитель банка?
Он слегка пожал плечами.
— Можно и так сказать, — ответил он. — Меня наняли, чтобы я разобрался с этой квартирой. У твоего бывшего накопились долги, он расписался где мог. И твой адрес там тоже всплыл.
— Но он не имеет права! — голос Ларисы сорвался. — Квартира не его!
— По бумагам всё выглядит иначе, — без злобы сказал Андрей. — И кому ты это сейчас докажешь за один вечер?
Она сжала виски ладонями. Комната поплыла на секунду, но тут же вернулась на место.
— Хорошо, — хрипло сказала Лариса. — Допустим, то, что вы говорите, правда. Зачем вы сидите на моём диване? Почему вам не хватило просто позвонить, пригласить меня в офис, вручить бумагу?
Он посмотрел на неё чуть мягче.
— Потому что чаще всего люди вешаются не в офисе, — спокойно ответил он.
— Что за глупости… — выдохнула она.
— Не глупости, а практика, — тихо проговорил Андрей. — Ты одна, верно? Дочь в другом городе, мужчина в жизни… если и есть, то не живёт с тобой. Работаешь много, устаёшь. Квартира — единственное твёрдое, что у тебя осталось. Я прав?
Лариса не ответила.
— Поэтому мне поручили быть здесь, — продолжил он. — Не просто оставить бумагу в ящике, не сунуть уведомление под дверь, а дождаться тебя, поговорить. Да, я здесь чужой. Но поверь, есть те, кто пришёл бы куда более жёстко.
— То есть вы… — она с трудом подбирала слова, — вы хотите сказать, что… защищаете меня?
Андрей кивнул.
— Странная защита — влезть в чужой дом, — горько усмехнулась она.
— Странная, согласен, — не стал спорить он. — Но другого способа у меня нет.
В комнате повисла тишина. Телевизор мерцал без звука, на кухне монотонно капала вода из неплотно закрытого крана.
— И что теперь? — спросила Лариса. — Вы сейчас достанете какие‑то бумаги, скажете, что половина квартиры не моя? Или вся?
— Не вся, — покачал головой Андрей. — Пока ещё нет. Но если ничего не делать, через какое‑то время ты можешь остаться и без этой части.
— Через какое‑то время… — она вдруг вспомнила слова цыганки про «сегодня жизнь круто повернёт». Ощущение, что дорога назад уже отрезана, стало почти физическим.
— Ты думаешь, я рад сидеть здесь и смотреть, как человек, вернувшись с поезда, узнаёт обо всём этом? — спокойно спросил Андрей. — Но если бы не я, здесь были бы другие. И разговор с ними был бы куда короче.
— А вы… давно здесь? — вдруг спросила Лариса, сама не зная, зачем ей это.
— Со вчерашнего вечера, — ответил он. — Проверял документы, осматривал квартиру. Смотрел, в каком состоянии жильё, ждал, когда вернёшься.
— Вы ночевали в моей квартире? — она почувствовала, как кровь приливает к лицу.
— Нет, — спокойно сказал Андрей. — Уехал поздно вечером, вернулся днём. Решил, что надо быть здесь, когда ты войдёшь.
Она вспомнила чёрную машину у подъезда.
— Это ваша машина?
— Моя, — коротко кивнул он.
Лариса медленно поставила телефон на столик.
— И чего вы от меня хотите? — спросила она устало.
— Чтобы ты не закрылась в ванной и не стала плакать до утра, — серьёзно ответил он. — Чтобы не хваталась ночью за первую же бумагу, на которой подпишешь всё, лишь бы отстали. Чтобы не побежала занимать деньги под безумные проценты.
— Вы слишком много обо мне думаете, — попыталась она усмехнуться, но вышло слабо.
— Это не о тебе одной, — он покачал головой. — Я таких историй видел слишком много.
Он достал из внутреннего кармана сложенную папку и положил на стол.
— Вот то, что касается квартиры, — сказал он. — Копии договоров, расписок, судебных решений. Завтра пойдём к юристу, всё по пунктам разберём. Сегодня у тебя одна задача — не сойти с ума.
— Завтра… — повторила Лариса. — А сегодня?
— Сегодня ты дома, — просто сказал Андрей. — В своём доме. Пока ещё в своём.
— Вы можете… уйти? — нерешительно спросила она. — Я… не привыкла, когда в квартире чужой мужчина.
Он внимательно посмотрел на неё, потом медленно кивнул.
— Могу, — согласился он. — Но перед тем как уйти, хочу, чтобы ты кое‑что услышала.
— Что ещё? — она устало прикрыла глаза.
— Ты сейчас на перепутье, — сказал он негромко. — Можно сделать вид, что ничего не происходит, спрятать эти бумаги в шкаф и надеяться на авось. А можно принять, что жизнь поменялась, и идти разбираться. Я готов тебе помочь, но только если ты сама этого захочешь.
Лариса молчала.
— Я не святой, — усмехнулся он. — Мне за это платят. Но есть то, что не купишь. Спокойная совесть, например. Когда видишь, как бабушку выгоняют из её дома, потому что она вовремя не прочла бумажку, спать спокойно уже не получается.
— Вы думаете, я бабушка? — невольно возмутилась она.
— Я думаю, что ты человек, который очень устал, — мягко поправил он. — И сейчас на тебя свалилось слишком много сразу.
Она вдруг вспомнила, как стояла на платформе, как тёплые пальцы цыганки коснулись её запястья, как прозвучало: «Не туда ты идёшь». Тогда это казалось пустыми словами. Теперь почему‑то перестало.
— Скажите честно, — внезапно спросила Лариса. — Если всё совсем плохо… я могу потерять квартиру?
Андрей не стал отводить взгляд.
— Можешь, — спокойно ответил он. — Но не завтра и не послезавтра. Есть время, чтобы побороться.
— А если я не хочу сражаться? — глухо спросила она. — Устала.
— Тогда за тебя будут сражаться те, кто ждёт, когда ты опустишь руки, — ответил он. — И, поверь, они не устанут.
Она подняла на него глаза. Взгляд был уже не таким испуганным, как вначале, но в нём появилась тяжёлая усталость и осторожная решимость.
— Ладно, — медленно сказала Лариса. — Завтра — к юристу. Сегодня — вы извините, но я хочу побыть одна.
Андрей встал.
— Это нормально, — кивнул он. — Я оставлю папку здесь.
— Оставьте, — согласилась она. — Только дверь за собой закройте.
— Закрою, — заверил он.
Он направился к прихожей, но у двери вдруг остановился и обернулся.
— Лариса, — сказал он, — если ночью станет совсем тяжело, позвони.
— С чего вы взяли, что станет тяжело? — она попыталась улыбнуться.
— У таких вечеров по‑другому не бывает, — просто ответил он. — Номер телефона внутри папки, на первой странице.
— Хорошо, — кивнула она, сама не понимая, согласна она или просто хочет, чтобы он поскорее ушёл.
Дверь мягко щёлкнула. В квартире наступила тишина. Настоящая, густая, та, к которой Лариса привыкла за годы жизни одна.
Она прошла в комнату, села на диван, на то место, где ещё несколько минут назад сидел Андрей. Папка лежала на столе, тяжёлая, плотная.
— Чужая рука… — вспомнились ей вдруг слова цыганки.
Но сейчас это уже не казалось только угрозой. Скорее — вызовом.
Она не стала открывать папку сразу. Сначала пошла на кухню, закрыла кран, налила себе воды. Руки подрагивали, но дыхание постепенно становилось ровнее.
Потом вернулась в комнату, включила настольную лампу, убавила основной свет.
— Мой дом, — тихо сказала она. — Пока ещё мой.
И только после этих слов, медленно, аккуратно, раскрыла первую страницу папки.
Если вам понравилась история просьба поддержать меня кнопкой палец вверх! Один клик, но для меня это очень важно. Спасибо!