Поезд прибывал в шесть утра. Я знала это точно — сама смотрела расписание неделю назад. Но сейчас сидела на кухне с чашкой остывшего чая и никуда не собиралась.
— Люба, ты серьёзно? — муж стоял в дверях, уже одетый. — Это же твой сын!
— Именно поэтому я не поеду.
Аркадий посмотрел на меня так, будто я сказала что-то на китайском.
— Объясни мне. Парень год служил. Год! Ты его не видела, не обнимала. И теперь отказываешься встречать?
Я отпила чай. Холодный, невкусный.
— Поезжай сам. Если хочешь.
***
Год назад, за два дня до отправки в армию, мой сын Денис сказал мне:
— Ты мне больше не мать.
Вот так, без предупреждения. Стоял посреди кухни — этой самой кухни — и смотрел с такой ненавистью, что у меня ноги подкосились.
— Что? — я не узнала свой голос. — Денис, ты о чём?
— О том! Ты предала отца. Вышла за этого, — он кивнул в сторону комнаты, где Аркадий смотрел телевизор. — Через год после похорон! Год, мам! Даже не выждала приличия ради!
— Денис, это было пять лет назад...
— И что?! От этого менее мерзко?! Отец в земле гниёт, а ты с другим мужиком живёшь!
Я стояла и не могла пошевелиться. Сын никогда — никогда! — так со мной не разговаривал. Двадцать лет растила, любила, ночей не спала. И вот — «ты мне больше не мать».
— Денис, пожалуйста, давай поговорим спокойно...
— Не о чем говорить. Я в армию ухожу. Вернусь — буду жить отдельно. К тебе — ни ногой.
Он ушёл в свою комнату. Хлопнул дверью.
Через два дня его забрали. На проводы я пришла, конечно. Стояла в толпе других матерей, смотрела, как он садится в автобус. Он даже не обернулся. Ни разу.
***
Мне сорок восемь лет. Работаю учительницей начальных классов — уже двадцать пять лет в одной школе. Дети меня любят, родители уважают, коллеги ценят. А собственный сын — ненавидит.
Первый муж, Витя, умер шесть лет назад. Рак. Полтора года боролись, но не вытянули. Денису тогда было четырнадцать — самый сложный возраст.
Он отца обожал. Просто боготворил. Витя его и в походы водил, и на рыбалку, и на футбол. Я всегда была на втором месте — мама, которая кормит и проверяет уроки. А папа — это приключения, это интересно, это настоящая жизнь.
Когда Вити не стало, Денис замкнулся. Месяцами не выходил из комнаты, еле-еле окончил девятый класс. Я водила его к психологу, но толку было мало.
А потом появился Аркадий.
Мы познакомились случайно — в магазине стройматериалов. Мне нужно было починить кран, я понятия не имела, какую прокладку покупать. Он помог. Разговорились. Обменялись телефонами.
Аркадий — вдовец, жена умерла за три года до нашего знакомства. Тоже рак, тоже долго мучилась. Он понимал меня так, как никто другой.
Через год мы поженились. Денису было шестнадцать. Он Аркадия возненавидел сразу. Не разговаривал с ним, не садился за один стол, демонстративно уходил, когда тот входил в комнату.
Я пыталась объяснить: мне нужна поддержка, я не могу всю жизнь быть одна, Аркадий — хороший человек. Денис слушал молча, с каменным лицом. А потом говорил:
— Ты отца предала. Точка.
***
Год армии прошёл странно.
Денис писал мне — редко, скупо, по делу. «Служба нормально. Здоровье в порядке. Денег не надо». Ни одного тёплого слова. Ни одного «мам, скучаю».
Я отвечала длинными письмами. Рассказывала про школу, про соседей, про погоду. Писала, что люблю его, что жду. Он не реагировал.
Звонил раз в месяц — строго по пять минут.
— Привет. Как дела?
— Нормально, сынок. Как ты?
— Нормально. Всё, мам, время заканчивается. Пока.
И гудки.
Я плакала после каждого звонка. Аркадий утешал, как мог.
— Люба, он повзрослеет. В армии мозги на место встают. Вернётся — другой человек будет.
Я хотела верить. Очень хотела.
А потом, за месяц до дембеля, пришло письмо. Последнее.
«Мама, я не хочу, чтобы ты меня встречала. Приедет отец Толика, он меня до города довезёт. К тебе я не вернусь — буду жить у бабушки. Можешь передать мои вещи. Денис».
Ни «целую», ни «до встречи». Даже не «мам» — «мама». Официально, холодно.
Я перечитала это письмо раз двадцать. Каждое слово — как удар.
Он не хочет меня видеть. Собственный сын. Которого я носила под сердцем, которого кормила грудью, которого учила ходить и говорить. Он меня — вычеркнул.
***
— Люба, это глупость, — Аркадий сел напротив. — Ты потом себе не простишь.
— А что прощать? Он сам написал — не приезжай. Я выполняю его просьбу.
— Он мальчишка! Ему двадцать один год! Он не понимает, что говорит!
— Он взрослый мужчина, который год служил Родине. Я думаю, он прекрасно понимает.
Аркадий покачал головой.
— Ты хочешь его наказать. Признайся.
Я вздрогнула. Попала в точку.
— Может быть, — сказала тихо. — А может, просто устала. Устала бежать за человеком, который меня отталкивает. Устала любить того, кто меня ненавидит. Устала быть виноватой непонятно в чём.
— Ты — его мать.
— А он — мой сын. И что? Это даёт ему право меня топтать?
Аркадий взял мою руку.
— Люба, послушай. Я не защищаю Дениса. Он повёл себя отвратительно, я знаю. Но если ты сейчас не поедешь — это конец. Вы уже не помиритесь. Никогда.
— А если поеду? Что изменится? Он посмотрит на меня с презрением, скажет «я же просил не приезжать» и уйдёт к бабушке. И мне будет ещё больнее.
— Или — не скажет. Или увидит тебя и поймёт, что был дураком. Люба, ты же учительница. Ты знаешь детей. Они говорят одно, а чувствуют другое.
Я молчала. За окном светало. Поезд прибывал через полтора часа.
***
Я не поехала.
Аркадий отправился один — сказал, что хотя бы посмотрит издалека, убедится, что всё в порядке.
Я осталась дома. Сидела на кухне, смотрела в окно, слушала тишину.
Через три часа вернулся муж. Один. Лицо серое, растерянное.
— Что? — я вскочила. — Что случилось?
— Люба... — он сел на стул, тяжело. — Я разговаривал с отцом Толика. Который его привёз.
— И?
— Он много чего рассказал. Про Дениса.
Сердце заколотилось.
— Что? Что рассказал?
Аркадий посмотрел на меня.
— Ты знала, что Денис весь год получал письма от Витиной матери? Твоей бывшей свекрови?
Я села. Ноги не держали.
— Какие письма?
— Она ему писала. Регулярно. Каждую неделю. И в этих письмах...
— Что в них?
Аркадий помолчал. Потом сказал:
— Она рассказывала ему, что ты изменяла Вите. Со мной. Ещё при жизни мужа. Что ты радовалась его смерти. Что ты ждала, когда он умрёт, чтобы выскочить за любовника.
Я не могла дышать. Буквально — воздух застрял в горле.
— Это... это неправда...
— Я знаю, Люба. Я знаю.
— Мы познакомились после! Через год после похорон! Я даже не знала о его существовании!
— Я знаю.
— Зачем?.. Зачем она?..
Аркадий взял мою руку.
— Толикова отца это тоже интересовало. Он с Денисом дружил, много разговаривали. Денис ему письма показывал. И знаешь, что отец Толика думает?
Я покачала головой. Слёзы текли по щекам.
— Он думает, что Витина мать сошла с ума от горя. Потеряла единственного сына — и сломалась. И теперь хочет забрать у тебя Дениса. Единственное, что от Вити осталось.
***
Свекровь — бывшая свекровь — Галина Сергеевна.
Я с ней никогда не ладила. Она считала, что сын женился неудачно. Я — простая учительница, без связей, без денег. А Витя мог бы найти кого-то получше. Дочку начальника, например. Или врача.
Когда Витя заболел, она обвинила меня. Сказала: «Это ты его в могилу свела. Своими борщами и котлетами. Надо было следить за здоровьем!»
Я промолчала тогда. Мне хватало горя и без её упрёков.
После похорон она пыталась забрать Дениса к себе. Говорила: «Я его воспитаю правильно. В память о сыне». Я отказала. Денис — мой ребёнок. Мой.
Она затаила обиду. И вот теперь — отомстила.
***
— Где Денис сейчас? — спросила я.
— У неё. Он сразу с вокзала к ней поехал.
— Мне нужно с ним поговорить.
— Люба, ты уверена?
— Да. Ты отвезёшь?
Аркадий кивнул.
Через час мы стояли у подъезда Галины Сергеевны. Пятиэтажка на окраине города, обшарпанные стены, запах кошек.
— Может, мне подождать в машине? — спросил муж.
— Да. Так будет лучше.
Я поднялась на третий этаж. Позвонила.
Дверь открыл Денис.
Год армии изменил его. Возмужал, раздался в плечах. Взгляд — жёсткий, взрослый. И в этом взгляде — ни капли радости от встречи со мной.
— Мам? Я же просил...
— Знаю. Но мне нужно тебе кое-что рассказать. Можно войти?
Он помедлил. Потом отступил в сторону.
Галина Сергеевна сидела в комнате, смотрела телевизор. Увидела меня — и лицо исказилось.
— Ты что здесь делаешь?
— Пришла поговорить с сыном.
— Ему с тобой не о чем говорить! Денис, выведи её!
Сын посмотрел на бабушку, потом на меня. Нахмурился.
— Бабуль, подожди. Пусть скажет.
— Денис!
— Бабуль. Пять минут.
Он вывел меня на кухню. Закрыл дверь.
— Ну? Что такого важного?
Я села за стол. Руки дрожали.
— Денис, я знаю про письма.
Он вздрогнул. Отвёл глаза.
— Какие письма?
— Которые бабушка тебе писала весь год. Про меня и Аркадия. Про то, что я якобы изменяла твоему отцу.
Тишина. Долгая, звенящая.
— Откуда ты...
— Неважно. Важно другое. Денис, это неправда. Всё, что она написала — ложь. Я никогда не изменяла твоему отцу. Никогда. Я любила его до последнего дня!
Сын смотрел в пол.
— Бабушка говорит...
— Бабушка ненавидит меня, — я перебила. — Она всегда ненавидела. И когда твой отец ум.ер, она решила, что я виновата. Что это я его убила. Своими руками.
— Мам...
— Подожди, дай договорить. Я познакомилась с Аркадием через год после похорон. Через год, Денис. В магазине. Случайно. Можешь проверить — спроси у кого угодно. У тёти Наташи, у моих коллег. Они подтвердят.
Денис молчал. Кусал губу.
— Я не предавала твоего отца, — я говорила тихо, но твёрдо. — Я похоронила его, оплакала, пережила — как могла. А потом встретила человека, который помог мне не сойти с ума от одиночества. Это — преступление?
Сын поднял голову. Глаза красные.
— Она так убедительно писала... Столько деталей... Я поверил.
— Я понимаю. Она твоя бабушка. Ты её любишь.
— Она говорила, что ты забыла папу. Что тебе на него наплевать. Что ты даже на могилу не ходишь.
Я вздохнула.
— Денис, я хожу на могилу каждую субботу. Уже шесть лет. Могу показать фотографии — у меня в телефоне. Цветы, свечи, всё как положено.
— Бабушка...
— Бабушка видит то, что хочет видеть. И рассказывает то, что хочет рассказать. Это не злость, сынок. Это — горе. Она потеряла единственного ребёнка. Это её сломало.
Денис сел на табуретку. Обхватил голову руками.
— Мам, я наговорил тебе такого перед армией...
— Помню.
— Я был уверен... Она письма присылала, фотографии какие-то... Там ты с каким-то мужиком, на заднем плане, вроде как обнимаетесь...
— Какие фотографии? — я похолодела. — Денис, какие фотографии?
Он достал телефон, полистал.
— Вот.
На экране — я, Аркадий, какой-то праздник. Мы стоим рядом, он положил руку мне на плечо. Обычный снимок, ничего особенного.
— Это с юбилея тёти Наташи, — сказала я. — Три года назад. Мы там были как муж и жена. Официально, при всех.
— А бабушка написала, что это — доказательство. Что вы вместе ещё при папе были.
— Денис, твой папа умер в две тысячи восемнадцатом. Этот снимок — из две тысячи двадцать первого. Посмотри на дату.
Он увеличил фото. Посмотрел в угол экрана.
— Там нет даты...
— Потому что она её обрезала. Но у тёти Наташи — оригинал. С датой. Хочешь — позвоним ей прямо сейчас?
Денис долго молчал. Потом отложил телефон.
— Не надо.
— Денис...
— Не надо, мам. Я тебе верю.
***
Мы сидели на этой крошечной кухне ещё час.
Денис рассказывал про армию. Про друзей, про службу, про то, как скучал по дому. Говорил — и голос дрожал.
— Я каждый день думал — вот вернусь, и всё ей выскажу. Этой... изменщице. А потом — к бабушке, начну новую жизнь. Без тебя.
Я молчала. Слушала.
— А потом ты не приехала на вокзал. И я... — он запнулся. — Я испугался. Думал — всё. Она меня бросила. Как бабушка и говорила. Не нужен я ей.
— Денис, ты сам попросил не приезжать.
— Да, но... — он посмотрел на меня. — Я думал, ты всё равно приедешь. Что ты будешь стоять там, на перроне, несмотря ни на что. Потому что ты — мама.
У меня защипало в глазах.
— Я хотела приехать. Очень хотела. Но ты так ясно написал... Я подумала — надо уважать твой выбор.
— Дурацкий это был выбор.
— Дурацкий.
Мы посмотрели друг на друга — и одновременно улыбнулись. Криво, неловко, сквозь слёзы.
— Мам, прости меня.
— Уже простила.
— Я столько всего наговорил...
— Забыли.
Он встал, подошёл. Обнял — крепко, по-мужски.
— Я люблю тебя, мам.
— И я тебя, сынок. И я тебя.
***
Из комнаты вышла Галина Сергеевна. Посмотрела на нас — обнявшихся, зарёванных — и побледнела.
— Денис? Что здесь происходит?
Сын отстранился. Повернулся к бабушке.
— Бабуль, мы едем домой.
— Куда — домой? Ты же хотел у меня жить!
— Передумал.
— Денис! Она тебе наврала! Она всегда врёт! Она твоего отца...
— Бабуль, — голос сына стал жёстким. — Я всё проверю. Даты, фотографии, свидетелей. Если ты говорила правду — я вернусь. А если нет...
— Денис!
— Если нет — мы с тобой серьёзно поговорим. О том, что ты пыталась сделать.
Галина Сергеевна открыла рот — и закрыла. Впервые на моей памяти ей нечего было сказать.
***
Денис живёт с нами уже три месяца.
С Аркадием он начал разговаривать — сначала через силу, потом всё легче. Они даже вместе ездили на рыбалку на прошлой неделе. Вернулись довольные, с уловом.
— Нормальный мужик, — сказал Денис потом. — Папу, конечно, не заменит. Но — нормальный.
Для меня это — почти признание в любви.
С бабушкой он так и не помирился. Проверил всё, что обещал: даты, свидетелей, фотографии. Убедился, что она врала. Позвонил ей — один раз — и сказал:
— Бабуль, ты меня год мучила своими письмами. Я чуть мать не потерял из-за тебя. Это — не прощается. Может, потом. Не сейчас.
Она плакала, кричала, грозилась. Он повесил трубку.
Мне её даже жалко — иногда. Одинокая старая женщина, которая потеряла сына и решила отомстить невестке. Глупо, жестоко, бессмысленно. Но в чём-то — понятно.
Горе делает с людьми страшные вещи.
***
Вчера Денис спросил:
— Мам, а ты правда не хотела меня встречать? Или передумала?
Я помолчала.
— Правда не хотела.
— Почему?
— Потому что ты меня ранил. Очень сильно. И я решила, что не буду бегать за тобой. Что ты взрослый — значит, отвечай за свои слова.
— Жёстко.
— Да.
— Но ты же всё равно приехала. К бабушке.
— Приехала. Потому что узнала про письма. И поняла, что ты не виноват. Что тебя обманули.
Денис кивнул. Помолчал.
— А если бы не узнала? Так бы и не пришла?
Я долго думала над ответом.
— Не знаю, сынок. Честно — не знаю. Может, пришла бы. Через день, через неделю. Когда боль немного утихла бы. А может — нет. Может, моя гордость победила бы любовь.
— Страшно.
— Страшно. Поэтому я рада, что Аркадий поехал на вокзал. Что разговорился с отцом Толика. Что всё вскрылось. Иначе — не знаю, чем бы кончилось.
Денис обнял меня. Тихо сказал:
— Мам, давай договоримся. Что бы ни случилось — мы сначала разговариваем. А потом уже обижаемся. Ладно?
— Договорились, сынок. Договорились.
Друзья, если вам понравился рассказ, подписывайтесь на мой канал, не забывайте ставить лайки и делитесь своим мнением в комментариях❤️