Марина думала, что самое страшное в её браке — это охлаждение чувств и вечное недовольство свекрови. Но когда она случайно наткнулась на тайник в комнате двенадцатилетнего сына, мир рухнул. Оказалось, что её муж Олег — совсем не тот, за кого себя выдает, а их семья давно стоит на краю пропасти. И теперь, чтобы спасти сына, ей придется стать жесткой, недоверчивой и… исчезнуть.
***
— Ты что, совсем ослепла? Я спрашиваю, где деньги, Марина! Где, мать твою, триста тысяч с накопительного счета?!
Олег орал так, что на шее у него вздувались вены, а лицо шло багровыми пятнами. Я стояла, прижавшись спиной к холодному кафелю кухни, и чувствовала, как дрожат колени. В руках я сжимала половник, с которого на пол капал борщ. Символично. Вся наша жизнь в последнее время напоминала этот жирный, кроваво-красный след на линолеуме.
— Не ори на меня, — процедила я, стараясь, чтобы голос не срывался. — Я не трогала счет. Это деньги на брекеты Ване. Ты сам пароли менял неделю назад, забыл? «Для безопасности», говорил!
— Не ври мне! — он с размаху ударил кулаком по столу. Чашка с недопитым чаем подпрыгнула и перевернулась. — Пришло уведомление о снятии! Кто, если не ты? У кого еще есть доступ к моему телефону?!
— У тебя. И у твоих… партнеров, — я скрестила руки на груди. — Может, хватит спектаклей? Ты опять проигрался? Или вложился в очередную «пирамиду»?
Олег замер. В его глазах мелькнуло что-то звериное, затравленное. Он тяжело дышал, глядя на меня исподлобья.
— Ты дура, Марина. Какая же ты дура. Я пытаюсь вытащить нас из болота, а ты… Ты меня топишь.
Резко развернувшись, он сгреб куртку и выскочил вон, хлопнув дверью с такой силой, что штукатурка не посыпалась лишь чудом — видимо, только обои её и спасли. Я схватилась за голову. Господи, за кого я вышла замуж? Десять лет назад он был перспективным логистом, душой компании. А теперь? Нервный, дерганый, вечно в долгах, вечно с какими-то мутными идеями «быстрого бизнеса».
— Мам? — в дверях кухни стоял Ваня. В пижаме с динозаврами, взъерошенный, напуганный. — Папа ушел?
— Ушел, сынок. На работу срочно вызвали, — соврала я привычно. — Иди спать. Завтра контрольная.
Ваня переминался с ноги на ногу. Он был слишком взрослым для своих двенадцати лет. И слишком скрытным в последнее время.
— Мам… А если папа не вернется?
— Вернется, куда он денется. Иди.
Я начала убирать осколки чашки. На душе скребли кошки. Уведомление о снятии денег? Но я правда не трогала счет. Значит, он сам снял и решил устроить скандал, чтобы сыграть на опережение? Свалить вину на меня?
Я пошла в комнату сына, чтобы пожелать спокойной ночи, но увидела, что он уже спит, отвернувшись к стене. На полу из под кровати выглядывала коробка от его старой игровой приставки, которую мы давно хотели выбросить. Странно. Она обычно стояла на шкафу. Я нагнулась, чтобы убрать её, и почувствовала тяжесть. Внутри что-то перекатывалось.
Открыла крышку. И замерла.
Внутри лежали не провода и джойстики. Там лежали стопки сим-карт, перетянутые резинками. Чужие паспорта — штук пять, не меньше. И плотный конверт из крафтовой бумаги. Я дрожащими пальцами открыла его. Долговые расписки. На миллионы рублей. И везде подпись Олега. Но самое страшное было не это. На дне коробки лежал листок, вырванный из блокнота. Почерком мужа было написано: «Если не верну до 15-го, залог — квартира и семья. Адрес: ул. Ленина, 45, кв 12...»
Это был наш адрес.
***
Я сидела на полу в детской, сжимая этот листок, и меня тошнило. Реально, физически тошнило. Он заложил нас. Не просто квартиру — он написал «семья». Что это значит в мире тех людей, которым он должен?
— Мама? Ты чего?
Я вздрогнула. Ваня проснулся и смотрел на меня расширенными от ужаса глазами. Он увидел коробку в моих руках и побледнел.
— Откуда это у тебя, Ваня? — спросила я шепотом. Кричать сил не было. — Откуда эта коробка здесь?
Он молчал. Губы его дрожали.
— Ваня! Отвечай! Папа дал?
— Не ругайся… — захныкал он, моментально превращаясь из подростка в маленького испуганного мальчика. — Папа сказал, это игра такая. Шпионская. Сказал, что дома злые люди могут искать документы, и надо спрятать их у меня. Потому что к детям в вещи никто не лезет.
— Шпионская игра? — я почувствовала, как к горлу подступает ярость. — Он тебе это сказал? А про деньги? Он тебе деньги давал?
— Нет… Он только сказал, что если к нам придет дядя со шрамом, я должен отдать ему коробку. И тогда папу не заберут.
— Какой дядя со шрамом, Ваня?!
— Я не знаю! Папа на улице с ним разговаривал, я в окно видел. Дядя кричал, что поставит нас всех на счетчик. Мам, что такое счетчик?
Я закрыла лицо руками. Десять лет брака. Десять лет я строила уют, варила эти бесконечные супы, гладила рубашки, экономила на себе, чтобы у Олега была приличная машина. А он сделал из нашего сына «сейф» для своего криминала.
— Собирайся, — резко сказала я, вставая.
— Куда? Ночь же…
— Собирайся, я сказала! Рюкзак. Смена белья, теплые носки, свитер. Быстро! Телефоны выключи. Симку вынь и оставь на столе.
— Мам, мне страшно… Мы от папы убегаем?
— Мы убегаем от беды, сынок. Быстрее.
Я метнулась в спальню. Документы, мои сбережения (жалкие пятьдесят тысяч, спрятанные в книге кулинарных рецептов), золото, которое подарила бабушка. Всё в сумку. Я действовала как робот. Главное — не думать. Думать буду потом. Сейчас — инстинкт. Бежать.
В прихожей звякнул замок. Кровь отхлынула от лица. Олег вернулся. Или не Олег?
Я схватила Ваню за руку и затащила его за свою спину. Дверь открылась. На пороге стоял муж. Пьяный. Глаза стеклянные, движения дерганые.
— О, а вы чего не спите? — он криво ухмыльнулся, увидев нас в коридоре с сумками. — На курорт собрались?
— Отойди, — сказала я тихо. — Дай нам пройти.
— Куда? — он шагнул вперед, загораживая проход. От него пахло дорогим коньяком и чужими духами. Смесь сладкая и тошнотворная. — Я спрашиваю, куда намылилась с моим сыном? Коробку нашла, да? Любопытная Варвара…
— Ты продал нас, Олег. Я видела расписку. Ты больной. Тебе лечиться надо.
— Лечиться? — он вдруг рассмеялся, и этот смех был похож на лай. — Мне деньги нужны, Марина! Деньги! Я почти всё разрулил, мне нужно только… Квартира мамы. Если она перепишет её на меня, я закрою долг. А ты сейчас позвонишь ей и скажешь, что у Вани рак. Или что я попал в аварию. Что угодно соври, чтобы она завтра же пошла к нотариусу!
— Ты с ума сошел? — выдохнула я. — Врать матери про болезнь внука? Я никуда звонить не буду. Уйди с дороги.
Он схватил меня за плечо. Пальцы больно впились в ключицу.
— Ты позвонишь. Иначе те ребята, которым я должен, придут сюда. И они не будут разбираться, кто тут жена, а кто ребенок. Им плевать.
***
В этот момент Ваня, мой тихий, спокойный Ваня, вдруг рванулся вперед и со всей силы укусил отца за руку.
— А-а-а! Щенок! — взвыл Олег, отпуская меня.
— Бежим! — заорала я, толкая дверь ногой.
Мы вылетели на лестничную площадку. Лифт, как назло, гудел где-то на девятом этаже. Мы побежали вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Сзади слышался топот и маты Олега, но он, видимо, споткнулся или замешкался.
Мы выскочили в холодную ночную тьму двора. Машина стояла у подъезда. Слава богу, ключи были в кармане куртки. Руки тряслись так, что я не могла попасть в замок зажигания.
— Мама, он бежит! — закричал Ваня с заднего сиденья.
Олег вывалился из подъезда.
— Стой, стерва! Убью!
Двигатель чихнул и завелся. Я вдавила газ в пол. Машина рванула с места, едва не задев мусорные баки. В зеркале заднего вида я видела, как муж бежит за нами, размахивая руками, а потом останавливается, согнувшись пополам.
— Куда мы? — всхлипывал Ваня.
— К бабушке Нине. Больше не к кому.
Свекровь, Нина Петровна, жила на другом конце города. Отношения у нас были, мягко говоря, натянутые. Она всегда считала, что Олег достоин лучшего, чем «обычная бухгалтерша без амбиций». Но сейчас выбора не было.
Я барабанила в её дверь минут пять. Наконец, защелкали замки. Нина Петровна стояла в бигуди и старом халате, щурясь от света лампочки.
— Марина? Ночь на дворе! Что случилось? Где Олег?
— Пустите, Нина Петровна. Нам надо спрятаться. Ваш сын сошел с ума.
Мы сидели на её кухне. Я выложила на стол содержимое коробки: паспорта, симки, расписку. Свекровь долго читала бумажку, поджимая губы. Потом сняла очки и посмотрела на меня с ледяным спокойствием.
— И что? Мужик крутится, как может. Времена тяжелые. А ты, вместо того чтобы поддержать, панику наводишь.
— Вы не поняли? — я опешила. — Он заложил нас! Он хотел, чтобы я врала вам про рак Вани, чтобы вы квартиру переписали!
— Ну, соврал бы во спасение, — отмахнулась она. — Квартира всё равно ему достанется. А долги у всех бывают. Ты, Мариночка, истеричка. Неудивительно, что он срывается. Ему ласка нужна, тыл, а ты… шпионишь.
Я смотрела на неё и понимала: это диагноз. Созависимость. Она оправдает его, даже если он кого-то убьет на её глазах.
— Бабушка, папа меня бить хотел, — тихо сказал Ваня.
— Не выдумывай, — резко оборвала она внука. — Отец тебя любит. А ты, Марина, собирайся. Я Олегу уже позвонила, пока ты тут спектакль устраивала. Он сейчас приедет, вы поговорите и помиритесь.
— Вы что сделали?! — я вскочила, опрокинув стул.
— Позвонила сыну. Он едет. Сказал, что с друзьями, помогут вещи перевезти домой.
С друзьями. С коллекторами. Она сдала нас. Собственная бабушка сдала внука бандитам, лишь бы не признавать, что вырастила чудовище.
— Бежим, Ваня, — скомандовала я.
— Куда ты? Дура набитая! — кричала нам в спину свекровь. — Я полицию вызову, скажу, что ты ребенка украла!
***
Мы снова были в машине. Бензина — полбака. Денег на карте немного, наличных почти нет. В городе оставаться нельзя. Олег найдет. Свекровь сдаст. Друзья? У всех свои семьи, никто не захочет связываться с криминалом.
Оставалось одно место. Дом моей покойной тетки в деревне Залесье. Триста километров от города, глухая тайга, связи почти нет. Я не была там лет пять, с тех пор как тетя умерла. Дом стоял заколоченный. Но там была печка. И дрова.
— Мам, я есть хочу, — тихо сказал Ваня через час пути.
Мы остановились у круглосуточного ларька на выезде из города. Я купила воды, печенья и пару пирожков. Каждое движение казалось мне замедленным. Я всё время оглядывалась. Мне мерещился черный джип Олега за каждым поворотом.
— Поспи, сынок. Ехать долго.
Дорога превратилась в ад. Начался мокрый снег. Дворники не справлялись. Машину заносило на поворотах. Я вцепилась в руль до побеления костяшек. Только бы не сломаться. Только бы доехать.
В голове крутились обрывки фраз Олега. «Семья в залог». Как можно было жить с человеком и не видеть, что он гнилой внутри? Я ведь любила его. Или любила тот образ, который он создал? Веселый, щедрый, «я всё решу, малыш». А на деле — пустышка, трус, готовый прикрыться женой и ребенком.
Мы добрались до Залесья на рассвете. Деревня выглядела вымершей. Покосившиеся заборы, черные глазницы окон. Дом тетки стоял на отшибе, у самого леса. Калитка заросла бурьяном, замок на двери проржавел.
Я сбила замок монтировкой. Внутри пахло сыростью, мышами и старой пылью. Было холоднее, чем на улице.
— Здесь мы будем жить? — Ваня с ужасом оглядел комнату с облупившейся печкой и иконами в углу.
— Пока да. Не бойся. Сейчас протопим, приберемся. Главное, что здесь нас никто не найдет.
Я ошиблась.
***
Первые два дня мы занимались выживанием. Я колола дрова (руки потом тряслись так, что ложку не удержать), носила воду из колодца. Ваня помогал как мог, заклеивал окна газетами. Мы почти не разговаривали. Шок прошел, навалилась дикая, свинцовая усталость.
На третий день к нам пришел гость.
Я услышала лай собаки и стук в калитку. Сердце ушло в пятки. Олег? Нашел?
Я выглянула в окно. У забора стоял огромный мужчина в камуфляже, рядом сидела немецкая овчарка. На плече у мужчины висело ружье.
Я вышла на крыльцо, держа за спиной топор.
— Кто вы? Что вам надо?
Мужчина окинул меня цепким взглядом серых глаз. Лицо у него было суровое, обветренное, со шрамом на подбородке.
— Лесник я. Андрей. Соседи сказали, дым из трубы идет в доме Степановны. Думали, бомжи залезли. А тут, смотрю, городские. С топором.
Он кивнул на мою руку, которую я прятала.
— Мы родственники хозяйки. Приехали… пожить. Воздухом подышать.
— В ноябре? В глушь? С ребенком? — он хмыкнул. — Ну-ну. Дышите. Только волки тут шалят в этом году. К лесу близко не подходите. И печку неправильно топите, угорите еще. Зайду вечером, трубу проверю.
Он развернулся и ушел. Я выдохнула. Вроде не бандит. Но взгляд у него был такой… сканирующий. Словно он сразу понял: мы беглые.
Вечером Андрей действительно пришел. Молча почистил дымоход, принес ведро картошки и банку соленых огурцов.
— Еды у вас, я так понял, не густо, — сказал он, ставя банку на стол. — Магазин в соседнем селе, автолавка только по четвергам.
— Спасибо, — я вдруг почувствовала, как к глазам подступают слезы. От этой простой грубоватой заботы. — Сколько я вам должна?
— Бросьте. Вашему пацану молоко нужно, бледный он. Завтра принесу.
Так прошла неделя. Андрей заходил каждый день. Ваня привязался к его собаке, Альме. Сам Андрей был немногословен, но его присутствие успокаивало. Оказалось, он бывший военный, контузия, отставка. Живет здесь бобылем, следит за лесом.
А потом приехал Олег.
***
Было воскресное утро. Солнце слепило глаза, отражаясь от снега. Мы с Ваней расчищали дорожку, когда к дому подъехали две машины. Знакомый черный джип Олега и тонированная «Тойота».
Я застыла с лопатой в руках. Как? Как он нашел?!
Из джипа вышел Олег. Он выглядел ужасно: небритый, под глазом фингал. Из «Тойоты» вылезли трое. Крепкие, в кожаных куртках. Один из них, с золотой цепью на шее, сплюнул в снег.
— Ну вот, Олежка, нашли твою пропажу, — лениво сказал он. — А ты говорил, в Турцию улетели. Бабы — они предсказуемые. В гнездо всегда возвращаются.
— Марина! — закричал Олег. — Не дури! Отдай документы! И подпиши доверенность на квартиру! Иначе они… они заберут Ваню!
— Ваня, в дом! Живо! Дверь на засов! — рявкнула я. Сын метнулся в избу. Я осталась на крыльце, сжимая лопату как копье.
— Ты не получишь ни сына, ни подписи, — крикнула я. — Уезжайте отсюда! Я в полицию позвоню!
— Связи тут нет, милая, — усмехнулся тот, с цепью. — Мы проверяли. Так что давай по-хорошему. Ты нам долг муженька, мы тебе — жизнь.
Они двинулись к калитке. Трое амбалов и мой жалкий, трясущийся муж.
— Олег, ты позволил им приехать сюда? К своему сыну? — прошептала я.
— У меня нет выбора! — взвизгнул он. — Они меня убьют! Отдай им всё! Тебе что, бумажки дороже мужа?!
Они зашли во двор. Я отступила к двери. Страх сковал тело. Это конец. Сейчас они ворвутся, и…
Вдруг раздался оглушительный выстрел. Снег взметнулся фонтанчиком у ног «главного».
Все замерли.
У калитки стоял Андрей. В камуфляже, спокойный, как скала. Двустволка смотрела точно в грудь бандиту. Рядом рычала Альма, шерсть на загривке стояла дыбом.
— Частная территория, — спокойно сказал лесник. — Нарушаем.
***
— Ты кто такой, дядя? — оскалился бандит, но шаг назад сделал. — Иди куда шел, грибник. Тут семейные разборки.
— Я здесь власть, — так же спокойно ответил Андрей. — И вижу я не разборки, а группу лиц, угрожающую женщине и ребенку. Второй выстрел будет в колено. У меня справка есть, я контуженый, мне ничего не будет. А вот вы кровью истечете, пока до больницы доедете.
— Ты че, бессмертный? — бандит полез в карман.
— Не советую, — Андрей взвел курок. — Альма, фас!
Собака рванулась с места молнией. Бандит заорал, когда овчарка вцепилась ему в рукав пуховика, валя его в снег. Двое других дернулись, но дуло ружья смотрело на них немигающим глазом смерти.
— Валите отсюда, — голос Андрея стал стальным. — Номера ваши я срисовал. Участковому в райцентр уже по рации передал. Через полчаса здесь будет наряд.
— Уходим! — заорал тот, что валялся в снегу, отбиваясь от собаки. — Олег, ты труп! Ты понял?! Труп!
Они попятились к машине, таща раненого главаря. Запрыгнули в «Тойоту» и дали по газам.
Олег остался стоять посреди двора. Один. Жалкий, брошенный своими «хозяевами».
Он посмотрел на меня, потом на Андрея.
— Марин… Я… Они меня заставили…
— Уходи, — сказала я. Во мне не было ни жалости, ни злости. Только пустота. — Я подаю на развод. И на лишение родительских прав. Если еще раз приблизишься к Ване — я тебя посажу. Те документы из коробки — они у меня. И я отдам их прокурору.
— Ты не посмеешь… Я твой муж…
— Пошел вон! — гаркнул Андрей, делая шаг вперед.
Олег вздрогнул, ссутулился и поплелся к своему джипу. Он сел в машину и уехал, оставив за собой лишь запах выхлопных газов.
Я села прямо на ступеньки крыльца. Ноги не держали. Андрей подошел, повесил ружье на плечо и сел рядом.
— Испугались?
— Есть немного, — я попыталась улыбнуться, но губы дрожали. — Спасибо вам. Если бы не вы…
— Я же говорил, волки тут ходят. Двуногие волки — самые опасные.
Из дома выскочил Ваня и бросился ко мне на шею.
— Мама! Дядя Андрей! Вы их прогнали!
Андрей неуклюже погладил мальчика по голове своей огромной ладонью.
— Всё, боец. Отбой тревоги. Идите в дом, чай пить. Я сейчас дров принесу.
...
Прошло полгода.
Снег сошел, и Залесье расцвело. Я не вернулась в город. Мы с Ваней остались здесь. Я нашла удаленную работу, интернет Андрей нам наладил — повесил усилитель на сосну. Ваня окреп, загорел, ходит с Андреем на рыбалку.
Олега посадили. Не за долги, а за мошенничество — те паспорта оказались ворованными. Свекровь звонила один раз, проклинала меня, говорила, что я сломала жизнь её мальчику. Я просто положила трубку и заблокировала номер.
А вчера Андрей пришел не с дровами, а с букетом полевых цветов. Стоял, краснел, мял кепку в руках.
— Марин, тут такое дело… Крышу бы тебе перекрыть надо. Да и забор поправить. Может… мы объединим хозяйства? Вдвоем-то сподручнее.
Я посмотрела на него, на Ваню, который возился с Альмой, на этот старый дом, ставший моей крепостью. И впервые за много лет почувствовала, что дышу полной грудью.
— Конечно, Андрей. Вдвоем сподручнее.
Как вы считаете, неужели можно прожить с человеком 10 лет и совсем его не знать? Действительно ли Олег так мастерски скрывался, или Марина просто предпочитала «не замечать» тревожные звоночки ради сохранения семьи?